История земли насчитывает пять миллиардов лет. История человечества по сравнению с ней является мигом. Мы живём в кайнозойской эре, которая началась задолго до появления человека. Но история земли без человека была бы неполной, ибо природа и человек – едины.
Вопрос о прародине человека спорный, но за последнее тридцатилетие можно говорить об его африканском происхождении, в местах сейсмической активности.
Основой археологической периодизации первобытной истории служат различия в технике обработки камня. Существуют признаки отличия обработанного камня от необработанного.
Древнейший период человеческой истории называется палеолитом (по-греч. палайос – древний, литос – камень). В Абхазии палеолит делится на ранний (ашель), средний (мустье) и поздний.
В палеолитических памятниках различаются стоянки, дошедшие до нас в неизменном виде так, как их оставили жившие на них люди, и местонахождения – в переотложенном состоянии в результате природных явлений. В них нет ни жилищ, ни кострищ, ни культурного слоя, а лишь одни вещи (каменные орудия).
Палеолит – время становления человека в Абхазии: в раннем и среднем палеолите жили архантропы и палеоантропы, неандертальцы, а в позднем – неоантропы (Homo sapiens). В эту эпоху происходило развитие общественного строя людей от первобытного стада до родового строя.
Расширение зоны обитания человека на земле тогда способствовало образованию расовой дифференциации на европеоидную, монголоидную, негроидную и австралоидную. Мы с вами – европеоиды.
Ашельская эпоха началась в Абхазии около 400–300 тыс. лет назад. «Первоначальные», а затем древние люди продвигались на нашу территорию из Малой Азии небольшими группами по нескольку особей, связанных кровным родством.
Условия существования первобытных людей были суровые: похолодания и потепления сменяли друг друга. Ледники четыре раза наступали и отступали. Всё это влияло на изменения животного и растительного мира, что в свою очередь отражалось на габитусе (внешний облик) того человека. Он селился тогда в полосе низких предгорий, на поверхности древних морских и речных террас (на 5-й террасе), возвышающихся над современным уровнем моря на 80–110 м. Древнейшие изделия первобытного человека найдены в Абхазии более чем в 130 пунктах.
Ашельское рубило.
Одним из характернейших орудий этого периода является массивное миндалевидное рубило. Его один конец имеет вид острия, а противоположный – «пятку», которая служила рукоятью. Оно было универсальным орудием. Важное значение придавалось отщепам, полученным в результате оттесывания исходного каменного желвака-нуклеуса или путём расщепления кремневого валуна на две части. Чертой раннего палеолита Абхазии является изобилие кремневых отщепов при небольшом количестве ручных рубил.
Такая картина сближает каменный век Абхазии с палеолитической стоянкой Клектон-он-Си (Англия) и местонахождением Леваллуа (Франция). Подобное сходство обычно вызывалось приспособлением к относительно одинаковым условиям жизни в разных, порой далеко отстоящих друг от друга местах.
Яштухская стоянка. Мировую известность приобрела ашельская Яштухская стоянка, расположенная на северо-восточной окраине Сухума, вдоль подошвы и на склоне горы Яштхуа. Эта стоянка первобытного человека является одной из древнейших и крупнейших на территории бывшего СССР. Её площадь – около 70 га. Здесь имеются выходы пластов известняка, богатого кремневыми включениями, что привлекло сюда первобытного человека Абхазии. Вся Яштухская стоянка представляла собой грандиозную «мастерскую» для изготовления примитивных орудий, без которых нельзя было выжить. Территория стоянки буквально усеяна большим числом кремневых сколов (отходы производства, недоделанные, повреждённые во время использования или потерянные кем-то орудия). Там же существовали жилые длительные стойбища и кратковременные охотничьи стоянки.
Средний палеолит Абхазии. Во время оледенения ледники спускались иногда до 300 м. над уровнем моря, как это было, например, в Цебельде в эпоху среднего палеолита (мустьерский период, название которого происходит от названия деревни Ле-Мустье во Франции). На нашей территории известно свыше 100 пунктов находок мустьерских орудий, охватывающих период 90–35 тыс. лет назад.
Помимо первичных приёмов обработки с целью получения отщепов, в мустье развились вторичные приёмы, изменявшие их форму (подтеска, ретушь). Это привело к становлению важнейших орудийных форм – остроконечника и скребла. Тогда же люди научились делать составное (из дерева и камня) охотничье оружие – рогатины, копья, дротики. Основными занятиями мустьерцев были охота и собирательство, изготовление орудий труда. А пищей являлось мясо пещерного медведя. Происходит постепенное разграничение между мужским и женским трудом. Этому способствовала большая оседлость по сравнению с ашелем. Женщины в основном занимались поддержанием огня, копчением мяса, собирательством, изготовлением одежды. Мужчины охотились и производили орудия труда. В конце мустье формируются этнически близкие группы общин, связанные единством территории, хозяйства и культуры, т. е. предплемена. Наиболее важным культурным приобретением мустьерской эпохи явилось освоение выработки способов искусственного добывания огня (путём трения дерева о дерево). Интересно, что ещё в начале XX века при появлении мора скота абхазы тушили огонь у себя в очагах, а затем раздобывали священный огонь путём трения фундуковых палочек и разводили костры, между которыми проводили всех домашних животных и людей. После чего священным огнём вновь зажигали свои очаги.
В мустерьский период всё большую роль в жизни людей играют естественные пещеры и навесы, которыми богата горная зона Абхазии (Апианча, Мачагуа и др.).
Человек разумный Абхазии. Для эпохи позднего палеолита Абхазии характерно появление современного человека (началось примерно 35 тыс. лет назад). История собственно человечества ведётся именно с этого времени, когда была создана первичная общественная ячейка, состоявшая из нескольких больших семей, которые обитали либо в пещерах, либо в совмещённых деревянных жилищах. Одно такое жилище известно на окраине Сухума, в районе Лечкопа. Семья группировалась вокруг женщины – матери-прародительницы. Возникает её культ. Надо полагать, что название высшего абхазского божества – Анцва (что в переводе – «матери») восходит к той же исторической эпохе. Поэтому женщина являлась уважаемой хранительницей кровного родства, огня и традиций. Именно тогда появились первые украшения, кроеная одежда из кожи и меха, плетеные верёвки, тяга к искусству – живописи, скульптуре, уважение к умершим, язык и другие черты человеческой жизни, существующие до сих пор. Полагают, что в это время появились и определённые сведения, которые передавались из поколения в поколение в форме примитивных преданий и мифов.
Одним из наиболее ранних и характерных религиозных представлений был анимизм – вера в существование души человека, животных, растений и загробной жизни. Среди абхазов в качестве пережитков ещё в недавнем прошлом бытовали культ покойников, преклонение перед священными рощами и отдельными деревьями, грозными явлениями природы и т. д.
Другая форма религиозных воззрений проявлялась в форме тотемизма, когда люди считали своим родоначальником какое-либо животное, растение, неодушевлённый предмет. Пережитки тотемизма долго сохранялись среди абхазов. Например, представители рода Хежба считали птицу сойку членом своего рода и не убивали её. Фамилия Аджба признавала себя в родстве с дубом, а представители рода Гулиа не должны были употреблять в пищу сердце животного и т. д.
Важнейшим итогом периода позднего палеолита является возникновение современного типа человека и образование родового общества, ставшего основой дальнейшего развития первобытнообщинного строя.
Мезолит (по-греч. мезос – средний), т.е. средний каменный век. О том, где проходит грань между палеолитом и этой эпохой, у учёных нет единого мнения. Но ряд особенностей в хозяйстве и социальном устройстве общества позволяет выделить мезолит (12–7 тыс. лет назад) в самостоятельную стадию развития.
Составные орудия. Многие орудия позднего палеолита не только существуют в мезолите, но и получают дальнейшее развитие. Это касается особенно составных орудий, которые широко распространяются в это время. В южных областях (в том числе Абхазии) появляются геометрические маленькие кремневые орудия (в поперечнике 1–2 см.) в виде сегментов, трапеций и треугольников. За свои размеры они получили название микролиты (по-греч. «микрос» – малый, «литос» – камень). Их использовали в качестве вкладышей в костяную или деревянную основу, которую расщепляли вдоль, затем закрепляли каким-нибудь вяжущим веществом (например, смолой) и перевязывали. При поломке составные орудия чинились – достаточно было сменить сломавшийся вкладыш. В этом и заключалось их преимущество над цельнокремневыми, которые при порче приходилось просто выбрасывать.
Микролиты использовали и в качестве наконечников стрел. Появление лука и стрел – одно из важнейших изобретений мезолита. С подавляющим увеличением числа микролитов можно поставить грань, отделяющую мезолит от палеолита.
Природно-географические условия мезолита существенно отличаются от позднепалеолитических. Изменения были вызваны отступлением ледника, почти полным освобождением от него территории Европы. В результате поменялся и видоизменился растительный и животный мир. Произошло обеднение фауны, что осложнило охоту, так как выжившие животные были быстроногими, осторожными и часто не стадными, т. е. не пригодными для загонной охоты, которая практиковалась во время палеолита. Увеличивается роль бродячей охоты, которая делается более результативной с применением особенно лука и стрел. Таким образом роль охоты, которая велась небольшими группами людей и даже индивидуально, возросла. Это позволило охотиться на мелких и одиночных животных, в том числе на птиц.
С потеплением возросла роль собирательства. На побережье Кавказа в условиях средиземноморского климата собирательство было возможно круглый год. На стоянках встречаются целые кучи раковин съедобных улиток.
В мезолите возрастает роль рыболовства, которое велось с помощью гарпуна или лука.
Изменения в хозяйстве людей привели к дроблению общин, о чём может говорить меньшая площадь мезолитических стоянок по сравнению с позднепалеолитическими. Стоянки становятся многослойными – свидетельство длительной оседлости. Дробление крупных общин, как полагают, ускорило процесс возникновения новых племён, начало которого относят к позднему палеолиту.
Люди мезолитического времени быстро оценили охотничьи качества собаки, первого прирученного животного. Во всяком случае, на некоторых крымских стоянках находят её кости.
Важные сведения о быте человека того времени на территории Абхазии сохранили его пещерные жилища в окрестностях Цебельды (Холодный грот, Апианча и др.).
Холодный грот (по-абх. «Хупынипшахуа») расположен у подошвы скалистого мыса на месте слияния рек Кодор и Джампал. Древние люди освоили под жильё площадку перед гротом и его нишу. Возможно, здесь в конце последнего оледенения скрывалась группа охотников. Но после отступления ледников на этом месте прочно осела небольшая первобытная община, ибо горные ущелья заполнились дикорастущими плодовыми деревьями, а реки рыбой. Охотились жители грота на пещерного медведя, благородного оленя, кабана, куницу, рысь, зубра, хомяка, выдру, тетерева, кавказского фазана и др. Примечателен «жезл начальника» – орнаментированное линейным узором предплечье пещерного медведя с заполированным от употребления отверстием. Орнаментированы и уникальные костяные гарпуны, которыми били лососей. Интересно, что «лосось» по-абхазски – «амлагур»: «амла» – голод, «агур» – игла. То есть с помощью иглы-гарпуна древние абхазы утоляли свой голод. Похожие на абхазские гарпуны обнаружены на юге Франции. Изделия из вулканического стекла, обсидиана свидетельствуют о налаженных торговых связях с более южными районами Закавказья (Армянское нагорье), откуда и поступало это сырьё. В нише грота было найдено много человеческих костей и обломков черепов. Антропологи воссоздали по этим костям древний облик цебельдинца с негроидными признаками. Подобная закономерность отмечается и в ряде других районов Европы, прилегающих к Средиземному морю (Испания, Италия, Греция и др.).
Грот Апианча расположен в ныне безводном ущелье между горами Апианча и Адагуа. Многометровый пласт культурных напластований сохранил остатки десятков кострищ, отходы производства и пищевые остатки. Впечатляет сланцевый обломок с нанесенными по его краям соответственно пятью и десятью чёрточками. Отмечено, что в графике этого времени (начиная с позднего палеолита), наиболее употребительные числа 5, 9, 17, но на Кавказе такая закономерность пока отмечена только в гроте Апианча. Эти насечки могут также говорить о появлении счёта, а сам обломок является иллюстрацией древнейшего математического памятника в крае.
Реликвиями являются составная часть кости пещерного медведя и камни, в выемках которых жители грота растирали охру для татуировки тела. К редчайшим находкам относится и крупная полированная костяная игла с ушком.
Пещера Апианча является эталонным памятником в изучении каменного века Евразии. Ныне в мире нет пока стоянок, где бы так чётко были показаны переходы от эпохи палеолита к мезолиту, а от него к неолиту.
Итак, мезолит – время поисков новых основ культуры, возобладания кремневых составных орудий – микролитов. Появление лука и стрел повлияло на характер хозяйства, как охотничьего, так и рыболовецкого, изменило роль охотника не только на охоте, но и в обществе. Исчезновение ледника, изменение природно-географической среды привело к изменению старых форм охоты, к её сравнительной индивидуализации. Прогрессивное развитие человеческих коллективов имело своим итогом развитие племенной организации, возникшей ещё в палеолите. Значительный прогресс в обществе подготовил следующую ступень её развития.
«Неолитическая революция». Становление новых форм хозяйства произошло в эпоху неолита (по-греч. неос – новый). В Абхазии этот период продолжался в течение VI–IV тыс. до н. э. Для неолита характерны производящие формы хозяйства (земледелие и скотоводство) в отличие от присваивающих собирательства и охоты палеолита и мезолита. В этом и заключается суть «неолитической революции».
Неолитические поселения располагались, прежде всего, поблизости от мест, обеспечивающих существование людей, где много земли и где можно выращивать злаки. Но отмечено также, что густота неолитического населения зависела и от достаточных запасов камня, необходимого для изготовления орудий. Главной породой такого камня оставался кремень. Его либо собирали на поверхности, чаще всего в речных долинах, или добывали в известняковых и меловых отложениях. Так зарождались навыки для добычи металлических руд. В Абхазии для неолитических орудий очень часто использовалась морская галька – «галечный неолит». Появляются шлифование, пиление и заточка. Шлифовку стали использовать не только на яшме, но и при изготовлении кремневых орудий. Морской песок был хорошим шлифующим материалом. Его также подсыпали под конец полой трубочки, когда камень сверлили.
Макролиты (по-греч. макрос – большой) превратились со временем в каменный топор, который стал высокопроизводительным орудием: археологи пробовали срубить им сосну поперечником 25 см., на что ушло 75 мин. Значение топора было особенно велико в тех местах, где рос густой лес.
Керамику считают основным признаком неолита. Она изготовлялась тогда ленточной и жгутовой техникой. Из приготовленного глиняного теста раскатывали длинную ленту, клали её спирально, виток на виток, по форме будущего горшка, затем заглаживали, просушивали на воздухе и обжигали. Несмотря на примитивность изготовления, горшки имели относительную симметричность. Они орнаментировались, чаще всего штампом, наколами или узором, который прочерчивался острой палочкой по сырой глине.
Частой находкой являются каменные грузила с дырочкой. Подобные маленькие грузики из камня и глины могли быть использованы и в качестве пряслиц, насаживающихся на веретена.
Производящее хозяйство на Кавказе возникло в условиях тесных контактов местного населения с переднеазиатским. Западное Закавказье (в том числе Абхазия) выделилось в отдельную культурную область, служившую проводником распространения производящего хозяйства в южные регионы Восточной Европы (Крым, Левобережная Украина).
Абхазия в эпоху камня.
В местах с благоприятными природными условиями (в том числе Кавказ) развитие человека ушло далеко вперёд и сохранило свои преимущества на протяжении тысячелетий. Первые зерновые культуры попали в Абхазию в эпоху неолита из Ближнего Востока. Земледелие тогда было примитивным, мотыжным. Для того чтобы засеять поле, нужно было предварительно расчистить его от леса с помощью рубки. Затем всё поджигалось, и лишь потом очищенный участок обрабатывался каменными мотыгами или палками – копалками. Рядом строились несколько домов и ограды для скота. Спустя пятнадцать-двадцать лет земля истощалась, приходилось её покидать и на другом месте, проделав то же самое с новым участком, создавать следующее поселение. Люди неолита жили большими семьями, состоявшими из нескольких малых (парных) семей.
Неолит – время расцвета матриархата, когда во главе семей стояли женщины. В эту эпоху фамильная принадлежность людей определялась по материнской линии. У абхазов это нашло отражение при образовании фамильных имён, например: Ануа, Инапха и некоторые др. Надо полагать, что Инапха значит «дочь Ины», а Ануа – «люди матери». По некоторым абхазским преданиям, род Ануа считается самым древним в Абхазии. По понятиям абхазов, из всех родственников самым почётным и близким является брат матери и другие представители её рода, а для них – дети сестры. В период созревания урожая абхазы и ныне проводят нанхва, т.е. моление в честь великой матери плодородия земли.
Первыми растениями, которые возделывались человеком, были пшеница, ячмень, чечевица, горох и рожь. Тогда же появились зернотёрки, ступы и песты для помола зерна. Вслед за собакой человек приручил овцу, козу и, возможно, тура.
На территории Абхазии известно до 20 пунктов находок неолитического времени. На раннем этапе могли использоваться ещё гроты типа Апианчи и Холодного. Позднее поселения располагаются, как правило, на открытых площадках в поймах рек и на террасах, которые было легче обрабатывать каменными мотыгами (Лемса, Кистрик и др.).
Поселение Лемса (западнее совр. с. Цебельда) располагалось на участке до 0,5 га. Вблизи находилось ущелье с родником. Его жители уже пользовались жатвенными ножами-вкладышами из кремневых пластинок, примитивными тёрочниками для размола зерна, каменными мотыжками, орудиями из вулканического стекла, обсидиана, попавшего сюда из далёкого Армянского нагорья. Но лемсенцы ещё не знали шлифованных топоров и почти не пользовались керамической посудой.
Поселение Кистрик широко известно в научном мире. Расположено западнее Гудауты на правом берегу реки Кистрик вблизи берега моря. Площадь его составляет 6 га. Это самое крупное неолитическое поселение на Кавказе. Основной деятельностью его жителей был рыбный промысел. Они жили в деревянных домах с вымощенным галькой полом и оградой. Здесь были изготовлены первые лодки, на которых можно было плавать вдоль берега моря. В устье реки Кистрик заходил для нереста лосось. Население посёлка с большим мастерством изготавливало каменные деревообрабатывающие шлифованные топоры, пращевые шары, зернотёрки, каменные мотыги, кремневые наконечники стрел и дротиков. Здесь также занимались земледелием, охотой, шитьём одежды, изготовлением керамической посуды.
