Бройдо А.И. Некоторые аспекты мифа об ацанах

Параллельное изучение текстов нартских сказаний и мифа об ацанах позволяет заключить, что эти народы являлись не только современными и соседними, но и относились к одному хозяйственно-культурному типу, при котором ведущим направлением хозяйства являлось скотоводство. Между тем, нельзя не обратить внимания на имеющиеся между ними принципиальные различия: как в общественном устройстве, так и в духовной сфере. Если матриархат нартов – обитателей равнин - и патриархат ацанов – жителей предгорий - можно объяснить спецификой природных условий жизни этих обществ, то отчетливая разница их религиозных представлений нуждается в более тщательном осмыслении.

Действительно, в бурной жизни нартов «роль религиозных элементов сведена до минимума. Представление о монотеизме у нартов отсутствует, но зато нет и развитой системы языческого пантеона… в трудных случаях, когда они сами не в состоянии справиться с той или иной задачей, [они] обращаются к неопределенной сверхъестественной силе (адоуща), вернее, они произносят заклятие, которое и исполняется. Религиозные представления нартов скорее напоминают первобытную магию, но никак не высшую форму языческих верований – пантеон с целой иерархией богов» [Салакая 2008: 55].

Между тем, ацаны, если исходить из имеющихся текстов, оставили далеко позади и эту стадию духовной культуры, поскольку «имели понятие о том, что где-то наверху пребывает всемогущий бог» [Инал-ипа 1988: 256]. У ацанов существовали и ритуалы посвященного ему религиозного культа, напр. предписание совершать моление, обратившись лицом к небесам, система религиозных запретов (правила обращения с источниками воды, инвентарем и продуктами хозяйственной деятельности). Они даже воспитали спустившегося с небес чудесного младенца, сына (по другим вариантам – племянника) бога, то есть вступили с ним во взаимоотношения установленного родства.

Столь развитая система религиозных представлений нехарактерна ни для уровня общественного развития ацанского общества, ни для мифического произведения. Следует полагать, что мотив нечестия ацанов, как

 [281]

и мотив божественного возмездия, являются поздними наслоениями, вероятнее всего, возникшими в эпоху распада родового строя и зарождения классового общества. Об этом косвенно свидетельствует и следующее обстоятельство, отмеченное Ш.Д. Инал-ипа, наиболее последовательным исследователем данного мифа: в истории ацанов «сильнее и лучше всех оказались разработанными именно богоборческие мотивы» [Инал-ипа 1988: 281] *.

В литературе отмечается, что «чисто объяснительная функция мифа зачастую… осложняется привнесением морализирующего мотива: в мифическом повествовании часто наличествует идея наказания за какое-то недозволенное или предосудительное действие» [История первобытного общества 1986: 536]. Видимо, именно этот аспект, дополняя этиологическую функцию мифа (природный катаклизм как следствие божественного вмешательства) этической (возмездие высших сил за недостойное поведение), обеспечил столь долгую жизнь древнему сказанию – вплоть до нашего времени, отмеченного наличием глубоких научных знаний о происхождении природных явлений. Очевидно, что нравственная идея мифа удовлетворяла моральное сознание как его создателей, так и их отдаленных потомков. Не случайно мотив божьей кары за дерзость или ослушание не только широко представлен в национальном абхазском фольклоре, но и живо бытует в нём по сей день [Барцыц 2009: 33, 34].

Согласно наиболее распространенной версии мифа, ацаны погибли от небесного огня, воспламенившего слой падавшего несколько дней ватного (хлопкового) снега. Вместе с тем, в некоторых вариантах утверждается, что «ацаны погибли от атмосферных явлений, когда наступило сильное похолодание и выпал глубокий снег… Скот погиб от бескормицы, погибли и ацаны, лишившись основы существования» [Бжания 1973: 88], либо от внезапно ударившего холода, а те, кто, спасаясь от него, спустился на равнину, стали жертвами большого наводнения [Инал-ипа 1988: 259].

Скорее всего, наиболее архаическая версия мифа ограничивалась тем, в чем сходятся все имеющиеся варианты: ацаны пали жертвой некоего природного катаклизма. Известно, что «сверхъестественное» для первобытного сознания – это то, «что нарушает рутину повседневной жизни, врывается в привычную последовательность явлений, это нечто неожиданное, необычное и, что всего важнее, нечто опасное, угрожающее жизни или благополучию людей» [История первобытного общества 1986: 533]. Именно таким сверхъестественным явлением, послужившим основой для воз-

__________________

* Вместе с тем, трудно согласиться с высказанным тут же мнением автора, что «морально-религиозная тенденция сказания с осуждением самонадеянности человека перед богом в ацанском мифе едва заметна». Очевидно, подобное противоречие объясняется жесткостью атеистических установок советского периода, с которыми он был вынужден считаться.

