События 1978 года в Абхазии до недавнего времени можно было причислить к так называемым «белым пятнам» советской истории: в полном соответствии с негласными принципами партийно-советской печати сведения о них почти не нашли отражения в печати и вообще они всячески замалчивались...

В декабре 1977 года в ЦК КПСС поступило коллективное письмо группы абхазской интеллигенции (всего его подписало 130 человек), в котором шла речь о фактах ущемления прав абхазского народа. В лучших традициях тоталитарно-бюрократической системы письмо из Москвы было направ­лено с поручением «разобраться» непосредственно тем, на кого его авторы жаловались, - в ЦК КП Грузии. Там здра­во рассудили, что им самим «давать отпор» авторам письма будет не с руки и доверили это ответственное партийное поручение Абхазскому обкому партии. Руководство обкома взялось за дело круто. Ответом на вопросы, поставленные авторами письма, стало исключение трех подписавших его — директора Абгосмузея Ю. Аргуна, гл. редактора журнала «Алашара» А. Джениа и зам. редактора гудаутской районной газеты «Бзыбь» Л. Ахиба из КПСС, что тогда воспринималось как гражданская казнь и влекло за собой автоматическое снятие с должностей. Строгим наказанием было решено подвергнуть и других «подписантов». Было это на заседании  бюро обкома 22 февраля 1978 года, которое обсудило вопрос «О неправильных взглядах и клеветнических измышлениях, содержащихся в письме от 10 декабря 1977 года». На засе­дание были приглашены тогда и другие авторы письма. Затем «на местах» - на заседаниях бюро горкомов и райкомов партии, собраниях актива, в коллективах - была разверну­та широкомасштабная кампания по проработке и наказа­нию подписавших письмо, осуждению его "порочных идей". Одним из крупных этапов этой проработки стало состояв­шееся 18 марта 1978 года собрание партийного актива Абха­зии с маловыразительной повесткой дня: «О ходе выполнения решений V пленума ЦК КП Грузии и очередные задачи Абхазской областной партийной организации по дальнейшему совершенствованию организаторской и политической работы в массах». Все выступления участников прений были построены по образу и подобию доклада первого секретаря обкома партии Валерия Хинтба: общее положение дел в парторга­низации, которую представлял оратор, а затем обязательная концовка - «ответ клеветникам». Работа собрания освещалась в двух номерах «областных» газет — 21 и 22 марта. Каких только характеристик в адрес авторов письма там не найти: «предатели», «пасквилянты», «оборотни»... Бросается в глаза, что устроители этого аутодафе постарались, чтобы большинство осуждающих были абхазцами. Конечно, трудно сказать, насколько кем в то время двигал номенклатурный страх, а насколько — искреннее (как знать?) убеждение в ошибочности положений письма. Но ведь многих «желаемых» ораторов тогда, доподлинно известно, не смогли убедить, уломать, заставить выступить...

Да, сталинская модель общества еще продолжала функционировать, но время было уже не то. «Карательная» реакция партийной верхушки на письмо получила вскоре актив­ный отпор среди широких масс абхазского народа — тех, кто не боится обычно потери чинов и благорасположения начальства. В селах Поквеш, Лыхны, Звандрипш, Абгархук, городе Ткуарчал и других местах прошли многолюдные сходы, на которых приглашенные партийные вожди чувствовали себя уже совсем иначе, чем на привычном месте в зале заседаний бюро... Гул народного недовольства нарастал.

ЦК КП Грузии спешно заменил Валерия Хинтба на Бориса Адлейба, работавшего до того первым замом Предсовмина Абхазии (забегая вперед, скажем, что впоследствии, когда все успокоилось, из Абхазии были «по-тихому» переведены и некоторые другие лидеры, вызвавшие тогда своей позицией гнев народа, например, секретарь обкома партии по идеологии Лорик Маршания, который после начала грузино-абхазской войны в 1992 г. стал предводителем небольшой группки абхазских коллаборационистов), принял постановления по Абхазии и отдельно по Гудаутскому району, призванные показать «партийную заботу» об Абхазии. В первом из них отмечалось, что «бюро Абхазского обкома... допустило ряд грубых ошибок», а отдельные руководители — «элементы недооценки местных национальных особенностей». В мае бюро Абхазского обкома, а затем и Сухумского горкома КП Грузии приняли «покаянные» постановления, отменявшие прежние решения этих партийных комитетов по данному вопросу.