Особо важное значение следует придать наличию в неолитическом комплексе поселения свинцовых обоймиц, покрытых глубокой патиной. Свинец, как видно, подвергался холодной обработке. Вполне возможно, что человек неолита начал своё знакомство с самого мягкого ковкого и легкоплавкого металла. Так, возможно, зарождалась примитивная древнейшая цветная металлургия.
Неолит завершил каменный век и подвёл человечество к порогу новой эпохи. Он был временем начала и становления производящего хозяйства. Создал предпосылки для возникновения металлургии, которая была тесно связана с производящим хозяйством. Техника обработки камня достигла пика своего развития. Появилась глиняная посуда, значительно расширившая хозяйственные возможности людей. Было изобретено ткачество. Достигает зенита родовой строй.
С появлением металлургии камень утерял значение главного и единственного материала для изготовления основных орудий.
Древнейшие в мире металлические вещи найдены во время раскопок поселения Чатал-Хююк VII–VI тыс. до н. э. (современная Турция). Эпоха, когда появились изделия из меди, именуется энеолитом (медно-каменный век). Последующий этап назван бронзовым веком (бронза – та же медь, но с примесью, как было, например, в Абхазии, мышьяка, а позднее – олова). Словом, энеолит – это фактически заря медно-бронзового века, т. е. порог цветной металлургии. Для Абхазии данный период истории, скорее всего, соответствует IV тыс. до н. э.
Четыре этапа в развитии цветной металлургии. На первом этапе использовали самородную медь, которую принимали за разновидность камня и по привычке обрабатывали обивкой. В результате возникла холодная ковка (наклёп), а вскоре узнали и преимущества ковки по горячему металлу. Самородная медь красива на вид и потому из неё вначале делали украшения. Можно вспомнить малахит, который ныне считается полудрагоценным камнем. Ко второму этапу цветной металлургии, плавлению меди, возможно, привёл случай, когда изделие из неё случайно попало в огонь, расплавилось и при остывании приняло иную форму. Как бы то ни было, плавление самородной меди и отливка из неё простых изделий в открытых (односторонних) формах составляют содержание второго этапа. Он подготовил третий этап, который знаменуется выплавкой меди из руд. Это подлинное начало металлургии. Открытие выплавок произошло в V тыс. до н. э. Тогда же впервые осваивается литьё в разъёмных двухсторонних формах. Четвёртый этап соответствует той новой эпохе, которую принято называть бронзовым веком в узком смысле слова. На этом этапе появляется бронза, т.е. сплавы на медной основе.
Башкапсарские медные рудники. Древние медные рудники находят редко, но они всё же известны абхазским археологам и насколько возможно изучены. Так, Башкапсарские медные рудники в верховьях р. Бзыбь (2200 м. над уровнем моря) функционировали на территории Абхазии, предположительно, с III тыс. до н. э. до VIII в. до н. э. Археологами выявлены здесь 13 объектов, среди которых выработки открытого типа, вертикальные шахты и горизонтальные многоярусные штольни с боковыми камерами. Древнеабхазские рудокопы из Башкапсары применяли огневой способ добычи руды. Они нагревали на кострах породу, которую затем поливали холодной водой. В результате в ней появлялись трещины, и тогда легко было откалывать каменными молотами куски породы. На Башкапсаре было найдено около 50 таких каменных молотов, ими дробили руду, а затем растирали в особых каменных ступах. Помимо этих орудий, местные рудокопы имели при себе кожаные мешки, куда складывали руду. Труд их был очень тяжёлым и опасным для жизни.
Литейные формы топоров и других изделий найдены в различных пунктах Абхазии – Мачара, Тамыш, Кистрик, Таглан и другие, что говорит о местном происхождении самих вещей. Нередки находки и тиглей, с помощью которых расплавленный металл разливался по литейным формам.
Преимущество медных орудий над каменными. Первоначально медные орудия копировали каменные. До недавнего времени считалось, что мягкая медь не выдерживала соперничества с кремнем. Этим и объяснялась малая распространённость медных орудий. На самом деле, их лезвие в работе быстро тупится, но каменное крошится. Каменное орудие приходилось заменять, а медное можно было вновь наточить. Поэтому медные орудия были намного практичней каменных. Малая распространенность медных орудий теперь объясняется редкостью самого металла и высокой стоимостью меди. Победу в борьбе одерживал тот, у кого оружие было металлическим.
Медь выплавляли в специальных печах (медеплавильная печь на Сухумской горе) при температуре не менее 1084 С0, а бронза – 700–900 С0, которая достигалась во время горения древесного угля с помощью дутья – как естественного (ветер в ущелье – более древний способ), так и искусственного (с помощью мехов – более совершенный способ). Без этого изобретения в дальнейшем была бы невозможна металлургия железа.
Наиболее яркие памятники III тыс. до н.э. – стоянки земледельцев с тысячами мотыжек так называемого «сочи-адлерского» и «сухумского» типов, выявленных в Абхазии. Помимо мотыг, жители этих посёлков изготовляли кремневые наконечники стрел и дротиков, вкладыши для серпов, костяные проколки, иглы и другие предметы. Сегментовидные каменные мотыжки и иные изделия имеют поразительно сходные аналогии в ряде переднеазиатских памятников (Хасунна, Сиалк, Джови, Сузы, Джемдет-Наср др.). В Абхазии они бытуют чуть ли не до раннего железного века.
Материальная и духовная культура населения Абхазии этого времени пока изучена недостаточно. Считается, что данная культура развивалась в тесном взаимодействии с майкопской и куро-аракской археологическими культурами, носители которых размещались на Северо-Западном Кавказе и в Восточном Закавказье. В этом отношении особенно интересны, например, поселения в Гуандре, Новом Афоне (Апсар) и стоянки в окрестностях Цебельды (Абгыдзра и Джампал–I), где найдены круглодонная керамическая посуда с лощёной поверхностью, петлевидные ручки, глиняные ситечки, асимметричные кремневые наконечники стрел и др. Материалы сближают культуру тогдашних земледельцев горных долин Абхазии с майкопской культурой, которая испытывала сильное ближневосточное влияние.
В это время абсолютно преобладали ещё каменные изделия. Даже браслеты делались из полированного камня. Но порой встречаются и изделия из меди: украшения, топоры и наконечники копий (Сухум, Атара).
Открытие металла оказалось не только фактором, определяющим развитие и распространение металлургии, но и повлекло к другим изменениям в хозяйственной и социальной жизни общества. К этому времени относится одно из гениальных изобретений человечества – колесо, которое появилось в различных областях почти одновременно. Оно способствовало передвижению на большие расстояния.
Получает развитие скотоводство. Повсеместно происходит одомашнивание всех основных видов скота: коровы, овцы, свиньи, лошади, козы. Культ козла у абхазов, очевидно, появился в эту же эпоху. Он занимал очень важное место в древнейших религиозных представлениях абхазов.
Общественный строй по-прежнему оставался матриархальным. Широкой популярностью продолжал пользоваться культ матери-прародительницы, с которой связаны характерные женские статуэтки (Отхарская «мадонна»).
Прогресс в скотоводстве постепенно начинает выдвигать на первый план «кроткого» пастуха. Эпоха матриархата находилась в преддверии своего заката. Но эта последовательность не всегда была закономерной, ибо в некоторых обществах, например, у сарматов, поздний матриархат и патриархат могли развиваться параллельно и представлять две формы распада первобытнообщинных отношений.
Бронзовый век делится на три периода – ранний, средний и поздний. Ранняя ступень бронзовой культуры непосредственно следует за энеолитическим временем и начинается с момента изобретения горячего литья, т. е. с появлением металлургии.
Ранний бронзовый век Абхазии представлен очамчирской и дольменной культурами.
Очамчирская культура. В науке хорошо известны памятники очамчирской культуры. Она получила это название по древнему поселению на западных окраинах районного центра Абхазии – Очамчира, на левом берегу р. Джикумыр. Относится это поселение к III тыс. до н. э. Жилищами, вероятно, служили шалаши с полом из обожжённой глины. Они располагались на трёх небольших холмах. Основными чертами хозяйства этой эпохи были земледелие, скотоводство, рыболовство, охота, собирательство, ткачество, керамическое производство, обработка камня, кости, торговля и т. д. Помимо очамчырского, поселения этого типа обычно располагались в прибрежной низменности (Мачара и др.), на склонах и вершинах холмов (Гумиста, Гуад-иху и др.). Религиозные представления жителей сводились к традиционным (языческим) земледельческо-скотоводческим культам. Это нашло отражение в орнаментике и зооморфных украшениях глиняных сосудов. Интересен погребальный обряд на Гумистинском поселении. Покойника опускали в грунт в скорченном положении на боку и обкладывали булыжником.
Пока нет конкретных данных о расселении здесь отдельных племенных образований. Северо-западная граница памятников очамчирской культуры проходила по линии Эшера–Цебельда, что может говорить о возможном распаде по указанной линии прежней, более обширной, восточнопричерноморской этнокультурной общности, составлявшей хатто-северо-западнокавказское единство.
В развитии хозяйства того времени имело место увеличение значения деревянных орудий, которые использовались в земледелии в III тыс. до н. э. Так, в селе Пичора (Гальский район Абхазии) археологами была найдена древнейшая на Кавказе деревянная соха ближневосточного типа. Значит, к этому времени наши далёкие предки перешли от примитивного мотыжного земледелия к более прогрессивному – плужному. С помощью волов и подобной сохи можно было гораздо легче, а главное, перепахать намного большую площадь, чем мотыгами при подсечном земледелии. Это создавало излишки прибавочного продукта, вело к росту населения и укрепляло роль мужчины в обществе.
С этим периодом связано и появление гончарного круга, но часть глиняной посуды ещё лепная.
Культура дольменов. Исключительное место среди древностей Кавказа занимают дольмены (от кельтского «тол» – стол, «мен» – камень). Дольмены – это монументальные погребальные сооружения (III – сер. II тыс. до н. э.). Обычно они состояли из нескольких огромных каменных глыб и плит, поставленных вертикально и перекрытых массивной горизонтальной плитой. Дольмены были широко распространены в Азии, Африке и Европе. Сама идея дольменотворчества скорее всего передавалась морским путём по принципу «эстафеты».
По своим конструктивным особенностям и по размеру абхазские дольмены выглядят наиболее древними (архаичными) на Кавказе. Они принадлежат к распространённому на Западном Кавказе типу, представляющему собой четырёхугольный каменный ящик трапециевидной формы. Передняя вертикальная плита имеет небольшое, круглое или овальное отверстие, которое затыкалось притёртой каменной пробкой. Самый высокий в Абхазии – азантский дольмен №1 (2,6 м. высота), а самый вытянутый – эшерский дольмен №1 (3,6 м. длина). Общее число их достигает 60. Они иногда имели каменные ограды – кромлехи (кельт. «кром» – круг, «лех» – камень). Но в с. Эшера дольмены и кромлехи возведены отдельно друг от друга. Дольмены эти обычны по форме, а кромлехи имеют по четыре круга из вертикально поставленных камней, наибольший диаметр которых 11 м. Групповые захоронения производились в центре кромлехов. Самый большой кромлех в мире Стоунхендж (Англия) являлся храмом солнцу. Дольмены продолжали бытовать и в период средней бронзы. Их строительство требовало большого труда, и вряд ли было под силу только одной семье, скорее всего, в нём мог участвовать только род. Строители дольменов стремились как можно сильнее изолировать их внутреннее помещение от внешнего мира. Они тщательно подгоняли плиты и не допускали ни малейшей щели. Видимо, таким образом наши древние предки строили герметические жилища для своих душ.
Поминальные обряды духа предков совершались перед фасадом дольмена или внутри кромлеховидных оград (Отхара). Характерным для дольменов обрядом был обряд «вторичных» захоронений лишь крупных костей и черепов, оставшихся после первичных «воздушных захоронений» на деревьях. Позднее подобные «воздушные захоронения» описывали в своих работах греческий историк Геродот (V в. до н. э.) и абхазский этнограф XIX в. С. Званба. Это может говорить о преемственности данного погребального обряда, которым пользовались древние предки абхазов на протяжении почти 5 тыс. лет.
Помимо дольменов и кромлехов, в качестве погребальных помещений тогда широко использовались пещеры, в которых найдены скопления разрозненных человеческих костей вместе с бронзовыми вещами. «Вторичные захоронения» в пещерах были покрыты камнем. Поселения этого времени в Абхазии ещё слабо изучены. Лишь в ущелье Гумисты, близ пос. Каманы выявлены скопления керамики, по форме и орнаментации похожей на материалы из памятников очамчирской культуры. Этим же временем датированы несколько пещерных поселений в Кодорском и Бзыбском ущельях.
В дольменах, кромлехах и пещерах обнаружено большое количество изделий из мышьяковистой бронзы: вислообушные вытянутые, изогнутые топоры, медные кинжальные клинки, крюки для выемки горячего варёного мяса из котла, булавки и всевозможные украшения. Наряду с бронзой, продолжали использоваться изделия из кремня, например, изящные наконечники стрел. Глиняная посуда представлена миниатюрными копиями бытовой керамики. Её использовали при обряде «кормления души» усопшего. В селе Хуап в одном из дольменов найдена известняковая женская статуэтка богини матери, характерная для матриархата. Тем не менее, основная ячейка общества постепенно перестраивается в сторону патриархальных отношений. Всё более важную роль начинают играть жрецы. На них ложится контроль за соблюдением различных ритуалов, связанных с культом мёртвых и другими религиозными проявлениями. В дольменах в основном хоронили мужчин. Вместе с тем в верховьях р. Мзымта (Красная поляна) колодцеобразные гробницы (тип дольмена) сооружались и для одиночных захоронений женщин, лежавших в скорченном положении на боку. Несколько иное отношение к «скорченникам» наблюдается в Отхаре – они уже лежали вне дольмена.
В более позднее время бронзовой эпохи для «вторичных захоронений» использовались большие колоколообразные кувшины-оссуарии, которыми накрывались оставшиеся череп и кости покойного вместе с сопровождавшими его в мир иной вещами.
Материальная культура древних абхазов периода средней бронзы ещё слабо изучена. Скорее всего, она мало отличается от раннебронзовой эпохи.
Таким образом, раннебронзовая и среднебронзовая эпохи представляли собой важную веху в истории первобытного общества. Вместе с ними первобытнообщинный строй вступает в заключительную стадию своего развития. В этот период были заложены основы тех социально-экономических явлений, которые привели к окончательному разложению первобытнообщинного строя. А он был основан на общинной собственности на орудия труда и средства производства. Данный процесс происходил на следующем этапе развития патриархально-родового строя.
В период поздней бронзы территория Абхазии входила в так называемую «колхидско-кобанскую металлургическую провинцию», ареал которой совпадал с ареалом распространения абхазо-адыгских племён от Геленджика до Орду (Турция). Периодом её пика являются VIII–VII вв. до н. э. И в это же время, как ни парадоксально, занимается заря новой великой эпохи железа. Тогда решающее значение имели ближневосточные (через Малую Азию и Урарту) и восточно-средиземноморское влияния.
В то время важная разделительная граница между двумя этнокультурными общностями «колхидско-кобанской металлургической провинции» – северо-восточнопричерноморским (адыгским) и восточнопричерноморским (абхазским) проходила по реке Бзыбь. Характерными чертами «абхазского варианта» являются бронзовые боевые парадные, гравированные стальным резцом топоры, разновидные кинжалы, дугообразные фибулы (булавки) – застёжки, пластинчатые пояса и т. д. Продолжает бытовать обряд «вторичных захоронений», но, как говорилось, уже в большом глиняном сосуде-оссуарии. Юго-восточнее Сухума данный обряд пока неизвестен. Там преобладали кремационные погребальные площадки (например, в с. Мархяул), ибо уже тогда древнеабхазские племена (гениохи античных авторов) были неоднородны.
Колхидский топор.
(Иллюстрация с сайта http://www.kolhida.ru/ )
В этот период бронза представляла собой довольно красивый и крепкий золотистый сплав меди и олова. Она напрочь вытеснила камень из производства орудий труда, оружия и украшений. Всё это оказало благотворное влияние на развитие различных отраслей хозяйства, в том числе земледелия. Усложнились специализация членов общины, обмен сырья и изделий.
В VIII в. до н. э. на территории Абхазии резко увеличилось население. Уже известны два десятка поселений и столько же могильников, чего не наблюдалось в более раннее время. Тогда же появились такие крупные родовые кладбища, как Красный Маяк, Гуад-иху, Эшера, Джантух и др. Такое резкое увеличение населения, «демографический взрыв», происходило за счёт внутренних ресурсов в условиях внешних влияний со стороны Урарту, Лидии, греческих колоний Южного Причерноморья и т. д. Древние абхазы в то время занимались земледелием и скотоводством. Пользовались они бронзовыми мотыгами и близкими им сегментовидными орудиями – «сечками», напоминающими по форме каменные мотыжки «сочи-адлерского» типа. О скотоводстве говорят культовые скульптурные изображения животных. Такие же изображения диких животных, птиц и рыб подчёркивают также значение охоты и связанных с нею культов. Поселения хуторского типа представляли собой несколько деревянных домов. Располагались они либо на берегу посёлков солеваров или рыболовов, либо на вершинах холмов с хорошей естественной защитой. Жители каждого посёлка занимались земледелием, металлообработкой, керамическим производством, ткачеством и другими видами ремёсел.
Земледелие в это время было мотыжно-плужным, а скотоводство в древней Абхазии – «яйлажным» (отгонным, сезонным). Перегон скота, как и ныне, с равнин на горные пастбища начинался тогда, когда на альпийских лугах, освобождённых от снежного покрова, появлялась молодая трава. По прибытии на место, пастухи объединялись и составляли единый коллектив – «агуп». Во главе его становился самый опытный и авторитетный пастух. После этого возводились хозяйственные постройки (шалаши, каменные загоны для скота – «ацангуары» и др.). Коллектив распадался с наступлением холодов, когда пастухи направляли свои стада к зимникам. «Агуп» обычно составлялся из ближайших соплеменников. В системе отгонного скотоводства большую роль играла собака. Многочисленные её изображения имеются на бронзовых предметах. Абхазы издревле вывели особую породу, которая известна под названием «ахьчала» («пастушеская собака»).
Древнеабхазские солевары. В ряде приморских пунктов абхазского побережья (Сухум, Новый Афон, Нижняя Эшера, Очамчыра и др.) были обнаружены следы соляного промысла. Способ получения соли заключался в следующем. Морская вода наливалась в небольшие ванночки, четырёхугольные глиняные сосуды, которые лепились в какой-то жёсткой форме (яма в земле или углубление в дереве), а оттуда они вынимались при помощи предварительно положенной туда ткани. Её отпечатки хорошо видны на стенках сосудов. Отсюда и название данных поселений – «селища с текстильной керамикой». Соль выпаривалась сначала естественным путём на солнце, а затем и искусственно – на огне. Тогда сосуды ставились на специально приготовленные глиняные рогатые столбики. Следы древнего солеварения сохранились и в абхазском фольклоре, старинной загадке – «рожденная водой, воспитанная солнцем, увидев свою мать, умирает» (соль).
