|
|
Мусто Джихашвили
Кавказское сафари Сталина
(Воспоминания родственника Нестора
Лакобы)
ПРОКЛЯТЫЙ АРХИВ
Светлана, Берия, Сталин, Лакоба.
И повсюду ему мерещился архив
Нестора
Лакоба: записная книжка председателя СНК,
которую Сарие после гибели мужа возила в Москву и
тщетно пыталась показать
Сталину. Быть может в
ней содержалась информация о смертном
приговоре, который вынесли Берия в 1920 году в Баку
вместе с группой мусаватистов (Лаврентию тогда
непостижимым образом удалось избежать смерти).
Возможно, записная книжка находилась уже в руках
Берия или была сожжена вместе с другими
компрометирующими документами. А что если
записки Троцкого к Нестору? Ведь Троцкий два
раза отдыхал в Абхазии и едва ли не ежедневно
встречался с «глухим»…
Да еще фотоснимок из альбома,
подаренного Нестору Лакоба в сентябре 1933 года.
Эпизод из дачной жизни, но тот случай, который мог
взбудоражить умы. Здесь, на Холоднореченской даче, Сталин и Берия, в
мистической сцене с участием эпизодических актеров, коими были Ворошилов, Лакоба, архитектор Юшкин и
безымянный охранник вождя, продемонстрировали
миру свои истинные намерения. Однако, хорошенько
подумав, Берия решил, что лучше, если мир этого не
увидит.
Но может быть, Лаврентию было наплевать
на весь земной шар, возможно, его интересовала
только реакция Сталина. Сарие рассказывала, что
он, увидев у садовника топор, закричал, что есть
мочи: «Дайте и мне топор, я моложе всех…я один в
силах срубить любое дерево, на которое укажет
Иосиф Виссарионович!». С этими словами он
выхватил у садовника топор и принялся орудовать
им как заправский лесоруб, но исступленно,
неистово. Как будто перед ним были не
обыкновенные для тех мест кустарники, а головы
противников. Потом Лаврентий заткнул орудие за
армейский ремень и сфотографировался вместе со
Сталиным и другими лицами, уже указанными мною в
качестве второстепенных актеров. Берия, на этом
снимке, смотрит не в сторону фотографа, как это
должно быть, а на любимого вождя. Всем своим
видом изображая готовность к любому действию.
Сталину это нравится: под его знаменитыми усами
прячется улыбка…
В альбоме были и другие интересные
фотографии, которые могли представить Сталина и
Берия в непривычном виде. Но главное, на многих
снимках рядом с вождем фотограф запечатлел
Нестора Лакоба и других, теперь уже
ликвидированных «врагов». А память о них должна
была быть стерта с лица земли.
В какой точно день и час начались поиски
архива, - мне это неизвестно. Но первый тревожный
«звонок» прозвучал в начале февраля тридцать
седьмого, когда приятель Нестора
поинтересовался, где находятся бумаги покойного.
Раньше никто не задавал подобных вопросов.
Несмотря на то, что моя сестра была женщиной
выдержанной, я почувствовал в ней некоторую
нервозность и обеспокоенность, однако, не придал
этому особого значения. Тогда меня больше
занимала проблема трудоустройства. Я,
новоиспеченный инженер-строитель, был уволен с
работы без всякого, на мой взгляд, основания. Но у
работодателя… у него то были причины для
увольнения. И причинно-следственные связи,
извините за каламбур,…со следственным отделом
НКВД.
Был теплый зимний день, каких немало в
Абхазии и в это время года. Порой случается, что
весна забредет в февраль и останется там надолго,
и, попирая законы природы, зацветут вишня и
виноград. И вот я иду по городу, вдыхая ароматы
зимнего мая, со смешанным чувством радости и
печали, - за преображение земли и наши семейные
тяготы. Прохожу мимо бывшей гостиницы «Сан-Ремо».
