07. Считают, что гибель Мунда и его сына была предсказана Сивиллой...

7. Считают, что гибель Мунда и его сына была предсказана Сивиллой. Теодат нарушает данное слово и плохо принимает послов императора. Разговор о международном праве. Письмо Юстиниана к вельможам готов. Посланный им с войском Константиан вновь завоевывает Далмацию. Кончается первый год войны с готами.

 

7. В то время как император действовал таким образом и его послы были отправлены в Италию, готы под начальством Азинания, Гриппа и других большим войском прибыли в Далмацию. Когда они близко подошли к Салонам, с ними встретился сын Мунда, Маврикий, вышедший с небольшим числом воинов не для битвы, а для разведки. Тем не менее произошла сильная схватка, в которой со стороны готов пали первые к храбрейшие, римляне же-почти все, вместе со своим предводителем Маврикием. Когда об этом услыхал Мунд, глубоко потрясенный таким несчастьем и охваченный сильным гневом, он тотчас же двинулся против неприятелей без всякого порядка. Произошел горячий бой, но можно сказать, что римляне одержали Кадмейскую победу. Очень многие из врагов здесь пали, остальные явно обратились в бегство, но Мунд, убивая и преследуя подряд, как придется, всех, совершенно неспособный сдерживаться вследствие горя о погибшем сыне, пал пораженный кем-то из бегущих; вследствие этого прекратилось преследование, и оба войска разошлись каждое на свое прежнее [39] место. Тогда римляне вспомнили и уразумели предсказание Сивиллы, которое, произносимое в прежнее время, им казалось какой-то несообразностью. Это предсказание говорило что когда будет захвачена Африка, то «мир погибнет с потомством». Но это предсказание говорило вовсе не об этом; предсказывая, что действительно Ливия вновь будет под властью римлян, оно предсказывало также и то, что погибнет и Мунд вместе с сыном. Оно звучало так: «Africa capta Mundus cum nato peribit». Так как латинское слово «Мунд» обозначает также и мир, вселенную, то все думали, что это предсказание касается мира. Но довольно об этом. В Салоны не вошло ни одно из вражеских войск. Римляне, оставшись совершенно без начальников, удалились домой, а готы, так как у них не осталось ни одного из храбрейших воинов, охваченные страхом, заняли в этой стране укрепленные замки; они не доверяли стенам Салон, тем более что жившие там римляне относились к ним не очень дружественно.

 

Когда Теодат услыхал об этом, то к послам, уже прибывшим к нему, он стал относиться с полным пренебрежением. По своей природе он был склонен к коварству, у него никогда не было ни твердого слова, ни твердого решения, но всегда данный момент приводил его безрассудно и несоответственно бывшему в данный момент положению дел то в безграничный ужас, то, наоборот, внушал ему чрезмерную дерзосгь. Так и тогда, услыхав о смерти Мунда и Маврикия, он чрезмерно воспрянул духом, совершенно несоответственно тому, что произошло, и решил для себя возможным издеваться над прибывшими к нему послами». Когда Петр стал как-то упрекать его за то, что он нарушил договор с императором, Теодат, вызвав обоих послов, публично сказал им следующее:

 

