Мои наблюдения, размышления, факты

Сегодня -  5 декабря 1992 г., и я решила начать писать дневник. Поздно, это нужно было начать раньше, но я не догадалась и не до того было. Дневник оставляю будущим потомкам абхазов, если они останутся, и историкам при написании истории Абхазии этого периода. Если она будет еще, эта история Абхазии. Если погибну, прошу передать дневник историку Ст. Лакоба, если он будет жив, или Лене Маргания, моей подруге, она найдет кому его передать. Не буду делать никаких анализов и выводов. Пусть это делают те, кто прочтет дневник. А стану  описывать лишь факты и события, свидетельницей которых я буду или того, что слышу вокруг себя ежедневно. За погрешности в печатании и возможные опечатки прошу заранее извинить. Днем, как правило, борьба за существование, некогда писать, а по ночам горит всего лишь коптилка или свеча – плохо видно что печатаю. Керосин в лампе жалею – он стоит 40 р. за 1 л (тогда) да и нет его тоже. Прежде чем начать дневник, я все же опишу события вкратце и состояние и положение нашего г. Сухума и нашей жизни на сегодняшний день. Опишу прямо по тематике, чтобы полнее все охватить и ничего не пропустить.

Итак:

Моя боль и переживания личные. Через месяц после войны, т.е. ее начала,  отправила племянника, Леву, 26-летнего парня в сторону Гудаута. Ушел налегке, почти босой, в босоножках на босу ногу – сейчас же уже зима. Ничего с тех пор не знаю  о нем: дошел ли, как дошел, жив ли, терзаюсь ежедневно и этим. Квартира его разодрана – двери, окна… Не могу прямо мимо идти, обхожу его дом стороной, т.к. мне плохо с сердцем, глядя на все это.

Наш бедный город. Один разор и запустение. С начала войны сожжены многие магазины, ларьки, до сих пор стоят закрытые с заколоченными фанерой витринами и надписи: «Магазин ограблен – нет ничего!» Весь асфальт искорежен гусеницами тяжелых танков. Вся набережная в комьях грязи из-за них же, привокзальная площадь – тоже. Двери вокзала забиты досками. На ж-д путях стоят разграбленные товарные вагоны с открытыми дверями, кругом пустые пачки из-под чая, открытые баночки из-под консервного томатного сока, люди тащили все, что попадалось под руку. Порой даже не знали что тащат, т.к. вещь похищенная была еще в упаковке. Вдоль нашей улицы горы бытового мусора, выброшенного из частных мегрельских домов. И эти горы тоже состояли больше всего из-под пустых консервных банок, так называемой гуманитарной помощи, которая попала не по назначению, а в руки спекулянтов, мародеров и хапуг, которые ее потом же и перепродавали несчастным голодным людям, в основном русскоязычному населению. На этих кучах мусора вдоль улицы Эшба, основной нашей магистрали, валялись дохлые собаки и кошки, сбитые  ошалелыми гвардейцами, мчавшимися на украденных у населения машинах, как сумасшедшие. Собаки еле плетутся от голода, трусят прямо по шоссе, где их и давят. Видела сама все это. Теперь стали сами жители частных домов сжигать осенние листья платанов и мусор вместе с ними. Стало чуть лучше.

Горят лучшие здания Сухума. Сгорели АБНИИ, здание архива, кинотеатр «Апсны», лучший детский сад морского порта и красавица гостиница «Рица» - визитная карточка города. Ходила сама смотреть, чтобы удостовериться и погоревать. Все так и есть. Даже еще тянет гарью. До боли жаль и библиотеку АБНИИ и красавицу гостиницу. Перед гостиницей стояли гвардейцы в черной и другой форме с автоматами в руках и довольно улыбались. Людей вокруг – ни души! Боятся выйти. Все это живо напомнило кадры кинохроники из времен войны 1941 года и фашистов довольных с автоматами наперевес. Ушла с горечью и злостью на все происходящее. Причем бедная «Рица»?

Таков наш город  и на сегодняшний день.

 

Наши тяготы и жизненные проблемы.

Несмотря на то, что уже 4-ый месяц г. Сухум находится в руках и  под властью Тбилиси и новых местных руководителей, никто абсолютно не спешит создать самые элементарные жизненные условия для людей, городского населения. Мы живем как при  первобытнообщинном строе, нам лишь пещер не хватает. Итак, по порядку.

Вода.

С первых же дней войны город лишился питьевой воды. В домах ее не было совсем,  кое-где во дворах шла и мы туда ходили «к черту на кулички». Потом и во дворах частных она исчезла. Стали ходить за тридевять земель к какому-то чудом сохранившемуся в наше время в Сухуме глубокому колодцу в частном русском дворе. Вся наша улица туда плелась. За день всю воду в колодце вычерпывали, за ночь она снова набиралась и мы ее днем снова вычерпывали. Голову мыла и стирала дождевой водой, для туалета – тоже дождевая, если шли дожди. Потом вода все же как-то появилась, но лишь на первых этажах, немного на втором и не всегда, и в частных дворах. В общем и целом, воды все же в городе нет. Зато чистая водопроводная вода сочилась сквозь асфальт и текла по нашей улице Эшба. Видимо, гусеницами тяжелых танков асфальт был продавлен, а под ним и водопроводные трубы. Найти в таком случае неисправность – большая проблема. А разговоры вокруг о том, что это виноваты абхазцы – они все повредили. Вообще же чуть что, абхазцы виноваты. Надо же оправдать свою беспомощность. А считалось, что абхазские руководители никчемны для населения. Но у нас до 14 августа было хорошо и вода, и свет, и газ был бы, если бы не саботаж самого же Тбилиси.

