4. Арканджело Ламберти.

Итальянский католический священник XVII века Арканджело Ламберти появился в Мегрелии ко времени завершения пребывания там префекта миссии Конгрегации театинцев Пиетро Авитабиле, находившегося на этой должности с 1626 г. Ламберти состоял миссионером этой же Конгрегации во время правления Левана II Дадиани /1611-1657 гг./. В течение почти двух десятков лет он служил при Циппурийском /Джипурийском/ монастыре, на правом берегу Ингури, который находился в "руках" миссионеров, создавших там свое хозяйство, в том числе культурный сад. В 1654 году он издал в Неаполе свое "Описание Колхиды, называемой теперь Менгрелией..." (48). Это большое и в основном достоверное описание "только верных фактов" из жизни и быта мегрельского народа. Оно было переведено с итальянского оригинала на русский язык частично П. Юрченко /1876г./, а полностью К.Ф. Ганом в 1911 году. Ценность "Описания" состоит прежде всего в том, что оно основано, главным образом, на непосредственных продолжительных личных наблюдениях автора, который сам в предисловии указывает, что прожил в Мегрелии "почти восемнадцать лет и изъездил весь этот край" в 1633 -1650 годах. Неизвестно, когда и сколько времени, но побывал он и в Черкесии. Таким образом, хотя Ламберти свое сочинение

====
48
====

посвятил Мегрелии, где вел свою миссионерскую службу по поручению папы Урбана VIII, но попутно сообщает сведения и о некоторых соседних с Мегрелией народах: абхазах, черкесах, сванах, карачаевцах и других (49).
 При всем важном значении этих сведений остается все же не совсем понятным то обстоятельство, что любознательный миссионер, живя так долго в непосредственной близости от Абхазии, ни разу не посетил ее внутренние области и что его сообщения об этой стране и ее жителях, разбросанные по книге, занимают в обширном сочинении, к сожалению, слишком скромное место.
 Когда-то "прежде", пишет Ламберти, грузинские цари были могущественны и власть их распространялась далеко — до Тавриза и Эрзрума, а со стороны Колхиды — до Каффы /Феодосия/. "Под владычеством грузинских царей, — читаем мы у него, — находились абхазы или абаски, черкесы и джики или цики". Он подчеркивает, что "за Колхидой, в странах абхазов и джиков стоят прекрасные храмы, выстроенные в грузинском стиле" (50). Как видим, Ламберти говорит не о каком-то переселении абхазов, а, наоборот, о том, что непосредственно за Мегрелией находятся "страны абхазов и джиков", которые представляются автору коренными жителями своей прибрежной страны и постоянными непосредственными северо-западными соседями мегрелов. Это он отмечает в целом ряде мест своей работы.
 В описании сказано и о том, в частности, что современный автору мегрельский владетельный князь Леван женился на дочери абхазского князя Шервашидзе /Шарапши — Sciarapscia/ (51), которая была, якобы за измену, жестоко наказана отрезанием носа.

====
49
====

 Собрав войско, Леван "отправился, взяв и ее, во владения ее отца, который, застигнутый врасплох, удалился в горы со всем своим народом. Дадиани же опустошил страну, уничтожил все огнем и мечом" (52). Там же мы находим и сведение об ответных нападениях абхазов на границы княжества Дадиани, которого Ламберти характеризует как "великодушного и благородного", "добрейшего", человека  , забыв то, что сказано чуть выше им же самим о его безнравственности и вероломстве. И это несмотря на заверения о том, что в "рассказе читатель найдет только верные факты, беспристрастное описание" (55). Говоря об окружающих Колхиду, то есть Мегрелию, "варварских народах", Ламберти указывает, что "ближайшими являются абхазцы, аланы, сваны, карачаевцы, джики, черкесы. Все они именуются христианами, но живут без законов и занимаются охотой и грабежами. Разнообразие их наречий и языков удивительное". Примерно то же самое он говорит и в другом месте: "... ближайшие соседи Колхиды: сваны, абхазы, аланы, черкесы, зихи, карачаевцы. Все они хотя величают себя именем христиан, но ни по вере, ни по набожности ничего христианского у них совершенно не заметно" (56). "С северной стороны ближе всех /к мингрельцам/ живут те же кавказцы, которых турки называют абазами или абкассами" (57).
 Конечно, здесь упомянуты не все "ближайшие соседи" Мегрелии /не названы, например, грузины, лазы, турки/. Крайне сомнительно, чтобы в первой половине XVII в. у перечисленных народов, особенно абхазов и сванов, было бы "совершенно не заметно ничего христианского". Но бесспорно то, что автор, пишущий о "происхождении" этих народов, не мог бы умолчать сведения о таком событии, как современное ему переселение с севера абхазов — этих "ближайших соседей Колхиды".

