Магические воззрения и обряды. 107

Некоторые магические представления абхазов и связанные синими действия. Воззрения магического характера и основанные на них обряды и теперь еще нередко наблюдаются в жизни абхазов. Во многих обрядовых действиях, проделываемых аб­хазскими знахарками или предписываемых ими своим клиентам, в основе лежит магия — признание таинственной связи, бла­годаря которой, производя одно явление, мы тем самым вызыва­ем другое, неразрывно с ним связанное. Особенно часто магичес­кие обряды выполняются при лечении больных знахарями («как я скоро вхожу и выхожу, чтоб так и ты скоро поправился»), при уходе за роженицей (развязывание, запрещение беременной есть мясо зайца, иначе у ребенка во время сна будут глаза открыты), даже при встрече друг с другом (обводя вокруг головы близкого человека рукой, женщина снимает с него болезни и несчастья и пр.). Магическим воззрениям, связанный с новолунием, мы уделяем место в главе о космогонии. О магической связи с волосами (обладание волосами дает власть над тем, кому принадлежат волосы), о связи существ и предметов со снятой с них меркой мы уже говорили, приводя легенды о Дзызлан. Магические приемы вызывания дождя указаны в соответствующем месте. Магического характера запреты давать что-либо из дома отмечены в главе о фамиль­ных запретных днях. Здесь отметим несколько приемов из области народной магии абхазов.

1) «Связывание зубов волка». Если скотина заблудилась и не вернется на ночь домой, чтобы оградить ее от волков, прибегают к распространенному у многих народов магическому средству «связыванию зубов волка». Для этого связывают веревкой или тряпкой ножницы и говорят: «Как эти ножницы не смогут сегодня ночью ничего резать, кусать, так и волк не сможет тронуть мою скотину» (сел. Атара); или: «Пока не раз­вяжу этих ножниц, твоя пасть будет связана» (сел. Калдахвара). Отыскивая для «связывания» ножницы, их ни в коем случае не называют. (Со слов Т. Лейба, сел. Мугудзырхва). После того, как скотина найдется и будет доставлена домой невредимой, ножницы обязательно развязывают.

[107]

В некоторых общинах Кодорского уезда (со слов Ф. Эшба) и в Гальском уезде (Самурзакани) вместо ножниц свя­зывают четыре ножки скамейки или табуретку иногда также гребень или что-нибудь другое. В сел. Окум один из сельчан рассказывал такую историю: однажды связали ножки табуре­та, чтобы оградить заблудившихся 120 овец. Утром отправля­ются на поиски и видят - стоят заблудившиеся овцы, а среди них стоят три волка и не могут их тронуть, — такова сила маги­ческого обряда «связывания зубов волка»—уверял рассказчик.

«Связывание пасти волка», как магический прием, в той или иной форме, известен, по-видимому, всем народам Кавка­за, а равно и многим некавказским народам. Мегрелы привя­зывают ножницы между четырьмя ножками табурета1; име­ретины связывают вместе ножницы, нож, гребенку, щипцы, топорище или завязывают узлы на поясе2, кахетинцы или на­матывают нитки на зубья гребня, или втыкают нож в деревян­ную балку под крышей3. Армяне для «связывания пасти вол­ка» вбивают колодку (Зангезур—Герюсы, Чапны и др.) или, чи­тая заклинание, закрывают складной нож, или ставят топор на чесальный гребень (Зангезур — Татев) или завязывают узлы на нитке (как делают иногда в Борчалинском уезде)4, или кла­дут нож под камень (как практикуется в сёл. Чайкенд Ганджинск. уезда)5, обводят в направлении предполагаемого места пропажи животного шнурком по воздуху, и шнурок кла­дут на лезвие ножа, кинжала и т. п.6

В той или иной форме магический прием «связывания пасти волка» известен также осетинам7, курдам, лакам Дагес­тана8, а также терским казакам9. Этот же обычай за предела­ми Кавказа отмечен у украинцев10, румын Бессарабии11, сер­бов12 и некоторых других народов.

---

[1]       СМОМПК, XVIII, отд. III, стр. 247.

2       Там же, стр. 246, 247, 248; XIX ,отд. 1, стр. 142; XXI, отд. II, стр 142, 143.

3       СМОМПК, XIX, отд. II, стр. 91. Чурсин. Народные обычаи и верования Кахетии, стр. 40.

4       СМОМПК, XIII, 1, стр. 116—117.

5 Там же, XXV, отд. III, стр. 94.

6 Там же, стр. 131.

7       Чурсин. Осетины, стр. 67.

8       Омаров А. Воспитание муталима, стр. 51, ССКГ. в. 1.

9 СМОМПК, XVI, отд. 1, стр. 331.

10 Чубинский II. «Труды этнолого-статистической экспедиции в За- падно-русский край», т. 1. стр. 48.

11 Сырку П. Из быта бессарабских румын. «Ж. С.», 1913, в I —II стр. 162.

12 Миличевич. Живот срба сельака, стр. 331.

[108]

2) Протаскивание сквозь отверстия. Некоторые детские болезни абхазы лечат магическим приемом протаскивания больного под выступающими над землею корнями орехового дерева. Так поступают главным образом при коклюше и кори. Иногда делается искусственное отверстие в ореховом дереве для протаскивания больного ребенка. Молодое ореховое де­рево раскалывают посредине, и больного коклюшем или гры­жей ребенка три раза протаскивают через отверстие. Затем расколотые половины ствола снова соединяют и связывают. Если дерево выживет и будет расти, то и ребенок поправится; если же дерево засохнет, то ребенок не выздоровеет (со слов Гыда Лейба, сел. Мугудзырхва). В некоторых местах для про­таскивания больного ребенка прорезывают в ореховом дереве отверстие, протаскивают ребенка в уверенности, что он должен поправиться (сел. Лыхны).

Протаскивание больных детей и взрослых между корнями или ветвями дерева, а также сквозь дупла деревьев представ­ляет один из весьма распространенных магических приемов народной медицины. Его практикуют картвельские народы, армяне, тюрки, горские евреи, народы Кавказа, а также рус­ские, сербы, шведы и др. народы. Грузины Телавского уезда, чтобы предохранить ребенка от заражения коклюшем, перено­сят его три раза под выдавшимися из-под земли корнями оре­хового дерева1; у мегрелов больной лихорадкой для избавле­ния от болезни пролезает под корнями дуба2, у имеров сел. Занати больные три раза перелезают через ветвь дуба3. У евреев сел. Варташен больного лихорадкой проводили три раза через дупло дерева или через отверстие, пробитое в скале4. Армяне проносят детей или между ветвями деревьев или сквозь от­верстия в камнях и скалах. В Мазандеране персидские женщины пролезают через отверстия между двумя ветвями дерева5. Рус­ские крестьяне Саратовской губ., чтобы избавить ребенка от грыжи протаскивают его между двумя дубками6. Сербы в день Георгия (23 апреля) пролезают между корнями ежевики, что­бы не болела спина летом во время жатвы7 и т. д. и т. п.

К этой же категории магических обрядов относится суще­ствующий и в настоящее время среди абхазов обычай в слу-

---

[1] СМОМПК, XIX, отд. II, стр. 85.

2 Там же, X. отд. I, стр. 111.

3 Там же, XVII, отд. I, стр. 311.

4 Там же, XVIII, отд. III, стр. 133.

5 Мельгунсв. С южного берега Каспийского моря, СПб, 1863, стр 116

6 Минх. Указанная работа, стр. 54.

7 Миличевич. Живот срба сельака, стр. 119.

[109]

чае болезни скотины прогонять ее сквозь вырытое в земле от­верстие в виде земляных ворот или тоннеля. К магической си­ле такого приема обращались, между прочим, жители общ. Звандрипш Гудаутского уезда в 1924 г. для предохранения скота от сибирской язвы. Несколько лет тому назад таким же способом ограждали свой скот жители сел. Отхара Гудаут­ского уезда; то же делали в общине Мугудзырхва (Гудаутского уезда) и в других районах. Теперь этот магический прием, не­когда практиковавшийся также русским населением многих губерний, можно считать оставленным.

3) Магия имени. Согласно магическим воззрениям, имя неразрывно связано с существом или предметом, которому оно принадлежит. Называя имя, мы привлекаем к себе носи­теля этого имени. Отсюда запрещение называть по имени опас­ных и вредных животных, особенно в такое время, когда эти животные более всего могут быть опасны. Такой отчасти ма­гический характер носит запрещение употреблять на охоте обычные названия и замена их условными, «охотничьими». И в других случаях жизни, особенно в важные моменты хозяй­ственной жизни, у абхазов наблюдаются магические запреты употребления названий некоторых животных и предметов.

Так, пастухи в летнее время не называют волка обычным его именем, а употребляют выражения «тот, который должен исчезнуть из леса», змею летом называют «ползущая». При вскармливании шелковичных червей мышь называют — хво­статой, муравья «горбуном» или «черным», иначе в червоводне появятся мыши и муравьи и погубят червей. В целях сопос­тавления отмечу, что в Пруссии и Литве в декабре избегали называть волка его именем der Wolf, а говорили das gevilrm — червь, чтобы не быть растерзанным волками. То же отме­чаем и у других народов1. Гурийцы редко называют змею ее именем, а чаще всего «проклятою» или «то, чего не следует называть», или «ползущая»2.

Имя хорошего предмета может повлиять в хорошую сто­рону. «Перед тем, как начать рыть колодец, следует произнести название какого-нибудь хорошего родника, тогда вода в колод­це будет такою же хорошею»3.

Связанные с именем магические воззрения широко рас­пространены не только среди кавказских народов, но, можно сказать, по всему земному шару.

Счет. Согласно магическим воззрениям, знание количест-

----

1 Д. Гулия. История Абхазии, т. 1, стр. 176.

2       СМОМПК, XVII, отд. И, стр. 121, 122.

3       Д. Гулия. История Абхазии, 1, стр. 176.

[110]

ва предметов влечет потерю этих предметов. На этом основании многие пастушеские народы избегают считать свой скот, другие боятся также считать людей, опасаясь вредного влия­ния счета.

Это магическое воззрение отмечено у абхазов еще Торнау. Он говорит: «По понятиям горцев, считать людей было не толь­ко совершенно бесполезно, но даже грешно, почему они, где можно было, сопротивлялись народной переписи, или обманы­вали, не имея возможности сопротивляться»1. Такое же от­ношение к учету скота и населения отмечается, например, у киргизов. «Киргизы не говорят количества своего скота из бояз­ни навлечь гнев божий. Даже не принято говорить числа детей своих из тех же побуждений»2. Поэтому первая народная перепись 1872 г. встретила среди киргизов явное противодействие. «Пересчитать души, — говорит А. Тилло, — считалось не толь­ко противно обычаю, но и противно законам Магомета и бога. Никакие убеждения, никакие подарки не могли их понудить к доставлению требуемых сведений, и влиятельные баи положи­тельно объявили, что народ будет сопротивляться сбору све­дений»3. Аналогичный взгляд находим у селенгинских бурят: «если считать скот, то последует его гибель»4, и у других народов.

Это старинное магическое воззрение до сих пор сохраняет­ся в некоторых местах Абхазии, в особенности среди пастухов. От счета, говорят старики, уменьшается количество скота, чле­нов семьи или народа, поэтому обыкновенно перечисляют людей и животных по именам, по масти и проч., но избегают считать поштучно (сел. Лыхны). Некоторые уверяют, что с тех пор как правительство стало считать скот поштучно, скот стал пе­реводиться.

Особенно пагубно действует на животных и людей, если показывать на них пальцем (сел. Лыхны). Если считать скот, показывая пальцем, скот скоро убудет; обыкновенно пе­речисляют скотину по именам, так как каждое животное у пастухов имеет свое имя. Считать людей, показывая пaльцем, нехорошо; следует перечислять по именам иначе кто-нибудь скажет; «Что считаешь? Считай свою семью!» (Со слов Мачагу Джикирба, сел. Мугудзырхва).

----

1    Воспоминания Кавказского офицера, ч. 1, М., 1864, стр. 56

2   Гродеков. Киргизы и каракиргизы Сыр-Дарьинской обл., стр. 100, 101.

3 Тилло. Первая наоодная перепись в Киргизской степи ИРГО, т. IX

№ 12, стр. 80.

4 Раев. Буряты. «Вестник русского государственного общества», 1858. № 9, стр. 34.

[111]

Охотники, будучи на охоте, не говорят точного числа уби­той или пойманной дичи, но вне района охоты это не возбра­няется (сел. Лыхны).

