|
|
Р.М. Барцыц
Абхазский религиозный синкретизм в культовых комплексах и
современной обрядовой практике

Культовые топоры бронзового века / АГМ. Отдел археологии.
ГЛАВА I
ИСТОКИ РЕЛИГИОЗНОГО СИНКРЕТИЗМА
1.3. Исламский компонент в религиозной традиции
Процесс проникновения ислама в Абхазию принципиально отличается от процесса
распространения христианства в крае. Последний носил эволюционный,
поступательный характер, долгое время внедрялся только усилиями миссионеров,
лишь впоследствии послужив колонизаторской политике Византии. Ислам же,
непосредственно связанный с экспансионистской политикой Оттоманской Порты,
изначально представлял собой религию завоевателей: турки, захватившие прибрежную
часть Абхазии и предпринимающие попытки покорения её предгорий, силой насаждали
свою идеологию.
История не сохранила фактов разрушения и осквернения святилищ традиционной
веры Апостолами и последователями Христа. В то же время, «турецкие военные
гарнизоны на Черноморском побережье Кавказа путём открытого применения силы
подавляли христианство, уничтожали памятники»[1]. Серьёзным
разрушениям подверглись памятники христианской культуры – величественные храмы в
сел. Дранда, Илор, Бедия, Моква. Между тем, даже турецкие солдаты не рискнули
разрушить большой храм в Пицунде, опасаясь вызвать возмущение местного
населения, которое продолжало почитать его и приносить возле него клятвы.
Сжигались церковные библиотеки и летописи, почти все храмы были разграблены,
прекращены службы. Подобные
[68]
действия, очевидно противоречащие национальным
традициям толерантности, не могло вызвать симпатии к проповедникам новой веры.
Неудивительно, что «сохранилось много произведений разных жанров в абхазском
устном творчестве, направленных против ислама, мусульманского духовенства,
восхваляющих борцов против них»[2].
Видимо, именно насильственный характер распространения новой веры обусловил
её меньшее, чем у традиционной религии и христианства, влияние на духовную
культуру абхазов. Тем не менее, в результате полуторавековой упорной борьбы
Османская Турция добилась достаточно устойчивого положения ислама на территории
Абхазии. При этом, кроме военной силы, они широко применяли подкуп – «богатыми
подарками и всевозможными хитростями мулл»[3], а также
успешно использовали священные для абхазов отношения родства и свойства.
Возрождение когда-то запрещённой римлянами работорговли, массовая продажа
девушек в гаремы богатых турков, парадоксальным образом роднили между собой
турецкие и абхазские семьи. Заметную роль в таком породнении сыграл и обычай
аталычества[4], предписывающий отдавать детей на
воспитание, после чего между семьями воспитанника и воспитателя считалась
установленной родственная связь – без учёта сословных, национальных и
религиозных различий.
Эти родственные отношения, которые были достаточно тесными и постоянными,
безусловно, способствовали распространению ислама в крае. С другой стороны, они
же, естественно смягчая возможные конфликты на религиозной почве, способствовали
не просто сохранению, но дальнейшему развитию абхазских традиций веротерпимости.
В результате, по свидетельству современника, «в одном и том же семействе можно
встретить весьма часто и христианина и магометанина, живущих между собой в
совершенном согласии»[5]. При этом аб-
[69]
хазы – как христиане,
так и магометане – продолжали прилежно отправлять обряды традиционной веры.
Следует отметить, что ислам был распространён в основном высших кругов
абхазского общества, которые стремились сохранить свою власть и при владычестве
Порты. Князья и дворяне, получавшие наибольшую выгоду от работорговли, состояли
с Турцией и в тесных экономических и связях. Их дети, как и они сами, владели
турецким языком, получали хорошее образование в Стамбуле. Естественно, что они
быстро находили общий язык и с турецкими миссионерами: как отмечает Ш.Д.
Инал-ипа, «постепенно высшее сословие становилось опорой ислама в Абхазии»[6].
Это положение сыграло роковую роль в судьбе абхазского народа в XIX веке, в
эпоху махаджирства. После поражения Оттоманской Порты в битве за Кавказ, князья
и дворяне, исповедующие ислам и не принимающие власть Российской империи,
приняли решение об эмиграции в Турцию, увлекая за собой всех многочисленных
родственников и зависимых от них крестьян. В итоге основная часть
абхазов-мусульман оказалась на чужбине. Это обстоятельство, с одной стороны,
резко снизило влияние ислама среди оставшегося в Абхазии населения, с другой –
способствовало утрате традиций синкретизма в диаспоре. На сегодняшний день, по
единодушному мнению исследователей, абхазы, проживающие в мусульманских странах,
«полностью восприняли учение Магомета»[7].