Керамика, найденная в погребениях позднебронзового времени, относится в основном к местному производству. Она не знает резких смен керамических типов и даёт пример последовательного местного развития, принимающего извне лишь отдельные детали и технические приёмы.
Древнеабхазские бронзолитейщики. В конце бронзового века местные металлурги стали изготовлять вещи по восковой модели. Точную восковую модель задуманной вещи заливали полужидкой глиной; когда глина подсыхала, операцию повторяли, пока слой глины не приобретал нужную толщину. Потом форму обжигали, при этом воск выплавлялся через специально оставленное отверстие, и в готовую форму наливали металл. При выемке готового изделия форму ломали. Она была одноразовой, но предпочтительней форм, состоящих из двух половинок, ибо бронза более текуча, более жидка, чем медь. Находки форм – верный признак местного изготовления изделий.
Шедеврами искусства абхазских колхидских бронз являются: бамборские «мадонна с ребёнком» и «винопийца», гравированный ритон (рог), завершающийся на конце козлиной скульптурной головкой, эшерский культовый предмет с изображением божества скотоводства Айтар, сидящего верхом на коне в сопровождении собак и др. Причём три первые вещи ныне хранятся в Эрмитаже (Санкт-Петербург).
К концу рассматриваемого периода, примерно в VII–VI вв. до н. э., формовка всех сосудов производилась уже на ручном гончарном круге, что приводило к резкому повышению их качества и увеличению разнообразия форм.
Древние внешние связи. В VIII–VII вв. до н. э. территория Абхазии, как и всей древней Колхиды, была тесно связана с внешним миром. Через перевалы Большого Кавказа, к примеру, через Клухорский, Санчарский и Марухский, шла миграция отдельных групп населения на его северные склоны. В посуде (глиняная, бронзовая), топорах и браслетах прослеживается влияние из Фригии и прилегающих районов Северо-Восточной Анатолии (Турции). В кинжалах, шлемах, бляхах, поясах отражено воздействие культуры Урарту; пекторалях – Ирана, в фибулах – островной Греции и Малой Азии. Гравированный орнамент – характерная черта колхидских бронзовых изделий – является ветвью переднеазиатского искусства. Это – не только результат межплеменного обмена, но и следствие очередных традиционных людских потоков с юга.
За время господства меди и бронзы древние абхазы прошли огромный путь прогресса. Широко распространяются орудия и оружие из искусственных сплавов. Новые орудия дали мощный импульс развитию хозяйства древнеабхазских племён бронзового века. Происходит постепенный переход к переложной системе земледелия. Увеличивается подвижность населения, возрастает протяжённость путей обмена, несомненна и его экономическая целесообразность, не сдерживаемая этническими связями. В местах добычи руд возникают специализированные поселения общинных металлургов – ремесленников, как на Башкапсаре. Происходит быстрый рост местного населения, а внутри родовой общины – процесс вычленения малых семей – дома для больших коллективов сменяются малыми. Усложняется социальная структура общества, выявляется племенная верхушка. Древнеабхазское общество оказалось на пороге новой эпохи – железного века.
Пионеры железной металлургии. Вопрос о месте открытия способа получения железа ещё не решён. Но часто считают, что это произошло в Малой Азии, и изобретателями железной индустрии являются хатты, возможные предки античных халибов Эсхила. Открытие железа и его металлургии было очень важным событием. Не будь этого, люди влачили бы самую жалкую жизнь среди диких зверей. Если медь имеется в природе в чистом виде и запасы её ограничены, то железо встречается в основном в виде химических соединений почти повсеместно. Сначала человечество познакомилось с метеоритным железом. Поэтому хетты и египтяне называли железо «небесным металлом». Меч для Сасрыквы, героя абхазской версии нартского эпоса, был изготовлен кузнецом Айнаром, возможно, также из метеоритного железа, то есть «громового камня». Железо вначале ценилось в 10 раз больше золота.
В Абхазии было три основных условий зарождения железной металлургии: 1) рудная база (магнетит, гематит, лимонит – железосодержащие руды; 2) топливные ресурсы (наличие леса – основного источника огня в древности); 3) высокоразвитая цветная металлургия колхидской бронзы.
Наличие железной руды древнеабхазские металлурги определяли по цвету земляной породы, особой растительности, а также вкусу и запаху родниковой воды. Добывали её таким же огневым способом, как и медную руду.
Добытую руду просушивали, дробили, толкли в особых каменных ступах, просеивали и промывали, а затем изготовляли сталь особым «халибским способом», который описал древнегреческий учёный Псевдо-Аристотель (IV в. до н. э.). Такая сталь не ржавела, имела серебристый цвет. Она очень ценилась и вывозилась в Грецию.
Древесному углю придавалось в древности столь большое внимание, что его производство составляло предмет особой заботы некоторых монархов (вавилонский царь Хаммурапи), а древнегреческий ученый ботаник Теофраст (III в. до н. э.) посвятил специальный раздел древесному углю в знаменитом труде «Исследование о растениях». Районы древней Колхиды (в том числе и Абхазия), согласно античным источникам, «богаты лесом». Во время «плавок» руды в древней Абхазии использовался «твёрдый уголь» (самшит, бук, дуб, граб), «умеренный уголь» (каштан, сосна, ясень), «мягкий уголь» (орех, ольха, остролист). Получение угля и сжигание древесины происходило в специальных «угольных ямах» открытого и закрытого типа. Показательно, что при производстве 100 кг. кричного железа у басков, связанных родством с носителями кавказских языков, помимо 312 кг. руды, требовалось 340 кг. древесного угля. Обычно плавку железной руды проводили сезонно, в свободное от сельскохозяйственных работ время.
«Сыродутный способ». Древнее железоплавильное дело было основано на известном «сыродутном способе», т. е. прямом получении (восстановлении) железа из руды. Этим древним способом пользовались в Абхазии ещё до конца XIX в. Этнографы так описывали сам процесс: «На склоне обрывистой горы, где обнаруживались выходы руд, рыли большую яму, в которой в течение некоторого времени жгли каштановые дрова (уголь). Затем, когда земля вокруг ямы накалялась настолько, что надо было беспрерывно поливать ноги холодной водой, чтобы стоять вблизи, тогда в яму бросали руду, затем снова засыпали древесным каштановым углём и снова жгли до тех пор, пока из ямы не начинал течь расплавленный шлак». Некоторые считают, что абхазский танец на носках связан с танцем древних металлургов.
Древнейшие колхидские горны были одноразовыми, а поздние античные и средневековые – многоразовыми. Керамические (глиняные) сопла для искусственного дутья найдены, например, в Цебельде и Джгярде. Половина железа вытекала наружу вместе со шлаком, а остальная часть шла на формирование крицы, которую вынимали со дна печи. Из неё, с помощью кузнечной ковки, делали полуфабрикат и лишь потом орудия труда и оружие.
Железо впервые упоминается в хеттских текстах: «Текст Анниты», «Железное письмо Хаттусили III» и др. Вначале этому материалу придавалось магическое значение. Железо выступало и как драгоценный металл, который шёл на инкрустацию, например, бронзовых красномаяцких пряжек и джирхвского топора. Только потом, эпизодически, стали появляться оружие и орудия труда из железа, которые вначале копировали бронзовые образцы. Это был переходный период от бронзового века к железному веку.
После падения хеттской державы, железо, возможно, получило распространение и у разрушивших её племён – кашков и абешла, малоазийских аборигенов, говоривших на хаттском (или близко к хаттскому) языке и, вероятно, как и сами хатты, принадлежавших к абхазско-адыгской языковой группе.
Один из «железных» путей. Одним из путей проникновения железа и его технологии из Малой Азии в Европу был западно-кавказский, который проходил через Абхазию (меото-колхидская дорога, один из маршрутов походов скифов в Малую Азию).
Железные изделия в Абхазии появились в VIII в. до н. э. (топоры из Ачандары и Гудауты, пинцет из Куланырхуа, наконечники копий из Эшеры). В VII–VI вв. до н. э. в Абхазии научились целенаправленно, с помощью цементации (насталивание), превращать железо в сталь, которая могла воспринимать закалку. Бронзовые изделия уже не могли конкурировать по крепости с закалённой сталью. Тогда и наступила в Абхазии эпоха железа.
Для примера, железный век в Греции, Персии, Египте начался в основном тоже в VII–VI вв. до н. э.
Знатоки закалки стали. Абхазский термин «адзрыжвра» (дословно – напоить водой), обозначающий закалку, видимо, восходит к началу железного века в Абхазии. Впервы закалка упоминается Гомером в его «Одиссее» (середина VII в. до н. э.). В абхазском варианте нартского эпоса кузнец Айнар закаляет Сасрыкву в «кипящей стали». В адыгском – кузнец Тлепш семь раз окунает Сосруко в воду, а в осетинском – кузнец Курдалагон закаляет Сослана в волчьем молоке. На востоке применялись и другие закалочные среды: кровь ягнёнка (если не было раба), моча огненно-рыжего мальчика или козы, которую целую неделю до этого кормили папоротником и поили водой в воздушной струе и т. д. Обряд опускания новорожденного в воду, где до этого закаляли сталь, известен у абхазов и шапсугов. Не оттуда ли исходит процесс закаливания ребёнка в современных условиях?
Сама закалка на первых порах являлась лишь частью традиционных магических ритуальных действий, которые часто сопровождали работу абхазских мастеров, и именно поэтому она, вероятно, не была воспринята в иной этнической среде, сначала скифов, а затем греков-колонистов.
Вместе с тем высокоразвитая цветная металлургия колхидской бронзы могла оказывать тормозящее воздействие на начальном этапе освоения железа как в Абхазии, так и во всём Западном Закавказье. Относительная мягкость железа по сравнению с оловянистой бронзой создавала, по всей вероятности, на первых порах определённое затруднение в деле замены одного металла на другой до тех пор, пока в Абхазии не начали производить цементированную и закалённую сталь.
В абхазском нартском эпосе апофеоз древней металлургии железа находит олицетворение в образе кузнеца Айнара, без помощи которого не обходилось ни одно важное хозяйственное или семейно-бытовое мероприятие. Именно в начале железного века (VIII–VII в. до н. э.) зародились основы цикла о нартском кузнеце. В образе Сатаней-Гуаши, наделённом яркими матриархальными чертами, просматриваются пережиточные явления, бытовавшие в позднепатриархальном обществе на его высшей стадии «военной демократии». Не случайно война играет огромную роль в жизни нартов.
Итак, появление и распространение железа в древней Абхазии оказало огромное влияние на дальнейшее развитие и обособление ремесла, на технику обработки почвы, на появление новых видов оружия и т. д. Оно проникало буквально во все сферы деятельности людей, оказало на них такое влияние, как ни один из предшествующих материалов. Важную роль в распространении железа на Кавказе, наряду с Урарту с его «железной цивилизацией», сыграли и скифские походы в Переднюю Азию.
Когда знаменитый кузнец Айнар закаливал героя нартов Сасрыкву в «кипящей стали», в это время в Северном Причерноморье появились воинственные конные дружины скифов. Они перекочевали туда из-за Уральских (тогда Репейских) гор и покорили проживавших там родственных им киммерийцев (существует даже мнение и об абхазо-адыгской этнической принадлежности киммерийцев).
Кавказо-скифская дорога. «Скифский звон мечей и пение стрел» слышали многие племена и народы Евразии. В этом как бы проявлялась двуликость скифского мира между Востоком и Западом. Скифы появились на исторической арене тогда, когда произошли два важнейших события в жизни общества: начало «железного века» и возникновение кочевого скотоводства. Они хорошо освоили оружейное дело и даже диктовали моду в нем, а в искусстве оставили свой неповторимый «звериный стиль» (большое внимание при этом уделялось глазам, лапам, когтям, ногам, ушам). Это были люди среднего роста и крепкого телосложения. Их одежду дополнял войлочный башлык. По языку они принадлежали к североиранцам. Из ныне существующих народов ближе всех к ним стоят осетины, потомки сармато-аланов. Своей приверженностью к военным походам они напоминали нартов из героического эпоса народов Кавказа. Скифы также участвовали в его создании. Всё это позволило им сделать Кавказ своим форпостом и тылом в переднеазиатских походах, и он образно был назван «скифской дорогой». Один из кавказских путей проходил по «меото-колхидской дороге», включая Черноморское побережье Абхазии. Тогда скифы это море назвали «Ахшайна» – тёмно-синим, а греки потом – Понт Эвксинским – гостеприимным. В этих походах участвовали и древнеабхазские племена, гениохи. Господству скифов в Передней Азии положил конец мидийский царь Киаксар. Он заманил их предводителей на пир и там перебил. После 585 г. до н. э. скифам пришлось уйти туда, откуда пришли, в Северное Причерноморье. Там они создали своё царство. Часть из них возвращалась по той же, «меото-колхидской дороге» через Абхазию. Вот почему некоторые, более поздние, античные авторы даже считали, что в древности скифское племя жило на этой территории, ошибочно причисляя к нему апсилов. Они и Колхиду потому называли «скифской страной», пересказывая применительно к скифам рассказ «отца истории» Геродота об обработке льна колхами по египетскому образцу.
Скифские вещи в Абхазии. Археологи Абхазии находят много скифских вещей. Они покоятся в основном в местных могильниках. Причем эти материалы не разбросаны по всем погребениям, а обычно сосредоточены в нескольких. Такая картина, например, наблюдалась и в селе Куланырхуа Гудаутского района, где вместе с девятью местными колхидскими захоронениями располагались три скифских. Скифы не были обременены семьями во время своих походов, поэтому воспринимали образ жизни того населения, в среде которого они оказывались. Найденные вещи были в основном предметами вооружения, конского убора и «звериного стиля». Это прежде всего двух- и трехлопастные бронзовые и железные наконечники стрел. Особенно опасным был шипастый наконечник. Он являлся своеобразным предшественником разрывной пули и был рассчитан на тяжеёлое ранение. Эти стрелы невозможно вынуть из раны, а медная окись рано или поздно приводила к смерти даже при лёгком ранении. На Сухумской горе, Гуадиху, в Мархяуле и в других местах Абхазии найдены короткие скифские мечи – акинаки. У скифов подобный меч был символом бога войны Ареса. Ему ежегодно приносили на святилище в жертву мелкий рогатый скот, лошадей и пленных врагов, причем одного мужа из каждой сотни. Их кровью окроплялось лезвие акинака. Древнеабхазские мастера-оружейники отковывали такие же по форме мечи, но затем их закаляли. Скифские кузнецы у себя на родине этого не делали. Подобное различие удалось определить только с помощью металлографического анализа.
Скифы и древние абхазы во время битвы с врагами также использовали боевые железные топоры-молоточки и секировидные топоры. Законодателями моды на данное оружие были местные мастера. Хотя большая часть топоров-секирок и не подвергалась закалке, они тем не менее являли собой дальнейшее продолжение колхидских форм.
В Абхазии нередко находят в местных погребениях V в. до н. э. очень интересные бронзовые бляшки в виде скачущего мифического оленя-солнца в скифском «зверином стиле».
Культ коня. Конь скифа, как и древнего абхаза, всегда был рядом, даже в мире ином. Скифские лошади, наподобие абхазских, невелики ростом, выносливы и неприхотливы. Обряд захоронения коней, возможно, был привнесен в Абхазию скифами. Он прослеживается здесь в течение целого тысячелетия (до принятия христианства), став традиционным. Этот обряд представляет собой полные или частичные (одни головы) конские захоронения с уздечными наборами (удила, псалии), масками, нащечниками, налобниками с изображением фантастических животных, исполненных в переднеазиатском стиле. В захоронениях рядовых всадников кости коня зачастую отсутствуют, но в таких случаях в погребение клали обычный конский убор. Наличие лёгкого вооружения и коня позволяли воинам использовать в сражениях тактику внезапных молниеносных налётов. Эта тактика хорошо себя оправдывала.
Общие черты. На некоторых скифских каменных изваяниях (стелы) встречается изображение и точильных камней, оселков. По форме они продолговаты с просверленным отверстием в верхней части для подвешивания к поясу. Оселки – частая находка в древнеабхазских захоронениях. Мало того, у абхазов до наших дней сохранилась нерушимая клятва «уашхуа макьапсыс», где «макьапсыс» означает маленький, мягкий точильный камень. Эту клятву, как и древние нарты, абхазы произносили и при встрече с водяной девой Дзызлан. А у родственных абхазо-адыгам хаттов точильный камень связывался с богом грозы и неба. Оттуда и идут его корни.
Важными предметами в жизни скифов были большие котлы, где варилось жертвенное мясо. Дело в том, что и у абхазов большим котлам придавалось особое значение. Так, по окончании моления, связанного с культом Афы (божество молнии), только котёл, где варилось мясо, можно было забрать с собой – всё остальное оставлялось на месте исполнения обряда.
У скифов и у древних абхазов было особое отношение и к бычьей шкуре. Сесть на неё означало у скифов просьбу о помощи. А древние абхазы ещё раньше заворачивали в необработанную бычью шкуру своих покойников, прежде чем привесить их на деревья, чтобы потом, через некоторое время, вторично захоронить останки в дольмене или в большой керамической урне. Бычья шкура фигурирует и в нартских сказаниях. Она помогла завернувшимся в неё героям взять вражескую крепость.
Предки абхазов не гадали, как скифы, на ивовых палочках, но ореховой (фундуковой) – придавали особое значение. Если человек приходил к знахарю с этой палочкой, то тот без разговора знал, что кого-то укусила змея. Знахарь ореховую палочку оставлял себе, а заговорённый стакан с водой заставлял пришедшего выпить. Через него заговор как бы передавался укушенному и помогал ему. Или же раз в году, в первый день масленицы, на всю семью готовили ритуальные вареники – «ахуаж». В один из них клали небольшую палочку. Тот, кому она попадалась, считался счастливым от всей семьи. В абхазских нартских сказаниях о Патразе видится отголосок одного скифского обычая, связанного, как и у осетин, со знаменитой «чашей героев». Её мог выпить только тот, кто совершил великие подвиги и правдиво рассказал о них. В абхазской версии от правдивого рассказа Патраза закипел котёл с мясом, и оно стало вариться. Этого не произошло после рассказов Сасрыквы и Цыцвы, других героев нартского эпоса абхазов.
Отношение к вину. В отличие от древних абхазов скифы изначально не выращивали винограда и не делали вина. Но этому научились, скорее всего, во время переднеазиатских походов. Причем они пили вино «по-скифски», не разбавленным, чем вызывали пренебрежение греков (греки разбавляли вино как простой, так и морской водой). Но скифы знали, что «виноградная лоза приносит три кисти: первую – удовольствия, вторую – опьянения, третью – отвращения». По крайней мере, так считал их мудрейший философ Анахарсис.