 

Электричество.

Со 2-го ноября Сухум лишился электроэнергии, а мы возможности приготовить себе еду и вскипятить хотя бы стакан чая. Ведь газа давно нет. Ждали несколько дней, но света так и нет, и тогда все принялись устраиваться кто как мог. Запылали во дворах костры с варевом, стали устанавливаться в домах буржуйки, возникли керосинки, на лестничных площадках домов поставили пустые старые ведра, соорудив из них нечто вроде буржуйки… Появились на свет старые трубы, колена, решетки и люди, владеющие печным искусством. Все мы в саже, пропахли дымом, очистили подвалы от старой рухляди, и другая мебель пошла в ход. Из частных домов принялись рубить платаны, камфорные деревья и эвкалипты… Ну, платаны, ладно, если их рубить не низко, они снова отрастут, но эвкалипт, камфорное дерево… Погибает зеленый наряд города. Газета устрашает штрафом, но людям плевать. Главное – выжить и спастись. Рядом с нами бывшее общежитие постройкома №6. Там жили парни абхазы. Говорят, их вывезли на рытье окопов. Все общежитие  разорено и разгромлено. Мебель выброшена для огня: добротные шкафы и столы. Библиотека профсоюзная при этом здании разгромлена. Стеллажи разобраны для костров, книги – на полу, но и их уже нет – разобрали кто для огня, кто похитил для себя. Вынуты  рамы окон на огонь, разбирают паркет для костров. Такой вот разор, будто здесь варварские полчища прошлись. Будто люди не в своем городе живут.

Спать ложимся в 5-6 ч. вечера, как только стемнеет. День зимний и короткий. Почти никто не зажигает света. Свечи дороги, керосина нет и экономят. Мой сосед соорудил мне из аптечного пузырька коптилку образца военной поры. Фитиль из бинта, наливают керосин. Она не коптит и в комнате все же что-то видно и можно передвигаться не натыкаясь на мебель.

Сосед же соорудил мне и печурку самодельную из квадратной банки жестяной с трубой и ржавым коленом, которое я нашла на свалке. Готовить на ней сложно и долго, но разогреть еду можно в ковшике и вскипятить стакан чая, кофе или какао. Такая роскошь – порошок немного остался. А молоко сухое купила на кондитерской фабрике по 100 р. за кг.

Газ дали на два дня. Сообщили, что неисправность где-то в Грузии устранена и газ обещали. Но потом он вновь исчез и похоже навсегда. Грузгаз нашему городу отказал в подаче газа. Видимо кто-то рассчитывает, что население города без воды, газа, света и тепла скорее перемрет. Нужна ведь территория без населения. Население они потом свое привезут откуда нужно, а мы лишние. Се ля ви, как говорят французы.

Купила газ. «Демократическая Абхазия». Не верю я ей. Но все равно читаю – какие-то крупицы правды о нашей жизни там есть. Так вот. Редакция газеты дала телеграмму лично Шеварднадзе о возможном социальном взрыве в г. Сухум, если населению не дадут хотя бы газ для существования. Просят  давать хотя бы 2 раза в неделю. И неисправность там давно устранена, а газ все так и не хотят давать. Тем более при абхазском правительстве нам его никогда бы и не дали, если даже сейчас не дают.

Стволы срубленных платанов частники домов – мегрелы утаскивают к себе во двор и распиливают на зиму – они-то спасутся – а ветки и прочий хворост подбирают старушки из коммуналок, и я в том числе. Они-то, мегрелы, спасутся. В первые же дни войны ими были разграблены все склады города и магазины – они всем запаслись. И хлеб в их руках – дают в первую очередь им и тем семьям, где служат парни в гвардейцах. Привезли к нам во двор на машине хлеб и давали его в первую очередь соседям – мегрелам. Я разбежалась, но мне сказали: подожди! Потом все же сжалились и дали, а русские соседи не получили, хлеб – отказали им.

То же самое и у хлебозавода. В очередях стоят, в основном, лишь русские, армяне и прочие, кроме привилегированного населения – грузин и мегрелов. Их в очередях очень мало. Они приезжают на своих машинах ночью, под утро к хлебозаводу и берут его там без всяких очередей и проволочек. А мы стоим днями и ночами и то не всегда нам достается. Такова демократия!

Недалеко от нас Сухумский винный завод. С первых же дней его разорили и ограбили. Все тащили оттуда вино в ведрах, бочках, бутылках. Все вокруг пропахло и пропиталось винным духом.

