|
|
Мусто Джихашвили
Кавказское сафари Сталина
(Воспоминания родственника Нестора
Лакобы)
ГИБЕЛЬ СЕМЬИ
Сарие с сыном Рауфом.
В один из теплых октябрьских дней 1937
года пятнадцатилетний Рауф шел по главной
сухумской улице с теми сверстниками, родители
которых пока не успели или не сообразили
запретить мальчикам встречаться с сыном «врага
народа». Неожиданно, на перекрестке Сталина и
Атарбекова он увидел властелина Грузии
Лаврентия Берию,
стоящего в окружении нескольких неизвестных
Рауфу мужчин. Мальчик счел эту встречу огромной
удачей, и смело подошел к старому «другу семьи».
Однако и для Берия, и для окружавших его нукеров,
появление Рауфа оказалось полной
неожиданностью. И люди, готовые по первому блеску
пенсне Лаврентия на какие угодно действия,
оторопели как малые дети, да и сам патрон
растерялся не меньше. И одному Богу известно,
какие мрачные мысли пронеслись в его голове.
Спохватившись, этот прекрасный актер обеими
руками привлек к себе сына
Нестора
Лакоба. Повидимому, ему удалось
одновременно ощупать мальчика, чтобы
обезопасить себя от каких бы то ни было
неприятностей. Затем, обведя оторопевших
приспешников уже холодным взглядом, Лаврентий
нарочито громко спросил: «Как поживаешь, Рауфчик?
Не обижают ли тебя здесь?»
И дружелюбно похлопал мальчика по плечу.
Рауф Лакоба – сын Нестора и Сарие.
Рауф давно грезил об этой встрече, но
теперь его мечта осуществилась. От такого
сердечного внимания, он расчувствовался, и слезы,
предательские слезы, совершенно вытеснили из его
не по-юношески умной головы стройные мысли,
которые он вынашивал все это страшное время…
«Дядя Лаврентий, - захлебываясь от слез,
произнес Рауф, - может быть…мой отец, Нестор
Лакоба, действительно в чем-то виноват…ведь он
был профессиональным политическим деятелем. Но
мама, Вы ведь прекрасно знаете, что она никогда не
занималась политикой. Освободите ее…верните мне
маму, дядя Лаврентий!»
Внезапно Берия очень громко, так громко,
чтобы услышал каждый в обычной для провинции
толпе зевак, произнес: «Хорошо, Рауфчик, скоро мы
разберемся во всем, и твоя мама вернется домой».
Но той же ночью несколько чекистов
подняли с постели испуганного, измученного
ожиданиями тщедушного мальчика. После повторной
конфискации имущества, - того малого, что
«милостиво» было оставлено при аресте матери,
его отвезли в НКВД, чтобы через четыре года,
проведя через все, что полагалось «врагу народа»,
расстрелять в подвале Бутырской тюрьмы. Стоит ли
говорить, что Рауф сам отдался в руки НКВД, причем
дважды: когда подошел к Берия с просьбой
освободить мать, и позже, когда написал из лагеря
теплое, почти сыновнее письмо тому же Лаврентию с
просьбой пересмотреть его дело. В стране, где
даже туалеты находились под надзором
«всевидящего ока власти», он бы вряд ли избежал
пули.
Все было кончено. Нет, не в июле 41-го,
когда по выражению поэта: «Рауфа вывели и
расстреляли». Все было кончено той октябрьской
ночью 1937-го. Не стало большой, крепкой, дружной
семьи. С того злосчастного дня, когда Лаврентий
Берия или Нина Гегечкори подсыпали отцу Рауфа
цианистый калий в тарелку с речной форелью,
прошло меньше года. Но за это время в тюрьмы и
подвалы НКВД попали едва ли не все родственники
Нестора и его жены Сарие. Да разве только
родственники? Неужели, только «попали»? Исчезли
почти все прямые и косвенные свидетели гибели
председателя Абхазского Совнаркома. Пропали
люди. Сгинули дома, вещи.
Через несколько дней после ареста Сарие,
наша сестра Назие, тогда еще студентка
сухумского вуза, по своему разумению придя к
выводу, что женщина женщину лучше поймет,
отправилась к жене беспартийного наркома
внутренних дел Абхазии Пачулия. С единственной
целью облегчить если не участь арестованной
Сарие, то хотя бы условия ее пребывания в тюрьме.
Недаром говорят, что наивность – родная сестра
невинности и двоюродная – глупости.
Жена наркома приняла Назие настолько
радушно, что сестра сочла это за признание ее
былого авторитета (еще несколько лет назад
самого Сталина сватали к Назие). Хозяйка же
решила ошеломить гостью своей новой мебелью, тем
более, что она была уверенна: Назие привело в ее
дом женское любопытство. Но когда благоверная
наркома распахнула перед гостьей двери двух
смежных комнат, сестра ахнула, ибо узнала
спальный и столовый гарнитур еще живой, даже не
осужденной Сарие…
Но хватит о вещах, ведь речь идет о
человеческой трагедии…
Сарие успела сделать главное до своего
ареста. Она перезахоронила тело Нестора, так как
была убеждена: надругаются, непременно
надругаются. О том, где теперь покоится бывший
председатель совнаркома, знали только она, мать
«глухого» и наш брат Хэмди. Но они ничего не
скажут: ни следователям, ни стукачам в тюремных
камерах, ни самому Лаврентию Берия. И унесут эту
тайну с собой, в могилу. Не скажет Сарие ни слова
об архиве мужа, который мы спрятали под полом
кухни (одному Аллаху известно, как его не
обнару-жили чекисты), ни о чем-либо другом, что
может задеть честь Нестора. Но сколько мужества,
отчаянного, необъяснимого мужества понадобилось
ей, что-бы не «расколоться». Нет, это мужество
изначально сидело в ней, родилось с ней. Ведь не
испугалась она когда-то, несмотря на угрозы
братьев, несмотря на мусульманское воспитание,
бросить дом и уехать к Нестору –
христианину-язычнику. В совершенно чужой Сухуми.
От нее требовали сознаться в том, что
Лакоба готовил заговор против
Сталина; что этот
заговор должен был осуществиться ее руками.
Пистолет или яд? Но этот позолоченный пистолет ей
подарила сама Надежда Сергеевна – супруга
Сталина…
Рауф Лакоба, Светлана и Яков
Джугашвили на палубе парохода.
Вернуться к оглавлению
Мусто Джихашвили. Кавказское сафари Сталина. Батуми - Москва. 2003.
Далее читайте:
Лакоба Нестор
Владимирович (1893-1936), председатель совнаркома Абхазской
ССР.
Исторические лица Абхазии (биографический справочник).
Абхазия
(краткая историческая справка).
Абхазы (самоназвание апсуа) автохтонное население Кавказа.
|