Итак, между скифами и древними абхазами в VII–VI вв. до н. э. существовали тесные связи, оставившие определённый след в истории страны. Мало того, часть скифов могла осесть в Абхазии во время своих переднеазиатских походов, а затем раствориться в местной этнической среде, как это с ними случилось потом, но уже на их «родине» в Северном Причерноморье, когда туда пришли сарматы, аланы и готы. А история древних абхазов тем временем продолжилась.
Греческая колонизация вывела местные племена Черноморского побережья Кавказа (в том числе Абхазии) в фокус интереса античной цивилизации, стимулировала создание древнейших письменных источников о регионе и сделала его местом действия известного мифа об аргонавтах. Колонизация, в переводе с греческого – «поселение», не соответствует современному понятию значения этого слова.
Начало колонизации. Греческая колонизация (началась в VIII в. до н. э.), конечно, значительно расширила область расселения греков. Но не по доброй воле они поселялись по всему средиземноморскому миру от Испании до Колхиды. Она носила вынужденный характер и была тесно связана с закономерностями внутреннего развития древнегреческого общества. Греческие поселения охватывали узкой каймой побережье Чёрного моря. Вместе с тем, выбор места для колонистов вряд ли был случаен. Соответствующими лицами заранее собирались сведения, отражающие географическую, экономическую и политическую обстановку заселяемой территории. Затем выбирался ойкист, т.е. будущий голова города. Например, у Фасиса (совр. Поти) был свой ойкист «Фемистагор, сын Деметрия». Как правило, ойкист отправлялся к Дельфийскому оракулу в храм Аполлона, дабы получить своеобразное «добро» на поселение. И лишь потом организованная группа колонистов (до 100–150 человек) с согласия своего государства и «дельфийского благословения», с готовыми органами управления направлялась на место поселения. Так, выходцами из Милета (Малая Азия) на земле древнеабхазских племён гениохов были основаны в VI в. до н. э. Гиенос (совр. Очамчыра), Диоскуриада (совр. Сухум) и Эшерское городище.
Идеологической подоплёкой колонизации был греческий миф о легендарном походе аргонавтов за «золотым руном» в Колхиду. Ввиду того, что осваивались большие территории, этот миф имел более трёх десятков версий.
Кавказский вариант «Аргонавтики» был самым популярным. Греческие колонии обычно представляли собой государственные образования, совершенно независимые от метрополии. С момента основания колонии жители её переставали быть гражданами того города-государства (в нашем случае Милета), откуда выселились и становились полноправными гражданами вновь родившегося города-государства. В нём создавалась своя конституция и система управления, но поддерживались контакты с метрополией на основе экономических и родственных связей.
Греки переселялись всегда с набором бытовых и хозяйственных изделий, ведь на новом месте приходилось сразу же браться за строительство дома (на первых порах деревянного, а затем и каменного), обработку земли, производство одежды. Поэтому среди колонистов, помимо земледельцев и торговцев, немало было и ремесленников. Определённую часть продукции, главным образом сельскохозяйственной, с самого начала переселенцы могли приобретать у местных жителей, поселения которых обязательно должны были находиться рядом (например, Красный маяк, Гуад-иху, Сухумская гора, около 3 км. от Диоскуриады). Греки никогда не селились на совершенно безлюдной местности. Между греками-поселенцами и местными жителями происходил обмен товарами, что, естественно, приводило к взаимному культурному влиянию. Постепенно пришлые греки становились «местными», а местные эллинизировались. На это, безусловно, влияли и смешанные древнегреко-абхазские браки.
Апсирт, сын царя Айэта. Важно помнить, что в греческом мифе об аргонавтах один из персонажей, сын царя Айэта, носит имя Апсирт, которое вполне можно сопоставить с самоназванием абхазов апс-уа, апс-ил. Древние толкователи от имени Апсирта производили и важную гавань Апсар, расположенную между Трапезунтом и Фасисом (близ современного г. Батуми). Возможно, имя Апсирт восходит и к более древним предкам абхазо-адыгов, кашкам-абешла, которые ранее упоминались в ассирийских источниках.
Полагают, что сюжет убиения малолетнего Апсирта впервые включил в «Аргонавтику» один из трёх великих античных трагиков Софокл (V в. до н. э.). Сам же миф об аргонавтах был создан к началу Великой греческой колонизации в VIII в. до н. э. Вместе с тем это не даёт основания использовать миф одного народа (в данном случае греческого) в качестве письменного источника по реальной истории другого народа. На самом деле, существует своеобразие греческой колонизации Колхиды. Оно заключается в преимущественно торговой ориентации основанных здесь эллинских городов. Богатые сырьевые запасы, высокий уровень металлургии, развитые земледельческие традиции, ткачество местного населения обусловили преимущественно торговый характер деятельности греческих колоний Колхиды. Они в основном играли роль перевалочных пунктов, через которые осуществлялся обмен товаров метрополии на колхидское сырьё и отдельные виды изделий. Таков был и мировой рынок Диоскуриады, где собирались представители от 70 до 300 народов и народностей.
Ранние античные авторы воспринимали Колхиду в основном в географическом плане, а колхов вначале как собирательное население этой территории. Их тогда абсолютно не волновал национальный аспект, который ныне будоражит умы многих кавказских исследователей. Вместе с тем у колхов был особый погребальный обряд, при котором мужчин нельзя было ни сжигать, ни хоронить в земле. Женские же тела предавались земле обычным способом. Обряд «воздушных захоронений мужчины», как известно, бытовал именно на территории Абхазии с эпохи бронзы до позднего средневековья. В центральной Колхиде (например, в окрестностях Фасиса), где присутствие данного обряда, казалось, было бы логичнее, известны лишь кремационные площадки и погребальные ямы с предметами как мужского, так и женского обихода. В V–IV вв. до н. э. эти ямы сменились обычными грунтовыми захоронениями либо погребениями в пифосах, больших кувшинах, предназначенных в быту для воды и вина.
Уклад городской жизни и связанная с ним государственность на территорию Абхазии привнесли греки, вскоре связавшие окрестные общины гениохов в единую систему экономических связей. На данную проблему определённый свет проливает Эшерская надпись IV–III вв. до н. э. на безупречном греческом языке. В это время Эшерское городище являлось, скорее всего, хорионом (городом-спутником) Диоскуриады.
Древнегреческие находки в Абхазии. Присутствие первых греческих поселенцев на территории Абхазии отмечено уникальными археологическими находками. Это, прежде всего, чернофигурная аттическая амфора (около 530 г. до н. э.) работы искусного вазописца Никона (из Эшеры), Сухумская мраморная стела (около 430 г. до н. э.), свидетельствующие о том, что в Диоскуриаде и на Эшерском городище в то время жили знатные люди, а по женским барельефным изображениям можно судить об их внешнем облике – прическе, одежде (гиматий, хитон, пеплос). Греческие надписи, найденные в Абхазии, могут свидетельствовать о грамотности не только греческого населения, но и местного, которое к тому времени в античных городах, скорее всего, уже было смешанным.
Таким образом, греческая колонизация Абхазии сыграла решающую роль в дальнейшем развитии древнеабхазского общества в экономическом, культурном и политическом отношении. Не исключено, что в IV–II вв. до н. э. здесь, возможно, существовало «Диоскурийское царство» (от Гульрипша до Гуандры), которое вовлекло в сферу своего влияния четыре местные гениохийские «царства». Так создавалась ойкумена (периферия) античного культурного мира. И если уж говорить о том, кто жил на территории Абхазии в период греческой колонизации, то это, прежде всего, местные племена (гениохи, кораксы и др.), создатели самого яркого «абхазского» варианта колхидской культуры и пришлые греческие поселенцы (колонисты), в то время как древнекартвельские племена (колхи в узком смысле) ещё в V в. до н. э. проживали южнее Фасиса, точнее в районе р. Галис (совр. Кызыл-Ирмак в Турции), пока не стали постепенно вытеснять гениохов из центральной Колхиды в северо-западном направлении.
Гениохи – возчики. Гениохи, как известно, означают «возниц», «возчиков». Скорее всего, это греческое оформление какого-то местного наименования (этнонима).
В античных литературных источниках можно выделить две группы сведений о ранних гениохах – сведения мифологического характера и сведения, отражающие культурный и социальный облик этих племён. Имя гениохов в греческой мифологии было тесно связано с братьями Диоскурами, участниками легендарного похода аргонавтов за «золотым руном» в Колхиду. Мифологическая окраска сведений о местном этническом населении Диоскуриады в значительной степени объясняется её удаленностью от самой Греции. Но более приземлённые сведения о гениохах не совсем лицеприятны со стороны древних греков. Они говорят об их «дикости», имея в виду первобытные отношения и присущую им политическую раздробленность. На самом же деле эти сведения преувеличены. В начале I тыс. до н. э. население древней Колхиды составляли носители замечательной позднебронзовой колхидской культуры с её ярко выраженным «абхазским» вариантом, входившим в «колхидско-кобанскую» металлургическую провинцию. Это были те самые гениохи, древние предки абхазо-адыгов, с которыми пришлось встретиться грекам и их первым путешественникам вдоль западно-кавказского побережья Чёрного моря в VI в. до н. э. Гениохи в то время уже применяли закалку при производстве стальных изделий, а греки-колонисты так же, как и скифы, ещё не применяли этого сложного кузнечного приёма.
Гениохи – древние предки абхазов. Гениохи – это не колхи в узком смысле, т. е. древнекартвельские племена. Последние, как известно, ещё в V в. до н. э. жили в бассейне р. Галис и лишь чуть позднее стали постепенно вытеснять гениохов из Центральной Колхиды (район Фасиса). В понятие же колхов тогда в широком смысле входили все племена Колхиды, в том числе гениохи, колхи в узком смысле и даже сами греки-поселенцы.
Гениохи древними авторами помещались в различных источниках в районах Причерноморья и Закавказья. По ионийским письменным источникам, греческие города-государства (полисы) Диоскуриада и Фасис были основаны именно на земле гениохов. Гениохов следует подразумевать и в безымянных племенах, помещённых «отцом истории» Геродотом (V в. до н. э.) между Фасисом и Кавказским хребтом.
Античная традиция много раз поддерживала множественность гениохийских племён, собирательный характер этого названия. Наиболее подробное описание бытия более поздних гениохов даёт греческий географ и историк Страбон (64/63 г. до н. э. – 23/24 г. н. э.).У них, по его словам, было «четыре царя», т.е. четыре территориально-племенных объединений, которые затем, скорее всего, распались на древнеабхазские племена санигов, абасгов, апсилов и позднее мисимиан. По мифу об аргонавтах, гениохами, возничими (Амфием и Телехием) братьев Диоскуров, была основана Диоскуриада. Жители окрестностей этого города в то время собирали золото (золотой песок) в золотоносных реках с помощью просверленных корыт (типа сит) и косматых шкур баранов, благодаря чему у греков родился миф о «золотом руне». Позднее, когда римский легат императора Адриана Флавий Арриан прибыл в Себастополис (тогда так уже называлась Диоскуриада), то ему показали гору Стробил (возможно, Ерцаху), где, по преданию, был прикован Прометей и откуда слышались его вздохи.
Культура гениохов. Самобытная местная материальная (колхидская) и духовная (сказание об Абрскиле, нартский эпос и т.д.) культура древних абхазов (гениохов) характеризуется множеством вещей и черт. Так, местное население даже ближайших окрестных античных городов долго сохраняло традиционные навыки и формы бронзовой индустрии более раннего времени (украшения, детали одежды, малая скульптура, керамика). Характерным был и обряд «воздушных» (на деревьях) захоронений мужчин. Вместе с тем уже с VI в. до н. э. в погребениях местной знати появляются греческие изделия. В V–IV вв. до н. э. становятся популярными привозные глиняные чернолаковые сосуды, бронзовые аттические шлемы, щиты, ситечки, перстни и другие изделия. Непременным атрибутом мужских захоронений является вооружение – боевые топоры – секирки, мечи, кинжалы, наконечники копий и т.д. Особенно примечательны застёжки-фибулы с ромбовидной и розетковидной дужкой, шейные гривны с ромбовидными концами, бляхи в виде «оленя-солнца», выполненные в скифском «зверином стиле» и т.д. До конца IV в. до н. э. не выходили из моды поясные культовые пряжки с фигурами всадников и животных.
На поселении Ахул-абаа, расположенном в черте города Сухум на древнем торговом пути Диоскуриады в Цебельдинскую долину и далее, центральный холм был заселён ещё в VIII–VII вв. до н. э., когда его жители использовали в быту разнообразную посуду, в том числе с отпечатками ткани на стенках (посуда для выпаривания морской соли). Позднее, в IV в. до н. э., на месте древних жилищ появились усадьбы, крыши которых покрывались импортной синопской черепицей. В этот период население было военизированным, оно охраняло подступы Диоскуриады с её богатыми рынками от посягательств со стороны гор. На поселении выявлено до десятка воинских захоронений с богатым материалом (золотая шейная гривна, серебряные и медные сосуды, аттические бронзовые шлемы, поножи, щиты). Почти при каждой могиле – конское захоронение. Экипированные по лучшему европейскому образцу, представители уже появившейся к этому времени древнеабхазской военно-земледельческой верхушки демонстрируют свою важную роль в окологородской иерархии. Их хозяйство и культура сильно изменились под влиянием города, т.е. произошло сворачивание собственного ремесла в сторону военной и сельскохозяйственной специализации. На этом и соседних местных поселениях вокруг Диоскуриады археологами найдено много изделий городских мастерских (вооружение, керамика, лемехи, флаксы, виноградные ножи и т.д.).
Гениохи – пираты. Северо-западная группа поздних гениохов занималась в основном морским пиратством. Для этого они имели небольшие, узкие и лёгкие ладьи, камары, куда могло поместиться до 25–30 человек, поэтому в источниках гениохов называют «камаритами»... Они выходили в море на своих камарах и нападали на грузовые суда, либо на какую-нибудь местность и даже город (например, Питиунт). Гениохи господствовали на море. Лодки были настолько лёгкими, что их можно было переносить на плечах, чтобы спрятать в лесу. Когда же наступало время для плавания, гениохи вновь сносили камары на берег. Так же они поступали в чужой стране, где имелись знакомые лесистые местности. Скрыв в них камары, они сами бродили пешком с целью захвата людей. Того, кого удавалось захватить, они охотно возвращали за выкуп. Гениохи были тесно связаны с Боспорским царством, где находили рынки сбыта своей добычи и корабельные стоянки. В обмен на рабов «камариты» получали товары греческого производства: оружие, посуду, украшения и другие изделия, которые удовлетворяли нужды местной родоплеменной верхушки, военной аристократии.
200 лет назад потомки гениохов, абхазы, как бы продолжая традицию своих далёких предков, на судах «olezcandar», в которые помещалось от 100 до 300 человек, нападали на суда османов и лазов-чанов, чаще всего у побережья Мегрелии и Турции.
Словом, гениохи являлись древнеабхазскими племенами, которые заселяли в I тысячелетии до н. э. почти всё Западное Закавказье и прилегающие области. Они были создателями своеобразного «абхазского» варианта колхидской культуры, довольно рано освоили на базе высокоразвитой бронзовой металлургии железоделательное производство. Занимались земледелием, скотоводством, гончарным ремеслом, выпариванием морской соли (до появления греков), ткачеством, виноделием и многим другим. Такими их увидели вначале скифы во время переднеазиатских походов, а затем и греки-поселенцы в период колонизации Черноморского побережья Кавказа.
Около 2600 лет назад, когда почитаемый ойкист (будущий глава города) из Милета трепетно внимал в храме Аполлона «советам» Дельфийского оракула – поселяться или не поселяться грекам на территории будущей Диоскуриады, древние предки абхазов, гениохи, уже застёгивали свою одежду дуговидными бронзовыми фибулами (булавками), прототипами которых являлись подобные фибулы из материковой Греции. Вдохновлённая Аполлоном и доведённая фимиамом до состояния экстаза, сидящая на треножнике жрица-прорицательница дала «добро» обрадованному ойкисту из Милета, которого влекло в Колхиду «золотое руно».
Пелену романтического флёра снимают данные греко-римских письменных источников, а также материалы археологических раскопок из г. Сухум, его окрестностей, Эшеры и Очамчиры.
В конечном счёте, все авторы, в том числе и современные, черпают сведения, к сожалению, из ныне уже утерянных трудов Скилака Кариандского, греческого мореплавателя и географа (VI в. до н. э.), возможно, первым приписавшего основание Диоскуриады выходцам из города Милета, который в 494 г. до н. э. был разрушен персидским царём Дарием I (522–486 гг. до н. э.). Именно в VI в. до н. э., по поручению Дария I, он предпринял экспедицию вдоль персидского и арабского побережья. До нас лишь дошли сведения о Перипле («Описание моря, прилегающего к населённой Европе, Азии и Ливии») Псевдо-Скилака, более позднего автора IV в. до н. э., который подписал свой труд именем Скилака, ибо пользовался его сведениями.
Сухумская стела.
Что же касается самых ранних археологических материалов, свидетельствующих о греческом присутствии на территории современного г. Сухум и его окрестностей, то это, прежде всего: аттическая чернофигурная амфора, сделанная мастером-вазописцем Никоном около 530 г. до н. э. из Нижней Эшеры, обломки пухлогорлых хиосских амфор конца VI – начала V вв. до н. э. из Сухумской крепости, уникальная надгробная стела V в. до н. э. с тремя человеческими фигурами, найденная у устья р. Басла (Беслетка) и др. Судя по фрагментам хиосских амфор с белым ангобом и ионийской светлоглиняной полосатой керамике, первое греческое поселение на территории античного Гиеноса, возможно, появилось несколько ранее Диоскуриады, т.е. не позднее середины VI в. до н. э. Между тем первоначальное прибрежное ядро Диоскуриады нам, к сожалению, неизвестно. По-видимому, оно полностью разрушено морем. Однако ещё 100 лет назад можно было видеть на дне моря, у устья р. Басла, четырёхугольную башню и, купаясь в этих местах в 1925 г., нащупать ногами остатки стен. Безусловно, это место в момент первого появления греков не было никем заселено. В то же время на расстоянии нескольких километров находились местные поселения гениохов, которые располагались в черте современного Сухума, на Красном Маяке, Сyxyмcкой горе, Гуад-иху и существовали задолго до появления греческих колонистов.