Аналогичные воззрения я наблюдал у пастухов Кизикии (Сигнахского уезда), которые не считают точно своих стад, из опасения, что это причиняет им вред, а также у курдов Курдистанского уезда, которые опасаются считать свой рогатый скот и не говорят его точного числа в целях охранения стад от сглаза какого-либо завистливого человека.

4) «Одоление» птиц. С началом сельскохозяйственного года, как и у других народов, у абхазов связаны различные поверья и магические обряды, имеющие целью обеспечение благополучия в течение всего года.

Весною, при начале полевых работ, когда природа ожи­вает и появляются птицы, абхазы избегают выходить на рабо­ту натощак и, если не могут поесть чего-либо, то, по крайней мере, берут в рот соли, так как считается дурной приметой ус­лышать натощак голос некоторых птиц и животных; абхазы говорят, что если натощак услышишь кукушку, будешь иметь плохой урожай, услышишь ласточку, — обольешься кислым молоком; сорокопутку — целое лето будет болеть голова (с по­вышением температуры), услышишь иволгу — она возьмет часть твоего счастья; соловья — тоже. (Сел. Лыхны Гудаутского уезда, сел. Атара Кодорского уезда). В сел. Окум (Гальский уезд) мною записано следующее: «Если услышишь нато­щак крик новорожденного козленка или теленка, прежде чем он тебя увидел, то у тебя постоянно невпопад будут вырывать­ся слова. Чтобы не быть таким образом «побежденным», че­ловек, выйдя из дома, сам идет к козленку и говорит: «Я побе­дил тебя», после чего козленок может кричать сколько угодно — это не будет иметь никакого действия на человека.

В Кодорском уезде (со слов Папаскири из сел. Квитоули) говорят также: если весною первый раз услышишь кваканье лягушки впереди себя — ничего, а если сзади, то заболеешь.

Рассматриваемое поверье широко распространено среди всех картвельских народов, а также и среди других как кавказ­ских, так и некавказских народов. По представлениям мегре­лов, «птицы побеждают людей в том случае, когда они за­стают их натощак утром, а животные — когда заболеют или закричат прежде, нежели человек успеет сказать «победил тебя, победил тебя». Кроме того, считается, что пти­цы «побеждают» человека своим пением; с наступлением весны у каждого мегрела лежит в кармане кусочек соли: стоит толь­ко глотнуть соли прежде, чем услышал птицу, и «победа» обес-

[112]

печена. Такого же рода воззрения широко распространены в Имеретии. Там говорят: «Услышишь в первый раз натощак иволгу, не достанешь денег», услышишь натощак черного дроз­да, получишь на весь год насморк и т. д. и т. п.1 Такие же суе­верия распространены у гурийцев. По их мнению, каждая пти­чка, каждое животное может «одолеть» человека, если он услы­шит ее голос натощак утром, не съев чего-либо соленого. Если такое случится в день нового года, это будет грозить теми или иными неприятностями на весь год2. Сваны держатся подоб­ных же воззрений. У армян Черноморского побережья сущест­вует такое же поверье относительно кукушки. Кто весною ут­ром, не умывшись и натощак первый раз услышит голос куку­шки, того кукушка «поймает», и дела в этом году будут итти плохо.

Поверье, связывающее крик кукушки с благополучием то­го, кто впервые весною ее услышит, широко распространено и далеко за пределами Кавказа. По поверью украинцев, тот, кто имеет при себе деньги в тот момент, когда первый раз весною слышит крик кукушки, тот будет иметь их целый год3. Такое же поверье существует у белорусов4.

По мнению черногорцев, тот, кто первый раз весною услы­шит кукушку натощак, того ждут разные беды: во-первых, плохо уродится жито; затем, целое лето будет портиться мо­локо, не будет хорошего сыра, наконец, если человек недавно женился в этот год не зачнется ребенок5. Сербы же полагают, что у такого человека весь год будет вонять изо рта6. Вотяки говорят: «Если весной в первый раз услышишь натощак пение кукушки, будешь целый год беден хлебом»7.

Подобные поверья основаны на магии. Начало сельско­хозяйственного года, начало полевых работ, как и начало вся­кого дела, должно быть обставлено благоприятными предзна­менованиями, так как от счастливого начала зависит дальней­шее течение дела. Услышишь первый весенний крик той или иной птицы (особенно кукушки) — вестницы весны натощак —

----

1 СМОМПК, XVIII, отд. III, стр. 231, 235, 244, 245.

2 Там же. XVII, отд. II, стр. 25, 26. Относительно имеров см. СМОМПК, XVIII, отд III, стр. 235. относительно грузин Карталинии — «К», 184С, № 18.

3 Чубинский. Указ. работа, т. III, стр. 31.

4 «Материалы по этнографии Гродненской губернии», в. I, Вильно, 1911, стр. 79.

5 Ровинский. Мировоззрение черногорского народа, ИРГО, т. XXII. 1886, стр. 528.          .

6 Миличевич. Живот срба сельака. Белград, 1894, стр. 71, 98.

7 Верещагин Г. Вотяки Сосновского края. «Записки русского геогра­фического общества», в. 2, 1886 г., стр. 102.

[113]

плохая примета, так как это сулит пустой желудок (т. е. не­урожай, бедность, голод) г. течение всего года. Следует доба­вить, что у некоторых народов существует убеждение, что вы­ходить на тощий желудок на работу нехорошо; это может на­влечь беду. Так думают, например, ингуши. «Ингуши верят,— говорит проф. И. Яковлев, — что полный желудок имеет власть предохранять человека и от болезни, и от колдовства, и от не­счастных случайностей1. В этом воззрении, кроме чисто маги­ческого элемента (полный желудок сулит обилие, пустой — пустоту), несомненно, сказался и практический опыт народа: голодный человек легче подвергается заболеванию и другим невзгодам.

Обряд вызывания дождя. Во многих местностях Бзыбской и Абжуйской Абхазии в прежнее время во время засухи устраивалось хождение с куклой к реке и обливание ее водой. Этот обычай кое-где сохраняется и теперь. Обряд вызывания дождя известен под названием «дзивов», описывался он многи­ми авторами, но окончательного разъяснения не получил. Впервые этот обряд описан С. Званба в 1855 году2. С тех пор в печати неоднократно появлялись описания этого обряда. Последнее наиболее точное описание принадлежит перу Н. Джанашия3. Сущность обряда заключается в следующем. Девушки и юноши (по Званба, только девушки) делают боль­шую куклу, почти в рост человека, наряжая для этого в жен­ское платье лопату или палку с перекладиной. Куклу («Дзи­вов») укрепляют на длинном шесте и несут на руках или везут на лошади или на осле. Участники шествия направляются к реке, причем поют песню «Дзивов», употребляющуюся исклю­чительно при этом обряде. Песня, несомненно, древнего проис­хождения и начальные слова ее «Дзивов, Дзивов» различными авторами понимаются различно. Н. Джанашия переводит сло­во «Дзивов» — тот, кто имеет воду, «кто имеет возможность дать воду»; таким образом, в слове «Дзивов» он видит назва­ние божества, распоряжающегося водой. В его переводе песня имеет следующий вид:

«Дзивов, Дзивов'а

(Ты) жемчужная дождевая вода.

Сын владетеля жаждет воды:

Вина не пьет, воды не достает.

Во всех семи ручьях ищет воды.

Дай воды нам. дай воды нам!»

----

1 Яковлев.Ингуши, М. 1925, стр. 92.

2 Званбай С. Абхазская мифология, «К», 1855, № 82.

3 Джанашия Н. Абхазский культ. и быт, стр. 161-162

[114]

С пением этой песни подходят к реке и погружают куклу а воду. При этом стараются столкнуть друг друга в воду1. Та­ким образом, «Дзивов» оказывается и божеством воды и наз­ванием куклы; очевидно, кукла представляет изображение бо­жества «Дзивов».

О том, что «Дзивов» есть название куклы, свидетельствуют и другие авторы. Так, А. Иоакимов, описывая обряд вызывании дождя, говорит, что, погружая куклу в воду, поют: «Дзивов, Дзивов (название куклы). Иди крупный дождь» и т. д,." В. Гарцкия говорит: «Сделав дзиуау (чучело) и выкупав его у входа в пещеру Ачкытызго, получили дождь»3. Кукла дейст­вительно называется «Дзивов» — это мне подтверждали во многих общинах; в Окуме — «Дзивава». Но что значит это сло­во, и не есть ли это название божества, от которого зависит дать дождь? Проф. И. А. Джавахишвили в своей «Истории грузинского народа» (т. II, стр. 76) объясняет, как указывает акад. Н. Я. Марр, «Дзивов», как обращение к божеству — «вод­ный Воб», или «подай Воб воду» (от «дзи» — вода и Боб имя). Акад. Н. Я. Марр, разбирая песню «дзивов», заявляет, что «в стихе нет и не может быть названия божества или вооб­ще какого-нибудь имени»4. Слово «Дзивов» Н. Я. Марр пере­дает словами «вода высыхает», и сама песня «Дзивов» в пере­воде Н. Я. Марра приобретает такой вид:

«Вода высыхает, вода высыхает,

Вода обратилась в сухие комки жемчужные,

Царевича жажда одолела.

Воды мало, воды мало:

Из-за малости мы не продаем,

При обилии мы продаем»5.

Если слово «Дзивов» означает «вода высыхает», тогда странно будет применять это название к кукле. Эта странность устраняется, если в слове «Дзивов» заключается имя божества, от которого зависит дождь. Мой спутник в поездке по Гудаутскому уезду И. С. Мушба песню «Дзивов» переводил таким об­разом:

«Дзивов, Дзивов! (название «силы» речки)

Дочь нашего господина

Пить захотела;

----

1 Джанашия Н. Абхазский культ и быт. стр. 102.

2 Иоакимов А. Абхазцы, «К». 1874. № 39.

3 П. Гарцкия, в. СМОМПК, XIII. отд. И, стр. 39.

4 Марр Н. О религиозных верованиях абхазов «X В.», т. IV, 1915), в. 1, стр. 131.

5 Там же, стр. 130

[115]

За воду ее отдаем,

За малое не дадим,

А за большое дадим».

По словам И. С. Мушба, «Дзивов» это название «силы», т. е. духа или божества речки.

Кстати, укажу еще одно объяснение слова «Дзивов», со­общенное мне Н. С. Патеипой. Дзи — вода, а вов — вой, отсюда «Дзивов» — вой о воде, вопль о воде.

Если обратимся к обычаям других народов, то увидим, что хождение с куклой и погружение ее в воду или обливание составляют весьма распространенный способ вызывания дож­дя у многих народов Кавказа и других областей света и очень часто кукла носит название, смысл которого непонятен в нас­тоящее время. Так, ближайшие к абхазам но языку часть адыгеев — темиргоевцы во время засухи носят одетую в женское платье куклу под названием Ханце-Куаше, что в переводе зна­чит «лопата-княгиня»1. Такое хождение с куклой устраивали во время засухи кабардинцы2. По словам Люлье, с молением о дожде черкесы обращались к деве вод речных — Псегуашха; Грузины Кахетии носят во время засухи куклу «Лазаре», ар­мяне Нагорного Карабаха—куклу под названием «Чоли», армя­не Эчмиадзинского уезда — куклу «Нурин», у сербов водили окутанную зеленью обнаженную девушку, которая называлась «Додола». Мусульмане Сирии носят куклу Шошбали и т. д. и т. п.

У многих христианских народов для вызывания дождя погружают в воду статую какого-либо святого или икону, что представляет в сущности погружение в воду и обливание изо­бражения божества, как, вероятно, и в большинстве обрядов— с «Дзивов», «Лазаре», «Нурин», «Чоли» и др.

В таком случае слово «Дзивов» должно заключать в себе название божества, подателя дождя, и может означать прибли­зительно, как переводит Н. Джаyашия, «имеющий воду» или «могущий дать воду». Тогда правильным будет и объяснение моего информатора И. Мушба, что «Дзивов» есть название «силы» или «божества реки». Кукла «Дзивов», которую носят при испрашивании дождя, представляла бы в таком случае изображение этого божества.

---

[1]       Васильков. Очерк быта темиргоевцев. СМОМПК, XXIX; отд. 1, стр. 88.

2       Кашежев, в. «Э. О.», кн. 45.

3       Люлье. Верования, религиозные обряды и предрассудки у черкесов ЗКОРГО, V, стр. 125.

[116]

Некоторые авторы в потоплении или в погружении куклы в воду видят пережиток человеческих жертвоприношений.

Заключительные слова песни: «за малое не продадим, за многое продадим» (Иоакимов), или в переводе И. Мушба: «за воду ее отдаем; за малое не дадим, а за большое отдадим» действительно дают основание толковать обряд и таким об­разом, что кукла изображает приносимого в жертву человека, по словам И. Мушба, дочь владетеля; ее бросают в воду, чтоб взамен получить дождь.