Мой дом и соседи. В доме живет мало абхазцев, которые с началом войны все сразу уехали. В нашем подъезде осталась я одна на первом этаже. Почему я не уехала? По многим причинам. Во-первых, отчасти доверилась соседям, думая что не причинят они мне все же зла. Во-вторых, надеялась, что этот кошмар вот-вот кончится, но он не кончался. Еще когда Леву отправляла в Гудауту, можно было пройти через нижний Гумистинский мост. Тогда там стояли по обе стороны моста миротворческие силы русских войск. И тогда я не ушла, надеясь, что все скоро успокоится. Кроме того, мне было страшно бросать свою квартиру на произвол судьбы и лишаться всего нажитого за 40 лет работы. Я уже старая и пенсионер, мне теперь ничего не нажить и оставаться в одном платье до конца жизни – такая перспектива меня не прельщала. Сдерживало и то, что идти в Гудаута совершенно без денег и садиться на чью-то шею, лишний рот, а там и так не сладко без меня. Я хронически больна и вне своего дома больше недели нигде жить не могу. И не захотела я быть беженкой неизвестно на которое время. Пенсию не дают месяцами. Сейчас кончается декабрь, а мне последний раз пенсию дали лишь за август. Пожилому и одинокому пенсионеру жить не на что. Мы были с Левой, моим племянником, на грани голода. Потому я его и отправила, решив сама тянуть и голодать одной. Но стало невмоготу, и пошла на бывшую работу. Попросила хотя бы временно надомную работу, чтобы получать какую-то зарплату, чтобы не умереть с голоду. Дали такую работу. И теперь ношу с работы домой карточки и работаю с ними. В основном по ночам при свете коптилки, т.к. днем идет борьба за выживание: вода, дрова, огонь, очереди, хождение пешком на работу, а оттуда на рынок. Все время пешком! Транспорта почти нет. Троллейбусы стоят из-за отсутствия эл. энергии, иногда ходят автобусы, но проезд стоит 5 р. в один конец. Мне это не по карману. Если бы не работа, дарованная мне моей родной бывшей библиотекой, мне пришлось бы так или иначе бежать из города, чтобы спастись от голода. Работа меня пока кормит.

Итак, соседи. Пока никто из грузин – соседей меня не обидел, хотя и заботы никто не выказывает. Но и на этом спасибо! Ведь почти все квартиры в Сухуме абхазцев ограблены, машины экспроприированы гвардейцами, на которых они и мчатся как ошалелые, давя в городе собак и кошек. Квартиры уехавших абхазов непременно грабят. Тех, кто остался, тоже посещают под видом обыска и поисков оружия – и тоже грабят. Некоторые квартиры посещают по несколько раз и добирают, что осталось от прежних грабителей. Иногда жильцы вызывают полицию. Полиция приедет, похлопает по плечу грабителей и спокойно уезжает. Мол, молодцы, действуйте так и дальше. А иногда и полиция, говорят, помогает дограбливать. У И.О. вывезли даже всю мебель из квартиры. В моем подъезде 3 абх. квартиры и все уже ограблены. Меня пока Бог миловал. Но еще не поздно. Каждую ночь жду «гостей». Особенно, если абхазская сторона станет одерживать победу, вот тогда неизвестно, что с нами от злости сотворят. Но пока я живу и молюсь! Наш подъезд вечером закрываем на засов. Но пришли гвардейцы и стали стучать автоматами соседке на первом этаже: открой, будем стрелять! Она грузинка. Испугалась и открыла засов. Спросили, где квартиры абхазцев. Она указала на уже ограбленную квартиру, хозяева которой давно уехали из нее. Выломали дверь ногой и вошли. Брать там уже нечего – одна мебель стоит. Спросили, где еще. Она им ответила, что больше  в подъезде нет. А могла и указать пальцем на мою квартиру. Д.Г. – моя соседка по площадке этого не сделала. Она спасла меня этим. И вообще из всех соседей в подъезде остались лишь все русские. Семь квартир русские, все остались и не думают уезжать.

Они почти все с началом войны от меня как бы отстранились. Даже те, с которыми я прежде  была в дружеских отношениях. Я это расценила как трусость и предательство. Они боятся, что общение со мной скомпрометирует их перед соседями – грузинами, которые расценят это как поддержку абхазам. Можно ли их судить за это строго? Не знаю! Но вот соседи моей приятельницы – абхазки В.Т. из соседнего дома, русские, живущие с ней на одной площадке, ни на один день не оставили ее без внимания. Каждый день они к ней заходят посидеть, поговорить. Там, напротив она им сказала: не ходите ко мне, вас это может скомпрометировать. Но они отмахнулись: глупости! А мои вот так! Никто не заходит никогда, не заговорит, слава Богу, хоть здороваются и то не все и не всегда. Странно при этом, что мегрелы – соседи ко мне относятся лучше, чем трусливые русские. Одни из русских ненавидят абхазцев и поддерживают грузин, другие втайне сочувствуют абхазам, но боятся это выразить, третьи откровенно говорят, что им все равно кто будет в Абхазии у власти: кто будет, к тем и примкнем, нам главное, чтобы был хлеб и жизненные удобства.

Как был прав один автор – грузин, писавший еще до войны в газ. «Республика Абхазия» статью, где он, пытаясь очернить Воронова и в его лице русское население Абхазии, писал, что случись война, насмерть будут биться лишь грузины и абхазы, как за свою родину, а русские сразу побегут прочь, потому что для них Абхазия не родина, а всего лишь «кормушка». Как раз для Воронова-то она родина, и для другой, старой, потомственно-русской интеллигенции, чьи предки жили в Абхазии еще в XIX в., а вот для остальных русских…

Интеллигенции почти нет. В основном это простонародье, думающее лишь о куске хлеба, много пьяниц, бомжей. Все они остались и никуда не уехали. На фоне выезда грузин и абхазов их стало больше видно. На кучах мусора вдоль улиц груды путсых аптечных пузырьков из-под настойки пиона. Оказывается, бомжи это сейчас распивают вместо спиртного. Одно отребье осталось. Все они понаехали в Абхазию просто к теплому климату, морю и дешевым фруктам – родины у них никакой нет.

