6 октября 1993 года
Что-то вроде эпилога к моим дневниковым записям. Уже который день нашей Победы – взятие Сухума. А наступление началось 16 сентября.
Абхазцы освободили Сухум и Абхазию. За этой скупой строкой столько волнений, тревог, переживаний, страха, надежды и отчаяния.
Были сильные бои в районе где я живу – ул. Эшба, у школы и подземного перехода. Мы сидели в подвале, а грохот стоял невообразимый, и замирали сердца – не в наш ли дом попал снаряд. Каждый раз выбегали во двор на секунду и в квартиры, чтобы взглянуть – не у нас ли горит. В дом попал снаряд, и наверху, у Маквалы и Гии Эсебуа, сгорели дотла квартиры. Захватило и квартиру русскую на 5-ом этаже. Загорелась и крыша, но соседи под обстрелами бегали к бассейну возле «Колоса», таскали ведрами воду (воды ведь в домах давно нет) и смогли потушить крышу. Иначе могли загореться все квартиры. Крыша у нас легковоспламеняющаяся. Зато на ул. Эшба 9-ти этажки и одна 5-ти этажка горели как хорошие свечи. Подожгли дома сами гвардейцы. Люди ничего из вещей не смогли спасти – они в это время сидели в подвалах, спасаясь от обстрелов. Наученные горьким опытом, я и соседки моего подъезда собрали свои вещи (кроме мебели), связали их в узлы и тюки и снесли в подвал. Там же и сидели круглые сутки и даже спали несколько дней. Я спала на своем курортном шезлонге, конечно, без особого комфорта. Когда абхазцы вошли к нам во двор и заняли уже вокзал – все снова занесли и распаковали. Перед наступлением на нашу улицу, в подъездах нашего дома, у меня на первом этаже – тоже, сидели по 2-3 гвардейца, спали – они прямо там на полу, в углу – куча гранатометов, а мы – в подвале. Заходя на секунду в свою квартиру, я прошмыгивала мимо них, а сердце замирало. Им сказали, что в доме уже не живут абхазцы, а я – русская. Пробудь они в нашем дворе несколько дней, они бы узнали кто я, и тогда трудно было бы предсказать события в отношении меня. Они были очень обозлены. А на углу нашего дома рыли дзоты, окапывались. Но ночью они ушли в бой и больше к нам не вернулись. А бой был очень сильный и длился почти всю ночь. Мы сидели в подвале при слабом свете керосиновой лампы. Потом прилегли там же.
Итак, вошли абхазцы. Начался обратный процесс, т.е. сработало действие бумеранга – грабежи, занятие домов и квартир, кроме, слава Богу – убийств. О чем тут были весьма наслышаны, т.е. о массовых убийствах и захоронениях. Все ложь! Почти все соседи дома – мегрелы остались в наших коммунальных домах. Они похлопывали абхазских боевиков по плечу и егозили перед ними: «Наши мальчики, наши мальчики!». Я и то стеснялась к ним подойти, хотя ждала их прихода с великим нетерпением. Я была тут уже на грани: каждый день убийства, изнасилования женщин, грабежи, голод, дрожала каждую ночь и все мысленно обращалась к своим: «Да где же вы, почему медлите и не идете?». Теперь Дареджан каждую ночь запирает дверь на засов, а мне уже это не нужно. Я не боюсь никого. А когда мы страшно боялись, она дверь не запирала, потому что ей было не страшно, а нам страшно. Времена и роли переменились. Я достала свою табличку с фамилией, снятую с 1989 года и повесила, а Дареджан уже сняла свою. Вот так-то! «И на нашей улице праздник настал!». Непрерывный поток машин в сторону Гудаута с награбленным у грузин имуществом. Грузины везли вещи абхазов на восток Грузии, абхазы – на запад, в обратном направлении. Вообще же это мне где-то и смешно – наблюдать все это. «Что посеешь – то и пожнешь», говорят же русские. Кстати, русские тоже не зевают. Абхазцы разрешили населению пойти на кондитерскую фабрику и взять себе там продукты. Открыли замки. И все ринулись почти рыча. Хватали все, что было под рукой. Мешками муку, сахар, арахис, какао и т.д. Я, конечно, не умею угнаться за прыткими русскими, у которых сильно развит хватательный рефлекс. Люди просто обезумели. Я нарвала там в подсобном хозяйстве зеленые помидоры, фасоль, набрала арахиса, воск нашла. И это все мои трофеи. Но и это чудо просто, хоть не помру теперь. Приехали через несколько дней мои. Сначала оставили российские деньги, но они мне пока ни к чему – у нас рынок не работает, никто никакую еду не продает, а лишь ищет. Русские, схватив тачки, сумки и мешки, пошли грабить мегрельские огороды и сады по городу и в Ачадара. Я и это не могу. Мои привезли мне немного овощей – этим и живу. Из Гудаута привозят хлеб черный в фургоне каждый день. Дают у «Колоса». Бесплатно! Всем одинаково, не взирая на национальность. Сначала давали по одной буханочке, теперь – по две. А в самом Гудаута уже из-за нас хлеба не хватает.