В таком случае, слово «Дзивов», являясь названием бо­жества, дающего дождь, одновременно служит и для обозна­чения посвящаемого в жертву ему человека, явление иногда действительно имеющее место в области культа. Посвящаемый в жертву человек принимает имя божества и снабжается свой­ственными ему атрибутами.

Абхазские знахарки знают и другие приемы вызывания дождя. Так, говорят, что если опустить в воду кости человека, пойдет дождь. Кости нужно опустить на привязи, чтобы вы­нуть их, когда дождя будет достаточно и его нужно остановить. Если вода унесет кости, дождь не остановится (сел. Джгерды).

Для вызывания дождя, кроме того, бросали в воду оскол­ки разбитого молнией дерева (сел. Джгерды). В прежнее вре­мя в борьбе с засухой часто обращались к магическому обряду «запахивания», для чего вспахивали русло речки, что делалось и у других кавказских народов.

У абхазов имеется поверье, что если намочить в воде мо­тыгу, — пойдет дождь. Поэтому тот, кто положит мотыгу в во­ду, когда не нужен дождь, тот немедленно мотыгу вынимает, чтоб не пошел дождь (сел. Чубурхинджи, Гальский уезд).

Считая засуху наказанием за занятие шелководством, суе­верные люди во время продолжительной засухи, по указанию знахарок, иногда выбрасывали коконы или шелковичных чер­вей в воду. Некоторые знахарки уверяли, что причиной засухи являются гуси, и советовали в случае засухи истреблять их. В качестве однородного с этим воззрения можно отметить, что в 1924 году в некоторых селениях Горийского уезда крестьяне во время засухи истребляли кур, считая их причиною бездождия.

Амулеты и талисманы. Амулеты и талисманы в настоящее время хотя и не пользуются особым почитанием абхазов, но все же встречаются довольно часто, свидетельствуя о былом распространении и значении. Часто среди пасеки или кукуруз-

[117]

ного поля можно видеть на жерди или на изгороди у абхазов, как и у других народов, лошадиные черепа, вешаемые для отвращения дурного, завистливого глаза. Взгляд человека с дурным глазом прежде всего привлекается черепом; на нем и разряжается губительная сила дурного взгляда, так что, когда затем взор упадет на ульи или кукрузу, они уже не страдают от «сглаза».

Значение оберега, охраняющего от дурного глаза, приписывается также камням с отверстиями; обыкновенно, это речная галька с промытыми водой отверстиями. Такие камни, как обереги, насаживаются на жерди плетеных изгородей, вешаются под крышей домов и хозяйственных построек. Мне приходилось встречать их как в Бзыбской (сел. Калдахвара), так и в Абжуйской (сел. Гуп) Абхазии и Самурзакани (сел. Бедия). Этот вид амулетов отмечает и А.А. Миллер 1. Вера в магическую силу камней с естественными отверстиями распространена у многих народов. Так, грузины Кахетии, чтобы излечить ребенка от коклюша, вешают ему на шею камушек с отверстием из русла р. Алазани 2.

Наиболее распространенным среди абхазов видов талисманов являются обычные у мусульманских народов бумажки со стихами их корана; сложенные в виде треугольника, бумажки зашиваются в сафьян и вешаются на шею или прикрепляются к платью. Подобного рода талисманы, известные под именем «ашвквы» - «книга», вешаются также на лошадей и других животных для ограждения от дурного глаза 3.

Кроме этих нательных талисманов муллы изготовляют для желающих талисманы «нуска» в виде молитв и стихов из корана, написанных на целой страничке или на длинной бумажной ленте. Внутри некоторых домов я видел такие «нуска», прибитые над входной дверью, для ограждения дома и семьи. Старик Багапш М., в общ. Джгерды Кодорского уезда, сообщил мне, что у него имеется «нуска», написанная муллой на бумаге, равной человеческому росту. Эта «нуска», по словам ее владельца, обладает великой чудодейственной силой: никакая пуля не может в нее попасть; имея с собой этот талисман, человек смело может идти в толпу нечистых сил – никто никакого вреда ему не причинит.

----

1. Миллер А. Из поездки по Абхазии в 1907 г. «Материалы по этнографии России», стр. 70.

2. СМОМПК, XIX, отд.II, стр. 85; Чурсин. Народные обычаи и верования Кахетии, стр. 46.

3. Ср. Джанашия. Абхазский культ и быт. стр 177.

[118]

Фамильные запретные дни. Каждая абхазская фамилия имеет или имела в прежнее время в неделю по крайней мере один «запретный» день «амш-шар»; иногда таких дней в неделю набирается два три, и более. В «запретные дни» воспрещаются некоторые работы, в особенности выносить что-либо из дома, одалживать или продавать.

Вопрос о фамильных «запретных днях» абхазов оставался в литературе до сих пор мало освещенным, почему мне казалось необходимым собирать как можно более значительное количество материалов, которые дали бы возможность пролить свет на происхождение и значение этого установления.

В литературе по этнографии Абхазии об этом обычае упоминается лишь мимоходом, причем обычно дается, как мне кажется, неправильное объяснение. Н. Джанашия называет «запретные дни» фамильными «священными днями» 1. Н. Державин в существовании фамильных «запретных дней» видит отголосок родовой организации абхазов; он говорит: «Каждая фамилия (т.е. род) в Абхазии и теперь еще имеет свой определенный день недели, который называется «амш-шара» - наш день или недельник; в этот день нельзя работать, вязать, а, главное, нельзя ничего давать и нельзя плакать» 2. Несколько более подробно останавливается на этом вопросе А. Векуа в своем этнографическом очерке абхазов 3, но сведения, сообщаемые им, не верны (у каждой фамилии два запретных дня и пр.).

Вот, кажется, все, что имеется по этому вопросу в литературе. Собранные мной сведения дают значительно больше материала по этому вопросу.

Несколько конкретных примеров из истории установления запретных дней отдельных фамилий лучше всего помогут разобраться в причинах происхождения и характере «запретных дней».

Фамилия Ашуба в сел. Джгерды Кодорского уезда считает запретными днями понедельник и вторник. Вэти дни мужчина работают, женщины же не шьют и не прядут; из дома никому ничего не выносят и, следовательно, не продают. В этот день, говорят, если что-нибудь даешь из дома, скотина постра-

1.     Джанашия Абхазский культ и быт, стр. 201.

2.     Державин Н. Абхазия в этнографическом отношении. СМОМПК, XXXIV, отд. I, стр. 6.

3.     Векуа А. Из жизни и обычаев абхазцев. «Закавказье», 1912, № 134.

[119]

дает: издохнет, заболеет, будет зарезана волком и т. п., а если кто выедет из дома, не будет иметь удачи. Происхождение своих запретных дней Ашуба объясняют так. В старину, буду­чи скотоводами-пастухами, предки Ашуба заметили, что по понедельникам им не везет. Если они что-нибудь дадут из до­ма, непременно случится какая-либо беда: волк зарежет ско­тину, кто-нибудь заболеет и т. п. Они решили поэтому объявить понедельник «запретным днем» — «амш-шар», днем, в который не полагается выполнять некоторые работы, а главное давать или продавать что-либо из дома. Вторник сделался запретным днем по тем же соображениям.

В тех же Джгердах фамилия Шармат считает своим за­претным днем понедельник. В этот день женщины не шьют, не прядут, из дома ничего не дают. Происхождение «запретного дня», как рассказывают представители этой фамилии, таково. В старину один из предков фамилии Шармат продал в поне­дельник лошадь. Был ясный солнечный день. Вдруг разрази­лась гроза, засверкала молния, спустилась с неба черная туча и унесла на небо дочь Шармата, сидевшую во дворе и выши­вавшую сафьяновые чувяки. Чувяк, лежавший на коленях де­вушки, упал, а другой, бывший у нее в руках, унесен с нею на небо. С тех пор фамилия Шармат считает понедельник своим «запретным днем» — «амш-шар».

В общ. Мугудзырхва фамилия Джикирба имеет два зап­ретных дня — четверг и понедельник. По словам старика Мачаго Джикирба (80 лет), относительно происхождения этих запретных дней его предок рассказывал следующее. Случилось как-то ему в четверг продать скотину; после того жена его за­болела. Обратились к знахарке, и та объявила: немедленно возьмите обратно проданную скотину, иначе жена умрет. Джи­кирба скотину обратно не взял, но дал обет по четвергам ни­чего не продавать. Понедельник же сделался для джикирбовцев запретным днем по такому случаю. Много лет назад, как- то в понедельник взяли на войну одного из членов фамилии Джикирба. Этот человек через некоторое время дезертировал и вернулся домой. День дезертирства и день возвращения до­мой был понедельником. С тех пор понедельник, как счастли­вый день, стали считать амш-шар — «запретным»; в этот день ничего не продают и не дают из дома, но работать в этот день можно.

Фамилия Ходжаа в сел. Бедия (Гальский уезд) запретным днем считает пятницу. В этот день члены фамилии Ходжаа ни­чего не продают и не дают из дома; женщины не шьют, не пря­дут. Возник этот «запретный день» по следующему случаю.

[120]

Кто-то из предков Ходжаа заболел; домашние обещали, если больной выздоровеет, установить в качестве запретного дня пятницу. Больной выздоровел и обещание было исполнено.

Фамилия Какуба в Гальском уезде запретным днем счита­ет среду. Происхождение запретного дня таково. Когда-то из фамилии Какуба в среду отправлялись в поход; при этом был дан обет, если вернутся благополучно, считать среду запрет­ным днем. После благополучного возвращения обет был испол­нен (со слов Р.И. Какуба). Среда считается также запретным днем фамилии Лейба в общ. Мугудзырхва кроме двух ее се­мей, признающих своим запретным днем вторник (со слов Гыда Лейба).

У фамилии Квициния в общ. Атара Кодорского уезда за­претный день воскресенье. В этот день не лазят на деревья, не подметают дом, не выносят сора, никому ничего из дома не дают и не продают. У фамилии Багапш в общ. Джгерды Ко­дорского уезда запретный день суббота. В этот день ничего не точат на точильном камне; женщины не шьют, из дома ничего не дают и не продают (со слов М. Багапш). Суббота же счи­тается запретным днем и фамилии Шакрыл в сел. Лыхны; в этот день ничего не продают и не одалживают, не шьют, не бреются и т. п.

Выходя замуж, женщина обязана хранить запретный день родительской фамилии и, кроме того, должна соблюдать также запретный день семьи мужа. Таким образом, у нее оказывается уже два запретных дня в неделю. А так как, в связи с различ­ными событиями жизни, могут появиться и другие запретные дни, то у абхазской женщины набирается иногда несколько за­претных дней в неделю, в которые женщины не шьют, не пря­дут, иногда не подметают пола. Создается положение, очень невыгодное для домашнего хозяйства. Следующий анекдот ха­рактеризует отношение абхаза к женщине, устраивающей себе запретные дни по всякому поводу. Одна женщина всякий не­удачливый для нее день объявляла запретным: то она упала и ушиблась, то ястреб унес цыпленка, — всякий такой день ста­новился «амш-шар» - «запретным». Так набралось у нее шесть запретных дней в неделю. В единственный оставшийся незапретным день пришлось ей как-то переходить с мужем по шат­кому бревну через бурную речку. Ступая на бревно, женщина дает обещание, если не упадет в воду, считать и седьмой день запретным. Услыхав этот обет, муж немедленно столкнул же­ну в воду (сел. Джгерды Кодорского уезда).

Приведенных нами примеров, кажется, достаточно, чтобы •сделать некоторые выводы. Хотя «запретные дни» распростра-

[121]

няются па всю фамилию и переходят из поколения в поколе­ние, они не являются, однако, родовыми или фамильными праздниками. Здесь мы не имеем дела с культом родовых божеств, родовых духов покровителей; здесь нет и запрещении всякой работы, как это обычно имеет место при родовых праздниках.

«Запретные дни», как видно из приведенных примеров, ус­танавливаются в большинстве случаев по обету или в связи с постигшим семью несчастьем (удар молнии, болезнь одного из членов семьи и т. п.), чтобы оградить своих сочленов от по­вторения несчастья в будущем или в благодарность за полу­ченное благодеяние (выздоровление больного, благополучное возвращение из похода и проч.) или вообще ради ограждения от разного рода неблагополучия. При этом привлекает внимание тот факт, что женщины значительно чаще и строже соблю­дают «запретные дни», чем мужчины.