И вот такие у меня, увы, русские соседи оказались. Я страшно одинока. Перемолвиться совершенно не с кем. Сама к ним не хожу, т.к. боюсь, что им это сейчас не по душе. Надо же выслужиться перед соседями – мегрелами. Хожу к В.Т. в соседний дом и там изливаю наболевшее. И она ко мне не заходит – стара, больна, ей не до меня. Вокруг меня один вакуум, пустота! Такое вот общество и люди в тяжелое время. Страшно то, что ни одного интеллигентного человека нет рядом. Меня русские осуждают и за то, что я не сижу на лавочке перед домом со всеми и не перемываю косточки неприятелю, то бишь абхазам. Но я и в лучшие времена не имела привычки сидеть без дела на лавочке. А теперь сидеть и ругать не тех, кто стреляет отсюда орудиями «Град» в моих соплеменников, а тех, в кого стреляют. Но это же верх кощунства. Говорят, раньше не сидела на лавочке, а теперь НАДО сидеть с ними. Такая вот «дипломатия» и «политика» трусости и предательства. Но это не по мне. Не общаюсь ни с русскими, ни с грузинами. Но и абхазцы, оставшиеся в городе, как обычно, не дружны, не спаяны, не солидарны, часто избегают друг друга… Может ли такой народ отстоять свою свободу и независимость? Не знаю.

 

Беженцы и морской порт.

Услышала, что будет катер с абхазами – беженцами в сторону Гудаута. Написала письмо брату в Пицунду и решила передать туда с кем-нибудь. Пришла на причал порта. Огромная вереница людей. Не поняла кто стоит в очереди на причале. Спросила, не в Гудаута ли едут? Мне ответили, что в Гудаута сейчас едут лишь сумасшедшие. Отошла и стала наблюдать. Подъезжают легковые машины. Мужчины высаживают своих жен, сестер, матерей, дочерей с огромными баулами, чемоданами, мешками с барахлом. Все стоят в очереди к кассе. Все несколько катеров под грузинским флагом идут лишь в Поти и Батуми. Билет стоит 310 р. Говорят, что многие из Поти   и Батуми поедут дальше и окружным путем на пароходе в Сочи , а оттуда и в Россию. Ни одного катера на Сочи, в Гудаута так и не дали. А должен был быть под флагом Красного Креста. Не было. Так и остались еще многие абхазцы в Сухуми – никто о них с той стороны не позаботился. Осталось, в основном, одна абхазская интеллигенция – многих вижу порой на рынке.

Итак, грузины отправляют своих домочадцев, а сами остаются защищать свои дома и машины. У них все – деньги крупными купюрами (видела, как брали билеты), дома, машины – и они ущемлены. А я, абхазка – привилегированная нация. Живу в темной бетонной холодной и сырой маленькой квартире, а мои родственники, работающие в Сухуме, в полуподвалах богатых мегрельских особняков на квартире. Это я уже скатилась на выводы.

На колхозном рынке так много гвардейцев с автоматами, что среди них надо пробираться как сквозь строй. Покупают экзотические фрукты, которых они в своей Восточной Грузии никогда и не видели, например, фейхоа. Благодатный край, как за него не воевать! В порту стыла на холодном ветру и ждала обещанный в Гудаута катер, у одного гвардейца нечаянно выстрелил автомат. В самой гуще очереди. Люди отшатнулись в испуге, а он стоит и смущенно улыбается. На пристани, где ресторан «Амра», тоже стояли гвардейцы и неизвестно по чему и зачем-то палили. Может и по чайкам или просто так. Я ушла и стала за грузовую машину подальше от греха.

На нашей троллейбусной остановке был трагический случай. Люди ждали автобус. Мимо проезжала военная машина со снарядами. Один из снарядов выскользнул и полетел на остановку, где были люди. Солдат только успел крикнуть: «Разбегайтесь!», но было уже поздно. Снаряд взорвался, погибли люди, были и раненые.

В городе часто беспричинно палят из автоматов. Но почему если в нем нет неприятелей?

Новый первый заместитель министра обороны, фамилия вроде Камикадзе (Комкамидзе. – Ред.), выкопанный Шеварднадзе на Украине и призванный помочь созданию в Грузии профессиональной армии, справедливо написал в своей статье, что армии, как таковой, в Грузии еще нет, это всего лишь добровольцы, дисциплины у них никакой, и они должны не шастать по городу с автоматами в руках, а тем более беспричинно палить, а находиться в своих казармах. А они шастают, создают угрозу населению. У хлебной очереди, когда наводят порядок, постоянно палят из автоматов. Люди привыкли. Голуби сначала разлетались и прятались. Теперь тоже привыкли. У нас хлеба теперь без гвардейцев не возьмешь. Только они и стоят с автоматами и наблюдают за очередью. Люди, как взбесились, и лезут, отталкивая слабых и больных. Озверели люди!

Местные гвардейцы и их семьи получают часто вне очереди хлеб. Им хорошо платят – по 8-10 тысяч р. в месяц. Между тем, старикам пенсий не выдают и зарплату вовремя – тоже.

