Проблема этногенеза является одним из самых сложных вопросов исторической науки. К решению этой проблемы должны быть привлечены разнообразные материалы, добытые специалистами ряда научных дисциплин — историками, языковедами, этнографами, археологами, антропологами, фольклористами и др.
Вопрос о раннем этногенезе абхазского народа не раз ставился в специальной литературе. Одной из распространенных в прошлом теорий, происхождения абхазов являлась так называемая эфиопско-египетская теория, по которой древние колхи и вместе с ними предки абхазов переселились на Кавказ из Северо-Восточной Африки (Нибур, П. Услар, Д. Гулиа и др.).
Другая теория выводит абхазов с Северного Кавказа. Причем, по мнению одних авторов, это якобы произошло еще в античную эпоху (А. Сванидзе и др.), а по мнению других — лишь в период позднего средневековья (А. Дьячков-Тарасов, П. Ингороква и др.).
Третья миграционная теория происхождения абхазов выводит их предков из Малой Азии и непосредственно прилегающих к ней районов Юго-Западного Закавказья (А. Глейе, Н. Я. Марр и др.).
Своеобразную гипотезу о происхождении абхазов выдвинул И. А. Джавахишвили. Он считал, что в далеком прошлом абхазы вместе с адыгами пришли с юга (в частности из Малой Азии) в Западное Закавказье, а оттуда пересилились на Северный Кавказ. Лишь в первых веках н. э. предки абхазов снова вернулись в Закавказье и заняли территорию современной Абхазии.
[119]
В изложенных выше теориях конкретно-исторический вопрос о происхождении абхазского народа по сути дела подменялся поисками его прародины и почти не ставился вопрос о причинах его выселения оттуда. Не решался также вопрос об этническом слиянии пришельцев с аборигенным населением Западного Закавказья. Однако следует отметить, что малоазийская теория происхождения абхазов, как будет показано ниже, имеет определенные рациональные элементы 169.
Против теории миграции высказался ряд ученых, которые настаивали на автохтонности абхазского народа (А. В. Фадеев, Б. А. Куфтин, Л. И. Лавров и др.). Однако, правильно выступая против преувеличения миграционного фактора, эти исследователи сами допустили недооценку данного фактора в вопросе происхождения абхазов.
Касаясь конкретно вопроса о происхождении древне-абхазских племен, надо с самого же начала подчеркнуть, что пока мы еще не располагаем источниками, необходимыми для всестороннего и окончательного разрешения этой сложной проблемы. Тем не менее уже собранные на сегодняшний день материалы позволяют, как нам кажется, наметить основные направления, которые в дальнейшем должны будут привести к его разрешению.
Главные положения изложенной ниже гипотезы о происхождении древнеабхазской этнической общности сводятся к следующему.
Абхазский этнос сложился на черноморском побережье Кавказа (в том числе и на территории нынешней Абхазии) в результате длительного процесса этнической консолидации древнего аборигенного населения края с пришлыми из северо-восточных районов Малой Азии племенами, явившимися носителями «языка-победителя». Ведущая роль пришлых элементов в процессе этногенеза древних абхазов была обусловлена их большей этнической устойчивостью и, в частности, более высокой, культурой.
-----
169. В последнее время Л. Н. Соловьев попытался подкрепить теорию малоазийского происхождения основного компонента абхазо-адыгского этнического массива археологическим материалом (Соловьев, Новый памятник).
[120]
По времени начало этого процесса следует отнести не позднее конца III тысячелетия до н. э., а завершение— к векам, непосредственно предшествующим античной эпохе. В это время складываются) в основном устойчивые древнеабхазские племена, последующая консолидация которых привела (уже в раннефеодальную эпоху) к образованию единой абхазской народности.
Критикуя зарубежные буржуазные теории происхождения кавказских народов, Г. С. Читая справедливо указывал, что эти теории «подменивают вопрос о происхождении вопросом о прародине, причем, если найдено место переселения, вопрос считается исчерпанным, а вопрос об автохтонности любого из этих народов заранее исключается» 170.
В противовес таким теориям, рассматривающим этнос как исторически неизменяемую категорию, советская этногенетическая наука при решении вопроса о происхождении того или иного народа строго придерживается принципов научного историзма. Исходя из этих принципов, мы должны в первую очередь искать этнические корни данного народа именно на той территории, которую он занимает (не упуская при этом и возможность наличия миграционных процессов).
