Монперэ, Фредерик Дюбуа де. Путешествие вокруг Кавказа. Самурзакань.

Путешествие вокруг Кавказа

У ЧЕРКЕСОВ И АБХАЗОВ, В КОЛХИДЕ, В ГРУЗИИ, В АРМЕНИИ И В КРЫМУ

VOYAGE AUTOUR DU GAUCASE, CHEZ LES TCHERKESSES ET LES ABKHASES, EN COLCHIDE, EN GEORGIE, EN ARMENIE ET EN CRIMEE

САМУРЗАКАНЬ

От реки Гализги до реки Енгура

Я покинул окончательно Сухум-Кале 19/31 июля, чтобы отправиться в Редут-Кале, куда мой добрый капитан Вульф снова пожелал меня сопровождать.

Устье реки Гализги, составляющей границу Абхазии со стороны Самурзакани, было еще впереди, когда мы прошли мимо Маркулы, протекающей между реками Тамуиш и Гализгой. Вся равнина, орошаемая Маркулой, покрыта великолепными лесами; берега этой реки окаймлены абхазскими селениями.

Расстояние, на котором находится Маркула от руин Диоскурии, не позволяет нам сомневаться в том, что это та же река, которую Арриан называет Astelephus и Плиний — Astephos. Маленькое селение Игуанас (Iguanas) на правом ее берегу, недалеко от устья, отмеченное Архангелом Ламберти (Recueil de voy. au Nord, t. VII. Voy. la carte) на его карте, разоблачает передо мною другое, еще более древнее название, а именно — Гуенос, которoe дает Скилакс Кириандский этой реке, а также греческому городу на ее берегах. Петр Весконте (1318 г.) называет эту реку Муркула; но после него все авторы, которые писали об этой стране ранее появления карты Главного штаба Тифлиса, (1834 г.), больше знают ее под названием Моквицкали (река Мокви), заимствованным от названия знаменитой епископальной церкви Мокви, построенной в шести верстах от моря на правом берегу реки. Карта Тифлисского Главного штаба снова возвращается к названию Маркула.

Изобилие рек, прорезающих равнину, начиная от Кодора до Фаза, привело к такому смешению названий у древних и современных авторов, что я решил, думая оказать таким образом услугу, составить сравнительную таблицу всех различных названий.

Самурзакань (т. е. «то, что принадлежит Мурза-Хану») представляет узкую полосу, простирающуюся от высокой горной цепи Кавказа до моря, между реками Гализгой на [161] северо-западе и Енгуром на юго-востоке. Берег моря все более расширяется по направлению к Мингрелии. В глубине вздымаются холмы, небольшие возвышенности, прорезая гладь равнины и незаметно сливаясь с подножьем высоких юрских террас.

Большой отрог, который отходит от горы Джумантау, отделяя бассейн реки Гализги от бассейна реки Енгура, питает у своего выступа на юге множество ручьев и рек; из этих рек наиболее значительные Цорика, Гудава и Гагида.

В течение 1832 и 1833 гг. Самурзакань представляла арену непрерывного разбоя. Вот та причина, которая вызвала этот разбой.

Однажды Леван Дадиан, современный владетельный князь Мингрелии, немного разгоряченный вином, хотел заставить князя Анчабадзе, находившегося в то время с ним, исполнить одно дело, от которого он отказался, ссылаясь на то, что это не соответствовало бы его достоинству, как офицера русской службы. Дадиан, вне себя от этого отказа, схватил палку, чтобы ударить князя, но последний защитил себя кинжалом. Это привело Дадиана в еще большее бешенство. Также разгоряченный Анчабадзе метнул в Дадиана своим кинжалом, который, к счастью, его не задел. Дадиан кликнул тогда своих людей; князя Анчабадзе схватили, и Дадиан приказал запереть его в одну из своих крепостей; бежав из этой крепости, Анчабадзе скрылся в Самурзакани и обратил ее в арену своей мести против Дадиана. Беспрестанно нападая на Мингрелию, грабя, опустошая ее, призвав на помощь цебельдинцев, он довел князя Дадиана до полной невозможности вести с ним борьбу. Тогда Дадиан обратился к русским с настойчивой просьбой прийти ему на помощь и охранять границы Самурзакани войском против набегов Анчабадзе.

Русские в это время, в 1832 г., основали на правом берегу современного Енгура новую крепость Атангело, которая, однако, не вполне защищала Дадиана. К тому же гнев князя уже остыл, он сожалел о ссоре с Анчабадзе, когда-то самым его верным другом. Стараясь помириться с ним, он послал к нему человек восемь вельмож своего двора, чтобы просить его вернуться и служить ему вместе с тем порукой безопасности. Князь, не колеблясь, сейчас же отправился к Дадиану, и тот совершенно его простил.