 [282]

никновения исторического предания, легшего в основу мифа, могло стать внезапное выпадение невиданно глубокого - «двухсаженного» [Инал-ипа 1988: 258], то есть примерно четырехметрового - снега, действительно могущего стать причиной вымирания целого племени первобытных скотоводов. Тем более что сходные природные эксцессы поражали воображение абхазов и в позднейшие времена.

Примечательно, что факт выпадения в Абхазии в 1911 году так называемого «Большого снега» еще в конце 80-х годов ХХ века успешно использовался геронтологами для верификации возраста долгожителей - наряду с такими глобальными событиями, как установление советской власти на Кавказе, махаджирство 1877-1878 годов, образование колхозов [Абхазское долгожительство 1987: 50]. Не приходится удивляться, что потрясенное сознание их далеких предков потребовало участия сверхъестественных сил в объяснении столь необычного явления и веского обоснования их невиданной прежде жестокости.

Этим последним обстоятельством и объясняется, на наш взгляд, появление в мифе не только мотива нечестия и кары ацанов, но и мотива вселенского пожара. Ведь выпадения многометрового снега было бы вполне достаточно для уничтожения теплолюбивых ацанов, не имеющих жилищ и одежды, а факт наличия на альпийских лугах Абхазии камней со следами сильного огня (видимо, вулканического происхождения) вряд ли мог послужить поводом для столь масштабного толкования.

Пониманию мотива вселенского пожара может послужить внимательное рассмотрение такого ключевого персонажа мифа, как Анцва. Видимо, имя «Анцва» – верховного бога-создателя в абхазской мифологии - и послужило основанием для вышеупомянутого вывода Ш.Д. Инал-ипа о некоем монотеизме ацанов. Между тем, обрядовые тексты свидетельствуют, что слово «анцва» в абхазском языке употребляется и в качестве имени нарицательного, в значении «бог вообще», «божественная сущность как таковая» [Абхазское творчество 2008: 93]. Таким образом, правомерность отождествления бога Анцва и бога - персонажа мифа об ацанах, может быть подвергнута сомнению.

В связи с этим обращают на себя внимание те проявления нечестия ацанов, что направлены непосредственно против сверхъестественных сил. Примечательно, что богохульники «подражали небесному грому, бия по высушенной коровьей коже» [Инал-ипа 1977: 165]. Эта пародия, на наш взгляд, недвусмысленно указывает на ее адресата – бога-громовержца традиционного абхазского пантеона Афы, верование о котором, как отмечает Л.Х. Акаба, «самое древнее» [Акаба 1976: 55].

Употребление «Анцва» вместо «Афы» присутствует и в текстах абхазской обрядовой поэзии. Так, в песне «Атларчопа» [Абхазское творчество 2008: 95], исполняемой в ходе посвященного Афы обряду, к божеству об-

[283]

ращаются как к «Анцва». Песня «Аф рашва» («Песнь в честь Афы») в некоторых вариантах именуется «Анцва рашва» («Песнь в честь Анцва») [Абхазское творчество 2008: 425].

Вышеупомянутое допущение об участии в конфликте с ацанами именно бога Афы – по самому раннему (1855 год) упоминанию С.Т. Званба, «бога и повелителя грома, молнии и всех явлений атмосферы» [Званба 1982: 31] - подтверждается и общей схемой поразившей ацанов катастрофы. Так, согласно мифу, вначале разгневанный бог поднял ураганный ветер, затем пригнал черные тучи, закрывшие солнце, из которых несколько суток подряд шел ватный снег, а затем сжег его вместе с нечестивцами молнией, низвержение которой сопровождали раскаты грома.

Величие этой апокалипсической картины нарушает лишь одна сугубо прозаическая деталь – «ватная» или «хлопковая» природа снега. Ее чужеродность подчеркивает и то обстоятельство, что хлопок в качестве хозяйственной культуры появился в Абхазии достаточно поздно и не имел широкого распространения. Странно выглядит и само представление снега как ваты – ведь снег и его качества хорошо знакомы абхазам: четырехметровый слой ваты было бы логичнее ассоциировать с теплым, защитным покровом. Но главное - использование банальной ваты в качестве орудия возмездия в известной степени принижает сам образ могущественного и грозного божества Афы, что явно противоречит общей идеологии мифа.