На рынке сразу видно расслоение общества. Особенно в мясном ряду. Мясо 200 р. за кг. Толстосумы и гвардейцы покупают по несколько килограммов сразу, а нищие пенсионеры, в основном это русские, перебирают  лишь косточки, которые, даже голые, без признаков мяса, отполированные прямо, стоят 50 р. за кг. Протягивающим руку нищим иногда отрезают кусочек мяса. Русские полунищие уже раздражают на рынке торговцев и людей. Да, и жалко, и раздражают. Видела, как нищий бомж стянул пучок редиски у торговки. Она его догнала, отняла и принялась этим пучком бить его по голове, что-то приговаривая. Редиски разлетелись. Он поплелся дальше. Видела, как вполне приличные на вид старушки русские стоят перед торговками капусты и просят верхние листья от капусты не выбрасывать, а давать им, а сумки держат раскрытыми наготове. Один грузин разозлившись на них, подошел, схватил кочан капусты и принялся бить им по голове русскую старую женщину, кочан распотрошился, он схватил другой и опять стал бить, пока его не прогнали. А она, бедная, даже не отошла и ничего не сказала. Расправившись с абхазами, грузины  прогонят отсюда вскоре и русских, которые их уж очень раздражают своей бедностью и нищетой. Уже в очереди разговор: «Тут будут жить лишь грузины и абхазы!» Вот так-то! Но русские не уезжают, надеются, что грузины расправятся с абхазами и жизнь у них снова наладится. Наивные надежды! Вот абхазы – то их может и не погонят отсюда, а мегрелы – как сказать! Поживем – увидим!

У меня создалось негативное отношение к русским из-за их выжидательной и нейтральной позиции: где есть хлеб и еда – там и родина. Но ведь в России-то больше хлеба и еды. Тут им совершенно плохо. А почему бомжи остались? На что надеются?

 

Потери бывших сослуживцев, подруг.

Умерла библиограф нашего отдела Л.П.Х. Вынесли хоронить в 2 ч. дня – на кладбище не очень пускают – там стоят установки «Град».

Умерла моя соседка и приятельница, русская, Л.И. Обострение шизофрении от такой жизни, нервное истощение. Исхудала как скелет. 3 дня лежала мертвая на своей постели в спальне. Скрюченная, на боку, с открытыми глазами. Ее сожитель, бомж Л., скрыл ее смерть  от соседей, никого не впускал – он отпетый алкоголик. Затем соседи прознали и влезли через окно, открыли дверь. Выпрямить Л.И. так и не смогли, закрыть глаза – тоже. Хоронили без гроба. Завернули в простыню, затем в байковое одеяло, положили на носилки и, как мумию, понесли ее мужики на кладбище. На дно могилы положили дверь от шифоньера, затем ее, а сверху засыпали сырой мокрой глиной. Я купила ей 3 розовых бутона (она так любила цветы) и положила ей на могилу. Никто больше не принес ни цветка, соседи вообще не пошли на кладбище. Были я, невестка Л.И. с подругой и 3-ое мужчин их знакомых, что копали могилу и понесли ее на кладбище на носилках. А ведь у Л.И. есть взрослые и сын и дочь, но их в Сухуме не было.

Умерла зав. чит. залом В.К. Диабет в тяжелой форме. Была все время на инсулине и уколах. Но из-за отсутствия света, воды и огня не могла себе сделать своевременно укол инсулина. Диабетическая кома.

Видимо, кому-то надо, чтобы от таких тяжелых жизненных условий поскорее все слабые перемерли. Как бы выдержать, выстоять назло таким недругам! Как бы все силы собрать свои в кулак. Но нет здоровья и возраст.

Говорят, что некоторые гвардейцы бросают оружие и удирают к себе в Грузию. Но это дезертирство – их по головке за это никто не погладит. Зато вливаются новые из числа местных мегрелов. Уж они-то никуда отсюда не побегут.

Вот так-то – с войной нам принесли лишь разор, запустение, грабежи, мародерство, пожары, голод, холод, а за 4 месяца правления городом не дали даже самых элементарных удобств для городского населения – ни воды, ни огня, ни света, ни тепла… Ни хлеба! А если хлеб и бывает иногда, то достается с превеликим трудом и не всем и не всегда. А ведь в Сухуме войны нет, хотя он и прифронтовой город. Почему не наладить элементарные условия для жизни оставшегося здесь несчастного населения. Возможно, ждут, что так оно скорее перемрет, освободится территория, которая в основном-то и нужна, а не живущие на ней людей. Жаль, что сами местные мегрелы еще в плену иллюзий и не понимают этого. Им все кажется, что наладить свет, воду, тепло, и огонь не дают бессовестные, по их мнению, абхазцы. А своих правителей они не винят ни в чем.

 

2 декабря 1992 г.

С утра пошла на работу и зашла по пути на рынок. Бог меня миловал! Только вышла с рынка, как туда попал снаряд с той, абхазской, стороны. Естественно, по ним долбят круглые сутки и они молчать без конца не станут. Во дворе у нас возмутились, что снаряд  брошен именно на многолюдный рынок. Я пыталась доказать, что снаряды не управляемы и с той стороны не  считали, что он непременно попадет на базар, и что оттуда тоже станут в конце концов падать на нас снаряды, поскольку  и на них бросают. Но на меня налетели, что я, мол, оправдываю  варварство и то, что снаряд бросили в многолюдное место. Погибло много неповинных ни в чем людей. Один русский парень из дома напротив нашего. Вечером видела, как его военные привезли под простыней на грузовичке. Мать – уборщица, единственный сын.

Я замолчала и ушла. Лучше всего молчать. Я сказала, что ведь и Эшера раздолбали, но ведь и там жили люди в домах. Но это, оказывается, можно, а вот на Сухум ничего бросать нельзя. Такая вот «демократия!».

Хлеба все нет, пекарня гражданскому населению ничего не выдает. Видела на базаре, как гвардеец бросил нищему десятку, щедрые черти! На таких и нищие молиться будут. Теперь  опасно выходить и на базар, и на работу.

 

3 декабря 1992 г.