Поскольку в соблюдении «запретных дней» выражается стремление умилостивить высшие силы, от которых зависит благополучия человека, постольку этот обычай представляет религиозное, культовое установление. Так как «запретные дни» сопровождаются магическими приемами (из дома ничего не выносят), можно предполагать, что их происхождение связано с народной магией.

Помимо фамильных запретных дней у абхазов имеются также запретные дни для различных профессий и разного рода занятий. Так, охотники на куниц считают запретным днем втор­ник. В этот день охотники сидят в балаганах и не осматривают ловушек. Если охотник и заметит, что в ловушку поймалась куница, он не станет ее трогать, так как во вторник ловить ку­ниц нельзя (со слов Джения).

Пчеловоды ничего не дают из дома ни за деньги, ни да ром во все время роения, примерно, с начала и до конца мая или с середины мая до середины июня (сел. Ачандара Гудаутского уезда, сел. Адзюбжа, Гуп, Ткварчели Кодорского уезда, сел. Бедия Гальского уезда).

Скотоводы считают запретными днями понедельник и чет­верг. В эти дни из стада ничего не продают. Кроме того, неде­ля поело того, как отелилась корова, считается «запретной»: во все продолжение ее никому ничего из дома не дают. В те­чение недели со дня отела коровы молоко собирают на сыр, а по окончании этой «запретной недели» готовят молочную кашу. Пока не приготовлена каша, стараются, чтобы молоко не попало в золу (сел. Ачандара).

[122]

Некоторые считают запретной первую неделю ве­ликого поста: тогда женщины не шьют и даже не берут в руки иглы (со слов Мушба, сел. Абгархук).

Такие же фамильные запретные дни, как у абхазов, суще­ствуют у ингушей. Случится с ингушем какое-либо несчастье — болезнь, неудача в предприятии и т. п., он обращается к га­дальщику или гадалке, и те объясняют, что у него «гам», т. е. прегрешение против такого-то святого или такого-то дня (дни олицетворяются в виде духовных существ, наблюдающих за человеческими поступками). «Провинившийся дает обет, что в этот день не будет работать и давать что-нибудь из дома», и с тех пор вся семья празднует или, как выражаются ингуши, держит этот день, причем особенно наблюдают, чтобы в этот день ничего не давать из дома1.

Вообще запреты магического характера широко распрост­ранены у многих народов. Так, грузины Кахетии для предот­вращения града праздновали понедельники, начиная с фоми­ной недели до начала уборки ячменя; это так называемый «ячменный праздник». Кроме того, 8 мая праздновали «день града» — «кохиаоба или кохинджвроба» 2. Хевсуры и мтиулы не работают по пятницам и воскресеньям, опять-таки во избе­жание градобитий: сваны празднуют часто пятницу, субботу и воскресенье, чтобы обеспечить благополучие урожаю. Среди армян Борчалинского уезда некоторые, как и грузины Кахетии, празднуют понедельник, начиная с фоминой недели до праздника «Вартевора», «чтобы град не побил полей». Ингуши в пе­риод покоса и жатвы празднуют понедельники, чтобы ветер не разнес по полю все скошенное или сжатое3.

Праздники в честь тех или иных божеств сопровождаются иногда запрещением давать что-либо из дома, в особенности огонь. Так, у чеченцев среда или кер-сели есть день божества грома Сели; в этот день нельзя ничего давать из дома, в осо­бенности огня4. Впрочем, огня не дают с очага очень многие народы из опасения, чтобы с огнем не ушло из дома семей­ное благополучие.

У многих народов запрет продавать что-либо или выносить из дома обыкновенно связан с более или менее важными момен­тами хозяйственной и семейной жизни. Мегрелы в прежнее время ничего не давали из дома по понедельникам, считаю-

----

[1] Ахриев Ч. Ингушские праздники. ССКГ. V. стр. 5, 6

2 Чурсин. Народные обычаи и верования Кахетии, Тфл . 1905, стр. 21.

3 Ахриев. Указ. работа, стр. 5, 6.

4 Далгат. Первобытная религии чеченцев. «Терский сборник», в. III, кн. 2, стр. 84.

[123]

щимся днем луны. «В этот день никто из дома ничего не вы­дает ни на прокат, ни в подарок, ни даже в виде денег, которые он должен рабочим. Все крепко верят, что если кто-нибудь в понедельник собственноручно что-либо выдаст из дома, то лу­на будет иметь такое влияние на этот дом, что он мало по малу весь опустеет и сам хозяин останется бедным и несчаст­ным»1.

Еще до последнего времени у мегрелов и у абхазов кое- где придерживались приметы, что «в день рождения какого-нибудь животного нельзя никому ничего подарить, а также дать взаймы, в противном случае молодое животное будет же­вать платья»2. Это же воззрение существует также у имеров Шоропанского уезда3. В Гурии червоводы ничего не продают и не показывают другим червоводам в понедельник, среду и в первый день новолуния4. Казаки ст. Ардонской Терской облас­ти ничего не дают из дома в день отела, «чтобы теленок не из­дох»5. То же самое делают жители г. Ейска с той целью, чтобы «у коровы было больше молока»6. У армян Ахалкалакского уезда во время посева не дают огня, надеясь, что это будет способствовать хорошему урожаю; в мае не дают ступки, что­бы не болели ягнята, после захода солнца не дают закваски, чтобы мацони не скисло и т. д. Евреи Западного края ничего не дают и не выносят из дома в «шабаш» — субботу. Но так как избежать этого часто бывает невозможно, они прибегают к та­кому средству: дома, имеющие постоянное общение между со­бой, соединяются над крышей проволокой, и евреи считают, что соединенные проволокой дома составляют один дом, и в нем можно переносить вещи от одной семьи к другой (П. 3. Вино­градов-Никитин).

У многих народов существует обычай ничего не давать из дому, когда в доме родился ребенок. Так поступают украинцы, «чтобы ведьма не лишила сна7 ребенка», вотяки8; алтайские тюрки не дают огня до 40 дней, а иные в течение года со дня

----

[1] Ламберти. Описание Колхиды, стр. 162.

2 СМОМПК, X, отд. 1, стр. 112.

3 Там же, XVIII, отд. III, стр. 245.

4 Там же, XI. отд. 1, стр. 149.

5 Там же, XVI, отд. 1, стр. 331, 332.

6 Там же, XXIX, отд. III, стр. 35.

7 Данильченко. Этнографические сведения о Подольской губ- Кам- Подольск, 1869, в. I, стр. 29.

8 Васильев. Обзор языческих обрядов, суеверий и верований вотяков Казанской и Вятской губ. «Известия Общества, изд. при Казанском уни­верситете», XXII, стр. 326, Богаевский. Очерк быта сарапульских вотяков. «Сб. материалов по этнографии, изданных при ДЭМ», в III, стр. 51.

[124]

рождения ребенка 1, сербы ничего не дают из дома в течение года, после захода солнца, «чтобы ребенок имел лучший сон»2. Удины Варташена никому ничего не одалживали в период оживления грены, а в день, когда устанавливаются коконники, ничего не покупали, не подметали двор и комнату; грузины Кахетии ничего не давали из дома в первый день посева (зап. в 1903 г.). У других народов ничего не дают из дома при нача­ле пахоты, при начале уборки урожая, во время первого выго­на скота в поле, в день смерти кого-либо в доме, в различные праздничные дни и т. д. и т. п.

В основе всех этих запретов находится опасение, чтобы с выносимыми из дома вещами не ушло и благополучие дома.

Пережитки тотемизма. Тотемические воззрения и связанные с ними обычаи сохранялись у абхазов в сильной степени и до недавнего времени. Мало того, некоторые абхазские фами­лии считали себя состоящими в родстве с каким-либо видом животного и поэтому не убивали представителей этого вида животных, не ели их мяса и т. п. В Бзыбской Абхазии имеется фамилия Хежба или Хеж-ипа, что в переводе значит Сойкин, от а-хеж — сойка. Члены этой фамилии считали сой­ку своим однофамильцем, как бы членом своей фамилии, сво­его рода, и поэтому не убивали ее и не ели ее мяса. «Как же можно убивать и есть своих однофамильцев?» — говорили они. Кроме того, если кто-нибудь из фамилии Хежба увидит, что сойка попала в силок, он считал своим долгом освободить сво­его пернатого «однофамильца» и выпустить на волю.

Фамилия Цугба в Бзыбской Абхазии считала себя состоя­щей в родственных отношениях (тотемических) с кошкой (ацгу — кошка). О том, как возникли эти родственные от­ношения, рассказывают следующее. Прежде Цугба носили фа­милию Эцвкис, Эцвкисба (Ецкисба). Однажды в этой фамилии произошел такой случай. В подоле некоей женщины из фами­лии Эцвкис, занимавшейся пряжей, окотилась кошка. Котят, родившихся столь странным образом, воспитали, как членов своей семьи, и с этого времени Эцвкис стали считать себя на­ходящимися в родственной связи с кошками, переменили свою фамилию Эцвкис на Цугба — Кошкины и стали относиться к кошкам, как к своим родственникам: их не убивали, не били, вообще не обижали, напротив, при случае оказывали защиту и помощь (со слов Пичха Гегенава, сел. Лыхны).

---

1 Вербицкий Алтайские инородцы, стр. 86; Миличевич. Живот срба сельака, Белград, стр. 196.

2 СМОМПК. XIV, отд. 1, стр. 256, 259.

[125]

Многие абхазы не едят мяса зайца; одни ссылаются при этом на то, что заяц похож на кошку («усы, как у кошки» и проч.), другие руководствуются тотемическими соображения­ми. Как известно, многие народы не едят мяса зайца для то­го, чтобы, как они сами объясняют это, не сделаться трусли­выми, как заяц. Возникшему на основе магии запрету впослед­ствии начинают давать иные объяснения: заяц похож на кош­ку, на собаку, имеет в некоторых отношениях сходство с чело­веком и т. п. Так, русские старообрядцы не ели мяса зайца, например, по соображениям, изложенным в «Послании к неко­ему Ионе» протопопа Аввакума: «А заяц и по двоим винам не­чист есть: первое, яко и вельбуд, тридневное отрыгает, а второе — не имут ноги его копыта рассохата, но песья лапа»1. У абха­зов же запрещение убивать зайца и есть его мясо чаще всего основывается на соображениях тотемического характера.

Если заяц забегал к кому-либо в усадьбу, он, по старин­ным воззрениям, отчасти сохранившимся и поныне, считался гостем семьи, и после этого члены фамилии, к которой забе­жал заяц, обыкновенно переставали убивать зайцев и есть их мясо. С этого момента между данной фамилией и зайцем уста­навливались тотемические связи. Часто бывало, когда пресле­дуемый охотниками заяц попадал к кому-либо во двор, хо­зяин дома немедленно выступал на его защиту: «Это мой гость, и тронуть его я не позволю». Погоня, конечно, прекращается, так как охотники вполне признают священную обязанность гос­теприимства по отношению к зайцу. Оказанное зайцу госте­приимство становится основой для образования связей между фамилией, в усадьбу которой забежал заяц, и всеми зайцами вообще. Явление это наблюдается как в Бзыбской Абхазии, так и в Абжуйской. Приведу несколько примеров подобного рода отношений к зайцам. В сел. Абгархук Гудаутского уезда фа­милия Шамба не убивает зайца и не ест его мяса потому, что, по рассказам, заяц когда-то забежал к одному из Шамба во двор. Фамилия Базба в Аци и Абгархуке также не убивает и не ест зайцев, в виду того, что некогда какой-то заяц в труд­ную минуту воспользовался гостеприимством женщин из фами­лии Базба. Дело, по рассказам, было так. Охотники с собаками гнались за зайцем. По полю в это время проходила женщина из фамилии Базба. Ища спасения и не видя другого подходя­щего места, заяц бросился женщине под юбку. Женщина тот­час же присела и прикрыла собой зайца. Подбегают охотники: «Давай сюда зайца, это наша добыча!» «Это мой гость, возра-

1 Бороздин А. К. Протопоп Аввакум, СПб, 1898, прил., стр. 33.

[126]

жает женщина, и я не позволю его тронуть!» Охотникам ниче­го не оставалось делать, как согласиться с ее доводами и ос­тавить зайца в покое. Когда охотники удалились, женщина встала и выпустила своего гостя на волю. С тех пор члены фа­милии Базба не убивают и не едят зайцев. Абхазская послови­ца говорит: «Кто схватился за твой подол, того воспитай; кто за горло, того убивай».

В общ. Бармыш в подобных отношениях с зайцем нахо­дится фамилия Еныкь. Рассказывают, будто преследуемый со­баками заяц забежал под юбку старушки Еныкь. С тех пор, го­ворят, и установилось в фамилии Еныкь запрещение убивать зайцев и есть их мясо.