Барон Розен, кавказский генерал-губернатор, узнав, каким образом состоялось примирение, был сильно рассержен и упрекал генерала Вакульского за то, что он мог допустить, чтобы владетельный князь давал поручительства в отношении своих подданных; генерал находил, что для [162] князя-правителя это позорно. Барон представлял себе, что законы и обычаи на Кавказе те же, что и в Европе.

В данном случае Дадиан, хотя и властелин Мингрелии, действовал совершенно в согласии с обычаями; для него оставался только этот способ примирения, единственно ценный, так как житель Кавказа хорошо знает, что в его стране закон крови уравнивает всех людей и составляет основу всего правосудия. В этом случае, который я только что рассказал, эти восемь вельмож служили порукой неприкосновенности жизни князя, и если бы, несмотря на обещание Дадиана, он стал жертвой его мщения, родные потребовали бы расплаты от этих вельмож и получили бы право убить каждого из них, где бы они его не встретили.

Когда Дадиан помирился с князем Анчабадзе, соседство русских перестало быть для него необходимым, и он хотел бы заставить их удалиться, но русские, находя свои позиции очень удобными для того, чтобы утвердиться внутри страны, продолжали занимать Атангело, хотя это и была весьма жалкая крепость в 1833 г. Дадиан обещал, призывая войска русских, сделать все необходимые сооружения, но теперь он уже не хотел исполнить своего слова. Командир поста, вместо того, чтобы самому мужественно взяться за дело, начал пререкаться с Дадианом, ничего не предпринимая; тем временем солдаты страдали, вынужденные жить под землей подобно кротам, и часто болели, хотя Атангело и нельзя назвать нездоровой местностью.

Атангело, находясь в двадцати верстах от берега моря, расположено на возвышенности на несколько верст ниже того места, где сбегающий с гор Сванетии Енгур, вступая в равнину, делится на два рукава; эти два разветвления уже более не соединяются, и каждое впадает в море отдельно, замыкая остров в двадцать с лишним верст длины и от трех до четырех верст ширины. До 1832 г. левое разветвление было самым значительным; между тем как второе представляло только небольшую струю воды; но недавно Енгур всей силой своего течения устремился в свой правый рукав, грозя обратить его в главное русло. Это вызвало в окрестностях Атангело наводнения, и здесь образовались болота, что может оказаться гибельным для санитарного состояния крепости.

Атангело стоит на территории, где некогда находился на берегах Енгура один из древних греческих городов или, быть может, какая-нибудь греческая колония. Енгур своим главным потоком в те времена направлялся по правому разветвлению, куда он стремится и в настоящее время. [163] Когда рыли окопы, нашли несколько медалей и других предметов; драгоценный камень, покрытый резьбой, найденный людьми Дадиана в земле, послужил предметом горячих пререканий; Дадиан ради примирения всех приказал разбить камень на куски и раздал их жалобщикам.

В Атангело также находятся значительных размеров руины древней церкви; это была очень большая церковь, похожая на церковь Пицунды; она построена в том римском вкусе, который заключается в смешении отесанных камней с кирпичами; от нее сохранились большие подвешенные своды и под ними громадные обломки, загромождающие внутренность этого разрушенного здания, под которым, кажется, находилось подземелье.

Селение Атангело приютилось, согласно абхазскому обыкновению, вокруг руин. Из всех древних авторов только отец Архангел Ламберти упоминает об этой местности, называя ее Satangi (См. карту, приложенную к повествованию этого автора. Recueil de voy. au Nord, t, VII, 1725).

Внутри Самурзакань весьма мало известна. Жители — грузины и абхазы; они говорят как на том, так и на другом языке. Везде здесь рассеяны руины и следы древней культуры — остатки греческих колоний и древнего абхазского царства. Грузинские летописи говорят нам о том, что уже в глубокой древности этой страной владел Егрос, сын Таргамоса, самого древнего царя грузинской нации. В те времена Егрос построил столицу своего государства, город Егреси, — в наши дни Бедия, на холме, омываемом рекой Цорикой, в четырнадцати верстах от моря. Те же летописи указывают на этих берегах только спустя много веков после Егроса греческие колонии, говоря, что они завладели всеми устьями рек, предоставив внутренность страны грузинам (Voy. Chronique Georgienne de Vakhtang V, dans le Voy de J. Klaproth au Caucase, ed. all., t II, p. 69 et 97). Бедия после введения христианства обратилась в резиденцию епископа с титулом Беделийского. Покинутая после жестокого опустошения, произведенного турками в этой стране, церковь Бедия осталась священным местом для народа, в котором сохранилось чувство глубокого суеверного поклонения перед всеми этими старыми церквами. Рейнеггс (Reineggs, II, p. 12. Этот автор относит к гроту Ogginn празднования св. Георга и его чудо; возможно также, что он смешал названия и имел в виду Илори) много говорит об одном гроте, который он называет ogginn, и в связи с этим гротом рассказывает о религиозных церемониях абхазов. Я полагаю, что Ogginn это [164] Ochums [Окум], расположенный на реке того же названия, в которую ниже впадает река Гудава.