В этом отношении археологические изыскания на территории Абхазии дали уже значительные результаты. Как известно, Абхазия принадлежит к тем частям нашей страны, где ранее всего появляется человеческое общество.
Приведенные в предшествующих главах сведения об археологических памятниках Абхазии, начиная от нижнего палеолита до энеолита включительно (т. е. до того времени, когда вероятнее всего могло произойти переселение на Западный Кавказ иной этнической массы из Малой Азии), со всей очевидностью свидетельствуют, что Абхазия была непрерывно заселена человеком в течение всего этого времени. Потомки аборигенного населения, создавшего эти памятники на протяжении длительных исторических эпох, являлись одним из составных этнических компонентов впоследствии сложившегося абхазского этноса, в силу чего они также должны быть
-----
170. Читая, О задачах, стр. 376—377.
[121]
отнесены к числу далеких предков абхазского народа. Этническая принадлежность древних аборигенов не поддается определению, но не исключено, что они были родственны пришельцам.
Другое важное обстоятельство, которое необходимо учитывать при решении вопроса о происхождении абхазов, является их генетическое родство с иберо-кавказской («яфетической») этнической семьей, подразделяющейся на четыре ветви — картвелы, или грузины (народ, состоящий из трех этнических групп: карты, мегрело-чаны и сваны), вейнахи (чеченцы, ингуши, кистины, бацбийцы), дагестанцы (аварцы, лезгины, даргинцы, лаки, табасаранцы и др.) и абхазо-адыги (абхазы, абазины, кабардинцы, адыгейцы, черкесы, убыхи). Представители этой этнической семьи являются древнейшими обитателями Кавказа и связаны друг с другом общностью происхождения. Поэтому этногенез абхазского народа нельзя рассматривать вне связи с общей проблемой происхождения иберо-кавказского этнического мира, как это до сих пор делали многие исследователи.
С одной стороны, ученые давно уже установили факт генетического родства кавказских языков («кавказские языки — это понятие генеалогическое». — Арн. Чикобава), что указывает на несомненные этнические связи их носителей. "И. А. Джавахишвили в работе «Первоначальный строй и родство грузинского и кавказского языков» показал, что чем в более древние периоды истории коренных языков Кавказа нам удается заглянуть, тем более явственно выступает родство между ними как в лексике, так и в грамматическом строе. Он подчеркивает, что взаимное родство кавказских языков свидетельствует о родстве племен и народностей, которые говорят на этих языках, причем это родство подтверждается не только лингвистическими, но и разнообразными историческими материалами 171.
С другой стороны в науке установлены также несомненные черты родства кавказских языков с некоторыми ныне мертвыми языками Передней Азии, в частности с протохеттским языком. Этот последний, как выясняется, особенно близок к абхазо-адыгским языкам, в частности к убыхскому 172. Говоря о родстве протохет-
-----
171. Джавахишвили, Первоначальный строй, стр. 622.
172. Мессарош, Язык пёкхи.
[122]
тского языка с абхазо-адыгскими языками, Г. А. Меликишвили пишет: «Употребление префиксов в качестве морфологических элементов, а также многие другие явления морфологической структуры языка на самом деле сближают его (протохеттский язык.— 3. А.)... с горскими кавказскими языками (убыхским, черкесским, абхазским и др.)» 173.
Таким образом, лингвистические данные ставят нас перед необходимостью искать один из генетических компонентов абхазо-адыгского этнического массива в прото-хеттской среде, которая с древнейших времен бытовала в центральных и северо-восточных районах Малой Азии.
По мнению ряда ученых, к протохеттам следует отнести, в частности, и малоазийских кашков 174, название которых, как уже отмечалось, увязывается с одним из наименований адыгов — «кашаги». Другим названием кашков, по данным ассирийских источников, было «абешла», которое Г. А. Меликишвили увязываете именем древнеабхазского племени «апсилов» и заключает: «Анализ племенного названия дает нам как будто основание утверждать, что народ кашков (или во всяком случае какая-то часть его) этнически должен быть северокавказского (абхазо-черкесского) происхождения» 175. С. Т. Еремян также причисляет древние абхазо-адыгские племена к протохеттскому этническому миру 176.