====
50
====

 Одним словом, описание Арк. Ламберти и весь подтекст его сочинения не оставляют никакого сомнения в том, что именно собственно абхазы, ниоткуда не приходившие и отличающиея своей этнической самобытностью, являлись обитателями своей "страны Абхазии", как коренные ее жители. Он считает само собой разумеющимся фактом традиционное проживание по соседству, в непосредственной смежности друг с другом, абхазского и мегрельского народов на своих исторических территориях вдоль кавказского побережья Черного моря.
 О границах Колхиды /Мегрелии/ Ламберти пишет в разных местах своего труда и почти всегда аналогичным образом. Так, в авторском предисловии сказано: "В этом моем описании под именем Колхиды подразумевается та страна, которая лежит между рекой Кораксом /Кодором/ и Фазисом и которая называется Мингрелией, как это принято называть в наше время" (58). По существу то же самое мы читаем и в первой главе: "Границей Колхиды со стороны абхазцев или абасков служит река, называемая туземцами Кодором /Coddors/, а по моему мнению, он и есть древний Коракс" (59). Перечисление ближайших к Мегрелии народов он начинает, как мы видели, с абхазов (60). Укажем еще на одно место, где сказано: у Мегрелии две границы: Корач /Кодор/ и Фазис /Рион/ (61). Говоря о Драндском /Dandra/ монастыре, автор отмечает, что эта епикопская церковь находится "на реке Кодоре, на границе с Абхазией" (62).
 Наконец, завершая свою характеристику рек Колхиды, он снова обращает наше внимание на Кодор, но уже как на этнически пограничную реку. "Последняя из всех рек Коддорс /Кодор/; это должно быть Кораче, потому что вся Колхида расположена между Фазисом и Кораксом, и совершенно так, как Фазис отделяет Мингрелию от Гурии, так и Коракс отделяет ее от Абхазии, а как за Фазисом мингрельский язык сразу сменяется грузинским, так за Кораксом сменяется абхазским, отсюда ясно, что Коддорс мингрельцев есть древний Kоракс,

====
51
====

потому что сейчас после переправы через Коддорс живут абхазы /Abcasi/ со своим особенным языком" (63).
 Итак, по Ламберти, жители Мегрелии обыкновенно называют свою страну Одиши, а другие — Мегрелией, которая лежит между Имеретией с юго-восточной и Абхазией с северо-западной стороны, изобилуя водой, реками, лесами и недоступными болотами на побережье, "заменяющими, так сказать, стены и рвы" от вторжения врагов с моря, причем не только политическая, но и этническая граница между двумя народами и княжествами проходила в его время по Кодору.
 Несмотря на все эти ясные указанния хорошо информированного автора, вряд ли все же можно считать исключенными некоторые неточности в отношении этнической границы между абхазами и мегрелами к середине XVII в., тем более, что он был не совсем прав и по вопросу об юго-восточной границе Мегрелии, ибо, говоря словами комментатора, "Мингрелию от Имерети отделяет не Рион, а Цхени-цкали" (64).
 Можно предполагать, что в результате ряда военно-политических акций одишских владетелей, начиная с Сабедиано, мегрелами было занято морское побережье на левой стороне нижнего течения Кодора, но выше в основном жили абхазы. Полное отрицание присутствия последних на всем пространстве между Кодором и Ингури трудно согласуется со многими существенными моментами этнокультурной истории этой части Абхазии, в том числе с описаниями самого Ламберти.
 Так, говоря об одном животном /серне/, Ламберти отмечает, что он его сам "видел... и в Черкесии" (65).
 Такого прямого указания о пребывании в Абхазии мы у него нигде не находим. Однако описание местоположения и некоторых особенностей Илорского, Бедийского и Моквского /"лежит на широкой равнине среди двух рек"/ монастырей склоняет к мысли, что автор, по всей вероятности, посещал эти места, которые, как он пишет, в его время входили в состав Мегрелии. Но что до самого Кодора ему не приходилось добираться, видно из следующих его слов: переправа через Рион и

