ТРУД ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЙ, ЭНЦИКЛОПЕДИЧЕСКИЙ, НОВАТОРСКИЙ
Более 160 лет в Российском государственном военно-историческом архиве в Москве хранится память об Иване Федоровиче Бларамберге, одном из уникальных, энциклопедически образованных людей прошлого столетия,— рукописи его историко-этнологических трудов о народах Кавказа, рапорты, отчеты, полевые записи, рисунки, карты, письма.
Получивший образование в Гессене и Санкт-Петербурге, владевший в совершенстве несколькими европейскими языками, И. Ф. Бларамберг проявил себя и на военном поприще, дослужившись до звания генерал-лейтенанта российской армии, и на научной стезе, явившись одним из зачинателей этнологической науки. Интерес к истории и этнологии у И. Ф. Бларамберга проявился еще в годы учебы в Германии во времена создания там первых научных и учебных этнологических центров, музеев, обществ, начала издания специальных журналов и научно-популярной литературы о путешествиях, странах и народах, зачатках идей антропогеографии, эволюционизма и ряда других теоретических учений. Идеи эволюционизма, утвердившиеся к началу XIX века в астрономии, физике и вообще в естественных науках, обратили внимание и обществоведов, занимавшихся этнической историей и культурой различных народов.
И. Ф. Бларамберг взрослел и формировался в годы бурного утверждения в Германии класса буржуа, крайне заинтересованного в объединении и политическом усилении страны, подъеме экономики, перспективном и быстром развитии ее потенциала.
Противоречивая даже на начальном этапе, буржуазия несла в жизнь гуманистические и цивилизационные начала, власть денег и новые, неведомые формы эксплуатации. Противовесом последним явились романтические устремления значительной части интеллигенции и бюргеров. Ученые, писатели, деятели культуры при этом всячески старались воспитать в новом поколении чувство гражданственности и сформировать мировоззрение, проповедующее прежде всего постижение героического прошлого древней и средневековой Германии, а затем уже исторические и культурные завоевания других народов. И. Ф. Бларамберг читает и перечитывает этнографические дневники Георга Адама Фостера, участвовавшего в кругосветном [400] путешествии Джеймса Кука, фольклорные материалы языковеда и филолога Якоба Гримма, первый том многотомного издания «Исторических памятников Германии», программные публикации этнографических центров Германии, особенно правительственного «Общества для изучения древностей немецкой истории»... И. Ф. Бларамберга, как и его современников, поражала идеалистически-диалектическая теория исторического процесса Ф. Гегеля. Поэтому еще при жизни великого немецкого философа многие ученые, особенно интересующиеся народоведением, увлеклись возможностью ретроспективного изучения истории и культуры этнических общностей прошедших эпох, причем в сравнительно-историческом плане, с целью осмысления настоящего и постижения будущей судьбы потомков. Созданная им теория стала проецироваться на материальные факторы и стороны общественного развития, выявляя взаимообусловленность базисных и надстроечных компонентов бытия, преемственность цивилизационных достижений человеческих обществ.
Не случайно поэтому и история, и этнология будущего исследователя Кавказа ориентировались на культурологию в разрезе проблем ценностно-целевой направленности общества, задач жизнеобеспечения и технологии их осуществления. Культура в его понимании — не просто часть материальной и духовной жизни, а неотъемлемое ее содержание и суть.
Увлечение И. Ф. Бларамберга кавказоведением совпадает со временем формирования гносеологических основ народоведения, системы методов исследования, понятий и терминологии. Не отрицая того, что описание тех или иных народов происходило в Европе в античное время, на Руси — в летописный период, XVIII — начало XIX века можно считать начальным этапом теоретического осмысления уже накопившихся материалов и фактов, рождения научных теорий, оформления этнологических знаний в систему, самостоятельную фундаментальную дисциплину. Авторов XVIII — первой половины XIX века, в том числе и И. Ф. Бларамберга, нельзя, конечно, считать профессионалами-этнологами, но и отрицать их грамотные, целенаправленные и осмысленные изыскания, сопровождаемые сравнениями, соответствующими обобщениями при изучении народов Восточной Европы, Сибири, Средней Азии и Кавказа, успешные попытки теоретического осмысления описываемых этносов, их культуры и институтов, было бы несправедливо.