Меня окликают по имени. Кто это? А, Георгий
Чхеидзе, наш «хромой бес». Он живет тут, рядом с
отелем, на втором этаже неказистого дома. Жора
был другом Нестора, одним из немногих, кто не
предаст ни его, ни нас. Он пригласил меня к себе,
на два слова. Георгий Чхеидзе аккуратно посещал
дом Лакоба, но в присутствии Сарие не хотел, не
мог обсуждать щекотливых, болезненных тем. А
здесь, у него на квартире, запретных вопросов не
существовало. Поднявшись по старой, скрипучей
лестнице на второй этаж мы прошли в темную,
пахнущую керосином и мышами комнату. Жора усадил
меня на диван, а сам устроился в потрепанном
кожаном кресле. «Ну что Мусто, как с работой?», -
спросил он, однако, сразу стало ясно, что попал я
сюда совсем по-другому делу. «Да вот, хожу, ищу,
пока ничего не получается». Наконец, Жора
заговорил по существу. «Как Сарие относится к
назначению Алексея Агрба председателем
совнаркома?», - спросил он, явно раздраженный
необходимостью произносить ненавистное имя
нового руководителя. Я обрадовался этому
вопросу, так как прекрасно понимал, что сестра
сильно переживает из-за выдвижения старого
врага Нестора, пусть и не выдает себя. Жора сказал
и несколько теплых слов о Сарие, о ее
колоссальном самообладании, а затем, назвал
Берия подлецом. В конце разговора он заявил, что
Алексея Агрба следовало бы пристрелить, как
бешенного пса…
В тот же вечер я все рассказал Сарие,
ведь мне хотелось сделать ей приятное, а что
может быть для страждущей души милее хорошего
слова. Но мы совер-шили непростительную глупость,
открыв этот секрет и некоторым родственникам,
хотя народная мудрость гласит: «Трое могут
сохранить тайну, если двое из них мертвы». А наш
«секрет» знали шесть или семь человек.
Но кто же такой Агрба и отчего его
ненавидели в семье Нестора? Пока в Абхазии
правил Лакоба, Алексею было крайне трудно
работать в Сухуми. Несмотря на поддержку со
стороны Берия. И дважды Агрба вынуждали оставить
Абхазию. Как-то посредником в споре между ними
выступил сам Серго Орджоникидзе. «…Решительно
надо положить конец абхазской склоке и вновь
взяться за совместную работу…», - писал он
Нестору. Но тот не шел на перемирие, да и Агрба не
очень то желал этого. Тогда Серго поставил вопрос
иначе: « Неужели два абхазца не могут найти общий
язык?». Нестор ответил остроумно, но без обиняков:
« По иронии судьбы у нас один совнарком, а мы оба
хотим быть его председателями».
Агрба и Берия были коллегами по работе в
НКВД, вот почему Лаврентий покровительствовал
ему и при жизни Нестора, и после смерти «глухого».
Однако ненависть Нестора не связывалась ни с
чекистским прошлым Агрба, ни с тем, что тот, как
писал Лакоба «будучи помощником нач. милиции (при
меньшевиках, прим. М. Д.) в Гудаутах,…громил не
только большевиков, но и сочувствующих им
крестьян».
Разве сам Нестор не работал при
меньшевиках комиссаром милиции? Неужто сводный
брат Нестора не был заместителем председателя
НКВД Абхазии? Другое дело, личные качества Агрба,
- хитрость и угодничество. Они беспокоили Лакоба,
эти черты характера давали Алексею преимущество
в конкурентной борьбе…
Но мне Агрба мог пригодиться, я тайно
надеялся на его снисходительность: ведь он взял
вверх над Нестором, пусть и в заочной схватке. Так
что же еще ему надо было от нас? Я рассчитывал
попасть на прием к председателю совнаркома, и,
продемонстрировав показную лояльность,
попросить Агрба устроить меня на работу. Чего
скрывать, каждый из нас с младых ногтей учился
приспосабливаться и лгать. И вдруг по городу
пронеслась ошеломляющая новость: арестовали
Георгия Чхеидзе. За что? Почему?
Говорили, что Жора был в заговоре с
Нестором (на самом же деле, комплот организовали
сторонники Агрба). Но меня это не останавливало.
Нет, я не отличался безграничной
самоуверенностью, в кабинет председателя меня
толкала тривиальная наивность. Но в приемной
Агрба мой пыл значительно охладеет. Я думал, что,
придя к самому началу рабочего дня, сразу же
попаду к шефу. Ведь он знал всех наших в лицо.
Перед тем как доложить обо мне председателю,
секретарша улыбалась и даже предложила чаю, но,
выйдя из кабинета патрона, прошла мимо меня,
словно я не существовал на свете. Я осмелился,
было, напомнить о себе, но эта рыжеволосая
абхазка, как заорет: «Что вы корчите из себя
принца крови! Все еще воображаете, что совнарком
принадлежит вашей семье!?». Я два месяца ничего
не воображал, мне хотелось работать, быть хоть
чем-то полезным Сарие и Рауфу.
Тем временем в кабинет шефа вошли шесть
посетителей. Никто не поздоровался со мной, хотя
трое из них, включая родственника председателя,
Захара Агрба, знали меня весьма неплохо. Мое
самолюбие было сильно задето этим
пренебрежением, но лишь с годами я понял, что они
не питали ко мне никакой личной неприязни. Здесь
действовали только законы борьбы за
существование.