Ионийские поселенцы из Милета назвали город в честь братьев-близнецов Диоскуров, участников легендарного похода аргонавтов за золотым руном в Колхиду. В Милете был очень популярен культ братьев-близнецов Диоскуров, олицетворявших собой представление о смене света и тени, дня и ночи, рождения и смерти, мира и войны. Один из атрибутов братьев – утренняя и вечерняя звезда (для сравнения можно привести соответственно имена легендарных абхазских братьев Шарпыецва и Хулпыецва). Они были покровителями мореплавателей и путешественников. Поэтому каждый, сойдя на диоскурийский берег, спешил к храму Диоскуров-покровителей города, чтобы возблагодарить их за благополучное плавание и принести положенную жертву. Их одеждой служила пурпурная хламида, а на голове они носили заострённые шапки, пилосы. Эти пилосы изображены на Диоскурийских монетах, а также на средневековой поливной керамике из Замка Баграта. Важно отметить, что близнечный миф существовал у древних абхазов ещё до появления греков и, скорее всего, поэтому название Диоскуриада было легко воспринято в местной этнической среде. Вместе с тем, территория, где греки основали Диоскуриаду, носила древнеабхазское название «Акуа». О древности местного топонима может также говорить надпись «Акой» (Акуа) на золотых монетах (статерах), отчеканенных в 90–80 гг. II в. до н. э. в подражание статерам фракийского царя Лисимаха. Замок Баграта, так названный краеведами в конце XIX – начале ХХ в., именовался ранее замком Агуа (Акуа). В начале VI–V вв. до н. э. греческое и местное поселения представляли собой две замкнутые и автономные структуры, связанные экономическими узами, поэтому они не могли существовать друг без друга. Затем, в эпоху эллинизма (особенно в IV–III вв. до н. э.), произошло как бы их взаимное интегрирование, и население Диоскуриады стало смешанным (греко-местным). Среди импортной продукции того времени можно даже выделить «местную» продукцию греков-колонистов. Вместе с тем и чисто местная продукция (например, керамика) приобрела античные (импортные) формы. Произошло стирание грани между традицией и новацией. Что касается политической организации Диоскурийского общества, то здесь, скорее всего, существовала т.н. тирания, ограниченная, возможно, как это было в своё время в Милете, народным собранием в виде «суда черепков» (остракизма), т.е. изгнания из города выделявшихся людей, которые угрожали принципу равенства граждан. Остраконы, т. е. сами черепки с надписью имени «провинившегося» человека, в г. Сухум и его окрестностях пока ещё не найдены, по-видимому, из-за недостаточной изученности края. Но можно не сомневаться в положительном результате будущих изысканий в Сухумской крепости, у устья р. Басла и других прилегающих местах.
В IV–II вв. до н. э. здесь производились амфоры с собственными диоскурийскими клеймами, что свидетельствует о государственном (полисном) характере производства; чеканились монеты, писали на вощеёных досках костяными, заострёнными палочками (стиль); поклонялись, в том числе греческой богине земледелия и плодородия Деметре (имеется её терракотовая статуэтка) и древнеабхазскому божеству Джадже.
В конце II в. до н. э. Диоскуриада была на стороне Понтийского царя Митридата VI Евпатора в борьбе против Рима, за что получила автономию. Диоскурийские монеты того времени были найдены главным образом в Северном Причерноморье, в Херсонесе (близ совр. Севастополя) и в окрестностях Анкары в Турции.
На Диоскурийской агоре, как свидетельствуют письменные источники (Страбон, Тимосфен Родосский), собирались представители от 70 до 300 народностей и племён. Диоскуриада поддерживала связи с Афинами, Хиосом, Фасосом, Синопой, Гераклеей Понтийской, Родосом, Косой, Пергамом и другими античными городами. Здесь работала судостроительная верфь. В 66–65 гг. до н. э. в окрестностях Диоскуриады зимовал Митридат VI Евпатор во время третьей и последней для него войны с Римом.
Переименование Диоскуриады в Себастополис не могло произойти ранее начала правления римского императора Октавиана (27 г. до н. э.–19 г. н. э.), получившего титул Августа-Себастоса («великого» или «священного») в 20 г. I в. до н. э. Это было начало нового римско-византийского периода истории г. Сухум, который продолжался до VIII в. н.э.
С историей Диоскуриады тесно связаны Эшерское городище и Гиенос (совр. Очамчыра).
Эшерское городище расположено на высоком берегу, на расстоянии 1 км. от побережья Чёрного моря. Площадь его 3 га. Оно возникло на месте более древнего местного поселения и существовало с середины VI по I вв. до н. э. Эшерское городище мало чем отличалось по своим размерам от аналогичных северо-причерноморских городов. В это время был хорошо налажен морской транзитный путь вдоль восточных берегов Чёрного моря, соединявший греческие центры Средиземноморья и Южного Причерноморья с Северным Причерноморьем.
Среди наиболее ранней привозной керамики на городище найдены родосско-ионийские сосуды первой половины VI в. до н. э. и простая ионийская полосатая керамика, аттические чернофигурные вазы VI в. до н. э. Наряду с привозной встречается и местная посуда этого времени. Найдены краснофигурные и аттические сосуды V–IV в. до н. э., серебряные синопские монеты IV–III вв. до н. э., малоазийские рельефные чаши III–II вв. до н. э.
Во второй половине IV – начале III вв. до н. э. Эшерское городище пережило расцвет. Были построены сооружения, в том числе монументальные постройки из гладкотесанных блоков с колоннами и капителями. Внутренние стены оштукатурены многоцветными (полихромными) красками, а полы покрыты мозаикой. В руинах одного из монументальных зданий была найдена бронзовая доска с древнегреческой мемориальной надписью IV–III вв. до н. э. Плита висела на стене общественного здания, которое было разрушено в результате мощного пожара в середине III в. до н. э. В надписи говорится о какой-то битве с неприятелем, которая закончилась победой жителей Эшерского городища. В это время здесь имелись две линии водопровода (главная и вспомогательная, возможно, ложная). Верхняя площадка после гибели городища превращается в кладбище представителей местных племён. Жители занимались тогда земледелием, торговлей (свинцовые гирьки, монеты), садоводством, виноградарством, выращиванием проса, льна и другими видами хозяйства.
В конце II – начале I вв. до н. э. была сооружена 2-метровой толщины оборонительная стена с башнями, которые располагались на расстоянии полёта стрелы, т. е. 30–40 м. Скорее всего, их соорудили при Митридате VI Понтийском, который построил в Колхиде 75 крепостей против Рима. Эшерское укрепление представляет собой яркий образец военно-инженерного искусства той эпохи. Отсеки вдоль внутренней стороны стен, предназначавшиеся для размещения воинов и боеприпасов, толстые стены и огромные башни, которые использовались в качестве позиций для батарей метательных машин, характеризуют эшерские оборонительные сооружения. Интересно отметить, что подобные укрепления обычно строились наспех, вероятно, «при непосредственной военной угрозе». В таких случаях, как считается, затрачивалось мало средств.
Приблизительно в середине или третьей четверти I в. до н. э. Эшерское городище, расположенное на холме, было взято штурмом, а поселение предано полному разрушению и огню. Нападавшие пришли с севера, со стороны гор – у внешней стороны стены найдено множество железных наконечников стрел своеобразного облика с утолщением на стержне и треугольным остриём. Стержни, с помощью которых они насаживались на древко, во многих случаях имеют характерный изгиб, который появляется тогда, когда стремительно летящая стрела наталкивается на прочную преграду (в данном случае, крепостную стену) и у неё ломается древко. Населяли в это время окрестности Диоскуриады древнеабхазские племена (саники – санеги, одно из гениохских племён, т. е. соаны Страбона), которые использовали какие-то особые наконечники стрел. Создаётся впечатление, что местные племена в тот момент поддерживали римского полководца Помпея в борьбе против Митридата VI Евпатора.
Гиенос (Гюэнос), как и Диоскуриада, в отличие от Эшерского городища, упоминается впервые Псевдо-Скилаком. Этот топоним некоторые связывают с этнонимом «гениохи». Археологически местонахождение этого античного города в районе совр. Очамчиры было доказано раскопками 1935 г. С того времени там неоднократно проводились исследования. Судя по последним раскопкам, Гиенос, возможно, возник несколько раньше Диоскуриады и Эшерского городища, в первой половине VI в. до н. э. Было установлено, что мощность культурных напластований составляет здесь около 5 м. Первое поселение городского типа возникло на относительно равнинной части морского берега. К первоначальному периоду основания Гиеноса относятся дубовые срубные постройки типа полуземлянок, которые были окружены плетёными заборами.
VI–V вв. до н. э. – время наивысшего оживления городской жизни Гиеноса. Жителями его были выходцы из островной Греции. Занимались они сельским хозяйством, торговлей, ремеслом. Так, найденные археологами 5 железных ножей с выпуклой спиной (серповидные) изготовлены из чистого железа и неравномерно науглероженной стали, поэтому они не могли воспринимать закалки. Греки-поселенцы не применяли её в отличие от местных жителей.
Жизнь античного города, столь бурно начатая, прекратилась в IV–III вв. до н. э. Тогда эта территория стала местом захоронения конских голов, украшенных пышным погребальным инвентарём скифского облика: железные удила, бронзовые псалии, кожаные шлемы с нашитыми на них нащёчниками и налобниками с преобладающим в них восточных и в целом азиатских элементов скифского «звериного стиля».
В конце III в. до н. э. Гиенос вновь переживает расцвет. К этому времени относится много амфор и других изделий, произведённых по античному образцу из местной глины. Когда на рубеже нашей эры Рим стал миллионным городом, в Гиеносе вновь зазеленел лес, и лишь примерно через 600 лет здесь снова возобновилась жизнь – был построен раннехристианский храм, римская баня наподобие бани в крепости Тцибила.
Диоскуриада, Эшерское городище, Гиенос – античные города, тяготеющие к морю. Но уже в VI–V вв. до н. э. импортные изделия попадают и в горные части страны. К таким местам, например, можно отнести могильник Джантух, расположенный в верховьях реки Аалдзги. Среди импортной керамики – чернофигурные, чернолаковые, коричневолаковые сосуды VI–V вв. до н. э. Да и во время работы в Цебельдинской долине археологи в засыпи более поздних апсилийских могильников находили чернолаковую посуду. Это говорит об интенсивной связи древнеабхазского населения с античными городами.
Таким образом, греческая колонизация территории Абхазии происходила не только вширь, но и в глубь страны.
«Понтийский лимес» (Понт – Чёрное море, лимес – граница) – это система восточнопричерноморских римских укреплений (крепостей), охранявших империю от вторжения врагов со стороны моря и прибрежной части.
Во II в. римский гарнизон разместился и в Питиунте. Характер этих преимущественно военных центров (крепостей) отличался от ранних греческих городов.
Римляне укрепились в Абхазии с рубежа нашей эры, когда античная Диоскуриада была переименована в Себастополис при римском императоре Августе Октавиане.
Местные древнеабхазские племена (апсилы, абасги, саниги, мисимиане) старались не селиться в их ближайшем окружении и сосредотачивались в горных долинах. Население же греческих городов в эллинистическое время было смешанным. Вместе с тем в крепостях существовала купеческая прослойка, которая играла роль посредника между малоазийско-восточнопричерноморскими центрами и местным населением, в среде которого пользовались популярностью предметы импорта. В своём стремлении защитить малоазийские районы от постоянных вторжений в Колхиду врагов, античная цивилизация затратила огромные усилия и средства для укрепления отдельных узлов Понта. Об этом свидетельствуют руины древних стен, находки археологов: предметы домашнего обихода и вооружения, скудные строки из письменных источников. Империя цеплялась за чужие приморские территории вначале на узком участке постройкой крепостей-кастеллов (небольшие четырёхугольные крепости с четырьмя выступающими по углам башнями), а затем вскоре проникала во все сферы жизни местных племён, приспособляя их возможности к выполнению своих тактических задач.
При императоре Веспасиане в 69–79 гг. н. э. в провинцию Каппадокию, в составе которой находился Полеймоновский Понт (бывшее Понтийское царство), было введено два дополнительных легиона («Аполлонов» и «Молниеносный»). Это событие дало возможность римлянам начать размещение в Восточном Причерноморье регулярных войск. Тогда местные племена, жившие вокруг Понта и Меотиды (в том числе и древнеабхазские), держались римлянами в подчинении тремя тысячами гоплитов (тяжело вооружённые воины) и сорока военными кораблями – «поддерживали мир». Это позволило создать «Понтийский лимес», важным звеном которого стал Себастополис.
Себастополис. Первое упоминание о Себастополисе принадлежит Плинию Старшему (I в. н. э.). В 137 г. н. э. крепость, по свидетельству Флавия Арриана, была окружена стенами и рвом, внутри которых находились казармы, конюшни, склады оружия и пищевых припасов, лазарет. О строительной деятельности Флавия Арриана в крепости сообщала надпись, обломок которой был найден на молу Сухумской крепости в XIX в. В IV–V вв. на месте Себастополиса стояла «первая конная когорта Клавдия».
В ходе археологических раскопок выявлены остатки трёх крепостей, сменявших и дополнявших друг друга во II–VI вв. н. э. Найдено также много обломков тарной (амфоры), столовой и кухонной керамики, светильники, стеклянные бокалы, монеты и другие изделия, как изготовленные на месте, так и привезённые из дальних стран.
Три строительных слоя в крепости говорят о том, что она разрушалась, затем снова восстанавливалась. В итоге в эпоху византийского императора Юстиниана I (527–565 гг.) Себастополис «по красоте и величию превратился в самый замечательный город», защищённый крепостными стенами, экономический, культурный и религиозный центр. Так произошла эволюция перехода крепости в город-крепость и, наконец, в настоящий город «с улицами и другими постройками».
В последнее время здесь проходят успешные археологические раскопки. Главное – найдены две эпиграфические надписи. В первой (примерно II в. н. э.) воздаётся хвала какому-то чиновнику за деяние государственной важности. Вторая – надгробная надпись легионера-христианина Ореста, в честь которого была построена восьмигранная (октогональная) церковь (V–VI вв.). Совсем недавно рядом была раскопана ещё одна одноабсидная церковь с мозаичным полом. В городе было много жилых и хозяйственных построек различного назначения.
Питиунт – хорошо изученная римская крепость на территории Абхазии. Её крепостные стены возведены во второй половине II в. н. э. Первые сведения содержатся в «Новой истории» у Зосима (V в.), описывающего события второй половины III в. в связи с нападением на Питиунт готов.
В конце III в. Питиунт становится местом ссылки христиан. Там был захоронен Лонгин, младший брат мученика Орентия. Из ссыльных христиан в Питиунте сформировалась первая христианская община на Кавказе, от которой епископ Стратофил был участником Никейского собора в 325 г. В Питиунте IV–V вв. квартировало «Первое счастливое крыло Феодосия», состоявшее из 500 легионеров.
Крепости-кастеллы имели округлую в плане канабу, как было в Питиунте, которая защищала посёлок отставных солдат и их семьи. Здесь археологами были исследованы административные здания, храмы, бани, обжигательные печи, рыбозасолочные ванны, великолепные мозаики, огромный некрополь и другие объекты с богатейшим археологическим материалом (в том числе монетами), подчеркивающим не только силу, но и мощь этой античной твердыни.
Зиганис. Во второй половине II в. н. э. в тридцати кмлометрах к северо-западу от р. Ингур появляется населенный пункт «Сиганей». На рубеже III–IV вв. здесь, в Зиганисе, был похоронен Кириак, старший брат Орентия-мученика. На рубеже IV–V вв. там стояла «Вторая когорта Валента». Археологи нашли в этом месте квадратную крепость-кастеллум – 120х120 м.
Кавказский внутренний лимес. Римляне несколько раз проводили военную реформу, ибо трудно было охранять свои многочисленные провинции, особенно периферии, коей являлась территория Абхазии. Поэтому империя отдавала охрану своих границ и местному населению, аборигенам провинций, платя им за это большие деньги. Но в то же время она имела там свои когорты. Вместе с тем в Африке (Хибеос, Большой Оазис) находилась когорта союзных ей абасгов («Аlla prima abasgorum» – 309 г.). Византийцы затем использовали некоторые римские крепости «Понтийского лимеса». Часть из них они восстановили. А в предгорной и горной части Абхазии, как и по всей Колхиде, византийцы укрепили ущелья, «клисуры». Ряд абхазских крепостей, в том числе Трахея, Тцибила, Тцахар и другие вошли в этот Кавказский внутренний лимес.
Дамасская сталь. Яркой особенностью материальной культуры населения Абхазии того периода были самые ранние для территории бывшего СССР мечи, изготовленные техникой сварочного дамаска (III–IV вв.). Эта виртуозная техника является вершиной ручного кузнечного творчества. Ею изготовлялись не только мечи, но и кинжалы, наконечники копий, ножи. Дамасская сталь – это технология. Зародилась она в г. Дамаск (поэтому называется дамасской) во времена римского императора Диоклетиана (284–305 гг.).
Дамасскому мечу не могло противостоять ни одно оружие. Он разрубал любую броню, крошил щиты, а простые железные мечи легко гнулись, как это было у галлов во время битвы с римлянами. Несчастным воинам во время битвы нужно было успеть разогнуть меч о колено, чтобы остаться в живых. Хороший меч не имел цены (за него могли отдать любимую жену и даже полцарства), он служил нескольким поколениям. Мечи из дамасской стали были важным предметом торговли с отдалёнными странами. Короли франков даже запрещали вывозить их (накладывали эмбарго). Сама технология производства подобных мечей хранилась в строжайшем секрете. Особенно красочно описывался внешний облик клинка, поэтизировались его качества, ибо оружие из сварочного дамаска считалось «божественным произведением». Древние мастера готовились к работе по изготовлению таких клинков, как к подвигу. Молитвы, абсолютное воздержание от горячительных напитков, отдаление от жены (она не должна вообще переступать порога кузницы) и бесконечные омовения – неотъемлемые условия работы. До конца отковки мастер не должен был прикасаться обнажённой рукой к металлу клинка, полоса которого каждый раз после прикосновения старательно обсыпалась золой соломы.
Основа подобного меча напоминала собой хорошую девичью косу: она состояла из сплетённых с помощью кузнечной сварки полос железа и стали. На основу наваривались резко закалённые стальные лезвия. После соответствующих операций на полотне клинка вдоль его средней части (в районе дола) формировались четыре вида светло-тёмных рисунков – строчечный (самый простой), угловой, двойной угловой и в виде розы (самый сложный). Таким путём достигалась не только неописуемая красота клинка, но и его неимоверная крепкость и гибкость. Поэтому при покупке дамасского меча сначала сгибали его клинок над головой, прижимая к ушам. Хороший меч затем сразу же принимал исходное положение. Или бросали на его лезвие газовую ткань, которая, медленно опускаясь, разрубалась на две части. Также прислушивались к звону дамасского клинка, т. е. к его «пению».