Такое же приключение случилось, говорят, с одной жен­щиной в общине Отхара. Как-то сидела она у родника, черпая в кувшин воду; вдруг выбегает из лесу заяц и бросается ей под юбку. Женщина взяла гостя домой, и с тех пор вся фамилия не трогает зайцев, не убивает их и не ест их мяса (со слов Л. Мукба).

В общ. Дурипш не убивают зайцев, не едят заячьего мя­са и не употребляют заячьих шкур члены фамилии Герзмава. О происхождении запрета рассказывают следующее. Охотни­ки гнались за зайцем. Спасаясь от преследования, заяц прибе­жал к сельскому сходу и спрятался под буркой старика Гер­змава. Старик немедленно объявил зайца своим гостем и наот­рез отказался выдать его охотникам. Подобным же рассказом объясняют запрещение убивать зайцев и употреблять в пищу их мясо, существующее в фамилии Тарба (со слов Е. Тарнава и В. Харазия).

В общ. Мугудзырхва не убивают зайцев и не едят заячь­его мяса абхазы фамилии Гунба. Рассказывают, будто заяц, спасаясь от собак, спрятался между ног старика Гунба, имев­шего прозвище «Ажежи», т. е. «заячье мясо». И старик нало­жил проклятие на тех из своей фамилии, кто после этого стал бы когда-либо убивать зайцев и есть их мясо (со слов Седыка Джиба, сел. Мугудзырхва).

В сел. Окум (Гальский уезд) фамилия Сергиава не упот­ребляет в пищу мяса зайца будто бы в благодарность за ту услугу, которую некогда заяц оказал одному из Сергиава. Рассказывают легендарное приключение такого рода. Один че­ловек из фамилии Сергиава однажды украл корову, зарезал ее, положил мясо в котел и стал варить. Хозяева украденной ско­тины бросились на поиски. Подходят к дому Сергиава; входят во двор. Видя себя пойманным с поличным, вор взмолился бо­гу, чтобы он превратил лежащее в котле мясо коровы в какое-

[127]

либо другое. Хозяева коровы подходят к очагу, заглядывают в котел и видят в нем мясо... зайца. Вор был спасен. В благо­дарность за чудесное спасение фамилия Сергиава с тех пор и не ест мяса зайца. Однако, в большинстве случаев зайца не едят потому, что он похож на кошку.

Фамилия Сабекия в Адзюбже (и в других селениях) не убивает и не ест голубей. В объяснение рассказывается сле­дующая история. Однажды взрослые члены семьи Сабекия уш­ли из дому — хозяин в поле, а хозяйка за водой, дома оста­лось трое детей. В это время в доме вспыхнул пожар. Случай­но пролетали над домом голуби, увидели пожар, опустились и своими крыльями потушили огонь и таким образом спасли де­тей. Все это видели соседи и прохожие и рассказали Сабекия. После этого члены фамилии Сабекия дали обет никогда не убивать и не есть голубей, как своих спасителей (со слов Цагурия Кана). В сел. Илор голубей не едят члены фамилии Бжания. Рассказывают следующее. Один из предков фамилии Бжания остался холодной ночью в глухом лесу. Желая раз­вести огонь, он достал огниво, но не мог ничего добиться, так как не оказалось трута. 11есчастному грозила гибель от холо­да и диких зверей. На дереве, под которым приютился Бжания, сидел голубь; видя бедственное положение человека, он бросил ему с дерева трут. После того Бжания объявил проклятие вся­кому из своей фамилии, кто когда-либо будет убивать голубя, его спасителя, и есть его мясо.

Фамилия Айринба в Джгердах не ест мяса диких птиц вообще. Происхождение запрета таково. У одного Айринба бы­ло 5 сыновей, все слепые. Сильно горевал несчастный. Родст­венники и соседи утешали его, говоря, что так создал детей бог. «Нет, я сам виноват в этом, — возразил несчастный отец. — Когда однажды мальчиком я пас стадо, мною было найдено гнездо, в котором находилось 5 птенчиков; я взял птенчиков выколол им глаза и положил обратно. Хотя мать продолжала кормить их, но они все издохли. Вот почему мои дети слепые». Фамилия Айринба будто бы после этого дала клятву никогда не есть мяса птиц.

Некоторые абхазы не едят маленькой птички с красным опереньем у горла (поползень). Основание запрета таково. К одному человеку пришел гость. Хозяин не имел ничего, что­бы накормить гостя и не знал, как быть. Прыгавшая во дворе птичка, услышав о затруднительном положении хозяина, по­дошла к дому, поставила голову под нож и зарезалась, чтобы накормить гостя. (Со слов Мачаго Джикирба, сел. Мугудзырхва). По другому варианту, птичка вырезала свою грудь и отдала хозяйке дома.

[128]

Фамилия Квициния в сел. Атара Кодорского уезда не ест рыбы вообще. Такие же тотемического характера запреты от­носительно употребления в пищу мяса тех или других живот­ных, несомненно, существовали и у других кавказских народов. К сожалению, имеющиеся в этом отношении литературные ука­зания крайне скудны, так как прежние авторы совершенно не обращали внимания на подобные явления. Л. Люлье, описывая верования и обычаи черкесов, замечает, что корову в жертву богу скота Ахину доставляет фамилия Тгахуахо — «пастух бо­жий», а в примечании прибавляет: «С этой фамилиею состоят в родстве следующие: Екуас, Синене, Горказ и Хагуп, которые искони не употребляют в пищу ни говядины, ни птиц, ни яиц»1. Вероятно, это воздержание от мяса коров и птиц, а равно и яиц возникло на почве тотемических отношений между названными фамилиями, коровой и птицами.

Довольно часто у абхазов наблюдается запрещение упот­реблять в пищу ту или другую часть животного. Члены одних фамилий не едят ноги животного, других — сердца, третьих — печени и т. д. Члены фамилии Чочуа, по старым тотемическим воззрениям, не должны есть почек животных, потому что Чочуа и почка — однофамильцы и состоят, следовательно, в то­темной связи. Фамилия Чочуа по-абхазски Ачачуа; почка по-абхазски — «а-чача». Не едят почек члены фамилии Чечерия в сел. Адзюбжа Кодорского уезда, также считая себя однофа­мильцами с почкой — «а-чача».

Фамилия Гулия (от абхазского агу «сердце»), по мнению ревнителей старых обычаев, не должна употреблять в пищу сердца животных опять-таки в виду фамильного родства.

Многие не едят той или другой части животного не по со­ображениям фамильного родства, а в силу данного когда-либо обета, наложенного добровольно запрещения, по совету зна­харки или, по иным соображениям. Фамилия Джикирба в общ. Атара Кодорского уезда не употребляет в пищу сердца живот­ных. Рассказывают, будто один из предков Джикирба почему- то решил, что для того, чтобы быть бесстрашным и ничего не бояться, члены его фамилии не должны есть сердца животных. Поэтому он наложил проклятие на тех из своих потомков, ко­торые стали бы есть сердце животных. Некоторые из Джикир­ба, не зная об этом проклятии, ели сердце, отчего заболе­вали сердечными болезнями и умирали. Обратились к гадаль­щику, и он по лопатке животного определил, что предком

---

[1] Люлье Верования, религиозные обряды и предрассудки у черкесов. ЗКОРГО, V, стр. 124. Прим.

[129]

Джикирба наложено проклятие на тех потомков, которые бу­дут есть сердце животных.

Заметим, что среди имеретин также существует преду­беждение против употребления в пищу сердца животных, осно­ванное на соображениях магического характера: чтоб не сде­латься двоедушным 1.

Нередко наблюдается среди абхазов опасение употреблять в пищу ноги животных и птиц. Некоторые полагают, что от этого на ногах появляются нарывы (со слов Е. Тарнава и В. Харазия). Другие говорят, что от этого ноги будут дрожать, когда будешь лезть на дерево (сел. Лыхны). Некоторые, нако­нец, давали обет не есть ног животных, когда у кого-либо из членов семьи заболевали ноги; таким обетом рассчитывали по­мочь больному выздороветь или хотя бы ослабить болезнь.

Члены фамилии Когония в сел. Квитоули Кодорского уезда не употребляют в пищу переднего бедра животных. Запрет ус­тановлен будто бы по следующему случаю: кто-то из членов этой фамилии был убит молнией, и знахарка объявила, что по­сле этого никто из фамилии Когония не должен есть переднего бедра. Этот же запрет соблюдают и некоторые фамилии в общ. Мугудзырхва Гудаутского уезда из опасения, что в противном случае стянутся жилы под коленом, и нога не будет выпрям­ляться (Мачаго Джикирба). В сел. Лыхны мне сообщили, что некоторые не едят бедра птиц, так как иначе, говорят, будут пересиживать ногу. Фамилия Цагаа (Цагурия) в Кодорском уезде не ест плечевой части крупного рогатого скота. Во всех подобного рода запретах исходят из соображений не тотемического, а какого-либо иного характера.

Вообще относительно употребления в пищу тех или иных частей животных и птиц у абхазов наблюдается так много за­претов, особых для каждой фамилии, что при раздаче кусков мяса во время угощения, например, на поминках, нужно быть очень осмотрительным, чтобы не положить кому-либо та­кой части, которая для него является запретной.

Подобный поступок сочли бы за оскорбление, приняли бы за насмешку.

Родственные связи с теми или иными животными оказыва­ются совершенно неожиданными. В общ. Атара Кодорского уезда, со слов Османа Квициния, мною записана такого рода история. Беременная женщина спала во дворе. Змея вползла ей в рот. Когда потом родился ребенок, шею его обвивала змея, которая немедленно оставила ребенка и уползла. С тех

----

[1] СМОМПК, XVIII, отд. III, стр. 233.

[130]

пор члены этой фамилии считают данную породу змей состоя­щею в родстве с ними, не убивают их. Будто бы, со своей сто­роны, и змеи не жалят своих родственников — людей.

Бывали случаи, когда сами абхазы известным образом роднились с тем или другим животным, чтобы обеспечить доб­рожелательное отношение к себе этого животного. Рассказы­вают о нескольких подобных случаях. В общ. Члоу Кодорского уезда, со слов старика Мачагу Адлейба (100 лет), мною записан следующий рассказ. Волк неоднократно нападал на стадо одного абхаза и похищал овец. Выведенный из терпения, пастух отыскал своего врага, им оказалась волчица с волчата­ми; волчицу он убил, а волчат взял к себе, воспитал и отпус­тил на волю, прося бога, чтобы они, как его воспитанники, ему не вредили. С тех пор волки не трогали его стада, а пастух, сo своей стороны, никогда не убивал волков; напротив, он от­делял для них долю и оставлял в лесу. О случае усыновления волченка сообщил также Р. Т. Какуба. Усыновление имело место в Гальском уезде и было проделано с тою целью, чтобы волки, связанные родственными узами со своими приемными родителями, не трогали их стад. При усы­новлении был исполнен обычно практикующийся в таких слу­чаях обряд прикосновения к обнаженной груди женщины: волченку как бы дали пососать грудь женщины — хозяйки дома.

У других народов также не раз отмечалось подобное отношение к волкам. О древних ирландцах сообщают, что они «питали такое уважение к волкам, что имели обычай молиться об их спасении и выбирать их в крестные отцы своим детям»1. У гиляков, гольцев и других тунгусских народов часты случаи тотемного родства с волком: стоит волку подойти и поесть до­бычу промышленника, как его начинают считать в родстве с данным родом (Л. Я. Штернберг).

В сел. Илор мне сообщили, что для того, чтобы лисицы не таскали кур, некоторые воспитывали лисят, и затем выпус­кали их на волю.

О родственных отношениях между человеком и медведем рассказывается в абхазских легендах и сказках. Лапа медведя, говорят абхазы, по устройству сходна с ногой человека; груди медведицы напоминают женские. Умирая или будучи раненым, медведь, как уверяют абхазы, обязательно ложится лицом вверх и складывает лапы крестообразно на груди. По расска­зам абхазов, если охотник унесет медвежат, мать в отчаянии бьет себя кулаком по голове и кричит точно так же, как это де-

----

1 Лекки. История возникновения и влияния рационализма в Европе, I, СПб, 1871, стр. 66, прим. 1

[131]

лает абхаз в случае большого несчастья; а иногда, став на зад­ние лапы, медведица так неистово колотит себя кулаком по голове, что убивает себя насмерть. Медвежата, оплакивая погиб­шую мать, бьют себя лапами в голову и грудь и кричат, как абхазы при оплакивании покойника. (Со слов А. Мукба, сел. Отхара Гудаутского уезда).