«Священным и высокочтимым считается у всех людей звание посла; но это почетное звание послы сохраняют за собой только до тех пор, пока они своим приличным поведением охраняют достоинство звания посла. Но по общечеловеческому закону считается вполне законным убить посла, если он [40] уличен в преступлении против государя или если он взошел на ложе чужой жены». Такую фразу Теодат бросил против Петра, не потому что он сошелся с какой-либо женщиной, но для подтверждения того, что естественно могут быть обвинения, которые приводят посла к смертной казни. Но послы ответили ему следующими словами: «Дело вовсе не так, как ты говоришь, о вождь готов, и ты не можешь сделать виновными в тяжких преступлениях послов, выдвигая против них столь неразумные обвинения. Послу, которому нельзя получить глоток воды без согласия тех, которые его стерегут, сделаться любовником не так-то легко при всем его желании. За те же речи, которые он может сказать, выслушав их от того, кто его послал, вину, конечно, нести должен не он, если они окажутся не очень приятными, но это обвинение следует по справедливости предъявить тому, кто велел ему их передать; долг посла заключается только в том, чтобы выполнить поручение. Так что мы скажем все, что мы слыхали от императора и с чем мы были им посланы; ты же выслушай это с полным спокойствием, так как, если ты придешь в волнение, тебе придется совершить преступление против личности послов. Итак, уже время тебе добровольно выполнить то, о чем ты договорился с императором. За этим только мы и пришли. Письмо, которое он тебе написал, ты уже получил от нас; послание же, с которым он обращается к первым лицам среди готов, мы никому не отдадим, кроме их самих». Когда присутствовавшие тут начальники варваров услыхали такие слова послов, они поручили вручить Теодату написанное к ним послание. Там значилось следующее: «Нашей заботой является принять вас в состав нашего государства, конечно, так, чтобы это доставило вам удовольствие. Вы придете к нам не для того, чтобы быть униженными, но чтобы сделаться еще более важными. Ведь мы приглашаем вас не с тем, чтобы вы соединились с людьми чуждого для вас образа жизни и приняли обычаи, неизвестные готам, но чтобы вы вернулись к тем, которые были вашими друзьями и с которыми на некоторое [41] время вам пришлось расстаться. Для этого мы теперь посылаем и вам Афанасия и Петра, совместно с которыми вам следует разрешить все вопросы». Вот что говорило это письмо. Прочитав все эти письма, Теодат решил не выполнять ничего из того, что он обещал императору, и заключил послов под строгую стражу.

 

Император Юстиниан, услыхав обо всем этом и о том, что произошло в Далмации, послал в Иллирию Константиана (Разночтение: Константина.), начальника императорских конюшен, предписав ему там набрать войско и попытаться захватить Салоны каким бы то ни было способом; а Велизарию он приказал с возможной быстротой идти в Италию и действовать против готов, как против врагов. Константиан прибыл в Эпидамн и задержался там некоторое время, собирая войско. За это время готы под начальством Гриппа с другим войском прибыли в Далмацию и заняли. Салоны. Константиан, окончив все приготовления наилучшим образом и отплыв из Эпидамна со всем флотом, пристал к Эпидавру- городу, находящемуся направо для тех, кто плывет в Ионийский залив. Там были люди, которых Грипп послал в качестве разведчиков. Когда они увидали флот и пешее войско Константина, им показалось, что все море и вся земля покрыты вооруженными воинами, и, явившись к Гриппу, они утверждали, что Константиан ведет с собой огромное число мириад. Грипп впал в великий страх и считал, что будет неблагоразумно встретиться в открытом сражении с прибывающими силами, менее всего он хотел быть осажденным императорским войском, особенно столь сильным на море; больше всего его приводили в смущение укрепления Салон, так как большая часть их уже лежала в развалинах и отношение жителей этого города к готам было весьма подозрительное. Поэтому, выйдя отсюда со всем войском, он со всей поспешностью становится лагерем на равнине, которая находится между Салонами и городом Скардоной. Отправившись из Эпидавра, Константиан со всем флотом [42] пристал к Лисине, находящейся в заливе. Отсюда он послал некоторых из своих спутников с тем, чтобы они разузнали, в каком положении находятся дела у Гриппа и его войска, и дали бы ему об этом знать. Узнав от них обо всем, он быстро направился прямо к Салонам. Когда он подошел очень близко к городу, он высадил войско на сушу и спокойно оставался там; тем временем, выбрав из войска пятьсот человек и поставив над ними начальником Сифиллу, одного из своих телохранителей, он велел им занять теснины и узкий проход, которые, как он слыхал, находятся в пригороде. Сифилла так и сделал. На следующий день Константиан и все войско сухим путем и морем вошло в Салоны, и корабли стали в гавани на якорь. Константиан прежде всего стал заботиться об укреплениях Салон, спешно восстанавливая все те их стены, которые лежали у них в развалинах. Что же касается Гриппа и войска готов, то, когда римляне заняли Салоны, они, на седьмой день поднявшись из своего лагеря, удалились в Равенну. Таким образом Константиан оказался обладателем всей Далмации и Либурнии и привлек на свою сторону всех готов, которые жили в этих местах. Так шли в это время дела в Далмации. Кончалась зима, а с ней заканчивался и первый год войны, которую описал Прокопий.