Факт бытования определенной части этнических предков абхазо-адыгских народов в северо-восточной части Малой Азии и в юго-западной части Закавказья подтверждается прежде всего топонимическими материалами, на которые указывали многие авторы (П. Услар, А. Глейе, Н. Марр, А. Грен, П. Ушаков, И. Джавахишвили, С. Джанашиа, Д. Гулиа и др.). Укажем лишь на некоторые (древние и современные) топонимические реалии на данной территории — Синопэ, Акампсис, Арипса, Апсареа, Дуабзу, Супса, Фазис и др. Все эти названия, встречающиеся главным образом в приморских частях указанной выше территории, с несомненной очевидностью
------
173. Меликишвили, Наири-Урарту, стр. 400.
174. Там же, стр. 401.
175. Меликишвили, К вопросу об этнической принадлежности, стр. 204.
176. Народы. Кавказа, стр. 443
[123]
свидетельствуют, что данная область в далеком прошлом была населена предками абхазо-адыгов 177.
Об этнических связях абхазо-адыгов с переднеазиатским миром свидетельствуют и этнографические параллели, в частности древнейшие религиозные верования: Интересные данные о несомненных связях абхазского пантеона с хетто-митанийским религиозным миром приводит Д. И. Гулиа 178. Это подтверждают также и абхазо-адыгские этногонические предания, по которым далекие предки народов Западного Кавказа переселились из Малой Азии.
К такому же выводу приводят и антропологические материалы. Б. В. Бунак считает, что древнейшее население Западного Кавказа и Малой Азии принадлежало к одному антропологическому типу, который он называет «понтийской расой». По его мнению, представители ее появились на Кавказе вследствие передвижения малоазийских племен по черноморскому побережью 179. Эта раса сформировалась, по Бунаку, в междуречье Чороха и Аракса 180.
О продвижении малоазийских племен (по всей вероятности, «кашков») на Кавказ свидетельствуют также и данные археологии. По этому поводу Л. Н. Соловьев пишет: «Около рубежа III и II тысячелетий в Колхидской низменности происходит смена населения, о чем свидетельствует появление совершенно иных керамических форм, обнаруживающих, с одной стороны, равно как и в сопутствующем инвентаре, близость в общих чертах с Очамчирским населением, с другой стороны, носящих следы тесной связи с культурными центрами Малой Азии... С большой долей вероятности можно рассматривать эту смену населения в Колхидской низменности как первый этап продвижения на Кавказ малоазийских кашков, принесших сюда не только своеобразный малоазийский тип глиняной посуды, но и собственную металлургию» 181.
Как замечает Е. И. Крупнов, «вывод о тесных древнейших взаимосвязях Кавказа и Малой Азии и даже
-----
177. Джавахишвили, История грузинского народа, стр. 428 -429
178. Гулиа, История Абхазии, стр. 223—228.
179. Бунак, Антропологический состав.
180. Чатая, Акад. С. Н. Джанашиа, стр. 9.
181. Соловьев, Новый памятник, стр. 163.
[124]
о прошлом культурном единстве этих областей популярен и в СССР, и среди зарубежных ученых (Гюбер, Мелларт, К. Шеффер, М. Дюнан и др.) - Для этого имеются серьезные основания; они заключаются как в общих чертах «энеолитической» культуры Кавказа и анатолийского «халколита» (энеолита.— 3. Л.), так и в фактах широкого обмена между Кавказом и странами Ближнего Востока» 182.
Что касается причин, вызвавших переселение определенной части малоазийских племен на Кавказ, то Л. Н. Соловьев правильно указывает на то обстоятельство, что на рубеже III—II тысячелетий в Малой Азии происходило сложение классового общества, которое вызвало относительное перенаселение, создавшее предпосылки для передвижения части населения в другие области. Толчок к этому движению на северо-восток могли дать происходившие в конце III тысячелетия вторжения с запада хеттов-неситов 183.
Возможно, что именно с переселением «кашков» на территорию Западного Кавказа следует увязать появление здесь памятников дольменной культуры.
Эпоху процветания дольменной культуры в Абхазии, т. е. период с начала ранней бронзы и вплоть до конца средней бронзы, следует рассматривать как начальную стадию формирования древнеабхазского этноса, когда происходил интенсивный процесс этнического слияния пришлых малоазийских племен с местным энеолитическим населением края. В этом процессе ассимиляторскую роль сыграли, несомненно, пришлые элементы, поскольку их язык оказался победителем, на что указывает отмеченное выше родство абхазо-адыгских языков с древнейшими языками Малой Азии, в частности с протохеттским. Переселенцы на территории Абхазии утверждали не только свой язык, но и специфические формы материальной и духовной культуры, которые постепенно органически сливались с аборигенными формами культурного творчества. Результатом процесса этнической консолидации пришлых и местных элементов и явился древнеабхазский этнос — непосредственный предок единой абхазской на-
-------
182. Крупнов, Древнейшее культурное единство Кавказа, стр. 5.