Но развернувшееся массовое национальное движение уже трудно было остановить. Новую силу оно обрело во время обсуждения проекта Конституции Абхазской АССР. На соб­раниях во многих трудовых коллективах звучали «крамольные» предложения; наиболее радикальным из них было внесение в Конституцию положения, согласно которому Абхазская АССР могла выйти из состава одной союзной республи­ки и войти в другую (подразумевалось — из Грузии в Россию). Разумеется, надежда на то, что Кремль согласится на такой переход, была весьма иллюзорной: любому изменению статускво, которое происходит не сверху (как в случае с Крымом в 1954 году), а под давлением снизу, тоталитарная имперская система будет сопротивляться изо всех сил. Приезд в Абхазию целой бригады из ЦК КПСС в составе И. Капитонова, В. Бровикова, В. Рубэна, В. Кудрявцева и других подтвердил это.

22 мая с раннего утра площадь Ленина в Сухуме стала заполняться абхазами, приезжавшими из всех уголков республики. Для того времени это было что-то невиданное, напоминающее грозную стихию... Вечером на площадь, где соб­ралось около 20 тысяч человек, приехали «партия и правительство». Капитонов зачитал текст своей речи, которая и так уже с утра периодически прокручивалась по Абхазскому ра­дио и появилась на следующий день во всех газетах, выхо­дивших в Сухуме. Суть ее сводилась к тому, что многие вопросы представителями абхазской общественности ставятся правильно и будут решаться, но «выходить из Грузии Абха­зии нецелесообразно, это не принесет пользы ни абхазцам, ни людям других национальностей, проживающим в республике». Первый секретарь ЦК КП Грузии Эдуард Шеварднадзе тоже попытался обратиться к собравшимся: «Дорогие братья абхазцы! Кроме отсоединения Абхазии от Грузии, все, что требуете, мы сделаем!», но каждый раз, когда он начинал говорить, слова его встречались оглушительным свистом. Когда какой-то парень из собравшихся на площади полез срывать громкоговоритель, Шеварднадзе предпочел спешно удалиться. После этого по городу ходили рассказы о том, что, уез­жая, он в растерянности пытался открыть не дверцу автомобиля, а... багажник. Эпизод на сухумской площади, очевидно, долго не мог изгладиться из памяти Шеварднадзе - не случайно он упоминает его в своей книге «Мой выбор».

Разойдется или не разойдется толпа на площади? У многих настрой был такой, чтобы стоять до конца, пока главное требование не будет выполнено. Но реалистично мыслящие люди понимали, что в данной ситуации это бесполезно. А в городе к тому же находились уже на всякий случай БТРы, к столице Абхазии были стянуты значительные воинские силы... Несколько лидеров абхазского национального движения обратились к людям с просьбой расходиться. Но наиболее упорные оставались на площади до утра...

А через несколько дней после «великого стояния» на площади Ленина, в начале июня, газеты Абхазии опубликовали постановление ЦК КПСС и Совмина СССР «О мерах по дальнейшему развитию экономики и культуры Абхазской АССР», в котором предусматривались, в частности, создание на базе Сухумского пединститута Абхазского университета, двух новых журналов на абхазском языке, начало вещания Абхазского телевидения, расширение в Сухуме жилищного строительства с тем, чтобы ликвидировать в ближайшее время все барачные и ветхие постройки, прекращение в Абхазии промышленной рубки лесов...

Большинство участников народного движения не было этим удовлетворено, считая, что от них «откупились». Волнения не прекращались до конца года. Летом по Абхазии прокатилась волна забастовок, связанных с назначением Предсовмина Абхазии (в очередной раз его прислали из Тбилиси, а не подобрали из местных работников); в Гудауте некоторое время не работали автотранспортники, объекты торговли, лишь отдыхающим продавали хлеб...

В один из моментов самой горячей точкой стала Гагра. Там под давлением абхазской общественности убрали с поста первого секретаря горкома партии Гиви Кванталиани, кото­рого многие характеризовали как весьма одиозную личность. На его место прислали другого партработника грузинской национальности, информация о его избрании пленумом горкома уже была опубликована в городской газете «Авангард», но активный протест абхазского населения заставил    власти срочно "переиграть". Тираж газеты с этим сообщением был сожжен, а первым избрали абхаза... В Гагре же в сентябре состоялось и единственное, пожалуй, в том году крупное организованное выступление представителей грузинского населения  — митинг на стадионе. «Заварушка» возникла  и вокруг памятника у реки Бзыбь. Там, у моста, представители грузинской  общественности  собирались  увековечить   память генерала Леселидзе, но абхазы установили памятник в честь киаразовцев («Киараз» — боевые дружины абхазских парти­зан, боровшихся в послереволюционные годы с грузинскими войсками).