По мнению, довольно распространенному среди абхазов, медведь состоит в молочном родстве с человеком, а именно — медведя вскормила женщина своей грудью. Поэтому медведь боится человека и избегает его. Встречаясь с человеком, медведь старается уйти незаметно. Если, встретив медведя, чело­век произносит: «нан, нан, нан», т. е. «мать, мать, мать», мед­ведь не тронет его (со слов О. Квициния, сел. Атара Кодорского уезда).

Старик Гыд Лейба (сел. Мугудзырхва Гудаутского уезда) рассказал следующую легенду. Один человек забрел в дремучий лес. Там встретился с медведицей. Медведица сна­чала оглушила человека ударом, потом пожалела его и стала приносить ему добычу, кормить его. Человек оправился. Мед­ведица заставила его вступить с нею в связь. Прожив некото­рое время с медведицей, человек попробовал уйти, но медве­дица не пустила, стала еще больше заботиться о нем. При следующих попытках уйти, медведица начала бить своего плен­ника. Но однажды ему удалось бежать. Обнаружив бегство, медведица бросилась в погоню, догнала беглеца и стала его бить. На шум и крики прибежали охотники и освободили че­ловека. Медведица же вернулась в лесную чащу. Спустя некоторое время медведица родила мальчика с медвежьими ушами. Когда мальчик подрос, медведица послала его в селе­ние отнести отцу оставленное им у медведицы оружие. Мальчик попал прямо на сельский сход. Здесь его расспросили, от­куда он и кто такой. Так как у него были медвежьи уши, да­ли имя «Медвежье ухо». Один богатый крестьянин взял «Мед­вежье ухо» на воспитание. Однако, как ни старались воспитать его, толку не было. «Медвежье ухо» по-прежнему сохра­нял хищный нрав и прожорливость. Однажды, когда его воспитателю нужно было отлучиться из дому, «Медвежье ухо» отпустили в лес из боязни, чтобы, проголодавшись, он не поел детей. С тех пор о нем ничего не известно.

Подобного рода легенды встречаются и у других народов Кавказа. В аварской сказке «Медвежье ухо» рассказывается, как медведь похитил царевну и стал жить с нею. Царевна ро­дила сына, который имел вид человека, но с медвежьими уша­ми. «Медвежье ухо» потом убил своего отца-медведя и ушел

[132]

к людям. Царевна же вернулась к своему отцу!. В одной из имеретинских сказок фигурирует богатырь Леван Датвисшвили, т. е. «Медвежий сын», рожденный медведицей от священ­ника2, и т. д.

Некоторые фамилии считают себя состоящими в тотемических отношениях с теми или иными представителями расти­тельного царства. Так, фамилия Аджба в общ. Ачандара при­знает cебя состоящей в фамильном родстве с дубом (адж — дуб, Аджба, Адж-ипа — «сын дуба»). О возникновении тотемических отношений между этой фамилией и дубом рассказыва­ют следующее. Предки фамилии Аджба жили первоначально на Северном Кавказе и носили фамилию Эцвкисба. Один из членов этой фамилии, совершив на Кавказе убийство, бежал со своей беременной женой в Абхазию. По дороге останови­лись они ночевать под огромным дубом. Здесь у жены родил­ся сын, которому родители дали имя Адж-ипа — «сын дуба». Потомки его впоследствии стали носить фамилию Аджба, что значит «сын дуба», «Дубов». (Со слов Е. Тарнава и В. Харазия).

Предполагается, что грабовое дерево — а-хеца находится в родстве с фамилией Хеция, Хецба (мегр. Мхеидзе). По аб­хазской легенде, к этой фамилии принадлежала богородица. В отличие от указанного выше имеет некоторое распростране­ние представление, что молния никогда не поражает граба из-за родства грабового дерева к членам фамилии Хеция.

Тотемические связи устанавливаются также иногда с не­которыми местностями, а также с некоторыми предметами.

Фамилия Отырба в Абгархуке считается состоящей в тотемической связи с кукурузным полем (аутра). Прежде Отырба носили другую фамилию. Как-то в старину напали на них не­приятели; спасаясь, они спрятались в кукурузном поле. Там женщина родила ребенка. С тех пор семья изменила прежнюю фамилию на фамилию Отырба, образованную от названия кукурузного поля — аутра).

Поверья о животных, связанные с тотемизмом. Как и другие народы, абхазы приписывают некоторым животным сверхестественные свойства и, чтобы расположить их к себе, прибегают иногда К умилостивительным дарам и иным приемам за­дабривания. Так поступают, главным образом, по отношению к хищным животным, причиняющим населению и его хозяйству наиболее чувствительный ущерб — к волку, медведю, лисице

----

[1] Чиркеевский А. Аварские народные сказки. ССКГ, II, стр. 16—24.

2 СМОМПК. XIX. отд. II, стр. 1—8.

[133]

и некоторым другим. В народных воззрениях о домашних жи­вотных сохраняются отголоски преклонения перед тою важною ролью, какую эти животные играли и теперь еще играют в жиз­ни народа. Приведем воззрения, касающиеся некоторых жи­вотных.

Домашние животные. Собака — верный друг человека и помощник на охоте и во время охраны стад. Абхазы расска­зывают об удивительном проявлении преданности собак сво­ему хозяину. Если охотник ранен или разбился, его собака не­отступно стережет его или отправляется в селение и приводит людей к раненому хозяину. Не меньшую заботу проявляет со­бака и по отношению к вверенным ее попечению стадам. Од­нажды собака принесла за три версты новорожденного козлен­ка, оставленного козой на горном пастбище (сел. Лыхны).

Не удивительно, что абхаз наделяет собаку сверхъестест­венными свойствами. Собака, говорят абхазы, предчувствует грозящее хозяину несчастье и предупреждает его об этом воем. Вой собаки, по мнению абхазов, предвещает смерть хозяину или другое несчастье, а иногда даже вымирание всей семьи. Очевидно, собака видит бродящую среди людей смерть. Одно­временный вой нескольких собак предвещает выселение всего поселка. По рассказам стариков, перед эмиграцией в Турцию собаки выли чуть не по всей Абхазии. Собака видит души умерших, бродящие по земле, и при виде их воет. Представле­ние о том, что собаки видят духов, является, как известно, общераспространенным; напомним, между прочим, место из «Одиссеи», где говорится, как собаки Телемака увидели Афи­ну: «Лаять не смея, оне, завизжав, со двора побежали»1. В легендарных рассказах абхазов собаки лизанием воскрешают убитых, совершенно так же, как это делают собаки «аралезы» армянских легенд, собака легендарного охотника Сталло у лопарей, собака в известной грузинской легенде. Этому воп­росу я посвящаю отдельную главу.

Раз собака обладает «сверхъестественной» силой, то есте­ственно, что некоторой долею таковой обладают собачьи зу­бы и шерсть. Собачью шерсть иногда зашивают в сафьян и но­сят в качестве талисмана (сел. Окум). В абхазском пантеоне имеется особое божество «Алышкинтр» — «госпожа собак».

Кошка, по поверьям абхазов, враг человека. Когда после смерти человека душа его переправляется по волосяному мос­ту, кошка смазывает мост маслом, чтобы душа упала в ад, а щенок слизывает масло языком и упрекает кошку: «Неблаго-

----

[1] «Одиссея», песнь, XXVI.

[134]

дарная, тогда, когда меня держали во дворе, тебя кормили в доме под столом и ты так отплачиваешь человеку за его бла­годеяния». В связи с этим считается, что убить собаку грех, убить же кошку — доброе дело, особенно, если она не ловит мышей. Когда кошка ест, она жмурит глаза; делает это затем, чтобы бог не мог сказать ей: «Ты видела, как человек тебя кор­мил, как же ты можешь так неблагодарно поступать по от­ношению к нему». (Сел. Атара и Джгерды Кодорского уезда).

В Гальском уезде отмечается иное отношение к кошке. Убить кошку — грех, на том свете не сможешь без ее содей­ствия переправиться через адский мост. Мост смазан маслом, и нога на нем скользит. Если кошка хорошо расположена к человеку, она слизывает масло с моста и помогает человеку пройти; если кошка недовольна человеком, не слизывает, и человек падает в ад. Самурзаканцы говорят: «За ночь кошка может обойти двенадцать церквей» (сел. Окум).

Следует отметить, что у картвельских народов (за исклю­чением хевсур) и у армян кошка признается священным жи­вотным и убить ее считается большим грехом, за который при­дется либо на этом, либо на том свете расплачиваться пост­ройкой мостов, церквей и т. п.1 Таты сел. Лагич в Азербайджа­не также не убивают кошек, опасаясь, что в наказание за это умрет сын2. И только хевсуры считают кошку поганым живот­ным.

Лошадь — верный друг и товарищ человека в набегах, на­падениях, во всех радостях и невзгодах беспокойной боевой жизни. Поэтому лошадь также наделяется иногда сверхъес­тественными свойствами. Особенно это имеет место по отноше­нию к лошадям легендарных и сказочных героев.

Лошадиные черепа очень часто употребляются абхазами в качестве оберега, охраняющего дворы, пасеки, сады, огороды от завистливого, дурного глаза. Обычай этот чрезвычайно ши­роко распространен не только у кавказских народов, но и дале­ко за пределами Кавказа.

По народному поверью, лошадь раз в год жует. Кто уви­дит, как жует лошадь, и в этот момент выскажет какое-либо пожелание, оно немедленно исполнится.

Петух. Пение петуха предвещает счастье или несчастье (сел. Лыхны). По другому толкованию, оно предвещает но­вость для дома. Если петух поет после захода солнца, а в дру-

----

1 СМОМПК, XIX. отд. II, стр. 90; XVIII, отд. III, стр. 243.

2 Там же. XXIX, отд. II, стр. 76.

[135]

гом дворе петух отвечает, в одном из этих домов непременно случится несчастье (сел. Квитоули).

Если новорожденному дать пососать язык петуха, ребенок будет понимать значение пения петуха (сел. Лыхны).

Если петух пропоет три раза, обратившись к человеку, задуманное им исполнится (со слов И. Мушба).

Курица. Если курица запоет петухом, то это предвеща­ет несчастье; в отвращение несчастья курицу режут.

Дикие животные. Волк. Согласно поверьям абхазов, волк, как злейший враг человека, находится в близких отношениях с ведьмами, колдунами и пр. Предполагают, что колдуны и ведьмы совершают свои путешествия на волках.

Волчий зуб зашивают в сафьян и носят на себе в качест­ве талисмана (сел Окум).

Волчью или шакалью шкуру гладят рукою, выходя ут­ром из дома. Считают, что этим обеспечивается благополучие на весь день (сел. Окум).

Медведь. Медвежьему черепу приписывается магическая сила. Если речка подмывает берег и уносит у сельчанина зем­лю, он берет медвежий череп, привязывает к нему веревку и тащит от того места, куда бьет вода, к противоположному бе­регу, чтобы направить туда и речные волны (сел. Джгерды).

Рысь. Иногда рысь кричит особенно ужасным образом; этот крик рыси называется «ахуаара». Если около какого-либо дома рысь закричит таким же образом, в этом доме кто-нибудь обязательно умрет в течение ближайших 1-3 месяцев. Рысь в случае такого крика прогоняют выстрелами. Особенно боятся такого крика рыси женщины.

Заяц. У абхазов хорошей приметой считалось встретить утром шакала, волка, лису. Что же касается зайца, то встреча с ним предвещала неудачу. Особенно скверно встретить зайца утром натощак. Примета еще вернее, если какое-либо из названных животных перебежит дорогу.

Подобные приметы распространены у многих народов. Встреча с зайцем, как с трусливым и жалким зверем, у многих из них считается дурной приметой. Наоборот, встреча с ловкими хищниками — волком и лисой — должна предвещать успех и удачу в деле. Этот взгляд распространен у всех картвель­ских народов1, у армян, тюркских народов Северного Кавказа и

----

[1] СМОМПК, XXXII, отд. III, стр. 137 (мегрелы).

[136]

Закавказья, лезгинских народов Дагестана и др., а равно у множества некавказских народов.

Черепаха. О происхождении черепахи и в Бзыбской (сел. Абгархук) и в Абжуйской Абхазии (сел. Квитоули) мною запи­сана одна и та же легенда. Жена приготовила для семьи кури­цу. Вдруг приезжает ее брат. Женщина поспешно прикрывает лежащую на тарелке курицу деревянной чашкой. Брату она по­дает повседневную пищу: лобио, сыр, кислое молоко, мамалы­гу. По уходе брата вернулся муж. Жена спешит угостить его курицей, но курица с тарелкой превратилась в черепаху: верх­няя чашка обратилась в верхний щит, нижняя — в нижний. Так была наказана женщина за предпочтение мужа брату.