====
52
====

Кодор "без помощи лодки невозможна, потому что они очень широки и глубоки" (66).
 Как известно, "очень широкой и глубокой" река Кодор не является, в обычное время ее легко переходили не только верхом на лошадях, но и пешком, да и лодками и галерами для преодоления этой быстротекущей даже в низовьях горной реки пользовались, по-видимому, очень мало и редко, в отличие от Риони (67). Риони /Фазис/ он подробно описал, ибо "видел своими собственными глазами" (68), чего нигде не сказано в отношении Кодора.
 Хотя Ламберти нигде прямо не указывает, что он был в Абхазии, но сведения о ней и ее жителях, рассыпанные по книге, описание природных особенностей края, внешнего вида и быта абхазов, их занятий и, особенно, уникального, по его же словам, древнеабхазского обычая подвешивать покойников на деревьях с принесением в жертву их коней, о чем мы читаем в главе XXVIII (69), заставляют думать, что автор, по-видимому, путешествовал частично и среди абхазов, скорее всего в Самурзакане и Абжуа. Ибо он хранит полное молчание о каких-либо привлеченных информаторах или других источниках информации по абхазам, которыми он мог бы пользоваться.
Но если во время своих обследований Ламберти не доходил даже до самого Кодора /не говоря уже о внутренних частях Абхазии/, ничего не сообщает о Сухуме, лишь в одном месте только упоминает о Драндском, полностью молчит о Лыхненском, Пицундском, Цандрипшском и других христианских храмах, которыми вообще миссионер так живо интересовался, не указывает ни о каких своих литературных или прочих источниках по вопросам этнографии абхазского народа, то откуда же он мог черпать свои конкретные и порой весьма редкие сведения о специфических условиях жизни и быта абхазов? Остается только предположить, что он и в данном случае опирался главным образом на свои собственные полевые наблюдения и материалы, которые мог собирать в основном на территории современного Гальского и частично Очамчирского районов, где, наряду с мегрелами, продолжали жить

====
53
====

и коренные абхазы — носители отмеченных самим Ламберти абхазских этнокультурных особенностей.
 Арк. Ламберти описывает Илорскую церковь св. Георгия, которую, как видно, он посещал. Это вытекает из характера его описания. Например, все иконы, указывает он, сделаны из серебра и золота "и украшены драгоценными камнями. Даже двери обшиты толстыми серебряными плитами... Этого святого боятся не только здешние жители, но и сами абхазы, очень искусные воры по природе, и турки, которые совершенно лишены света христианской религии; все они поклоняются этой святыне и боятся ее" (70). Ниже, говоря о знаменитом илорском "празднике быка", он также пишет: "Не только одишцы, но даже и абхазцы и сваны в большом числе приходят на этот праздник" (71).
 Но могли ли абжуйские абхазы за столетие с небольшим сделаться столь ревностными почитателями этой церкви, если бы никто из них и их предков никогда не проживал в непосредственной близости от нее. Есть даже основание предполагать, что она была возведена, как почти повсюду в Абхазии, на месте древнеабхазского языческого святилища. Абхазы ее так и называют до сих пор — Илорское святилище /Елыр-Ныха/, которое к тому же неразрывно связано, согласно преданиям, и с некоторыми другими абхазскими коренными святилищами, как "брат с сестрой" /например, с Кьач-ныха в с Джгерда, Дыдрыпшь-ныха в с. Ачандара и др./.
 Большое значание в исторической жизни Мегрелии Ламберти придает морю и горам, которые, обрамляя ее с южной и северной сторон, служили "природной защитой от нападений врагов". По его описанию, на побережье была "масса лесов и болот". Только "в некоторых местах" со стороны моря не было "ни лесов, ни болот, и оттуда враг легко мог бы "проникнуть в глубь страны, и поэтому "искусством и старанием владетелей" "здесь для защиты этого-то прохода выстроили несколько деревянных крепостей, в которых стоит стража, вооруженная ружьями. Такую же защиту /Подчеркнуто мной — Ш.И./ они устроили также со стороны гор: так как в одном месте, которое называется Олуше /Oluscе/, горы открыты и враг легко может зайти и опусто-