Несмотря на преобладание представителей дворянства среди мусульман, в период
турецкого владычества влияние ислама было заметным и среди крестьянского
населения Бзыбской Абхазии. Причём его распространение в этой социальной среде
имело иной, соответствующий национальным традициям синкретизма характер. По
свидетельству очевидца, «народонаселение Абхазии, принимая исламизм, примешивало
к этой вере остатки прежних своих верований и абхазцы, называя себя
магометанами, вообще плохие мусульмане. Они нисколько не знакомы с догматами
исламизма, не имеют совершенно
[70]
никакого понятия о коране… большая часть до сих
пор следует некоторым обрядам христианским, смешивая их с языческими»[8].
Действительно, от наследия предков, когда-то принявших ислам, в нашей
крестьянской семье, исповедующей традиционный абхазский синкретизм, сохранились
лишь отдельные следы: периодическое именование Анцва Аллахом, некоторые
особенности в целом вполне христианского погребального обряда (укладывание рук
покойного вдоль тела, иногда – открытая крышка гроба), обычай устраивать поминки
на 52 дня (наряду с православными девятью днями, сороковинами и годовщиной) и
др. А в семье N из г. Гудаута нам с благоговением показали семейную реликвию:
Коран покойного отца, который позиционировал себя не просто мусульманином, но
муллой. Этот Коран мулла использовал и для лечения больных силой веры: выписывая
из него священные суры, он помещал записочки в ладанки и вешал на шею
страждущим. Примечательно, что при внимательном рассмотрении «Коран» оказался
Евангелием начала ХХ века на абхазском языке.
Негоциант М. Пейсонель в середине XVIII века отмечал, что «религия абхазов
представляет собой смесь христианства с пантеизмом, и, тем не менее, абхазы
признают себя благочестивыми христианами»[9]. С.Т. Званба
сообщал о соплеменниках: «Все они вообще питают уважение к остаткам христианских
храмов и в важных случаях принимают в них присягу»[10].
Нина Дадиани, владетельница соседнего княжества Мингрелии, в письме к наместнику
Кавказа графу Гудовичу (1808 год) заверяла, что в Абхазии большая часть простого
народа «держится Христианства и верует в крест и образа наши»[11].
Французский путешественник и коммерсант П. Гибаль, посетивший сел. Лыхны в 1819
году, свидетельствовал, что «абхазы почти все называют себя христианами»…
Начальник Сухумского военного отдела
[71]
В. А. Гейман в 1867 году жителей этого
селения характеризовал именно как «старых христиан»[12].
Это положение укрепилось после окончательного военного и политического
закрепления царской России на Кавказе, когда в Абхазии начался процесс
возрождения христианства: восстанавливались храмы, возобновлялась прерванная на
столетия православная служба.
Таким образом, с появлением ислама в Абхазии продолжилось формирование
синкретного комплекса религиозных представлений. При этом, в духе национальных
традиций толерантности, «никогда абхазы не знали и тени религиозного фанатизма,
и мусульмане и христиане всегда жили в полном согласии, относясь необыкновенно
терпимо к чужой религии, причем христиане праздновали с мусульманами
мусульманские праздники, мусульмане вместе с христианами христианские; многие
«святыни», как Пицунда, Илор, Дыдрипш и др., одинаково почитались и христианами
и мусульманами»[13].
Безусловно, эти примечательные особенности способствовали сохранению до наших
дней многих уникальных традиционных и христианских культовых сооружений. К
сожалению, на территории Абхазии не сохранилось ни одного исламского культового
сооружения того периода, хотя в письменных источниках встречаются упоминания об
абхазских мечетях. Очевидно, это были деревянные сооружения, не отличающиеся
основательностью постройки, что также свидетельствует о менее значительном, чем
христианство, влиянии ислама на абхазскую культуру.
Гораздо большую устойчивость продемонстрировали традиции толерантности.
Представители диаспоры – «настоящие мусульмане» – получив в последние годы
возможность посетить Абхазию, не испытывают каких-либо затруднений при общении с
соплеменниками – в том числе и на духовные темы. Многие из них, посещая родовые
места, где некогда проживали их предки, проявляют живой интерес к своим
фамильным святилищам. Те из потомков махаджиров, кто пожелал осесть на
исторической родине (что встречает со стороны вла-
[72]
стей и коренного населения
Абхазии поддержку и понимание), женятся на местных абхазках-христианках. В свою
очередь, несколько девушек – абхазок из Турции – вступило в брак с жителями
Абхазии православного вероисповедания.