Каждый второй древнеабхазский воин был вооружён подобным мечом. Они могли поступать на местные поселения из приморских крепостей «Понтийского лимеса». Мало того, их пытались делать и на территории Абхазии. Например, меч из Эшеры (урочище Пышта) является имитацией сварочного дамаска. Интересно отметить, что узор на дамасских мечах называется «джоухар». Таково же название аналогичного узора на абхазских тканях – «аджоухар».
Первым упомянул об апсилах известный римский историк Плиний Старший (Секунд), который погиб, спасая людей во время извержения Везувия в 79 г.н. э.
В 137 г. о них писал и римский чиновник (легат) Флавий Арриан, посетивший, по поручению императора Адриана, военную базу Себастополиса. Апсилы жили тогда к северу от лазов и имели «царя» Юлиана, получившего знаки «царской» власти от императора Траяна (98–117 гг.).
В I–II вв. они заселяли значительную часть Колхиды к северу от Фасиса до Себастополиса, что подтверждается и археологическими материалами.
В последующее время (II–V вв.) апсилы в письменных источниках почти не упоминаются. Судя же по археологическим раскопкам, наиболее густозаселённым районом Апсилии в III–V вв. была современная Цебельдинская долина.
К VI в. лазы оттеснили апсилов примерно к р. Ингур.
Наиболее богатое из ранних захоронений апсилов – погребение в с. Таглан (Гальский район), принадлежавшее, возможно, кому-нибудь из «царского» рода Юлиана. Там было найдено много золотых изделий – голова оленя с ветвистыми рогами, бусы, бляшки; серебряные сосуды – стакан, чаши, кубок, блюдце, кольцо; обломки бронзового кувшина; железные конские удила и другие предметы I–II вв.
В это время в Апсилии ходила римская кесарийской чеканки монета.
В III–V вв. в Апсилию поступало большое количество античных изделий. Но апсилы сами создали свою самобытную культуру. В V в. они уже освоили производство собственных амфор для морских перевозок. В их могилах встречают лощёные аланские кружки, а в Теберде и Нальчике археологи находят апсилийские кувшины с чашечковидным венчиком (IV–V вв.).
Абхазия I-II в веках н. э.
В VI в. вдоль перевального пути на Северный Кавказ было сооружено несколько крепостей, главная из которых была Тцибила (по-абх. Цабал). Они охраняли одно из ответвлений Великого шёлкового пути, дорогу через Апсилию («Даринский путь»). За его охрану империя платила большие деньги. Вооружены апсилы были самым современным оружием для своего времени – дамасскими мечами, метательными топорами «францисками» и другими видами вооружения.
Апсилийское общество. В социальном отношении апсилы сохранили основные черты родового строя на его высшей стадии, «военной демократии». Поэтому каждый мужчина был воином, даже кузнецы: железный инвентарь одного апсилийского захоронения III–IV вв. состоял из кузнечного молота и предметов вооружения. Каждый населённый пункт Апсилии объединял большое число людей, находившихся в различной степени родства. В окрестностях Цебельды такие поселения приобретали городской облик. Патриархальные семьи апсилов были равноправными. Но между родовыми поселениями могла углубиться и разница в экономическом положении. Привилегированным выглядит род Шьапкы (Рогатория). Так, его женщины больше занимались своей внешностью и не работали в поле (отсутствие мотыжек в погребениях при большом количестве украшений). А мужчины были лучше вооружены.
Апсилы в это время ещё использовали традиционную религию (язычество) и мир иной воспринимали достаточно конкретно. Они считали, что умершие вновь возрождаются и занимаются в загробном мире тем же, чем и при жизни: мужчины сражались, а женщины занимались своей внешностью, обрабатывали землю, хозяйничали. Поэтому усопшего хоронили с соответствующими ему вещами, до тех пор, пока не стали христианами.
У стен Цабала. В VI в. Апсилия, как и вся Колхида, стала ареной ирано-византийских войн. Именно тогда (550 г.) упоминается главная крепость Апсилии – Тцибила «в высшей степени укреплённая». В это время происходило наступление иранского полководца Набеда. На его сторону перешёл знатный лаз Тердет, которого хорошо знали апсилы. Он подошёл к крепости со своим отрядом и апсилы впустили его к себе без всяких подозрений, ибо не знали об его измене. Когда персидское войско появилось, Тердет открыл ворота персам. Апсилы послали в Византию гонцов, чтобы рассказать о случившемся и попросить о помощи. Но они её не получили. События, произошедшие в дальнейшем, очень красочно описываются у византийского придворного историка Прокопия Кесарийского: «У начальника этой крепости была жена родом из Апсилии, очень красивая лицом. В эту женщину внезапно безумно влюбился начальник персидского войска. Сначала он пытался соблазнить её, когда же он увидел, что не имеет успеха, то без всякого колебания он применил насилие. Приведённый этим в яростный гнев муж этой женщины ночью убил его самого и всех тех, которые вошли вместе с ним в это укрепление, оказавшихся невинной жертвой страсти их начальника, и сам завладел укреплением. Вследствие этого апсилы отпали от колхов (т.е. лазов), упрекая их в том, что они не захотели оказать им помощи, когда они подверглись нападению со стороны персов». Византийскому отряду в тысячу воинов во главе с Иоанном, сыном Фомы Армянина, пришлось уговорами и мирными речами улаживать этот инцидент. Археологи раскопали башню, где произошло нападение апсилов на персидский отряд, которое было настолько неожиданным, что персидское оружие так и осталось прислонённым к крепостной стене, а уздечки – на крюках.
Боевые слоны в Абхазии. В 553 г. персидский полководец Мермерой применил в Апсилии боевых слонов, но из этого ничего не вышло. У защитников крепости были мощные станковые луки, а закалённые наконечники стрел имели свинцовые стабилизаторы. Помимо этого оружия, защитники крепости умело использовали визг поросёнка, подвешенного за ногу. Слоны не выдерживали этого визга и разбегались.
Главная крепость. В крепостном строительстве, судя по Тцибиле, Апсилия не отставала от Европы (пятигранная, купольная, катапультная башни). Найдены также древняя баня, состоящая из трёх комнат (холодная, тёплая, горячая), водопровод, раннехристианские храмы с крещальней, где епископ Константин крестил взрослое население Апсилии, уникальная печь для обжига извести, винодавильня и многое другое. Судя по археологическим материалам, Апсилия была связана с Грецией, Сирией, Египтом, Карфагеном и многими другими культурными центрами.
Позднее, где-то к VIII в. (может, чуть раньше) апсилы вместе с абасгами, санигами и мисимианами составили единую абхазскую феодальную народность.
Границы Абасгии. Впервые абасги появились на исторической арене во II веке н.э., благодаря Флавию Арриану. Тогда во главе их стоял «царь» Ресмаг, получивший этот титул от императора Адриана (117–138 гг.). С востока абасги граничили с апсилами, с запада – с санигами. Более конкретно о границах можно судить по VI в. На западе они граничили с санигами по реке Абаск (Хашупсе или Бзыбь), на востоке – с апсилами по реке Гумиста. Ориентиром, по Прокопию, является пограничная крепость Трахея (совр. Новый Афон), которая находилась на земле абасгов.
В IV в. в письменных источниках абасги называются «славными племенами». Они, как и многие другие зависимые от Рима племена, не заключали договора по римским законам.
Памятники материальной культуры абасгов пока ещё изучены слабо. С начала II в. они были вовлечены в сферу политических интересов Рима, действовавшего через Питиунт. Как и в Апсилии, здесь широкое распространение получили римско-византийские монеты. Были в моде различные местные и общепричерноморские украшения. Абасги так же, как и апсилы, использовали в бою дамасские мечи и метательные топоры «франциски». До 30–40-х гг. VI в. они в основном исповедовали традиционную (язычество) религию (например, поклонялись деревьям).
Абасгия и Византия. В первой половине VI в. Абасгия была разделена на две части, каждая из которых управлялась своим «царём» – базилевсом. И эти «цари», как сообщал Прокопий, отбирали из своих соплеменников наиболее красивых мальчиков, превращали их в евнухов и продавали за большие деньги в Константинополь. Возмущённых родителей убивали. Византийцы с помощью дипломатии решили покончить с этим жестоким промыслом. К тому же византийские гарнизоны, под нажимом персов в Колхиде, пришлось вывести из Себастополиса и Питиунта в 542 г. Поэтому в Абасгию был прислан императором Юстинианом абасг Евфрат, который сумел убедить своих соплеменников принять христианство в качестве официальной религии. Из Константинополя прибыл епископ, а на выделенные Юстинианом средства для абасгов был построен храм св. Богородицы. При императорском дворе основали школу, где обучались способные дети из Абасгии. В результате у абасгов и византийцев уравнялись права, ибо они уже стали единоверцами. Местным князьям было запрещено впредь уродовать и продавать в рабство соплеменников-христиан. Попытка князей венуть право на продажу детей возмутила народ, и он изгнал своих правителей. В то же время римские воины, присылаемые императором, расселялись всё больше среди абасгов. Они стали среди них вводить некоторые свои новые порядки и даже намеревались присоединить Абасгию к Римской империи. Абасги, естественно, пришли в негодование. Этим воспользовалась абасгская родоплеменная верхушка и решила восстановить прежний образ жизни. Абасгия была вновь поделена на две части, во главе которых встали Опсит и Скепарна. Им показалось, что персы побеждают византийцев в Центральной Колхиде, и они решили фактически отделиться от империи.
Летом 550 г. в Абасгию даже пришло персидское войско во главе с Набедом. Персы увели в Иран в качестве заложников шестьдесят мальчиков из самых знатных семей. Скепарна, правитель западной Абасгии, был вызван в ставку шаха Хосрова, а Опсит, правитель восточной Абасгии, стал готовиться к войне с Византией. Большие надежды он возглагал на, казалось бы, неприступную крепость Трахею. Эта крепость входила во внутренний эшелон «Кавказского лимеса» для обороны абасгских «клисур».
Битва у стен Трахеи. Руины Трахеи (от греч. «извилистая, каменистая крепость») и ныне венчают вершину Анакопийской горы у Нового Афона. Эти абхазские Фермопилы сторожили узкий проход в глубь Абасгии у подножья горы, а также были хорошим смотровым местом для наблюдения за передвижением кораблей в море. Размеры Трахеи невелики – общая длина крепостных стен 204 м, полезная площадь до 0,3 га (для сравнения, у Тцибилы соответственно – 1200 м и 1,5 га). Византийский историк VI в. Прокопий довольно точно описал внутреннюю обстановку Трахеи в 550 г.: «Дома абасгов были многочисленны, отстояли друг от друга на близком расстоянии и, кроме того, были окружены со всех сторон своего рода стеной». Юстиниан, конечно, узнал о настроении в Абасгии и отдал приказ подавить восстание. Из Фасиса был отправлен отряд в тысячу византийских солдат во главе с Улигагом и Иоанном, сыном военного зодчего Фомы Армянина. Высадившись на берег, византийцы попытались сразу же взять Трахею с востока, по узкой тропе, которая протянулась в длину между скалой и прибрежным болотом, высушенным в середине XIX в. Со скалы абасги обстреливали всю тропу. Византийцам пришлось перегруппировать силы: перебросить часть воинов в обход и пойти на Трахею двумя колоннами. Абасги, число которых не превышало нескольких сотен, вынуждены были отойти за крепостные стены. Но сторожа не успели запереть ворота вовремя, и византийцы ворвались в крепость. Абасги заняли оборону на крышах домов и пытались отбиться сверху. Вначале это получилось, но противник поджег дома, и Опситу с небольшим отрядом пришлось бежать на Северный Кавказ к союзникам персов – гуннам. Византийцы взяли в плен жён абасгских «царей» со всем потомством, приближёнными и опустошили прилегающую местность.
Анакопийская крепость. Так было жестоко подавлено восстание абасгов, т. е. желание вернуться к своей традиционной дохристианской самостоятельности. Но жизнь на этом не закончилась. Примерно через сто лет здесь была построена Анакопийская крепость (вторая линия обороны), а отремонтированная Трахея превратилась в цитадель (первая линия обороны) Анакопийской крепости, которая выдержала в 738 г. нашествие арабов во главе с Мерваном.
Саниги. Саниги – древнеабхазские племена, которых обычно рассматривают как вариант «гениохи».
Впервые они упоминаются в I в. до н. э. Мемноном, писавшем, что ставленник Митридата VI Евпатора Клеохар бежал из Синопы в 70-х годах I в. до н. э. к «санегам». В непосредственной близости от Себастополиса между апсилами и гениохами Плиний Старший помещает «саников» спустя полвека после Страбона, локализовавшего в этих местах «соанов», окружавших Диоскуриаду. В 137 г. Флавий Арриан отмечал, что «рядом с абасгами – саниги, в земле которых лежит Себастополис». В то время ими правил «царь» Спадаг, утверждённый императором Адрианом. Территория санигов тогда простиралась на северо-запад до р. Ахеунт (совр. Аше, близ Сочи), за которой проживали зилхи (зихи). Если население вокруг Диоскуриады, судя по письменным источникам, не менялось с I–III вв. н. э., то санеги-саники-соаны-саниги – это одни и те же древнеабхазские племена (гениохи). Позднее саниги всегда упоминаются как «племя, жившее в соседстве с абасгами», а восточная граница между ними – р. Абаск (скорее всего Хашупсе, а может, Бзыбь). По историку VI в. Прокопию, они уже живут за зихами, т. е. создаётся впечатление, что между ними к этому времени произошёл обмен территориями. Вместе с тем в VI в. была ещё жива память о тех временах, когда саниги занимали более обширную область от Себастополиса до Питиунта.
Культура санигов. Материальная культура санигов в начале I тыс. н. э. в основном пока изучена вне территории нынешней Абхазии. Так, в местечке Лоо, к западу от Сочи, было найдено очень богатое женское захоронение в каменной гробнице. При погребённой оказалось несколько серебряных сосудов, свыше 20 золотых пуговок, нашивок, бусин, подвесок, золотые серьги, футляр для иголки, флакон для благовоний, перстень. Здесь же обнаружили стеклянный сосуд с греческой поминальной надписью, изготовленный в Александрии Египетской, и серебряную застёжку, фибулу (подобные булавки были распространены на рассматриваемой территории в III в. н. э.). Большинство золотых изделий из этого погребения похожи на продукцию боспорских мастерских начала нашей эры. Они представляют смесь античных и сарматских (родственные скифам племена, предки аланов) изделий с предметами римско-парфянского круга, обнаруженных на территории Колхиды.
Интересно само по себе и погребение воина из Мацесты (III в.н. э.). Его сопровождали в мир иной железный меч, глиняный кувшин, стеклянный сосуд, серебряный кубок с рельефными изображениями, три серебряные монеты из Кесарии Каппадокийской периода правления императора Траяна и другие изделия.
Богатое захоронение другого воина найдено на Красной Поляне (не ранее IV в. н. э.). При нём находились – железный меч, три наконечника копий, боевой железный топор, истлевший деревянный щит с бронзовопозолоченной центральной частью – умбоном (подобный умбон найден в Цебельдинской долине, центре Апсилии); серебряное блюдо с изображением персидского вельможи, охотившегося на медведей, три серебряные монеты с изображением императора Адриана. Блюдо относится к наиболее раннему сасанидскому (персидскому) искусству. В однострочной надписи на внешней стороне блюда говорится о том, что первоначально оно принадлежало Варахрану царю Кермана (262–274 гг.).
Эти и другие материалы говорят о широких экономических и культурных связях санигов, главным образом, с Римом и Боспором. Поступлению импортных изделий в Санигию способствовал старинный перевалочный путь, шедший от побережья через Воронцовку, в обход вершины Ахуц на Красной Поляне и далее на Северный Кавказ. На Красной Поляне найден также глиняный кувшин, изготовленный в апсилийской мастерской IV–V вв., который указывает на реальные связи санигов с апсилами. В IV в. на территории Санигии византийцы строят ряд укреплений. Усиливаются и контакты местного населения с античным миром.
Саниги (садзы) – предки абхазов. На родство абхазов с санигами указывает то обстоятельство, что в средневековых источниках саниги помещаются на той же территории, на которой впоследствии выступает ближайшее родственное абхазам племя садзов. К названию санигов, скорее всего, восходит топоним, расположенный на территории, населённой садзами, «Сандрипш». Корнем этого слова является «сан», который сохранился в этом названии (Сан-дрипш или Цан-дрипш). На этой территории можно встретить названия рек на «та» и «пста»: Мзымта, Хоста, Мацеста – Маце-пста (по-абх. «Огненная река»).
В раннесредневековую эпоху саниги (садзы), хотя и употребляли в быту своё наречие, однако в целом составляли уже этническую ветвь абхазской феодальной народности. Именно на садзов грузинские авторы позднего средневековья распространяют название «джики», а занимаемую ими территорию называют Джигетией.
Мисимиане появились на арене истории в VI в. в связи с восстанием против византийцев. Если бы они этого не сделали, то мы бы ничего не узнали о них.
Мисимиане входили в апсилийский племенной союз. Жили они в предгорной и горной части, занимая территорию между реками Кодор и Ингур. На западе они граничили с апсилами в районе главной крепости Апсилии – Тцибила. На востоке граница с лазами проходила рядом с мисимийской крепостью Бухлоон (совр. Пахулан) у Ингура. Повод и само восстание очень красочно описаны у византийского историка Агафия, который продолжил повествование Прокопия.
Миссия Соттериха. В 554 г. в Мисиминию прибыл византийский чиновник Соттерих, который привёз деньги, ежегодно выплачиваемые империей соседним народам (в данном случае аланам) за охрану перевальных путей.
После приезда Соттериха мисимианам стало известно, что он собирается передать аланам их крепость Бухлоон, чтобы не возить денег в Аланию, тем самым огибая предгорья Кавказских гор. Не желая допустить этого, мисимиане направили к Соттериху двух наиболее знатных людей – Хаду и Туану, которые потребовали, чтобы он покинул их страну. Возмущённый Соттерих приказал избить послов палками, заявив при этом, что «нельзя позволить подданным колхов (лазам), которые повинуются римлянам, так неистовствовать против римлян». Из этого видно, что тогда существовала система вассалитета. И только так надо понимать подданство мисимиан (и апсилов) лазам. Именно через лазов проводила свою политику Византия в Колхиде, создавая у них иллюзию верховенства.