====
54
====

шить землю, то там с весьма большими расходами вывели пену, длиною в шестьдесят тысяч шагов и на известном расстоянии в ней находятся башни, занимаемые значительной стражей стрелков. Чтобы в них не было недостатка, одишские епископы, князья и знатные вельможи разделили между собой очередь помесячно, так что каждый помесячно охраняет это место своими людьми" (72).
 На схематической карте, приведенной автором к своему "Описанию", Олуше показано где-то в верховьях р. Мокви /Галидзги?/, а сама стена тянется по подгорью примерно от верховьев р. Дваб (правого притока Мокви) до верховьев р. Окуми, то есть западный конец ее прерывается на значительном расстоянии от Кодора, восточный — от Ингури, а общая протяженность по прямой около 20-25 км. Что же касается неизвестного по другим источникам названия О-луш-е, то не является ли этот термин мегрельским оформлением /ср. о-цхен-е — "место пребывания лошадей", "конюшня") редкого уже абхазского /бзыбского/ фамильного имени Лушба /Лшәаа, Лышәба/. Возможно, что фамилия эта представляет собой остаток некогда значительного родоплеменного объединения, проживавшего в предгориой части современных Очамчирского и Гальского райнов. Интересно, что еще один не очень точно локалиуемый топоним в верховьях Бзыби также связан с этой фамилией и в переводе означает "Ворота Лушба" /Лышәгуашә/.
 Следовательно, если судить по указанной схеме, дадиановская стена защищала Мегрелию не от абхазов, живущих за Кодором, и не от северокавказцев, вторгавшихся сюда по Клухорской дороге, а в основном только закрывала выход из ущелья р. Галидзги. Однако галидзгинское ущелье из-за отсутствия в этом районе подходящих перевальных путей, подобных клухорскому, не представляло собой большой опасности. Может быть, строители оборонительной линии заботились о защите "предгорной дороги" /Ахуҵа/ или о спасении равнинных жителей, которые, в случае вражеского вторжения со стороны моря, могли бы временно укрываться за стеной, питаясь дичью, водившейся в ущель-

====
55
====

ях в изобилии. Но это все же лишь один из недостаточно убедительных вариантов объяснения достаточно загадочной стены. Тем более, если учесть слова документа о том, что в районе Олуше "горы открыты и враг легко может зайти и опустошить землю."
 Не будем вдаваться в подробности сложной историографии этого вопроса. Несомненно, на мой взгляд, только одно: нет ни логических, ни достаточных фактических данных для отождествления Дадиановской стены с Келасурской: мегрельский князь лишь частично восстановил относительно небольшой отрезок древней стены. Эти оборонительные линии совершенно разные по времени, размерам, мощности и архитектуре сооружения. Келасурская, или т.н. Великая Абхазская стена, в основе своей — сооружение, вероятно, раннесредневекового времени и представляет собой не ламбер тиевскую "деревянную крепость", построенную "в одном месте" под именем Олуше, а мощные и исключительно каменные сооружения длиною не в 60 тысяч шагов, а около ста километров по всему предгорью от устья Келасури до Ингури. К тому же, по Ламберти, Мегрелия в то время простиралась только до Кодора, а как же в таком случае тогдашние мегрельские правители /если даже допустить, что они были в состоянии осилить такое гигантское строительство/ могли возвести важнейшую часть этой стены — от устья Келасури до Кодора — на чужой земле, то есть на территории того княжества, которым Дадиани находились в состоянии постоянной конфронтации. Короче говоря, кто создает свои оборонительные сооружения, так сказать, во дворе неприятеля, какой такой "добрый" сосед разрешит это сделать? Таких чудес история не знает.
 Несколько слов о социально-экономической жизни позднесредневековой Мегрелии и Абхазии по данным Арк. Ламберти. В частности, он неоднократно подчеркивает необычайную подвижность мегрельского населения. Вот несколько выдержек из его сочинения: "Чтоб наслаждаться различными местностями, мингрельцы постоянно переходят с одного места на другое" (73). Еще одна цитата: "Мингрельцы... избегают постоянного ме-