Эта легенда принадлежит к числу «бродячих» и встречается у многих народов. По мегрельскому варианту легенды, женщина приготовила курицу для своего любовника и спря­тала ее, когда неожиданно приехал брат. По отъезде брата оказалось, что курица с тарелками превратилась в черепаху и ушла в болото.

Украинцы рассказывают, что скупая девушка спрятала от отца мясо в глиняную миску и накрыла тарелкою. Мясо с та­релкою обратилось в черепаху1.

Сербы излагают эту легенду так. Один человек ел жареную курицу с хлебом; вдруг в дверях показался кум. Чтобы скрыть курицу, хозяин положил ее на хлеб и прикрыл деревянной чашкой. Когда кум ушел, оказалось, что курица, хлеб и чашка обратились в черепаху2.

Лягушка. Как гласит абхазское поверье, лягушка имеет связь с водой и дождем. Если убить лягушку, пойдет дождь. Поэтому во время засухи дети убивают лягушек и перевора­чивают их брюхом вверх (Бзыбская и Абжуйская Абхазия, Самурзакань).

Это же поверье существует у мегрелов и других карт­вельских народов.

Ласточка. Ласточку абхазы считают священной птицей, радуются ее прилету, никогда ее не убивают, гнезд не разоря­ют. В Самурзакани ласточку считают «курицей бога», и счаст­лив тот, у кого она строит гнездо. Если птенцы ласточки слу­чайно выпадут из гнезда, их поднимают и кладут в гнездо.

----

[1] Чубинский. «Труды этнолого-статистической экспедиции в Западно- русск. край», т. 1, 1872, стр. 66.

2 Караджич (Вук Стефанович). Сриски речнив, Вена, 1818, стр. 328, 329.

[137]

Когда ласточка весною прилетает, в доме ставят скамейку и кладут на нее подушку, очевидно, как желанному гостю. В том доме, где живет змея, ласточка никогда не устраивает своего гнезда. Если крестьянин замечает, что ласточки избегают строить под кровлей его дома гнезда, он уверен, что где-то У него ютится змея, и начинает искать ее.

В общ. Джгерды Кодорского уезда, со слов М. Багапша, мною записана следующая легенда. Ковчег Ноя, плавая по волнам, получил повреждение и в него стала набираться вода. Ной не знал, как помочь беде. Является змея и предлагает починить ковчег, если ей будет разрешено питаться тем, что она найдет наиболее вкусным. Ной согласился. Змея нашла, что наиболее вкусно человеческое мясо. Она посылает жука со­общить Ною свой выбор. Ласточка, зная с каким поручением летит жук и желая спасти людей от ожидаемой их участи, остановила жука и попросила его показать язык. Когда жук высунул язык, ласточка откусила его, а сама полетела и ска­зала, что змее больше всего понравилось мясо лягушки. За это змея вырвала ласточке хвост. С тех пор змеи едят лягушек, а люди почитают ласточек.

Другой вариант записан мною в сел. Лыхны со слов Бурдуха Пилия. Бог распределял между животными пищу. Он спросил змею первою, чем бы она хотела питаться. Змея от­ведала мясо различных животных и выбрала человека. Сооб­щить о своем выборе богу она послала жука. Летит жук, встре­чает ласточку. Ласточка спрашивает жука, куда он летит. Когда тот объяснил, ласточка попросила жука показать язык. Когда жук выполнил просьбу ласточки, она схватила у жука язык и вырвала его. Прилетает жук к богу и ничего не может сказать, только жужжит. Тогда бог проклял жука и змею и назначил ей в пищу лягушек. Змея, узнав о проделке ласточки, напала на нее и вырвала у нее хвост. Ласточка, как друг человека, строит свои гнезда в селениях, на домах, а не в лесу.

Эта легенда в различных вариантах известна многим народам и принадлежит к числу «бродячих». У грузин Кутаис­ского уезда она известна почти буквально в той же редакции, в какой записана мною у абхазов; тут тоже фигурирует Ной, его ковчег, жук и ласточка 1. Ульцинские арнауты рассказыва­ют эту легенду несколько иначе: место жука у них занимает комар 2.

----

[1]       СМОМПК, XXXII, отд. III, стр. 78, 79.

2       Ровинский. Мировоззрение черногорского народа. ИРГО. XXII, 1886, стр. 529

[138]

У мегрелов эта легенда известна в другом варианте. Змея через ласточку и пчелу попросила у бога назначить ей пищу. Бог приказал пчеле и ласточке облететь весь свет и узнать, что всего вкуснее; это и будет назначено змее в пищу. Обле­тев мир, пчела и ласточка снова встретились, и пчела сообщи­ла, что вкуснее всего оказался грудной ребенок. Тогда ласточ­ка попросила пчелу показать язык, вырвала его и проглотила. Пчела ничего не могла передать богу, а ласточка объявила, что всего вкуснее лягушка. С тех пор змеям назначено питать­ся лягушками1. По легенде, бытующей у ингушей, змей, стерег­ший рай, послал птицу узнать, чье мясо слаще. Птица выбрала человечье мясо и понесла его змею на пробу. По пу­ти птице встретилась ласточка, которая и отняла у нее мясо. Змей погнался за ласточкой и откусил у нее хвост2.

У качинских татар комар летит доложить злому духу, что самая сладкая кровь у человека. Ласточка вырывает у комара язык, а комар вырывает у ласточки хвост3. В легенде вотяков комар докладывает змею, что человеческая кровь самая слад­кая. Ласточка вырывает у комара язык, а змей вырывает у ласточки хвост4. По легенде дюрбютов, хан послал осу узнать, чье мясо вкуснее; оказалось человечье. Ласточка, встретив осу, вырвала у нее язык 5.

Сова. Сова находится в близкой связи с колдуньями и по этой причине обыкновенно садится около дома колдуньи. Согласно поверью, колдуньи часто летают на сове. Сова кри­чит обыкновенно вечером, сидя где-либо на дереве. Если че­ловек подкрадется к дереву, на котором сидит сова, и почер­тит дерево углем, на другой день к этому человеку в дом обя­зательно придет колдунья попросить соли (сел. Окум) или придет человек с лицом, выпачканным углем (сел. Илор).

Если сова кричит ночью около дома, кто-нибудь в этом доме умрет. Чтобы прогнать сову и отвратить предвещаемое ею несчастье, стреляют из ружья или бросают в сову пылаю­щей головней... (сел. Окум, Илор). Такие поверья существуют, как известно, у картвельских и многих других народов.

Кукушка. Кукушку не убивают; она создана для службы человеку: своим пением она указывает время, когда нужно

----

[1]  СМОМПК, XXXII, отд. III, стр. 118 (Кобалия).

2   Потанин. Указ. работа, IV, стр. 768.

3   Попов. Поверья и некоторые обычаи качинских татар. ИРГО, XX, 1884, стр. 651.

4 Верещагин Г. Вотяки Сосновского края, ЗРГО по этнографическому отделу, XIV, в. 2, стр. 72.

5 Потанин. Очерки северо-западной Монголии, IV, СПб, 1883. стр. 183.

[139]

производить полевые работы — пахать, сеять, тохать. Первый крик кукушки (около первого апреля) указывает, что настало время сеять. Прекращает кукушка куковать, значит сеять больше нельзя — урожая не будет (сел. Атара, Джгерды).

Мегрелы в крике кукушки слышат слова: «Сейте, очищайте»1.

У абхазов полагают, что кукушка, которая первая за­кричит весною, обязательно издохнет. На это существует аб­хазская пословица: «Акуку рапхьаза ызхыз п,сит» (Ку­кушка, закуковавшая первой, — издохла). У кукушек — пред­полагает поверье — устанавливается очередность: каждая зна­ет в каком году ей первой кричать (со слов Папаскири, сел. Квитоули).

Удод. Если удод прилетит и сядет во дворе около дома, это считается плохой приметой. Его прогоняют (со слов Папас­кири, сел Квитоули). Дети ловят удода палочкой с силком. С этой целью надевают на голову папоротник и, раскачивая им, идут к удоду со словами: «Агба аауеит, ацьыка аанагоит». («Пароход идет, соль несет»). Удод, заинтересованный стран­ным существом, из любопытства приближается и попадает в силок (со слов Мушба, сел. Абгархук).

Иволга. Если иволга возьмет у человека клочек платья, волос или что-либо другое, принадлежащее человеку, тот будет терпеть неудачи: посеянное им не взойдет и т. п. (сел. Джгер­ды).

Соловей. Ночное пение соловья объясняется следующим образом. Соловей поет всю ночь, чтобы не заснуть, так как ес­ли он заснет, под тем местом, где он сидит, вырастет хмель и на одну пядь пройдет ему в задний проход (сел. Атара Кодорского уезда). Эта легенда существует и у мегрелов2. Когда хмель перестает расти, и соловей прекращает петь по ночам.

Змея в воззрениях абхазов.

Змей абхазы не любят, встретив на дороге, стараются не­пременно ее убить. Воспрещается убивать змею только чело­веку, имеющему кузню. Однако, если змея заползет в дом, ее в большинстве случаев не убивают, а осторожно выпроваживают. Такое отношение к змее, забравшейся в дом, объясняется в различных общинах по разному. Чаще всего говорят, что змея, вошедшая в дом, считается гостем и потому, в силу обычая го­степриимства, ее не убивают.

----

[1]       СМОМПК, XXXII, отд. III, стр. 121.

2       СМОМПК, XXII. отд. III, стр. 117.

[140]

Другая причина, по словам некоторых абхазов, заключается в следующем. В образе змеи, говорят знахарки, дом посещает какой-либо святой (сел. Ачандара Гудаутского уезда). Бурдух Пилия в сел. Лыхны пояснил: «Вошедшей в дом змее говорят только: уходи, и она уходит, но ее не убивают». У од­ного кузнеца в сел. Абгархук Гудаутского уезда Д. Муш-ба, по словам его племянника И. С. Мушба, в нерабочее время на наковальне часто сидела змея. Придя в кузницу, кузнец осторожно сталкивал змею рукой, и она спокойно уходила. Эта змея и в семье Дженике Мушба считалась как бы священной, находящейся в какой-то связи с священною «силою» кузни.

В последнее время, однако, многие оставили старый обы­чай гостеприимства по отношению к змеям, забирающимся в дом, и убивают их.

По мнению некоторых абхазов, вползшая в дом змея при­носит счастье и богатство. Так, в общине Бармыш Гудаутского уезда одни убивают заползшую в дом змею, другие нет, пола­гая, что змея приносит счастье. Такой же взгляд отмечен мной в сел. Окум в Гальском уезде. Там некоторые не убивают вползшую в дом змею, а осторожно выпроваживают, ввиду того соображения, будто такая змея приносит счастье.

Такое же отношение к змее находим и у других народов. Киргиз, встретив змею в степи, старается ее убить, но «если змея заползает в юрту, ее не убивают, а, обливая молоком и айраном, выпроваживают из юрты». Поступают так потому, что иногда «ангелы, говорят, ходят в образе змеи»1.

Воззрение, по которому счастье и благополучие дома не­разрывно связано с живущей в доме змеей, широко распрост­ранено у армян. Так, у армян Борчалинского уезда существует вера в «довлят одз», т. е. в «змей счастья», прино­сящих счастье тому дому, в котором они живут; таких змей никто не трогает. У армян Зангезура «каждый дом имеет змею покровительницу; если ее убить, счастье навсегда уда­лится из этого дома»2. Среди армян Эчмиадзинского уезда «есть поверье, будто в каждом доме живет змея, которая сто­рожит счастье дома; если змею убить или она сама оставит дом, то с ней исчезает и счастье семейства»3. Такого же взгля­да на змей, живущих в домах и садах, держатся армяне и в большинстве других районов4.

----

[1]   Диваев А. Киргизские приметы. «Сборник материалов для статисти­ки Сыр-Дарьинской области», т. IX, отд. II, Тшк, 1901, стр. 55

2    СМОМПК. XVII, отд. II, стр. 196.

3    Там же, стр. 187.

4    Там же, XI. отд. II, стр. 47.

[141]

Схожие с этим воззрения имеются и у других народов. У сербов считается приносящей счастье черная змея, живущая в норе под домом. Зла она никому не причиняет, и ее не убивают. Если ее убить, умрет глава дома, говорят сербы 1.

Некоторые абхазские фамилии не убивают змей по особым основаниям. Рассказывают, например, будто когда-то змея ужалила одного из членов фамилии, и, чтобы он остался жив, семья дала обет никогда не убивать змей. (Со слов Папаскири, общ. Квитоули).