Таким образом, и сегодня в Абхазии сохраняется положение, описанное автором
начала ХХ века: «абхазец до сих пор – и магометанин, и христианин, и язычник.
Рядом с верой в Магомета, он благоговеет перед крестом и остается верен культу
своих языческих богов… Одинаково готов молиться в каждом храме и всякому богу.
Часто случается, что отец семейства мусульманин, жена его – христианка, а дети
тоже принадлежат к обоим вероисповеданиям. Ссоры из-за религии здесь и слыхом не
слыхать»[14].
Действительно, помимо православного христианства и ислама, на территории
Абхазии мирно сосуществовали с традиционной верой и другие иноземные религии.
Так, в XIV веке в Себастополисе (совр. Сухум), существовала католическая
епископская кафедра, функционировало католическое кладбище; в VI веке стала
заметной община иранского огнепоклонства; в XI-XIV веках появились приверженцы
иудаизма; с XI века усилилось влияние Грузинской церкви и Армянской
григорианской церкви.
Добровольное вхождение Абхазии в состав Российской империи в 1810 году
оказало заметное влияние как на демографическую, так и на религиозную ситуацию в
крае. Русские солдаты – ветераны и дезертиры, католики – ссыльные
поляки-инсургенты, протестанты – немецкие и эстонские колонисты, ссыльные
старообрядцы, молокане, пятидесятники, армяне-григориане, бежавшие от турецкого
геноцида, мингрельские переселенцы – все эти представители различных конфессий и
ветвей христианства, проживая бок о бок с абхазами, вступали с ними в соседские
и родственные связи. Ассимилируясь, они перенимали ряд абхазских обычаев, в свою
очередь, делясь с ними собственным духовным наследием, что продолжило процесс
формирования абхазского религиозного синкретизма.
[73]
Примечания
[1] Смыр Г.В. Ислам в Абхазии и пути преодоления его
пережитков в современных условиях. Тбилиси: Мецниереба, 1972. С. 66.
[2] Инал-ипа Ш.Д. Из истории абхазской литературы.
Сухуми: Абгосиздат. 1961. C. 50.
[3] Антелава И.Г. Очерки по истории Абхазии
XVII-XVIII вв. / 2-е доп. изд. Сухуми: Абгосиздат, 1951. С. 59
[4] Инал-ипа Ш.Д. Социальная сущность аталычества в
Абхазии в XIX веке. Труды АИЯЛИ. Вып. XXXVII. Сухуми, 1955. С. 86
[5] Дубровин Н. Ф. История войны и владычества
русских на Кавказе. Т. 1. Кн. II.: Закавказье. СПб.: Тип. К.М. Козловского,
1901. C. 14.
[6] Инал-ипа Ш.Д. Абхазы. Историко-этнографические
очерки. Сухуми: Алашара, 1965. C. 579.
[7] Инал-ипа Ш.Д. Зарубежные абхазы. Сухуми: Алашара,
1990. С. 73.
[8] Абхазия и абхазы в российской периодике (XIX–нач.
ХХ вв.) Книга I. / Составители Агуажба Р.Х., Ачугба Т.А. Сухум, 2005. С.
367-368.
[9] Пейсонель М. Исследование торговли на
черкесско-абхазском берегу Черного моря в 1750-1762 годах. Северо-Кавказский
филиал традиционной культуры МЦТК «Возрождение», 1990. С. 29.
[10] Званба С.Т. Абхазские этнографические этюды.
Сухуми: Алашара, 1982. С. 31.
[11] Акты кавказской археографической комиссии. Т.
III. Тифлис, 1869. С. 203.
[12] Цит. по: Дзидзария Г. А. Лыхны. Сухуми: Алашара,
1986. С. 18.
[13] Чурсин Г.Ф. Материалы по этнографии Абхазии.
Сухум: Абгиз, 1957. С. 24.
[14] Аскочинский В. Абхазы и Пицунда // Домашняя
беседа. Вып. 33. СПб., 1877. С. 929.
Вернуться к оглавлению
Р.М. Барцыц. Абхазский религиозный синкретизм в культовых комплексах и
современной обрядовой практике. Монография. Москва. 2009.
|