Решив, что настало время уходить, я
направился к двери, но был остановлен
секретаршей. «Куда Вы? Садитесь, садитесь, я
сейчас же узнаю в чем дело!», - сказала она
озабоченно. Я уже начал понимать, что тут что-то
предпринималось. Ведь меня не приглашали к шефу,
но и домой не отпускали. Но только я захотел
улизнуть, дверь председательского кабинета
растворилась, и секретарша поманила меня
пальцем.
Я всегда ненавидел, когда человека
рассматривают, как музейный экспонат, причем у
нас это делают настолько бесцеремонно, что
хочется кричать всем в лицо ругательные слова.
Так и меня разглядывали в кабинете председателя,
точно я был голым или наоборот, необычно одетым.
Выдержав длинную паузу, Агрба сказал: «Подойдите
ко мне!». Я подошел.
«Что у Вас?».
«Заявление!».
«Покажите!».
Я протянул ему бумагу. Он не стал ее
читать, поднял на меня глаза и спросил:
«Что вы хотите?».
«Работать!».
«Какая у Вас специальность?».
«Я инженер-строитель».
«Когда окончили институт?».
«В июле прошлого года».
«Где Вы работали?».
«В проектной конторе».
«Почему уволились?».
«Меня уволили…по сокращению».
«Комсомолец?».
«Да!».
«Обращались ли в горком комсомола?».
«Нет…пока нет».
Агрба пошептался с посетителями, но так
тихо, что я ничего не услышал. Потом он сказал:
«Хорошо, я еще посоветуюсь с товарищами. Думаю,
что-нибудь сделаем для Вас». Он даже изобразил на
лице нечто вроде улыбки.
Я поблагодарил председателя, попрощался
и вышел…
А три дня спустя меня вызвали
повесткой…не в совнарком, а в НКВД.
В проходной, достаточно было назвать мою
фамилию, как сразу же меня препроводили к
следователю Петросяну. Это был мужчина
высоченного роста, с крупными чертами лица,
огромным носом и буйной растительностью на теле,
- по случаю хорошей погоды он закатал рукава
рубашки, но, возможно, хотел внушить мне побольше
страху обезьяньим видом своих толстых,
волосатых рук. Они всегда так поступали:
демонстрировали бицепсы, вертели перед носом
дубинкой или рассказывали кому-то по телефону
про хорошую трепку, заданную твоему
предшественнику. Иногда допросы начинались под
аккомпанемент душераздирающих криков,
доносящихся из соседних помещений. Но чаще всего
к подобным психологическим атакам прибегать не
приходилось, ибо вопли можно было легко вызвать и
в своем кабинете.
Петросян сразу же приступил к делу.
«Почему ты ходил к Алексею Агрба?», - спросил он,
сверля меня взглядом.
«Просил устроить на работу».
«Допустим, допустим. Отчего же раньше не
ходил?».
«Тогда я работал».
«Не хорошо, Мусто, не хорошо! Напрасно ты
со мной неискренен!».
«Я говорю вполне искренне».
«Стало быть, ты отрицаешь, что пошел в
совнарком с целью…разведать обстановку?».
«Какую такую обстановку?».
Следователь посмотрел на меня свирепо.
«Зато я знаю, - закричал он, - Чхеидзе
советовал тебе пристрелить Алексея Агрба, как
бешенную собаку! Ну что, сволочь, скажешь, я вру?».
Был ли я готов к такому повороту событий?
Нет, ни в коем случае. Я думал, что следователя
будет интересовать настроение в нашей семье
после странной смерти хозяина, и ничто другое. Но
как только Петросян завел разговор о моем визите
в совнарком, мне показалось, что он хочет
выведать, не болтал ли я председателю что-нибудь
нехорошее про НКВД. Ведь тогда я еще не понимал,
как тесно связаны их ведомства. Однако я сумел
выдавить из себя оправдание: «Чхеидзе ничего
подобного мне не говорил».
Но Петросян вдруг снизил обороты. Его
тон стал мягче, терпимее.
«Глупый ты! Ах, какой ты дурак! Мы
прекрасно знаем, что никакой ты не заговорщик, а
простой советский парень. Комсомолец! Ведь ты
комсомолец? Нам известно, что пошел ты к
председателю совнаркома не по своей воле, а по
настоянию врага народа Георгия Чхеидзе. Пойми,
дурень, что мы проверяем не тебя, а Чхеидзе!».
Я сказал, что прекрасно понимаю, что от
меня хотят, но не могу наговаривать на Георгия.
«В таком случае, - ответил Петросян, - мне
остается только одно. Вызвать Чхеидзе на очную
ставку с тобой. Тогда уж пеняй на себя!».