Восстание мисимиан. Такое оскорбление (избиение послов палками), естественно, вызвало негодование мисимиан. В ту же ночь они внезапно напали на лагерь Соттериха, убили его и всех приближённых, т. е. обошлись с ними, как с врагами, а не как с господами или гостями. Они также захватили всё имущество убитых и имперскую казну – около 28800 номисим. После этого мисимиане обратились за незамедлительной помощью к персидскому начальнику Нахогорану. И вскоре 60-тысячная армия персов вторглась в соседнюю с Мисиминией Лазику. Поэтому византийцы не могли сразу же взяться за подавление восстания. Но, когда персы вынуждены были отступить из Лазики, поздней весной 555 г. византийцы направили в Мисиминию 4-тысячный отряд пехоты и конницы. С наступлением лета войско вступило в соседнюю Апсилию. В дальнейшем наступление византийцев было приостановлено из-за появления в Мисиминии больших отрядов персов, в которых было много наёмников из гуннов-савиров.
Византийцы не спешили торопить события и старались тянуть время, так как объединённые силы противника были довольно внушительными. Такое противостояние двух армий продолжалось до зимы. Персы, избегавшие сражений в горах при зимнем холоде, покинули Мисиминию. Это позволило византийцам продвинуться к главной крепости Апсилии Тибелия (Тцибила Прокопия), отделявшую страну мисимиан от апсилов.
Чтобы избежать кровопролития, византийцы решили склонить мисимиан к миру. А так как с апсилами они были «близки по образу жизни» и языку, византийцы отправили к ним послов – «самых разумных людей из апсилийцев». Между тем относительно лазов, сванов и мисимиан Агафий не случайно подчёркивал, что «язык у них разный так же, как и нравы». Но мисимиане не захотели заключить мира. Они понадеялись на свои силы и труднопроходимые места. Послов-апсилийцев, несмотря на их родство с ними, они подвергли смертной казни.
Византийский командующий принял решение об активном наступлении на мисимиан, и их войско продвинулось в глубь Мисиминии, к наиболее укреплённой крепости Тцахар. Эту крепость мисимиане превратили в основной опорный пункт борьбы против византийцев. Вокруг этой крепости было расположено поселение мисимиан, не защищённое крепостной стеной, но зато оно находилось в скалистой местности. Утёсы и обрывистые скалы делали чрезвычайно трудным всякий доступ к нему.
Византийское командование в Лазике поставило во главе действующего отряда против мисимиан опытного военачальника каппадокийца Иоанна Дакика, в то время как полководец Мартын заболел и остался в Тцибиле.
Осада Тцахара долгое время не давала никаких результатов. Наконец византийцам удалось выследить тропу, по которой осаждённые мисимиане спускались к реке за водой. Ночью они осторожно пробрались к крепости по этой тропе, перебили стражу и ворвались в поселение, где произошло страшное побоище. Поселение было предано огню и мечу. Сам Агафий упрекнул византийцев за их жестокость. Пламя над Тцахаром с большим удовольствием наблюдал из Тцибилы полководец Мартын. Такой у него был уговор с Дакиком. Но радость лёгкой победы была преждевременной, ибо ночью мисимиане внезапно сделали вылазку из крепости, напали на византийцев и полностью разгромили. В этой тяжёлой ситуации для мисимиан персы им никакой помощи не оказали. Изнурённые долгой осадой мисимиане капитулировали. Дакик согласился заключить с ними мир, потребовал у них заложников и возвращения имперской казны, захваченной у Соттериха. Мисимиане выполнили все условия, и мирное соглашение было заключено.
Византийская карательная экспедиция дорого обошлась мисимианам. За время военных действий они потеряли «не менее 5 тысяч мужчин, ещё больше женщин и еще больше детей». Тогда же, на грани полного уничтожения, мисимиане были приобщены к христианской религии. Крепость Бухлоон, из-за которой началось восстание мисимиан, ещё долгое время находилась в руках у аланов.
Цебельдинской экспедиции удалось локализовать Тцахар на месте Пскальской крепости, находящейся на левом берегу Кодора, которая археологически входит в круг основных памятников цебельдинской (апсилийской) культуры (общность планировки крепостей в зависимости от рельефа местности, а также основного сопутствующего археологического материала). Пскальская крепость как раз находится в поле видимости из Тцибилы, и только оттуда византийский полководец Мартын мог наблюдать пожар на Тцахаре. На тесную связь апсилов и мисимиан указывает и «Житие святого Максима Исповедника», согласно которому крепость Пуста (совр. Апушта в Цебельдинской долине) находилась в краях Апсилии и Мисиминии.
Таким образом, если Апсилию и Мисиминию рассматривать как древнеабхазские этнополитические раннеклассовые образования, то тогда вполне можно утверждать, что этнополитическая граница между древнеабхазскими и древнекартвельскими племенами (лазами) проходила в VI и VII вв. по р. Ингур.
В 137 г. н. э., когда нога римского легата Флавия Арриана ступила на песчаный мол военной базы Себастополиса, на исторической арене Европы всё больше стали давать о себе знать «вероломные, но стыдливые» готы (одно из германских племён). Жили они тогда в районе Прибалтики, а пришли туда из Скандинавии.
В первой половине III в. готская волна, захлестнув обширную территорию между Дунаем и Доном, докатилась до Северного Причерноморья.
Незванные гости. Начался их длительный ряд набегов на римские владения в Малой Азии и Колхиде. Об этом историк второй половины V в. Зосим сообщал в своей «Новой истории». В 253 г. готы (в источнике он их называет «скифами») «опустошили области от Каппадокии, Питиунта и Эфеса». Правители Боспора предоставили им свои суда, но, переправив их, вернулись обратно. Когда готы стали опустошать всё, что было по пути их следования, «жители побережья Понта» ушли в глубь страны Санигии, где спрятались в укреплённых местах.
Готы, прежде всего, напали на Питиунт, «окружённый огромной стеной и имевший весьма удобную гавань». Во главе римского гарнизона стоял Сукессиан. Он прогнал готов, понесших большие потери под Питиунтом. Оставшаяся их часть захватила, какие могла, чужие суда и с величайшей опасностью удалилась домой. Жители побережья, спасённые «искусными действиями Сукессиана», надеялись, что готы больше никогда не осмелятся появиться в их местах. Но спустя некоторое время, когда римский император Валериан (253–259 гг.) отозвал Сукессиана, дав ему высокую должность при дворе (возможно, за его победу), готы снова взяли суда у боспорцев и появились у берегов Колхиды.
«Удержав суда и не позволив боспорцам, как прежде, возвратиться с ними домой, они пристали вблизи Фасиса, где, как говорят, было построено святилище Фасианской Артемиды во дворце Аэта. Сделав безуспешную попытку взять святилище, они пошли прямо на Питиунт; без малейшего затруднения взяв (это) укрепление и вырезав бывший в нём гарнизон, они двинулись дальше». Такая же трагическая участь постигла и Трапезунт, солдаты которого ежедневно были «преданы лени и пьянству». Как бы в подтверждение этим событиям, среди монет, найденных в верховьях р. Келасур близ Сухума, была обнаружена биллоновая монета, так называемое варварское (готское) подражание денарию Марка Аврелия. Три такие же монеты найдены в Пицунде археологической экспедицией.
Не исключено, что в опустошительных набегах готов на Восточное и Южное Причерноморье принимали участие и саниги, имевшие глубокую, восходящую к гениохам традицию морского разбоя (пиратство).
В третьей четверти III в. готы заняли Тавриду, но затем сосредоточились лишь в южной, горной части Крымского полуострова, получившей известное название Готия (таврические готы). А готы Приазовья (Тамани) стали позднее именоваться готами-тетракситами.
Гуннская волна. В 376 г. мощный гуннский поток, ранее зародившийся в далёкой хуннской среде Северного Китая и Монголии, затем подпитанный в суровом Приуралье и в жарких степях Причерноморья местными уграми и сармато-аланами, затопил обширные готские владения. Так началась эпоха Великого переселения народов. Зосим и позднее готский историк VI в. Иордан приводили легенду о первом появлении гуннов в Европе, когда раненый олень показал охотникам брод через Боспорский пролив, которым воспользовались «приросшие к коням» гунны для переправы на другой берег. Король готов Германарих, почитавшийся всеми германцами, покончил жизнь самоубийством. Одни готы, вестготы, в значительной части бежали в пределы Восточной римской империи; другие, остготы, остались на прежних местах под властью гуннов и до смерти в 454 г. всемогущего Аттилы верно служили своим поработителям.
В результате гуннского нашествия (к счастью, Кавказские горы спасли от него Абхазию) прекратила существование так называемая Черняховская культура, бытовавшая, как считает большинство исследователей, только два столетия (III и IV вв.), что хронологически соответствует времени существования Готского союза племён в Восточной Европе. Эта культура, скорее всего возникшая и исчезнувшая вместе с готами, обнимала разнородное население, входившее в данный союз племён (карпо-даки, германцы, сармато-аланы, славяне и др.). Следует отметить, что её некоторые железные кузнечные изделия (особенно предметы вооружения), а также бронзовые украшения (фибулы, пряжки) типологически и технологически близки к синхронному инвентарю цебельдинской (апсилийской) культуры, что, возможно, свидетельствует не только об определённых связях черняховцев с древними абхазами через Северное Причерноморье (по меото-колхидской дороге и морским путём), но и о влиянии на их территории римского культурного мира, периферией которого они являлись. Мало того, могильники этих культур содержат погребения с двумя разными обрядами трупоположения и трупосожжения, в чём, может быть, прослеживается отношение носителей этих культур к загробной жизни.
В 548 г. на 21 году правления Юстиниана Великого, узнав о том, что он поставил абасгам епископа, приазовские готы-тетракситы (граничили с родственными древним абхазам зихами) обратились к нему с просьбой тоже дать им епископа; их просьба была удовлетворена, и они получили независимого от Боспора епископа. Говоря об императоре Юстиниане, следует также напомнить и о том, что один из его известных полководцев Мартын отличился в битвах: с готами – за Рим (540 г.), персами – за Фасис (555 г.), мисимианами – за Тцахар (556 г.); другой, каппадокиец Иоанн Дакик, проявил себя во время осады готами г. Ариминум (538 г.) и при жестоком подавлении под началом того же Мартына восстания мисимиан (входили в племенной союз апсилов).
Согласно источникам VI в., в составе «многонациональных» из наемников и союзников византийских войск, сражавшихся против персов на территории Колхиды, наряду с древними абхазами и картвелами, были представлены германцы (готы, вандалы, герулы, гепиды), славяне и др.
Дальнейшие связи. Свидетельства церковных историков позволяют утверждать, что семена христианства занесены были к готам пленниками из Каппадокии и Колхиды во время грабительских морских походов. Возможно, в Пицунде тогда уже существовала первая христианская община на Кавказе. Св. Василий Великий называет имя одного из этих праведников – Евтиха. В 325 г. епископ Боспора Кадм участвовал вместе со Стратофилом Пицундским, Домносом Трапезунтским на 1-ом Вселенском соборе в Никее, где были утверждены догматы христианства.
К IV в. восходит начало Готской епархии – «путь к ней лежал через Боспор». Первый представитель её был Унила, принявший сан от патриарха Иоанна Златоуста. Когда епископ Унила скончался, готский князь обратился в Константинополь с просьбой поставить нового епископа. Иоанн Златоуст тогда находился в изгнании (404 г.) и в своём письме из Кукуза (Армения) к Олимпиаде, воздавая хвалу почившему пастырю, просил друзей задержать назначение нового епископа до его возвращения. Однако в середине 407 г. низложенный патриарх Иоанн погибает в Каманах (близ совр. Сухума) по пути к месту последней ссылки в Пицунду. Спустя 30 лет мощи Иоанна Златоуста переносят из Каман (ныне там действует посвященный ему храм) в Константинополь. Если готы Тавриды состояли в хороших отношениях с патриархом, то, значит, они были верны православию в ту пору, когда главная масса их племени исповедовала арианство, ставшее как бы национальной религией германских племён.
Готская епархия и Абхазия. О существовании Готской епархии в VIII в. и судьбе её епископа можно узнать из «Жития св. Иоанна Готского», написанного между 812 и 842 годами в Малой Азии. Уроженец Готии «из торжища, называемого Партениты» св. Иоанн происходил родом из Малой Азии. Когда население Готии не пошло за своим епископом, склонившимся на сторону иконоборцев на соборе 754 г., и готский епископ получил другую кафедру, Иоанн был послан в Иерусалим. Существует мнение, что затем, 26 мая, попав в Пицунду, он был посвящён католикосом Абхазским, тоже Иоанном, в сан епископа. В Пицунде была ближайшая к Тавриде автокефальная церковь, не принявшая иконоборческой ереси, как и Готия. В это время прибрежная часть Лазики («Нижняя Иверия») полностью входила в Абхазское княжество Леона I, тогда как в «Верхней Иверии» (Грузии) хозяйничали арабы-иноверцы (вспомним «Мученичество Або Тбилели»), и там не имели права рукополагать епископа. Около 787 г. население Готии восстало против хазар, и во главе этого движения встал епископ Иоанн. Готам удалось изгнать хазарский гарнизон из Дороса, но вслед за тем произошло предательство, и каган вновь овладел Доросом и другими «клисурами», захватив в плен епископа и князя Готии. Последнему он даровал жизнь, казнив «17 его рабов, ни в чём не повинных», а епископа Иоанна заточил в крепость Фуллы, откуда ему удалось бежать и переправиться за море в Амастриду, где он и скончался спустя четыре года. Тело усопшего святителя немедленно было перевезено в Партениты и погребено в храме монастыря святых апостолов.
В житие св. Стефана Нового, почившего мученической смертью в 765 г. за иконопочитание, указываются местности, где почитатели икон могли найти убежище от гонений. Это, прежде всего, епархия Зихии, город Никопсия (северо-западная приграничная территория Абхазского княжества) и соседствующая область Готии.
В 20-е гг. IХ в. в составе войска Фомы Славянина, поднявшего восстание и чуть было не захватившего престол, перечислялись абасги, зихи, готы и др.
В биографии «апостола» славян, Кирилла, составленной после его смерти (896 г.), также упоминаются «Авазьги» и «Готи».
Христиане – последователи учения Христа, впервые были так названы около 43 г. н. э. в городе Антиохии. А через 12 лет, по церковному преданию, апостолы (ученики Христа) Симон Кананит («Ревнитель») и Андрей Первозванный уже посеяли в душах предков абхазов зёрна христианства, ставшего впоследствии одной из мировых религий наряду с буддизмом и исламом. Ныне его исповедуют более 1 млрд. жителей нашей планеты. Симон Кананит принял тогда мученическую смерть на берегу р. Псырдзха в Новом Афоне, где и был погребён. Позднее там в его честь воздвижена церковь.
По другой церковной легенде Абхазию посетили пять апостолов. Это был «апостольский период» в истории приобщения древних абхазов к новому учению, который продолжался до III в. н. э.
Христианство проникало в Абхазию и вместе с римскими солдатами. Часть из них считала себя христианами. В Абхазии в то время квартировали три когорты (когорта – отряд до 500 воинов) – в Питиунте, Себастополисе, Зиганисе. При императоре Диоклетиане в Питиунт также ссылались христиане-мученики. В их числе был и некий Орентий со своими братьями. Они во Фракии совершили военный подвиг, но за отказ принести благодарственную жертву языческим богам были по приказу разгневанного императора сосланы в Абхазию. По дороге братья один за другим погибли. А тело последнего – Лонгина – было выброшено морем в районе Питиунта, где его и погребли. Скорее всего, именно мученику Орентию была посвящена одна из греческих надписей на мозаичном полу алтарной части пицундской церкви. Она переводится так: «В моление за Оре(нтия?) и за весь его дом». Такой же интерес представляет и греческая надпись IV–V вв. на стеле из Себастополиса, посвящённая воину-легионеру Оресту, о чём уже говорилось.
Раннему распространению здесь христианства могли способствовать и евреи-христиане. Правда, древние авторы об этом не писали. Но в двух позднеантичных захоронениях Абхазии, в Цебельде и Аацы, были найдены золотая пластина и халцедоновая гемма (полудрагоценный камень) с греко-еврейскими надписями (Иао, Адонай, Саваоф), что, возможно, говорит об их проживании здесь в данное время.
В Питиунте к концу III – началу IV вв. образовалась древнейшая христианская община на Кавказе. В 325 г. епископ питиунтский Стратофил (до него, как полагают, был Софроний, родом из Каппадокии) представлял эту общину на 1-ом Вселенском соборе в Никее. Стратофил упоминается во всех церковных документах, составленных на шести языках: греческом, латинском, сирийском, коптском, арабском и армянском.
В 407 году по дороге в Питиунт, как уже говорилось, скончался сосланный туда патриарх Иоанн Златоуст, затем через 30 лет его мощи перевезли в Константинополь.
Самые ранние христианские церкви (IV–V вв.) Абхазии находятся именно в Питиунте. Это отражает религиозное состояние не только римского гарнизона, но и местного населения. Здесь были прочные античные традиции, и потому христианское учение распространялось через бывшие греческие центры: Антиохию, Кесарию и др. Становится понятным, почему Питиунт занимал исключительное место в истории христианства на Кавказе. Отсюда учение Христа стало проникать в глубь страны.
Древнейшее упоминание о наличии христианства у соседних с апсилами лазов относится к середине V в. н. э. Тогда их «царь» Губаз явился с повинной в Константинополь и подкупил императора «льстивыми речами» и тем, что носил «знаки своего христианства» поверх персидского одеяния.
События 523 г. ускорили процесс распространения христианства среди древних абхазов. Персы ликвидировали в Восточном Закавказье Картлийское царство. Византия в свою очередь в качестве ответной меры провозгласила в Лазике (Западное Закавказье) христианство в качестве официальной религии.
Но даже спустя двадцать лет после этого события лазы похоронили своего царя, убиенного византийцами, ещё по «своему», местному обряду, но не по «греческому», христианскому. Но отныне общими важнейшими признаками местных правителей («царей») стали христианская вера, жены-дочери византийских сановников и высокопоставленная должность при дворе императора. Носили они белую шёлковую мантию, красные сафьяновые сапожки и расшитый жемчугами пояс.
В соседней с Лазикой Апсилии христианство в качестве официальной религии было принято чуть позже, в конце 20–30 годов VI в. В специальном помещении, баптистерии, в крестовидной по форме крещальне епископ Константин крестил взрослое население апсилов. Клейма с его именем присутствуют на кирпичах и черепице Цибилиумского церковного комплекса.
Абасги приняли новую религию также при императоре Юстиниане (527–565 гг.). Он воздвиг у них храм св. Богородицы в Цандрипше. Там найден обломок мраморной плиты от алтарной преграды VI в. с греческой надписью (VI в.) «Абасгиас». А способные дети абасгов тогда обучались в церковных школах Константинополя. Абасги приняли христианство, по крайней мере, к 548 г. Именно тогда готы-тетракситы Тамани просили императора прислать к ним епископа, как он это сделал для абасгов на 21-ом году своего правления.
Мисимиане признали себя христианами лишь на пороге своего уничтожения во время восстания против византийцев в 555–556 гг. у стен Тцахара.