Позитивное влияние на новаторские тенденции поисков И. Ф. Бларамбергом методов и путей исследования утверждающейся этнологической науки, а главное — определения круга [401] проблем собственно этнологии, оказывали систематические и программные экспедиции Российской Академии наук.
Внутреннее чувство исследователя подсказывало И. Ф. Бларамбергу, что конец XVIII — начало XIX века — рубежное для длительной истории и этнологии Кавказа время, завершающий этап многовековой классической традиционной культуры. Приближающаяся победа России над Оттоманской Портой, Англией и Францией в корне изменит дальнейший процесс политического, а значит, социально-экономического и культурного развития этносов этого региона, важного не Только для стратегических интересов империи, но и для будущих научных изысканий.
Чтобы создать труд, как он пишет в письмах военному министру графу А. И. Чернышеву и своим друзьям, способный полноценно и обстоятельно ознакомить всех интересующихся этим малоизвестным южным регионом Европы, И. Ф. Бларамберг скрупулезно изучает античных и средневековых авторов, дневники европейских и арабских путешественников, беллетристическую литературу предшественников и современников, топографические отчеты чиновников, штабные материалы, сам участвует в военных экспедициях 1830—1840 годов в районах от Абхазии до Дагестана. И его неопубликованные рукописи вот уже много десятилетий с благодарностью изучаются учеными последующих поколений.
Выдающийся кавказовед В. К. Гарданов в начале 70-х годов публикует выдержки из его рукописи «Историческое, топографическое, статистическое, этнографическое и вольное описание Кавказа» (1836. Ч. 1—3) в переводе с французского А. И. Петрова.
В конце 80-х годов специальным изучением наследия И. Ф. Бларамберга занимается И. М. Назарова, посвящая ему диссертационное исследование «Сочинение И. Ф. Бларамберга как источник по этнографии народов Северного Кавказа». И. М. Назарова не только осуществляет полный перевод материалов И. Ф. Бларамберга, хранящихся в РГВИА, но и изучает биографию этого незаурядного человека, историю написания его трудов, анализирует его творчество и оценивает вклад в кавказоведение.
Нам, потомкам, приходится только восхищаться и удивляться широте эрудиции И. Ф. Бларамберга, в подробностях знавшего физическую географию Кавказа, территорию расселения разных народов, разбирающегося в гидрографии, геологии, геодезии, геоботанике, и т. д., что связано не только с окончанием им в 1828 году Института инженеров путей сообщения, но и с тем, что под рукой у него имелись материалы топографов и картографов Генерального штаба русской армии. И. Ф. [402] Бларамберг свободно оперирует разнообразными статистическими материалами, рассуждает об общественном строе и быте, хозяйстве, семейных отношениях и этикете абхазов, шапсугов, убыхов, карачаевцев, кабардинцев и других народов Северного Кавказа.
Бросается в глаза то, что, характеризуя общественный строй и быт описываемых этносов, он особо заостряет внимание на неотъемлемом компоненте быта адыгов — традиционном институте «ЗекIуэ». Как бы невзначай и ненавязчиво, намекая на военную демократию и сохранение характерных условий в средневековье и новое время, И. Ф. Бларамберг касается некоторых генетических основ наездничества, причин бытования этого института в развитой форме в начале XIX века, системы ритуалов этого уникального явления. Естественно, что И. Ф. Бларамберг зафиксировал институт наездничества уже в довольно трансформированном виде, что не дало ему возможности разобраться во всех его истоках, проявлениях и нюансах, утерянных в веках. Он понимал, что каждое новое поколение, несмотря порою на ревностное сохранение традиций своих предков, естественным образом уходит от прошлого. Это касается всех без исключения общественных институтов, обрядов и вообще представлений об обществе, окружающем мире и месте в нем человека. Как военный и исследователь жизни и быта горских народов И. Ф. Бларамберг прекрасно понимал, что набеги и наездничество — далеко не просто разбои и имеют древние универсальные политические корни, связанные с жизненной необходимостью, сохранением мобильности, военный мощи, и что на основе этого фундамента вырабатывались искусство джигитовки, рыцарский кодекс, такие качества и приоритеты, как стремление прославиться, выделиться, престижность экипировки, мода.