183. Соловьев, Новый памятник, стр. 161. (Переселились, разумеется, не все кашки. Какая-то их часть бытовала на территории Малой Азии и значительно позднее).
[125]
родности. В данном аспекте мы и рассматриваем процесс автохтонности в формировании древнеабхазского этноса, поскольку он не в готовом уже виде явился на территорию Абхазии откуда-то извне, а исторически сформировался именно на данной территории.
Установленная тесная историческая преемственность культурных форм начиная от дольменной эпохи до последующих времен, в частности до периода позднеколхидской бронзы, со всей очевидностью указывает на непрерывные этнические связи между создателями разновременных культурных памятников.
Отметим, к примеру, следующий факт. Как известно, дольмены использовались в качестве могильных склепов не только в период их строительства, но и в последующие эпохи, вплоть до первых веков н. э., когда на территории распространения дольменов обитали уже бесспорно абхазо-адыгские племена 184 . Не случайно поэтому, что вплоть до недавнего времени абхазы и адыги с благоговением относились к дольменам, считая их «могилами предков», и не разрешали их раскапывать. Совершенно иным было отношение к дольменам со стороны поздних пришельцев, которые, в частности, использовали дольменные камни в качестве строительного материала 185.
В этой связи можно привести следующее заключение Л. Н. Соловьева: «Анализ погребального обряда дольменной культуры и сравнение с существовавшими еще недавно религиозными представлениями и обычаями абхазского народа привели нас к выводу о том, что между ними нет существенных, принципиальных различий. На протяжении около 4000 лет прослеживаются с чрезвычайной стойкостью одни традиции погребального культа...
Отсюда можно сделать вывод, что в этническом составе населения, занимающего эту территорию с конца III тысячелетия, когда здесь появился данный культ, и до современной эпохи не происходило коренных изменений... С этим придется считаться при выдвижении различных гипотез о каких-то сравнительно недавних значительных изменениях в составе населения территории Абхазии» 186.
-----
184. Смирнов, К вопросу о формировании, стр. 66—67.
185. См. Сысоев, Археологические экскурсии, стр. 139.
186. Соловьев, Погребения, стр. 94.
[126]
Таким образом, начиная приблизительно с рубежа- III — II тысячелетия до н. э., когда, по-видимому, имело место переселение на Западный Кавказ малоазийских «кашков», в составе древнего населения Абхазии не произошло больше существенных изменений. На это указывает, в частности, анализ памятников культуры более поздних эпох.
Последующая стадия культурного развития общества на побережье Абхазии, тесно связанная с предшествующей, представлена значительным комплексом памятников, известных под названием «колхидской культуры».
Б. А. Куфтин, говоря об инвентаре абхазских дольменов, пишет: «Все эти предметы, являясь прототипом кобаньских (колхидских. — 3. А.), указывают на несомненную тесную преемственную связь между строителями дольменов и тем населением, которое позднее развивало кобаньскую культуру» 187.
Колхидская культура развивалась в тесном культурно-экономическом контакте с соседними синхронными ей кобанской и прикубанской культурами. Между носителями этих культур существовали, несомненно, и этнические связи. «Следует иметь в виду, — пишет Е. И. Крупнов, — что некоторая общность материальной культуры на всей территории соответствовала в прошлом и языковой общности, так как все древние племена по Тереку, Кубани и Риону до середины I тысячелетия до н. э. составляли одну иберо-кавказскую семью» 188 . Эту языковую общность,, разумеется, следует понимать в том смысле, что на всей этой большой территории господствовал не один язык, а группа родственных языков, причем не только в зоне распространения трех близких друг другу культур, но и на территории каждой из них в отдельности. Нельзя поэтому приписывать, скажем, колхидскую культуру какому-либо одному народу. В создании этой культуры участвовали предки картвелов, абхазов, а также, возможно, и некоторых других народов.
В этой связи необходимо напомнить, что в системе единой колхидской (западногрузинской) культуры исто-
-----
187. Куфтин, Материалы, стр. 271.