Говорят, что после вчерашнего попадания снаряда на базар, там почти не было людей.  Люди боятся туда идти. Кто же нас кормить станет, если не базар? По радио сообщили, что погибло 12 чел., более 30 ранено. Из них, как мне стало известно, две абхазки. Попало 3 снаряда. Но моя знакомая абхазка сказала, что видела, как снаряды летели не с абхазской стороны, а с грузинской, со стороны Лечкопского кладбища, где и стоит установка «Град». Другая версия. Ее выдвинули сами две грузинки: на Маякский причал прибыло судно с оружием для грузинских гвардейцев. Узнав об этом, гудаутцы выпустили по ним снаряды. В ответ полетели снаряды Грузии, которые и залетели вместо абхазских позиций на базар. Кто знает правду?!

И еще говорят, что гвардейцы ужасно пьют: им поручили отвезти дрожжи для хлебозавода. Они их повезли вертолетом, но выгрузили не туда, куда надо. Хлеба уже неделю нет. Вероятно, из-за отсутствия дрожжей. А говорят, что их продали.

Слышала, что в лагере у гудаутцев недовольство среди северокавказцев: они  воюют, а абхазцы удрали в Москву и там пережидают события. Зато хвалят мне очамчирцев – хорошо воюют.

Сосед Игорь соорудил мне печурку из большой квадратной банки из-под маслин. Даже с трубой и коленом. Выставил ее на подоконник за окно. Иначе нельзя. Дымит она безбожно, но что-то сварить и подогреть на ней можно: ковшик с супом, вскипятить чай. Были бы дрова сухие! Вся квартира пропахла дымом. И я пахну, вместо духов, копченостями и дымом. Руки стали, как наждачная бумага. Собирала на ул. Эшба кору эвкалипта и хворост для своей печурки. Будь газ, вообще бы не выходила на улицу, во двор. Лучше не маячить перед соседями. После трагедии на рынке они стали еще больше коситься на нас, абхазцев. Я живу, как на вулкане,  или под дамокловым мечом. Но деться некуда. Страшно идти, но все равно надо идти на рынок и за зарплатой. Ведь есть-то нечего.

В соседнем доме, в однокомнатной квартире случился пожар.

Там жила одинокая психически больная пожилая  женщина. Все ее вещи выброшены на улицу через окно и валяются на тротуаре, а квартира черна от копоти, а о ее судьбе мне ничего не известно. Она – русская, ходила обычно в бесплатную столовую для бедных. На фоне отъезда грузин и абхазцев из города, стало видно, что остались тут одни почти русские. В домах почти они. В своей извечной стихии – борьбе за выживание, они проявляют чудеса изобретательности, но не уезжают.

 

4 декабря 1992 г.

После трагических событий на рынке почти не было покупателей и продавцов. Купила 3 кг. мандарин по 5 р. Была и этому рада. Зарплаты не дали. Ее уже всегда задерживают. По дороге с рынка домой видела в кучах мусора много одноразовых  шприцев. И у вокзала, где сквер.

Хлеба все нет. Осталась буханка белого черствого хлеба. Молюсь на нее! Буду варить на костре под окном суп без мяса на комбижире. Уже и есть не хочется. Перешила юбку на пятую петлю для крючка – так похудела. И на моем круглом и полном лице сразу обозначались  морщины. По дороге нашла досочки для костра и на работе взяла 5 шт. старых, оторванных от пола паркетин – они уже все равно не годятся. На берег за корягами идти боюсь, там часто палят из автоматов. У Левы в квартире уже сорвали и занавеси и шторы. Стала пить по ночам элениум, чтобы меньше  нервничать и не просыпаться. Ложимся в 5-6 ч.вечера, как стемнеет. До 11 ночи я за это время высыпаюсь, а потом не сплю почти до утра, ворочаясь в  постели, и, Бог знает, что за это время не передумаешь. К утру засыпаю, когда надо бы вставать на рассвете. Элениум не помогает. Пью и адельфан, пока есть, от давления. Я и без снарядов умру от всех переживаний и волнений. Все, что только можно, люди тащат к своим буржуйкам и кострам и жгут. С утра во дворе  пилят и рубят что попало.

 

6 декабря 1992 г.

Вот уже вторую ночь идут страшные бои в районе Гумисты. Не  могла уснуть. С каждым  разрывом холодеет душа – может кто из моих погиб! Это просто пытка. В квартире так холодно, что при разговоре изо рта идет пар. Сплю, надев на ноги две пары шерстяных носков.  Дорубила ящики из подвала на дрова. Все стоит и лежит в передней. Грязь и мусор от этого неимоверная. Надо вымыться и помыть голову, но как при таком холоде? И погода против нас. Так рано пришла зима и похолодало. Надо встать сегодня в 5 ч. утра и выйти в очередь за хлебом.

На улице почти не сидим и не гуляем. Вынуждены просто выходить по дрова, по воду и т.д. Вокруг местные мегрелы из частных домов вооружились, стали – гвардейцами и ходят с автоматами. Рядом со мной соседи – тоже гвардейцы. Вот такое «прелестное» соседство. Как себя чувствовать в такой обстановке. Пока они нас не трогают, но а вдруг им что-то стукнет в голову или абхазцы организуют наступление на Сухум? Пощадят ли нас тогда, не расправятся ли от злости в отместку? В целом доме я – одна абхазка – пожилая, больная. Одинокая женщина. Не  напомнят ли нам Гагра, которое, собственно, было уже после Очамчира, где они также хорошо покуролесили. Но это у них не в счет. Справедливостью тут не пахнет. Соседи – грузины, объясняя мне, что меня ведь никто до сих пор не обидел, сказали мне просто: мы не такие! А, значит, абхазцы – вот такие! Изверги и нелюди! Кто знает?! Нет, я не оправдываю зверство по отношению к мирному населению ни с той, ни с другой стороны.