Политико-социальные, хозяйственно-производственные и культурно-бытовые критерии заложены И. Ф. Бларамбергом в анализ северокавказских населенных пунктов, сельских общин и семейного быта горских народов. Емкие и точные характеристики и замечания И. Ф. Бларамберга позволяют увидеть состояние и эволюцию традиционных институтов народов Кавказа, их место и значимость в социально-классовой структуре населенных пунктов, проследить изменения, происходящие в управлении сельской общины, семье, экономике, общественном сознании. Автор сам в ходе Кавказской войны наблюдал процесс принципиальной ломки традиционного уклада жизни в регионе, трансформацию, а порою и исчезновение ряда социальных институтов, изменение лица горских общин и сел.
Фиксируя синкретизм религиозных верований народов Северного Кавказа, И. Ф. Бларамберг указывал, что подобное [403] состояние было связано с проникновением сюда в разные исторические периоды христианства, ислама, зороастризма. Правда, проникновение на Северный Кавказ ислама он ошибочно относит к 1785 году и связывает его с лжепророком шейхом Мансуром. Между тем Северо-Кавказский регион познакомился с мусульманством еще во времена арабо-хазарских войн VIII— IX веков, половецкого влияния и возвышения золотоордынских ханов средневековья. Не вызывают сомнений его рассуждения о проникновении на Северо-Западный и Центральный Кавказ христианства через византийских миссионеров IV — начала V века, грузинских монархов Давида Строителя и царицы Тамары. Им приводится фактический, археологический и фольклорно-этнологический материал об остатках храмовых сооружений, святилищ и почитаемых божеств, анализируются народные предания и обряды, заимствованные в свое время местными народами из христианского календаря. Прав он и по поводу причин, помешавших распространению вселенской религии, оказавшейся раздавленной разрушительной силой монголо-татарского нашествия. Не отказавшись от языческих верований, пишет И. Ф. Бларамберг, кавказские народы так до конца и не осмыслили христианство и ислам.
Новаторски глобален И. Ф. Бларамберг в восприятии структурных компонентов этикета кавказских народов — поведения в обыденных и нестандартных ситуациях, процесса общения, ритуальных процедур, этикетной атрибутики и многого другого, видя в них основу этнической специфики жизнедеятельности, общежития и духовной культуры этносов в широком смысле слова. И тут уже им закладывались прочные основы для новых отраслей научного знания в этнологии, психологии, педагогике и лингвистике, хотя лавры первооткрывателей в этих и других областях, вопреки этике научного труда, почему-то отдаются нашим современникам.
Культурологический, цивилизационный подход в трудах И. Ф. Бларамберга просматривается и при анализе традиционной одежды северокавказских этносов, оказавшихся под влиянием длительных этногенетических процессов, смешения материальной культуры и техногенности автохтонных и пришлых компонентов и в итоге сформировавших во многом объединяющие детали комплексов кавказской одежды.
Талант этнолога-полевика возводил ему красочно, с учетом цветовой символики, социального статуса и возрастных характеристик, описать разнообразные типы верхней одежды дагестанцев, кабардинцев, карачаевцев, ногайцев и других народов: бурки, овчинные накидки, бешметы; женскую одежду, начиная с кафтанчиков, платьев, корсетов, кончая головными уборами и обувью. [404]
Как видно только из частичного, лишь обзорного анализа творческого наследия Ивана Федоровича Бларамберга, ему присуще прочувствованное и глубоко профессиональное стремление к культурологическому взгляду на историческое развитие человеческих сообществ и различные, казалось бы, несовместимые стороны жизнедеятельности исследуемых этносов. По прочтении трудов этого удивительного по силе восприятия автора создается впечатление, что он четко представлял себе основу того или иного народа, позволяющую отличать их цивилизационный уровень, место во времени и пространстве, характерные особенности в ценностной ориентации, и тем самым еще на заре этнологической науки заложил истоки качественно нового подхода к кавказоведению как к науке.
А. И. Мусукаев