Обычно новую веру сначала принимала верхушка, ибо она у всех народов более интернациональна и легко договаривалась между собой. Тем более, быть христианином было тогда для них и выгодным, и обязательным. Простой же люд более консервативен. Погребальный обряд у апсилов, важнейший источник их идеологии и культуры, может рассказать о том, как происходила смена традиционной религии на новую, христианскую, у древних абхазов. Когда в мир иной уходил наш древний предок, то его сородичи обычно старались положить к нему в могилу все те вещи, какими он пользовался при жизни. Христианская же религия запрещала это делать. Поэтому сначала из погребений были исключены керамика и вооружение, а позднее и остальные вещи – украшения. Этот процесс длился более ста лет после официального принятия христианства. Только во второй половине VI в. апсилы стали носить золотые и серебряные нательные крестики. В Византии подобный обычай существовал немного раньше (в начале VI в.). Христианская символика появилась тогда же в орнаментации пряжек, фибул (булавок) и на местной апсилийской керамике. Западная (головой на запад) ориентация погребённых, обязательная для христиан, упорядочилась здесь также лишь к середине VI в. Но явно ещё традиционный (языческий) характер носит погребение воина и коня конца VI – начала VII вв.
Драндский собор. VI век н. э.
Поэтому следует различать момент официального принятия христианства с фактической христианизацией основного населения. Именно благодаря своему консервативному отношению к новому учению, наши древние предки сохранили для человечества знаменитые памятники цебельдинской культуры, которые могут украсить любой музей мира.
К эпохе царствования Юстиниана относится и большинство раннехристианских церквей Абхазии в Цандрипше, Дранде, Цебельде, Гиеносе, Зиганисе. Многие из них имели крещальни и мартирии, где хоронили кости святых. Уникальны сами по себе раннехристианские каменные иконы из так называемой Вороновской церкви в Цебельде. На них изображены скульптурные сцены из Ветхого и Нового Завета, выполненные местными мастерами во второй половине VI–VII вв., т.е. в момент полного торжества христианской религии в Апсилии.
Быстрому распространению христианства в Абхазии способствовало и ослабление языкового барьера, который был преодолен к середине VI в.
Если церковная служба проходила на греческом языке, то проповедь могли проводить и на абхазском. А среди местного населения, судя по эпиграфическим надписям (надписи по твёрдому материалу), многие прекрасно изъяснялись и по-гречески. В Абасгии в это время расселялось большое количество византийцев-отставников. Они, женившись, пополняли местное население, занимались хозяйством, ремеслом. Особую роль играло и христианское духовенство. Да и в воображении самих абхазов образ Христа мог вполне ассоциироваться с образом верховного бога Анцва.
В письмах мученика Анастасия в 60-х г. VII в. несколько раз упоминаются «христолюбящие абасги» и их «христолюбящие правители».
Словом, процесс христианизации предков абхазов происходил не единовременно. Без каких-либо «первичного» или «вторичного» официального принятия христианства в качестве государственной религии. Его динамика, в силу традиционности народной религии абхазов, была постепенной (эволюционной). В этом процессе можно выделить пять этапов. Первый – апостольский (I–III вв. н. э.); второй – появление в III–IV вв. древнейшей на Кавказе питиунтской христианской общины; третий – проникновение элементов христианства в местную среду (325 г. – 50-е г. V в.) в результате контактов греков-христиан приморских крепостей с представителями местного населения; четвертый – официальное принятие древними предками абхазов в 30–50 гг. VI в. христианской религии; пятый – начало массовой христианизации местного населения (интенсивное церковное строительство, постепенное исчезновение вещей из местных захоронений со второй половины VI в., наличие трёх епископских кафедр – в Питиунте, Себастополисе, Зиганисе).
Утверждение христианства в Абхазии в качестве государственной религии способствовало консолидации древнеабхазских племён в единую феодальную народность и созданию идеологических предпосылок для образования к 786 г. независимого Абхазского царства с правящей династией Леонидов.
Абхазия в разные периоды своей истории была связана через древние торговые пути с цивилизациями Европы и Азии (Даринский и Мисимианский пути, Абасгская дорога и др.). Локализация этих коммуникаций имеет существенное значение в связи с популярной сегодня идеей «восстановления» Великого шёлкового пути. Об этом историко-культурном феномене (в настоящее время больше политическом) существует богатая литература. Остановимся лишь на освещении проблемы, связанной с конкретными Западнокавказскими ответвлениями этого пути, проходившими через территорию Абхазии в раннем средневековье (VI–VIII вв.). Означенные ответвления, в силу конъюнктурных соображений, попросту не только не учитываются, но и вообще замалчиваются современными исследователями и политиками.
Между тем, в эпоху раннего средневековья из-за военного противостояния Византии с Персией, а позднее с Арабским халифатом, заработали три Западнокавказские ответвления Великого шёлкового пути («северный маршрут»), что четко документируется письменными источниками и археологическими материалами.
Миссия Маниаха и Зимарха. Так, в 568–569 г. согдийские тюрки, не сумев добиться выгодных для себя позиций с Персией, стали искать способы торговых шёлковых контактов с Византией. Интересные сведения по этому поводу содержатся в «Истории» Менандра (продолжатель Агафия). Так, Маниах, начальник согдиитов, был отправлен правителем тюрок Дизавулом в составе посольства к византийцам. Странствие его было продолжительным, и, чтобы попасть в Византию, ему пришлось даже перевалить «через саму гору Кавказ», а в Византии решили отправить ответное посольство. Вместе с Маниахом в далёкую Согдиану посылается Зимарх, «полководец восточных городов», киликиец по происхождению. Для нас интересно описание Менандром обратного пути Зимарха, особенно, когда он, пройдя «северным», «более длинным» маршрутом, «вступил в землю алан» (по укороченной дороге, скорее всего, по «южному маршруту», он отправил одного из своих спутников, Георгия, в Византию). «Достигнув Алании, римляне хотели представиться Сародию – владетелю этой страны». Сародий дружелюбно принял византийского посла Зимарха вместе с его людьми. Он «предупредил Зимарха, чтобы тот не ехал по дороге миндимианов (т. е. мисимиан), потому что близ Суании (т. е. Свании) находились в засаде персы. Он советовал римлянам возвратиться домой по дороге, называемой Даринской. Зимарх, узнав об этом, послал по дороге Миндимианской десять человек носильщиков с шёлком, чтобы обмануть персов и заставить их думать, что шёлк послан наперед, и что на другой день явится и он сам. Носильщики пустились в путь, а Зимарх, оставив влево дорогу Миндимианскую, на которую, как полагалал он, персы сделают нападение, поехал по дороге Даринской и прибыл в Апсилию. Он достиг Рогатория, потом и Понт Эвксинского. Затем отправился на кораблях в Фасис и, наконец, прибыл в Трапезунт. Отсюда на общественных лошадях приехал в Византию, в Константинополь, где доложил императору о своём путешествии. Возможно, одним из этих путей византийские монахи тайно пронесли в своих посохах шелковичного червя через Азию в Европу, что может являться ярким примером первого «промышленного шпионажа».
Миссия Льва Исавра. Имеются сведения летописца и о византийском посольстве 707–711 гг. будущего императора Льва Исавра в Аланию. Важно отметить, что в источнике фигурируют две старые и давно известные дороги (через Абасгию и Апсилию). Ими воспользовался Лев Исавр в связи с драматическими событиями, из которых он удачно выкрутился, о чём подробнее будет сказано далее.
Абхазские ответвления Великого шёлкового пути. Большинство исследователей справедливо считает, что Великий шёлковый путь ко времени Зимарха шёл из Китая в Согдиану, а оттуда в обход Ирана и его сателлитов через плато Устюрт и Северный Прикаспий выходил на Северный Кавказ, в верховья Кубани. Но локализация трансзападнокавказских дорог, которые встречаются у Менандра, по-разному трактуются исследователями. Так, Мисимианский путь сопоставляют с дорогами через Мамисонский перевал, через ущелье Ингура и вдоль нынешней Военно-Сухумской дороги. Даринский путь одни ведут через Клухорский перевал, другие – через Санчарский и т. д. Идентификация Мисимианского пути тесно связана с проблемой локализации самих мисимиан (родственных апсилам) и их центров.
Мисимианская крепость Бухлоон-Буколус находилась не в верховьях Кодора, как обычно принято считать, а в районе современного села Пахулан на правом берегу Ингура, где, по Агафию, в VI в. проходила граница между лазами и мисимианами. Менандр подчеркивал, что путь мисимианов следовал вблизи сванов, которые в VI в., согласно данным Прокопия Кесарийского, обитали восточнее мест их нынешнего пребывания. Поэтому логичнее всего Мисимианский путь локализовать в Ингурском ущелье (перевал Накра).
Менандр, как видим, сохранил и конкретные указания на то, что Даринский путь проходил западнее Мисимианского и выводил прямо в Апсилию. Следы древней дороги были прослежены Цебельдинской экспедицией по правому берегу Кодора, а пограничная с апсилами крепость мисимиан Тцахар (Пскал) находилась на его левом берегу. Резиденция правителей Апсилии, Рогатория, локализуется на месте апсилийской крепости Шьапкы (Цебельдинская долина). Со стороны Санчарского перевала прямых дорог в Цебельду нет. Поэтому единственным вариантом следует признать Клухорскую перевальную дорогу, выводившую по ущельям Кодора и Мачары через Цебельду к Себастополису.
У Феофана Хронографа о миссии Льва Исавра на Западный Кавказ фигурируют два пути. По первому – спафарий направился в Аланию, а затем вернулся в Византию. Источник не даёт никаких показаний против сопоставлений упомянутого в нём перевала с Клухорским, а дороги – с Даринским путем. Вторую дорогу следует вести по линии Лыхны–Гудаутской – перевал Псху–Санчар, хотя не исключается и путь от Санчара через Псху и перевал Доу в долину р. Гумиста и далее в Себастополис. Ни один из рассмотренных древних путей не совпадал с «Абхазской дорогой» грузинских летописей XI в. (Так называлась подгорная дорога от Кутаиси до Себастополиса-Цхума и далее в сторону Анакопии.)
Что касается археологических материалов, подтверждающих существование Западнокавказских ответвлений Великого шёлкового пути, то в первую очередь следует, например, назвать сирийские, согдийские и китайские шелка, золотоподобную латунь из урочища Мощевая Балка на Северном Кавказе и бусину с китайскими иероглифами («император») времён династии Суй (VI в.), найденную в одном из женских апсилийских захоронений Цибилиумского могильника, т.е. на трассе Даринского пути, которым шёл Зимарх, а позднее и Лев Исавр. Именно на основании данных об импорте бус и шелков, как с одной стороны, из Китая и Средней Азии, так и с другой стороны, из Сирии, чётко рисуется кавказский отрезок Великого шёлкового пути.
Следует также отметить, что в абхазском языке имеется древнее название верблюда – «амахч», хотя это животное в Абхазии не водилось. Слово состоит из двух частей: амаха – «лук» и ачы – «лошадь», т.е. дословно – «лошадь с лукой», что вполне может напоминать своими выступами два верблюжьих горба. Возможно, шёлк доставляли на верблюдах к кавказским перевальным путям, а затем перекладывали на абхазских вьючных лошадей.
Транскавказские перевальные пути также сыграли объединяющую роль в образовании культурной общности между населением Абхазии и восточных районов горного Прикубанья на Северном Кавказе. Эта роль чётко проявляется в археологических памятниках (посуда, вооружение, одежда, украшения), архитектурных сооружениях (крепости, храмы) и духовной культуре (нартский эпос, христианство).
Таким образом, территория нынешней Абхазии, если исходить из нынешней логики «восстановления» Западнокавказских ответвлений Великого шёлкового пути, вполне может быть востребована в современных условиях ибо напрямую соединит Северный Кавказ и юг России с Чёрным морем со всеми вытекающими отсюда экономическими и политическими последствиями.
Анакопийская крепость. В VII в. Абасгия, Апсилия, Мисиминия оставались в зависимости от Византийской империи, являясь её северо-восточными провинциями. В начале VII в. была возведена Анакопийская крепость, крупнейшее оборонительное сооружение на Кавказском побережье Чёрного моря. В основе названия «Анакопия» находится абхазское слово «анакуап», которое переводится как «изрезанная, извилистая местность» и по смыслу обозначает то же, что и греческое название этого пункта (Трахея).
Максим Исповедник в Абхазии. В это время на территорию Абхазии были сосланы из Византии церковные деятели Максим Исповедник и два Анастасия. Их перевозили не раз из крепости в крепость, то оказывая внимание, то мучая. Они побывали в крепости Скоторе близ Абасгии, Пусте «в краях Апсилии и Мисиминии», «Зиха-хоре» в верховьях Моквы и т.д. Абасгия представляется в это время более развитой, чем соседние районы страны. Во главе её тогда стоял «христолюбивый принципс».
«Диван абхазских царей». В VII – начале VIII вв. в Абасгии, как и соседней Апсилии, существовала наследственная власть, что отражено в «Диване абхазских царей». Его позднейшая копия относится к XV в. Первым в этом списке стоит Анос, вторым – Гозар, третьим – Юстиниан, четвёртым – Феликтиос, пятым – Капаруки (Барук), шестым – Дмитрий I, седьмым – Феодосий I, восьмым – Константин I, девятым – Феодор I, десятым – Константин II и одиннадцатым – Леон I, причём все они, кроме последнего, были сыновьями своих предшественников, и лишь Леон I был младшим братом Константина II.
Духовным центром Абасгии, тесно связанным с Византией, продолжал быть Питиунт (в то время Питиунт уже входил в Абасгию). Не случайно, что именно здесь найдено большинство вислых печатей, в том числе «Константинос Абасгиас» (Константин II) и Феодора (Феодор I). Абасги носили византийские титулы архонтов, егуменов, принципсов и находились в кровном родстве и постоянной переписке с представителями византийской элиты в Константинополе и её ставленниками на местах.
Вторжение арабов и битва у стен Анакопии. В самом конце VII в. в Западное Закавказье вторглись арабы. Они дошли до Апсилии и разместили в ней свои гарнизоны. Это отразилось и на настроении абасгов. Чтобы отрегулировать ситуацию в пользу Византии, в Аланию был послан Лев Исавр 708–711 гг., который успешно выполнил антиарабскую миссию.
В 738 г. арабское войско вновь вторглось во главе с Мерваном Кру (Глухим) в Закавказье. Картлийские цари Мир и Арчил бежали в Абасгию и укрылись в Анакопии (первое присутствие на территории современной Абхазии восточных картвелов). Мерван разрушил, как сообщает грузинская летопись, «город Апсилии Цхум» и дошёл до Анакопийской крепости, которую защищали две тысячи абасгов и одна тысяча бежавших в Абасгию вместе с Миром и Арчилом картлийцев. Правитель абасгов Леон I в это время отправился к аланам за помощью. Тогда войско Мервана представляло «тёмную тучу саранчи и комаров». Это неравенство компенсировалось мощностью стен Анакопийской крепости. Её южная стена, протяжённостью в 450 м, была снабжена 7 башнями, которые в зависимости от крутизны склона и важности стратегического положения имели четырёхугольную и полукруглую форму. Эти башни отстояли друг от друга на расстоянии 30–50 м, т. е. полёта стрелы. На стенах и башнях стояли катапульты и другие метательные машины, засыпавшие врагов стрелами и камнями. За круглой многоярусной угловой башней скрывались ворота, подходы к которым были тщательно защищены. Между башнями существовали калитки, через которые защитники крепости совершали внезапные вылазки. Кровопролитной битвы или длительной осады Анакопии у арабов не получилось. Грузинский историк XI в. Джуаншер так описывает решающие события у стен Анакопии: «И перед рассветом господь бог послал на сарацин зной южный, и заболели они кровяной холерой». В ту ночь явился Арчилу ангел божий, который сказал ему: «Идите и сразитесь с агарянами, т.е. арабами, ибо я на них послал жестокую истребляющую людей и животных болезнь. Тогда выступите, когда из лагеря услышите стоны и рыдания. Вы же будьте храбрыми и обретёте силу, уповая на бога». Они так и поступили на рассвете – «от холеры погибло тридцать пять тысяч сарацин, а от меча – три тысячи. Сам Мир был ранен копьём в бок, из защитников в тот день пало шестьдесят человек». Мервану пришлось отступить. И никто не знает, как бы сложилась будущая карта Восточной и Западной Европы, если бы арабы захватили Анакопию.
Блаженный апсил Евстафий. В период осады Анакопии арабы нанесли сокрушительный удар по Апсилии в том же 738 г. Сулейман-ибн-Исам взял штурмом Сидерон (крепость Тцибила) и захватил в плен последнего правителя апсилов Евстафия, имя которого пользовалось заслуженной известностью во всём христианском мире. Блаженный Евстафий был сыном «знатнейшего и первейшего среди апсилов» патрикия Марина. Несмотря на принуждения, он не отрёкся от христианской веры и в знаменитом месопотамском городе Харане оказался истинным мучеником, «где святые мощи его благодатию божию производят всякие исцеления».
Последствия после Анакопийской битвы. Благоприятная ситуация способствовала выдвижению правителя Абасгии Леона I, в то время, как другие области Колхиды были опустошены и обескровлены. В знак победы над арабами византийский император Лев Исавр прислал два царских венца и грамоту картлийским царям Миру и Арчилу, передав им в управление Лазику (приморская её часть отошла к Миру). Своему же тёзке Леону I Лев подтвердил его наследственное право на владение Абасгией, рекомендовав при этом, не посягать на владения его новых соседей.
Вскоре Мир умер от раны, а его многочисленных дочерей брат Арчил стал выдавать замуж. Леону I досталась младшая – Гурандухт, вместе с которой он получил корону Мира (конечно, не без ведома Льва Исавра). За Леоном I закрепилась территория между рекой Эгрис-цкали (тогда р. Ингур) и «Клисурой», возникшей в VI в. системой укреплений, главным узлом которой была крепость Цихе-Годжи (Археополис–Нокалакеви в Западной Грузии). Северной границей Абасгии был определён Кавказский хребет, за которым начинались владения Хазарского каганата. В результате Леон I стал правителем обширной области, куда входили прежняя Абасгия, Апсилия, Мисиминия и Лазика, восточные области которой отошли к нему после смерти Арчила.
Так Абхазское княжество в конце правления Леона I геополитически созрело быть Абхазским царством. В древнегрузинском письменном источнике «Мученичестве Або Тбилели» (786 г.) Абхазия уже называется «христолюбивой страной, со своими владетелями, епископом и священниками». К этому времени, скорее всего, и завершился процесс образования единой абхазской феодальной народности.
Так Абхазия стала на путь своей независимой раннефеодальной государственности, которую и следует принимать за основу.