Ходила днем за хворостом и корой к финскому универсаму. И там разбиты витрины магазинов, а на повороте стоят дежурные автоматчики. И их очень много. Проверяют машины. Они тут кругом, как нашествие саранчи.

 

7 декабря 1992 г.

Сегодня вышла к хлебозаводу в 4 ч. 30 м. утра. Еще темно, холодно, но сухо. У завода уже немалая очередь. Через несколько минут тихо прогудел самолет и ушел в сторону нижнего моста р. Гумиста, а вскоре оттуда раздался взрыв. Видимо, сбросил бомбу на абхазские позиции. Затем там же небо просветила пунктиром ракета несколько раз. Ракета быстро осыпалась, рокот реактивного самолета – и все стихло. И вдруг над городом, примерно, у вокзала, повисли осветительные ракеты. Они висели в небе долго, не таяли и стало светло, как днем. Будто светила яркая луна. Через некоторое время ракета растаяла. Так и не знаю, что это за маневры. Опять мы стояли в очереди в темноте и перекликались, кто за кем… В 7 ч. утра стали давать хлеб, и я взяла, о, слава Богу, два батона. Это были мои последние деньги – 12 руб. Хлеб давали хорошо и быстро, но под строгим надзором полиции с автоматами в руках. Иначе не взять, потому что люди просто озверели: и старые, и малые, и любой национальности. Только под дулами автоматов и можно взять свой батон. Нас низвели до скотского состояния. И теперь мы не скоро станем просто людьми.

Днем разожгла костер и нагрела на нем воду дождевую для мытья головы и пресную – для купанья. Не хочется опускаться окончательно. Стоит сдаться, опуститься – и конец! На моей печурке сварила себе  желудевый кофе с молоком, вскипятила чай для термоса и даже испекла яблочки, посыпав их оставшимся у меня с лучших времен сахаром. Какая роскошь по нынешним временам! Когда  возилась с костром, раздалась канонада из «Града». Мы уже привыкли к этим залпам и под этот аккомпанемент занимаемся своим варевом, не обращая внимания на залпы. А в начале войны я от каждого автоматного выстрела далеко на улице бегала прятаться в ванную комнату. Теперь мне это смешно! Однажды сосед, возившийся недалеко от меня тоже с костром, показал мне осколок, упавший возле нас. Убивает наповал! А по виду легкая невзрачная штучка. Осколок этот нас не затронул. Мы же живем почти у линии  фронта возле Ачадара. Но в Новом районе еще хуже. В первые дни войны, когда шли бои в Ачадара и рядом, пули залетели к нам в квартиры, впивались в мебель и мы прятались в ванной. Потом привыкли. Фронт передвинулся дальше. Одна тревога – что нас ждет впереди. Неужели опять новый Карабах на долгие годы? Днем увидела в очереди за хлебом бедную Ирочку Патейпа – преподавательницу АГУ. Эту умную, интеллигентную девочку. Мы – родственники. Ее дядя – Виктор Патейпа – мой крестный отец. И по селу Лыхны родственники. Живет в Нов. Районе совершенно одна в 2-х комнатной квартире. Мама умерла – она была русская. Совсем по абхазски не говорит. Повела я ее к себе. Показала  чудо-изобретение соседа – мою печку и коптилку, чтобы и она могла соорудить себе эти «удобства» и «блага цивилизации», принесшие нам в Абхазию Эдуардом Амвросиевичем.

 

8 декабря 1992 г.

С утра пошла в библиотеку за зарплатой. Была зарплата, и деньги дали хорошие, с новой добавкой – всего 2.495 р. за две недели. Но покупать на них уже нечего. Ничего на рынке нет. Были продукты, у меня не было денег. Теперь наоборот. Люди боятся выносить товар, что-то и гвардейцы отнимают, говорят, у них. Голодно, голодно…

На работе услышала, что бомбят во всю очамчирские села и разбомблен г. Ткварчели. У линейной ж-д милиции на ул. Чочуа множество добровольцев, еще без формы и оружия. Кругом гвардейцы, гвардейцы… На каждом шагу: на перекрестках улиц, на рынке, просто на улицах, на перроне вокзала… На перроне же стоял и танк. Это он взобрался через лестницу на перрон.

Зашла к знакомой Н.А. В их дом в 11 ч. ночи попал снаряд с абхазской стороны, как они считают. Крыша разворочена, но никто, к счастью, из семьи не погиб, а их в доме 5 чел. Все уже спали. Множество осколков больших и малых пробили стену, вышиблись окна, осколки тяжелые, металлические. А такая была у них красиво отделанная квартира после ремонта. Это частный дом. Н.А. дала мне черствого хлеба – спасибо им, они меня уже не раз выручали то хлебом, то мукой. Ее сын работает в «Колосе» - он грузин, а она очень интеллигентная русская. На абхазцев она не разозлилась. Лишь сказала, что сами ведь абхазцы по радио предложили вывезти из города население, и кто, мол, виноват, что мы тут остались.