188. Крупнов, О происхождении, стр. 62.
[127]
рические памятники на территории Абхазии отмечались своими особенностями. Б. А. Куфтин выделил ряд культурных форм, которые являлись «местной особенностью, присущей абхазской бронзе» 189. О. М. Джапаридзе также высказывается за наличие на территории Абхазии эпохи поздней бронзы «своеобразного, локального варианта» колхидской культуры 190. Выше приводилось и мнение Г. Ф. Гобеджишвили, который говорит о «весьма своеобразном, локальном варианте колхидской культуры» на территории Абхазии 191.
Вполне возможно, что это своеобразие отличалось не только особенностями хозяйственной жизни местного населения, но и его этническими особенностями. В частности, оно являлось, надо полагать, одним из показателей этнической индивидуальности (в целом) населения Абхазии рассматриваемой эпохи.
Однако в условиях еще существовавшего первобытнообщинного строя на территории Абхазии должны были проживать племена, которые отличались друг от друга как по языку, так и по элементам культуры, представляя по сути дела самостоятельные этнические единицы. На это обстоятельство указывают, в частности, весьма конкретные различия в способах захоронения покойников.
Погребальные обряды принадлежат к числу важнейших этнографических признаков, отличавшихся в древности особенной устойчивостью, и поэтому имеют большое значение для решения этногенетических проблем. Наличие сходства или преемственности в погребальных обычаях может свидетельствовать об этническом единстве, и, наоборот, отсутствие такого сходства нередко указывает на этнические различия 192.
Говоря о погребальных обрядах куланурхвинского могильника, М. М. Трапш пишет следующее: «Захоронение покойников в простом грунте в вытянутом положении на спине с инвентарем колхидского и скифского типов... в Абхазии впервые обнаружено в сел. Куланурхва. При
-----
189. Куфтин, Материалы, стр. 214.
190. Джапаридзе, Дольменная культура, стр. 88.
191. Археология Грузии, стр. 146.
192. Крупное, Древняя история Сев. Кавказа, стр. 91.
[128]
нимая во внимание, с другой стороны, способ погребения покойников в глиняных сосудах с инвентарем колхидской бронзы, известный ранее из селений Эшера (Сухумского района) и Приморского (Гудаутского района), а также погребения в скорченном положении на боку и захоронения через кремацию, выявленные в некрополях Сухуми за последние годы, следует признать, что в Абхазии в эпоху куланурхвинского могильника существовали четыре типа погребального обряда: через простое захоронение покойников в вытянутом положении на спине или в скор-ченном положении на боку, через кремацию и, наконец, в глиняных урнах.
Это обстоятельство указывает, по-видимому, на некоторые различия этнического состава населения, жившего на территории Абхазии в интересующее нас время, в VIII—VI вв. до н. э. В этот период весь Кавказ, в том числе и современная Абхазия, был ареной бурных исторических событий и передвижений древних этнических групп, от которых могли сохраниться следы в традиции и культуре» 193.
Вместе с тем М. М. Трапш делает заключение, что «основная часть населения современной Абхазии несомненно принадлежала к одной этнической группе» 194. Подобное заключение может быть принято с той оговоркой, что данная «этническая группа» представляла собой не единую народность, а родственные между собой племена, связанные общностью происхождения. Тем не менее между ними порой могли быть существенные различия в культуре и быту, что, очевидно, и находило свое выражение в различии погребальных обрядов.
В период расцвета колхидской культуры, как было показано выше, на побережье Кавказа происходило интенсивное разложение первобытнообщинных отношений и зарождение классовой организации общества. Именно в этих условиях, как известно, складываются более или менее устойчивые союзы соседних (и в значительной части родственных) племен. Одним из таких крупных племенных объединений на территории Северо-Западного Кавказа был киммерийский союз.
-----
193. Трапш, Памятники стр. 81.
194. Там же, стр. 82.
[129]
Несколько позднее на территорию Абхазии проникают «скифо-сарматские» этнические элементы, о чем свидетельствуют памятники «скифского типа», обнаруженные здесь во время археологических раскопок 195.
Однако эти северные элементы не оказали существенного влияния на этнический облик древних абхазов, которые в дальнейшем все теснее и теснее связывались со своими южными соседями — родственными западнокартвельскими племенами.
-----
195. Трапш, Грунтовые погребения.
[130]