Поразительно, как стремительно у чекистов
менялось настроение. Или же они сознательно
переходили от гнева к умиротворенности и
наоборот. Но только Петросян собрался, было,
осуществить свою угрозу, как в кабинет вошел сам
нарком внутренних дел Чичико Пачулия. При виде
шефа, следователь замер на своем месте и все
время, пока тот находился в помещении, не
проронил ни слова.
«Ты меня знаешь?», - спросил нарком,
подойдя ко мне вплотную.
«Да, конечно, по Батуми!».
«Лютфи Джих-оглы твой брат?».
«Да, брат».
«Где он теперь?».
«Понятия не имею».
«Вот что товарищ Джих-оглы (он так и
сказал, товарищ Джих-оглы), мы против тебя
решительно ничего не имеем, более того, уверены,
что ты человек честный и искренний, настоящий
советский инженер (они очень любили произносить
высокие слова, такие, как «настоящий советский
человек» и «подлинный коммунист» или
«комсомолец). Мы тебе во всем поможем, устроим на
хорошую работу, создадим нормальные условия… Но
и ты, в свою очередь, должен нам оказать услугу.
Впрочем, многого от тебя не потребуется, только
разузнай, где находится архив Лакоба».
Значит, они интересуются документами. А
все остальное, лишь предлог для достижения цели.
Включая и разговоры о покушении на председателя
совнаркома. Бедный Жора будет сидеть и без моих
показаний, хотя здесь всегда могли выбить нужные
«улики», даже у куда более искушенных людей, чем
я. Бог знает, как бы я повел себя в том случае, если
бы им вздумалось применить силу, но Пачулия и не
намекал на это.
Ему нужен был альбом с фотографиями, тот
самый альбом, который органы издали для узкого
круга друзей вождя в 1933 году. «У нас имеется
расписка Нестора Лакоба, подтверждающая, что он
в свое время получил экземпляр этого издания», -
продемонстрировал Пачулия наркомовскую
осведомленность.
Все документы и фотографии Нестора,
включая пресловутый альбом, лежали на дне
старого водогрейного бака. Этот временный тайник
можно было довольно легко обнаружить, хотя бы
потому, что о нем знали не только я и Сарие.
Однако до вызова в НКВД я, хоть и предполагал, что
архив зятя может заинтересовать чекистов, но
никак не думал о столь высокой котировке альбома.
Мы припрятали документы не потому, что из всего
наследия Нестора ценили только его бумаги. Или же
с первого дня трагедии рассчитали все ходы
карательных органов. Просто Сарие была обижена
на власть, и не хотела отдавать новым
руководителям ни старой выцветшей фотографии, ни
клочка, ни строчки…
«Мне ничего не известно об этом
альбоме», - сказал я наркому, постаравшись
придать выражению лица и голосу максимум
прямоты.
«Но он существует, и ты, если захочешь,
можешь помочь нам его найти!».
«Я спрошу у сестры».
«Этого как раз не следует делать!».
«В таком случае, я постараюсь тайком
разыскать его, и как только обнаружу, сообщу вам».
«Вот молодец! Я в тебе не сомневался.
Теперь ты можешь идти, но как только найдешь
альбом, неси его сюда, или лучше, позвони мне». И
он дал номер свое-го служебного телефона.
Покидая кабинет следователя, Пачулия
самодовольно посмотрел на подчиненного,
дескать, учись, как следует вербовать людей.
Дома я передал Сарие содержание
разговора с Чичико Пачулия. «Они ничего не
получат», - сказала сестра.
Однако сжечь документы рука не
поднималась. Поэтому мы твердо решили спрятать
основную часть архива в другом тайнике, а
некоторые бумаги и фотоснимки вместе с
макулатурой прилюдно предать огню.
Ночью, я и сестра, как заговорщики,
плотно прикрыв кухонную дверь, сорвали одну их
досок пола и аккуратно уложили туда все письма и
фотографии, не подлежащие уничтожению…
Прошло две недели, я не звонил Пачулия, и
он, как ни странно меня не тревожил. Ни по поводу
архива, ни по делу Чхеидзе. Чем же объяснялось
молчание НКВД? Да тем, что Пачулия было далеко не
до бумаг Нестора, – его срочно переводили в
другое место. А «жертву» Георгия Чхеидзе –
Алексея Агрба вскоре тоже посадили в тюрьму.
Мишень террористического акта хромого Жоры
перестала существовать.
Вернуться к оглавлению
Мусто Джихашвили. Кавказское сафари Сталина. Батуми - Москва. 2003.
Далее читайте:
Лакоба Нестор
Владимирович (1893-1936), председатель совнаркома Абхазской
ССР.
Исторические лица Абхазии (биографический справочник).
Абхазия
(краткая историческая справка).
Абхазы (самоназвание апсуа) автохтонное население Кавказа.
|