Но вот смотрю и думаю: зачем воевали (правда, освободили Абхазию силой) – все мегрелы тут остались. И будут ждать своего лучшего часа. Они постараются взять реванш, собравшись с новыми силами. Едва ли они смирятся с тем, что у них отняли дома и квартиры, имущество, вообще отняли землю, сады мандариновые… Я боюсь, что они станут бомбить город и превратят его в руины, могут убивать исподтишка, ведь ушли многие в горы, отравлять водные источники. И впустить их всех сюда нельзя – станут мешать, саботировать, проводить диверсионные акции и устраивать терроризм. Что-то еще будет! Мне тревожно. Не проглотят они эту пилюлю – потерю Абхазии, этого лакомого кусочка земли.
Злюсь и на абхазцев. Они набрали вещи и укатили опять в Гудаута, а мы снова тут остались в этих невыносимых условиях жизни. По прежнему нет воды, света, огня, все стекла у нас выбиты – впереди же зима. Заняли чужие дома, оставив на воротах записи, что занято и фамилии, сами уехали опять-таки. А мы снова тут и за все нам придется в случае отвечать. Нас второй раз тут грузины в живых не оставят. Сухумские беженцы абхазцы – жившие весь год в Гудаута и ограбленные тут грузинами, тоже приехали сразу, поглядели на свои разворованные квартиры снова укатили назад. А мы опять тут остались. Да, здесь жизнь тяжелая, голодная, ничего нет для жизни, но ведь мы тут так жили целый год – в условиях войны и блокады. Это был очень тяжелый год борьбы нашей за выживание. Гуадутцы так и не поняли этого. Вижу по их рассказам и их реагированию на наши сетования. И еще интересное. Те абхазы которые здесь оставались весь год, настроены более непримиримо по отношению к грузинам из-за всего пережитого. Мы же тут очень нагляделись на их нравы и наглость, когда они нас элементарно лишали даже куска хлеба. А абхазы, приехавшие из Гудаута благодушны, якшаются с грузинами-соседями как ни в чем не бывало, уже все им простили, жалеют их. Конечно, великодушие по отношению к поверженному (поверженному ли еще, как сказать?) противнику благородно, но и прощать все, значит, ждать снова повторения всего того, что было. Не все можно прощать! Я ничего не забыла, не простила. Хотя меня и не убили и не ограбили. Моя соседка Дареджан уже всем моим рассказала, как она меня спасала от гвардейцев три раза. Значит, не предательство не считается нормой, а возводится в степень великодушия и благородства. Она и мне несколько раз уже говорила об этом. Боится за себя. Я ей ответила, что и я ее в обиду не дам. Да, не выдала, но и доброжелательности по отношению ко мне, единственной абхазке, оставшейся в нашем доме, не было. Всю зиму ее муж гвардеец таскал по 10 буханок хлеба в дом и ни разу не предложил ни одной. Даже за деньги! Не спросили, есть ли у меня хлеб. А у меня его не было уже несколько месяцев и просить его я у них не могла. Сухари кончились, муки у меня не было… А у них было все – и хлеб, и мука и все прочее. Разве я могу это забыть? Не приди абхазцы, я бы с голоду околела. А сейчас они вместе со всеми бегают к абхазской машине за хлебом – и ничего. Будто так и надо! Да, так и надо, вот это и есть настоящая демократия, когда хлеб всем, а не избранной нации. Подавились бы они такой своей «демократией». Ребята абхазские не злобствуют, относятся к ним лояльно, никого не обижают. А они такие ужасы в своих газетах и по телевидению рассказывали об абхазах, напугали население до смерти. Знай грузины тут все, что их никто не тронет, они бы, к сожалению, не уехали. А так, их пропаганда лишь сыграла нам на руку – перепуганное грузинское население бежало сломя голову. Что было и нужно абхазцам. Их никто не гнал – сами бежали. Русские, как обычно, «и нашим и вашим». Кто будет кормить, с тем и останутся. Но грузины их не кормили и они стали ждать абхазцев, надеясь, что те к ним будут добрее. Так и случилось. Но вот сами-то русские не все были на высоте. Наступление абхазов их очень напугало – опасались за свои шкуры и имущество. Лишь бы не стреляли, была бы работа, хлеб и быт налажен, а там, кто ни будет, Бог с ним – абхазы ли, грузины ли… А впрочем, чего другого ждать. Были и сочувствующие, но скрывали это тщательно, боясь за себя. Ведь дал же один сосед Маргания, то ли мегрел, то ли абхазец по физиономии русской соседке за то, что она перед наступлением имела неосторожность сказать: «И на нашей улице будет праздник!». Или что-то вроде: «Когда придут наши». Так что язык нужно было все время держать за зубами. А я теперь молчу. О чем с ними говорить? Время само все расставит по своим местам. И история в будущем скажет свое слово.
Итак, Бог милосердный услышал мои еженощные почти весь год молитвы! Слава ему и моя благодарность.
И наконец. Вот он, результат колониальных и имперских эмоций: «Нас много, вас – мало; нас много – вас мало. Не смейте командовать – Абхазия земля грузинская, а вы всего лишь пришельцы, скажите спасибо, что живете здесь, мы вас приютили. Сухум – грузинский город!» - вот примерный лейтмотив, звучащий перед абхазцами в последние годы с начала злополучной перестройки – катастройки, терпеливо сносивших все эти оскорбления, но не выдержавших вконец. И вот он результат – красная тряпка перед разъяренным быком. Неужели сами грузины этого не понимают, что бумеранг часто возвращается назад и бьет по тому, кто его запустил?