====
56
====

ста жительства... Они желают каждый день переменять место жительства" (74). В другом месте он пишет еще сильнее: "Вся жизнь мингрельца непрерывная кочевка" (75).
 Если даже в этих словах есть элемент преувеличения, то все же совсем не верить автору у нас нет оснований. Но в чем же тогда причина склонности населения тогдашней Мегрелии к перемене мест? Вряд ли объяснение, предлагаемое самим автором, — "чтобы наслаждаться различными местностями", — является серьезным и верным, во всяком случае достаточным. Существовали, конечно, более глубокие социально-экономические и политические причины, вынуждавшие крестьян часто переходить с места на место и даже покидать родной край в поисках лучшей доли. Эти причины были связаны, в первую очередь, с феодальным строем, с его жестокостью и беззаконием, унижением человеческого достоинства, спасаясь от которого люди убегали куда глаза глядят.
 Многие бежали из Мегрелии, особенно в Абхазию, тем более, что "во всей стране непроходимые леса и болота" (76).
 Бежали однако не только от болот, сколько от крепостного гнета и безземелья, своеволия князей и дворян, которые, по Ламберти, за воровство, — а "воровали все", — за святотатство и другие преступления подвергали правонарушителей, согласно тому же свидетельству, различного рода беспощадным наказаниям — отрубали голову, ноги, руки, отрезали носы и уши, ослепляли с помощью огня, подвешивали одной рукой к дереву, изжаривали у костра, закапывали младенцев живыми в яму, продавали невольников туркам в рабство, надевали на шею железные ошейники, заковывали в цепи, сажали в тюрьму вместе со злыми собаками и т.д., а владетель, говорит далее Ламберти, "в такие убийства не вмешивался и говорил, что рабы — их /то

====
57
====
 
есть князей, — Ш.И./ собственность, и они могут с ними поступать, как хотят" (77).
 Сам Леван не только отрезал нос и уши у своей жены и женился на своей тетке, жене дяди, но, по требованию последней, лично отравил двух своих сыновей, чтобы им не досталась в будущем власть.
 Ламберти характеризует абхазов, наряду со многими кавказскими народами, как дикий, немиролюбивый народ, "не имеющий ни денег, ни товаров" (78).
 Кроме скотокрадства и других форм присвоения чужой собственности, автор в своем "Описании" уделяет немало внимания работорговле, которой в значительных масштабах занимались мегрелы, абхазы, черкесы, аланы /имеются в виду осетины/, джики и др., продавая свой товар туркам (79).
 Много раз, — пишет Ламберти, — "я был очевидцем того, как муж продавал туркам свою жену только из-за того, что он заподозрил ее в колдовстве". Он вспоминает и такой факт. В 1633 году, во время нашествия персов, один карталинский дворянин продал в рабство какому-то турку свою мать за одну красивую лошадь (80). У него же в другом месте мы читаем, что "один из первейших вельмож одишских"... заманил 12 священников в церковь, велел затворить двери, заковал несчастных священнослужителей в цепи, остриг и отправил всех прямо на корабль, где продал туркам в рабство за разные товары (81). Можно ли, имея такую картину перед собой, всерьез говорить о каких-то особых преимуществах в отношении социально-экономического и культурного развития одного из рассматриваемых народов перед другими. "Все воровали" — не ближе ли к истине эти слова источника, чем утверждения иных современных авторов, которые, не считаясь с историческими условиями места и времени, чернят чужое прошлое, чтобы приукрасить свое. И является ли вместе с тем известная ламбертиевская характеристика — "В городах и крепостях абхазцы не живут, но /обыкновенно/ собираются десять или двад-

====
58
====

цать семейств одной фамилии, выбирают какое-нибудь возвыенное место, строят здесь из соломы несколько шалашей и обводят все крепким забором и глубоким рвом" , — если даже она стопроцентная правда, показателем такой уж дремучей отсталости народа для той эпохи, как это представляется иным любителям цитирования итальянского миссионера.