Но ни одна местность такого рода не знаменита в Абхазии, как древняя церковь Илори, построенная на берегу ручья того же имени, между Гализгой и Цорикой, в двух верстах от моря. Сюда стекается население для празднования пасхи. В этот день к церкви величественно приближался бык, с золочеными рогами, и самостоятельно входил в нее; его убивали; мясо раздавали присутствующим, рассылая иногда на очень далекое расстояние больным, как лекарство; его можно было получить, в случае необходимости, в любое время у священника и всегда в свежем виде. Незадолго до моего приезда старый священник Илори умер; с той поры чудо прекратилось, он унес его секрет с собой в могилу, — и даже самая слава церкви померкла.

Но праздник еще более блистательный, чем пасха, в этой церкви — день ее покровителя св. Георгия, который празднуется 21 октября и знаменуется другим чудом; происхождение его должно относиться ко временам очень отдаленным, если уже отец Архангел Ламберти и Шардэн рассказывают о нем (Arch. Lamberti, Recueil de voy. au Nord, VII, p. 170, et-Chardin, id. in—8 ⁰, t. I. p. 110). Сам Георгий спускал в свою церковь быка, которого должны были принести в жертву в день его празднования... Двери церкви запечатывались; носились слухи, что всякий, осмелившийся приблизиться к церкви накануне праздника, умрет, сраженный взглядом св. Георгия. Вместе с тем, среди населения по соседству с церковью царила уверенность, что священник посылал во имя св. Георгия украсть быка, которого затем и опускали на веревках в церковь.

Из-за святости места сюда стекалось множество приношений; мы видим, что уже во времена Шардэна эта церковь была полна богатствами, к которым не осмеливались прикасаться ни абхазы, ни аланы, ни зихи, — так велико было, несмотря на разбойничью жизнь этих народов, их благоговение перед этой церковью и ее святым. Двери церкви были обиты массивными серебряными листами с рельефными изображениями святого и его чудес. Мне неизвестно, сохранились ли в церкви Илори ее серебряные двери, но я знаю, что в отношении ex voto кредит ее ничуть не поколебался.

Тот, кто приносит какой-либо дар, выставляет его в церкви; если приношение это принято, уже на следующий [165] день его видят в алтаре, но если дар отвергается, его оставляют там до тех пор, пока или терпение святого не истощится или жертвователь не придет взять его обратно. Нет таких предметов, которых не приносили бы сюда. Недавно кому-то явилась счастливая мысль принести в дар четыре железных вилы; надежда еще не потеряна для этих вил, и святому Георгу придется смягчиться и принять их под свое благосклонное покровительство.

Руины древнего города Илори находятся у моря в шести верстах на запад от церкви, на левом берегу устья реки Маркулы.

Турки построили между реками Маркулой и Гализгой город Иени-Шери или Новый город (Ныне город Очемчири), названный ими так в противоположность городу древнему.

Когда мы проходили мимо устья Енгура, я видел также, вдоль левого берега этой быстрой реки, Анакрию, Гераклею греков, с ее древними разрушенными стенами. Дадиан основал здесь турецкую колонию, которая, как говорят, процветает.

Наконец, 21 июля (2 августа) я вышел на берег у Редут-Кале после моих странствований в течение двух месяцев по негостеприимным берегам Черкесии и Абхазии. Тем не менее с грустью в сердце я покидал капитана Вульфа и его экипаж. Предоставленный с этой поры самому себе, одинокий, я был подобен человеку, который потерпел кораблекрушение и выброшен на берег. Найду ли я дальше эту доброту, это сердечное гостеприимство, эту отзывчивость?

Мы расстались со слезами на глазах.

На море — вот где познаешь цену дружбы.

(пер. Н. А. Данкевич-Пущиной)
Текст воспроизведен по изданию: Фредерик Дюбуа де Монпере. Путешествие вокруг Кавказа. Том I. (Грузинский филиал АН СССР. Труды института абхазской культуры. Выпуск VI. Свидетельства иностранцев об Абхазии). Сухуми. Абгиз. 1937

© текст - Данкевич-Пущина Н. А. 1937
© сетевая версия - Тhietmar. 2008
© OCR - Дудов М. 2008
© Абгиз. 1937

Электронная версия текста перепечатывается с сайта
http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Kavkaz/XIX/1820-1840/Dubois_Monpere/text3.htm