Думается, появление в сказании «ваты» связано с обстоятельством, подмеченным еще Ш.Д. Инал-ипа: современные абхазские сказители одинаково «сопровождают свой рассказ [об ацанах] полуюмористическими, полукритическими пояснениями и замечаниями... Особо обсуждается рубка папоротника: «возможно, в те далекие времена папоротники были гигантских размеров» [Инал-ипа 1988: 267]. Это наблюдение подтверждается и в записи мифа, сделанной и любезно предоставленной нам Р.М. Барцыц, где сказитель высказывал предположение, что на самом деле под «папоротником» подразумевались ели, лапник которых ацаны заготовляли для своих повседневных нужд.

Очевидно, что подобного рода объяснения требовались и для вполне обоснованного вопроса первых поколений слушателей мифа: а как же мог загореться снег? «Вата», «хлопок», действительно, представляются здесь наиболее естественным ответом – но лишь для реального мира. Между тем, «в мифах элементы будничного мира – вещи, люди, местности, действия – переносятся в иной план, в иное измерение… миф как бы преобразует будничную жизнь людей в таинственный мир сверхъестественных существ и действий» [История первобытного общества 1986: 541]. В этом мире вполне реальным представляется и такое иррациональное событие, как жарко горящий снег.

[284]

Наше логическое допущение позволяет прояснить и такой противоречивый момент мифа, как невысокие интеллектуальные качества бога, не умевшего одолеть ацанов без их же подсказки – с одной стороны, и беспредельную наивность ацанов, охотно выдавших его посланцу роковой секрет собственной гибели – с другой. Так, согласно мифу, на прямой вопрос их воспитанника ацаны заявили: «Есть против нас только одно средство. Это – огонь. Если сухая вата (хлопок), как глубокий снег, покроет всю землю, и попадет в нее искорка огня и загорится она, а вместе с нею и весь мир, только тогда нас может не стать. Ничего больше нам не страшно» [Инал-ипа 1988: 257].

Безусловно, горение снега представлялось первобытным скотоводам событием невероятным. И если исключить пресловутую вату, то подлинный смысл ответа ацанов божьему посланцу становится предельно ясен: когда мир перевернется, изменится весь существующий порядок вещей. Иными словами: никто и ничто не может нас уничтожить.

Подобное горделивое, точнее, глумливое, заявление, таким образом, явилось не странным проявлением доверчивости, но очередным, закономерным звеном в цепи богохульного поведения ацанов. Не приходится удивляться, что оно стало последней каплей, которая привела божество в крайнюю степень возмущения. Безудержный гнев Афы вылился в стремление не просто уничтожить наглецов, но продемонстрировать им и всему миру степень собственного могущества.

Таким образом, воспетая в мифе возможность высших сил нарушать по своему усмотрению законы естества поражала воображение слушателей, способствуя утверждению моральных предписаний, подкрепленных сверхъестественной санкцией. Вместе с тем, появление подобного мотива в архаичном сказании свидетельствует о переходе сакральных представлений древних абхазов на новый уровень – от первобытного мифа к развитой системе традиционного пантеона могущественных богов, отражающей новое состояние и понимание мира на пороге классового общества.

Литература

Абхазское долгожительство 1987 - Абхазское долгожительство. М., 1987.

Абхазское творчество 2008 - Абхазское народное поэтическое творчество. Том I: Трудовые песни. Обрядовая поэзия. Заговоры. Бытовая поэзия / На абх. языке. Сост. Когониа В.А. Сухум, 2008.

Акаба 1976 - Акаба Л.Х. Из мифологии абхазов. Сухуми, 1976. с. 55.

Барцыц 2009 - Барцыц Р.М. Абхазский религиозный синкретизм в культовых комплексах и современной обрядовой практике. М., 2009.

Бжания 1973 - Бжания Ц.Н. Из истории хозяйства и культуры абхазов. Сухуми, 1973.

Званба 1982 - Званба С.Т. Абхазские этнографические этюды. Сухуми, 1982.

Инал-ипа 1977 - Инал-ипа Ш.Д. Памятники абхазского фольклора. Сухуми, 1977.

Инал-ипа 1988 - Инал-ипа Ш.Д. Материалы и исследования по вопросам исторической этнографии абхазского народа. Сухуми, 1988.

История первобытного общества 1986 - История первобытного общества. Эпоха первобытной родовой общины / Отв. ред. Бромлей Ю.В. М., 1986.

Салакая 2008 - Салакая Ш.Х. Избранные труды в трёх томах. Т. 1: Эпическое творчество абхазов. Сухум, 2008.

Абхазоведение. Труды АБИГИ. Язык. Фольклор. Литература. Выпуск IV. Сухум, 2013. с.281-287