Ужа абхазы считают врагом змеи и потому его не убивают, а, напротив, стараются помочь ему в его борьбе со змеей. Абхазы рассказывают, что змея и уж при встрече вступают в борьбу, состоящую в том, что они дуют друг в друга изо всех сил. Чтобы обеспечить победу ужу, абхазы, встретив ужа, отбивают ему палкою или рукой хвост. Бесхвостый уж при состязании со змеей не лопнет, так как  вдуваемый в него воздух будет выходить через отбитый хвост наружу. Это даст ужу возможность одолеть змею (Гудаута).

Некоторые змеи, по рассказам абхазов, обладают блестящим драгоценным камнем, которым они по ночам играют, подбрасывая его вверх. Отыскивая ночью добычу, змея иногда будто бы кладет свой блестящий камешек на землю, в траву. Охотник, заметив такой камень, схватывает его и спешит ускакать. Змея бросается за похитителем, но, если он успеет переехать семь речек, змея уже не может его преследовать. Тогда в отчаянии змея кончает жизнь самоубийством, разбивая голову о камень. (Со слов Гыда Лейба, сел. Мугудзырхва).

Гыд Лейба рассказывал о приключении, которое будто бы имело место в дни его юности. Как-то вечером вблизи селения Мугудзырхва змея оставила в траве свой драгоценный камень. Проезжавший в том месте охотник схватил камень и поскакал в Гудауты. Змея скоро заметила пропажу, погналась за охотником, догнала его с неимоверной быстротой, направилась к ноге всадника, но, промахнувшись, попала в бок лошади, пронзила ее насквозь, и, ударившись о стремя, убилась и издохла. Лошадь также околела, но охотник с драгоценным камнем уцелел. Подобный камень, по словам Гыда Лейба, блестт ночью, как луна, освещая все вокруг себя. Старик Гыд уверяет, что см видел такой камень и даже пытался его добыть у змее, но не смог, так как змея с камне находилась в недоступном месте среди скал.

----

1.     Миличевич Живот срба сельака, стр. 72.

[142]

По рассказам жителей села Окум, овладеть змеиным камнем несколько

легче, чем это изображается в преданиях Бзыбской Абхазии. Когда змея, играя камнем, подбрасывает его вверх, ловкий охотник хватает его на лету и скачет во весь карьер. Змея бросается в погоню, спрашивает встречную травку, куда поскакал всадник, и, по указанию травы, преследует похитителя. Но стоит только похитителю переехать речку, как он уже в безопасности. Дело в том, что когда змея подбежит к речке и спросит воду, не видела ли она всадника, в речке уже будет течь уже не та вода, через которую переезжал похититель камня, и она ничего не сможет сообщить змее. Обладатель такого камня будет богат и счастлив.

В Псырцхе, со слов Эдриса Арчелия, мною записана другая легенда относительно змеиного камня. Существуют, говорит Эдрис, змеи с рожками: они носят блестящий камушек. Такая змея выходит только ночью: она кладет на землю свой камешек и при его свете ищет себе добычу. Если в это время подойти к змее, она издает ужасный свист и бросается на человека.

Если снять у змеи рожок, положить его в стакан с водою, а эту воду дать кому-нибудь выпить, он отравится и умрет. Если же поскоблить другой рожок и дать эту воду отравленному, то он выздоровеет.

Есть змеи с рожками, но не имеющие светящегося камня.

Представления о магических свойствах змеиного рога, в особенности о волшебном камне, которым обладают змеи, встречается у многих народов. У грузин Кахетии, в сел Бодбисхеви, мною в 1903 году записано на этот счет следующее. Существуют рогатые змеи. Если найти хотя бы один рог такой змеи и положить в кувшин вина или в хлебный амбар, то никогда не иссякнет вино в кувшине, хлеб в амбаре.

Эти же рогатые змеи, по мнению грузин Кахетии, обладают драгоценным камнем и в лунные ночи играют им, побрасывая и схватывая на лету. Ловкий человек может, незаметно подкравшись, схватить на лету камень и убежать с ним. Кто будет обладать таким камнем у того будут исполняться все желания.

По рассказам грузин Имеретии, некоторые змеи обладают волшебным камнем. Если схватить этот камень, змеи бросаются в погоню и будут спрашивать у всего встречного, не видели ли, куда побежал похититель. Но если похититель успеет перейти через ручей, змеи уже не смогут его преследовать, так как вода ручья не будет знать, куда направился похититель. Кто обладает таким камнем, все его желания будут исполнять-

[143]

ся 1. У мегрелов вместо драгоценного камня змея обладает вол­шебным кошельком. Сколько ни брать денег из этого кошель­ка, количество их в нем не уменьшится 2.

По поверью гурийцев, существуют змеи, обладающие ал­мазом, который они прячут в особую выпуклость на голове. Этим алмазом змеи иногда играют, бросая его одна другой. В это время и можно отбить у змей алмаз. Змеи преследуют похи­тителя, но если он успеет перейти воду, теряют след и прекра­щают погоню. Потеряв алмаз, змея с отчаянья иногда лиша­ет себя жизни. Змеиный алмаз, по мнению гурийцев, обладает способностью производить серебряные деньги: если под него подложить гривенник, через несколько минут он принесет такой же гривенник, положишь двугривенный, алмаз родит другой двугривенный и т. д.3

Живущие в Абхазии и в других частях Черноморского по­бережья армяне рассказывают о «рогатых змеях» и чу­десных свойствах их «рога». Существует, говорят они, порода змей, у которых на голове имеется украшение в виде чашечки. Эта чашечка обладает удивительными свойствами: кто ею владеет, сделается обладателем сокровищ. Змея по но­чам выходит, чтобы при свете чашечки добывать пищу, и силь­но светит во все стороны.

По рассказам армян Борчалинского уезда, змеи пород «шампар» имеют во рту бусу. Ночью они вынимают ее изо рта и играют, бросая вверх. Буса распространяет свет. Если перед норой такой змеи насыпать золы, в золе потом можно найти бусу. Эта буса делает неистощимым тот предмет, куда она бу­дет положена, например, деньги в кошельке, муку в амбаре и т. п.

Представление о змеином царе «шампарен» и драгоцен­ной змеиной бусе существовало также у армян Закавказья. Уже Гакстгаузен записал соответствующее поверье закавказ­ских армян. У змей Арарата есть царица, которая носит во рту волшебный камень. Ночью она иногда подбрасывает этот камень в воздух; счастлив тот, кому удастся схватить его на лету4.

У осетин также существует поверье, что некоторые змеи обладают блестящим белым камнем «цикуртай фардык», дос­тавляющим обладателю его все, что он пожелает. Некоторые

-----

[1] СМОМПК, XVIII, отд. III, стр 253.

2 Там же, стр. 252, 253.

3 Там же. XVII, отд. II, стр. 116, 117.

4       Haxthausen, Transcaucasia, 1, I.pz, 1856, s. 319.

[144]

счастливцы, говорят, находили такой камень и пользовались всяческим благополучием1.

При укушении змеи абхазы прибегают к своеобразному способу лечения. Первый, кто заметит или узнает, что кого-ли­бо укусила змея, не говоря никому ни слова, берет фундуковую палочку и отправляется к человеку, который умеет лечить от укушения змеи. Такие лекари всем известны. Пришедший молча бросает перед лекарем фундуковую палочку, и лекарь, без объ­яснения понимая в чем дело, наливает в стакан воды и, про­читав над нею заговор, дает пить пришедшему. Пришедший молча выпивает, а укушенный змеею, как уверяют, после этого выздоравливает.

Этот «симпатический» способ лечения от укуса змеи не составляет исключительного достояния абхазских знахарей. Его применяют также знахари Имеретии. Привожу описание лечения, относящееся к сел. Джихаиси Кутаисского уезда. «Был один знахарь, который лечил от укушения змеи заглазно — бывала ли эта беда с животным или с человеком. В та­ком случае к знахарю являлись с палочкой из дикого ореха и молча бросали эту палочку к его ногам. Он, уже догадавшись в чем дело, и потому не спрашивая ни о чем, брал стакан воды, шептал над ним, проводил по поверхности воды крестообразно три раза брильянтовым кольцом и давал эту воду выпить при­шедшему. Затем давал второй и третий стакан воды с такими же манипуляциями, иногда давал еще стакан воды, чтобы на­тереть укушенное место. Так же лечила укушенных змеею од­на знахарка в Кутаисе2. В Гурии ужаленный змеей бежит в дом, где имеется «змеиный алмаз», и, прибежав, не говоря ни слова, бросает палку. Домашние понимают в чем дело, берут алмаз, растирают в воде и эту воду дают пить ужаленному3.

Другой способ, применяемый абхазами при лечении укушения змеи, записан мною в общ. Мугудзырхва Гудаутского уезда со слов Гыда Лейба. Укушенный змеей немедленно сооб­щает об этом первому встречному. Тот, ни слова не говоря, вертится на левой пятке, затем берет из-под пятки горсть зем­ли, набирает (не оглядываясь, а глядя вперед) в стакан воды и, размешав в нем землю, дает выпить укушенному. Постра­давший должен выздороветь. Таким же образом лечат и уку­шенных животных.

----

[1]     Чурсин. Осетины, стр. 65.

2     СМОМПК, XVIII, отд. III, стр. 253, 254.

3     Там же, XVII, отд. II, стр. 117.

[145]

Полагают, что есть люди, которые умеют заговаривать ползущую змею, и она будто бы немедленно останавливается (сел. Окум).

Для того, чтобы змея не подходила к дому, курят серу или жгут лошадиный навоз (со слов И. Мушба).

«Если змею ударить фундуковой палочкой, обязательно ее убьешь», — говорят абхазы.

Если кто-нибудь из абхазов видит, как змея ест лягушку, он спешит освободить ее. По словам Б. Пилия (сел. Лыхны), в момент освобождения лягушки из пасти змеи солн­це останавливается в своем движении. Человек, освободивший лягушку из пасти змеи, получает способность облегчать труд­ные роды, для чего он должен три раза перешагнуть через ро­женицу. По словам Адлейба (сел. Члоу), освободив лягушку из пасти змеи, нужно три раза пройти между змеей и лягуш­кой; такой человек может потом облегчать трудные роды.

В сел. Лыхны, со слов Пичхы Гегенава, мною записана следующая легенда. Ехал всадник лесом и замечает в лесу по­жар. Из горящего кустарника раздается крик змеи. Всадник подъехал к этому месту и всунул в куст кнут; змея схватилась за конец кнута и выползла. Змея спрашивает всадника, чего он хочет, она даст ему все, что он захочет за ее спасение. Всад­ник говорит: «Богатства, счастливой жизни». Змея предлагает: «Проси больше». Всадник: «Не знаю». Тогда змея говорит: «У нашей сестры есть волшебное кольцо. Если будешь обладать им, будешь иметь все, чего пожелаешь: стол будет сам накры­ваться, что пожелаешь явится. Чтобы ты смог добыть его, я должна подуть на тебя три раза. Если я при этом не удержусь и влезу в тебя, достань скорее кусок свинины, поешь и я выле­зу». Подула змея раз, два, в третий раз стала дуть, влезла в че­ловека. Всадник поскакал, увидел строящийся дом, вошел, на­шел свинину, поел, и змея вылезла из его глотки. Присутство­вавшие, увидев змею, бросились убивать ее, но всадник не поз­волил. «Это мой гость. Она моя благодетельница».

В этой легенде, наряду с отголосками почитания змей, вы­ступают также распространенные у абхазов тотемические воз­зрения.

Умилостивление птиц. В Самурзакани в понедельник ве­ликого поста ставят угощение воронам: оставшиеся от обеда крошки собирают в яичную скорлупу и бросают на крышу. Де­лается это для того, чтобы вороны не таскали цыплят (сел. Окум). Этот обычай напоминает другой, некогда широко рас-

[146]

пространенный на Кавказе и заключавшийся в том, что «пти­чью порцию» выставляли весною для умилостивления птиц1.

Умилостивление насекомых. Чтобы мухи не беспокоили летом, им выделяется угощение ночью, накануне первого весен­него новолуния. Собирают в яичную скорлупу крошки куша­ний, обходят с ними двор и бросают, говоря: «Мухи, вашу часть я выделил от себя»2. Таким же образом в прежнее время уми­лостивляли насекомых мегрелы, гурийцы и др. картвельские народы3.

----

1  СМОМПК, XVII, отд. II, стр. 59; XVIII, отд. III, стр. 234, XIX, отд. II, стр. 99.

2 Гулия. История Абхазии, 1, стр. 177.

3 СМОМПК, XVII, отд. II, стр. 47.

[147]