Еле доплелась домой. Тащила еще паркет старый для своей печурки  А дома новая неприятность – в доме В. увели парня абхазца, который там скрывался уже с начала войны. Его опекала молодая русская женщина рядом, соседка по площадке. Он ни разу ни в кого не стрелял, не хранил оружие. Увели в комендатуру. Конечно, выдали соседи. Рядом живет гвардеец. Соседки А. не было в это время дома. Узнав об этом, она побежала в военную  комендатуру, рассердившись на соседей – мегрелов. У парня в Гудаута воюют 3 брата – он четвертый. Они ему наказали сидеть тихо в Сухуме и не рыпаться. Мол, если мы погибнем, хоть ты один должен остаться у нашей матери. Вот он и сидел. Тихий, такой  хороший парень. И вот увели. Что будет с ним, Бог знает. Мы все здесь под дамокловым мечом. Чем больше они станут терпеть поражения военные, тем они будут злобнее и скорее с нами тут расправятся. За Гагры и т.д. Рассказывают ужасы об абхазах, натравливают против мирных абхазских горожан с целью мести. Кто же нас спасет и защитит?

Кажется их установку «Град» на кладбище разбомбили. Что-то она молчит сегодня. И поделом! Но у них есть установки и в других местах.

Все прогрессивные и интеллигентные грузины города тоже возмущены этой войной, танками, разбоем. Пока шла по нашей трассе, промчался один танк в город из Гумисты, а другой, наоборот, в сторону Гумисты. Как ошалелый промчался! Весь наш асфальт они продавили танками.

 

9 декабря 1992 г.

Встала чуть свет и пошла на рынок, чтобы добыть что-то съестное – к 1 ч. дня там уже ничего нет. Утром было мясо по 200 р. за кг. и даже печень – тоже по 200. Взяла того и другого – такая роскошь! А что делать, больше нечего абсолютно есть. Из печени сделаю паштет, чтобы было что мазать на иногда достающийся хлеб. Спасибо библиотеке  - это она спасла меня от голода.

Сегодня ночью не стреляли – было на редкость тихо.  С чего бы это? И тишина меня тоже пугает – может грузины прорвались в Гудаута и потому тишина у Гумисты.

Соседка В. – Алла, что опекала этого парня – абхазца, которого вчера забрали гвардейцы, вернулась из военной комендатуры ни с чем. Там ей сказали, что они таких парней не берут, т.е. таких, кто сидит дома без оружия и не воюет против них. Значит, это чисто местная инициатива, а именно, соседская, вокруг же и рядом живут мегрелы и среди них служат и в гвардейцах. Сейчас смотрю из окна, стоят во дворе у них и обсуждают что-то, размахивая руками. Наверно, этот же вопрос, о заложнике. Бог знает, что они самовольно могут с ним сделать, свершить и самосуд. Вот такие вокруг нас соседи. Нет, нет, как все уляжется, буду искать обмен и уезжать из Сухума. С меня хватит! «Молодцы» мои родственники – абхазцы – бросили меня тут одну на произвол судьбы и горя им мало. Главное, чтобы прописка их здесь была. Я погибну и как раз им кстати. По ночам от боли и горя разрывается сердце, от всего передуманного. Жив ли там Лева, другие ребята? Думает ли кто о том, как я здесь осталась и живу?

 

10 декабря 1992 г.

Никуда не ходила, была весь день дома и возилась с костром. Слышала, что в центре города, у молочного магазина, на ул. Октябрьской, полицаи и гвардейцы напились и устроили между собой грандиозную потасовку. Весь квартал был оцеплен и никого туда не пускали. Такая вот армия и наводители порядков.

Сегодня ночью была тишина редкостная. В очереди за хлебом В., одна абхазка сказала: не верьте им, что взят г. Ткварчели, если бы он был взят, они наладили бы подачу эл. энергии. Ткварчели стоит как форпост. Но как нам тяжело без света. Уже второй месяц из-за этого у нас информационная блокада. Одна информация из их «Дем. Абхазии» насквозь часто лживой. Прочла статью груз. «демократов» - депутатов Гамахария, Месхи и еще двух сванов – депутатов. Они назвали бывшую газ. «Абхазия» оголтелой, которая напечатала, мол, проект устройства Абхазии, Т. Шамба разработанный. И предлагают свой вариант. Конечно, я его просмотрела. Все в нем, как было при Сталине, Брежневе, Хрущеве… Та же командно-адм. система, тот же диктат из Тбилиси, когда Абхазия без его ведома не может назначить у себя ни одно должностное лицо. Символика, мол, должна быть своя у Абхазии, но ничем не отличаться от грузинской. Спрашивается, зачем же тогда такая символика? Все рассчитано на простаков и наивных людей. И они сами, наивные, полагают, что пойдут на такое устройство своей республики абхазцы?! Лишь одни они умные, а другие все простаки. Вот и не будет конца противостоянию.

Говорят, что бои переместились в сторону Очамчира и потому у нас тихо. Похоже, им хотят абхазцы устроить «котел» сталинградский. Один из летчиков русских, наемник, бомбил в Очамчира абхазские позиции. Им платят огромные деньги за один такой вылет, обещают машину и квартиру в Тбилиси. В общем, кто даст больше! Как на аукционе.

У наших мусорных контейнеров было полно пасущихся там кошек и котят. Теперь их не стало – или перемерли с голоду или их разодрали и съели сами голодные бродячие собаки.

 

11 декабря 1992 г.

Пошла пешком на работу отнести просмотренные карточки и взять дргуие. Сгорел автовокзал и прилегающая к нему часть ж-д вокзала, где стояли камеры хранения. Крыша провалилась насквозь. Никто ничего не знает. Вернее, знают, но молчат. Они говорят, что это абхазцы сбросили бомбу или снаряд (но от снаряда такого пожара грандиозного быть не может), другие говорят, что сами гвардейцы там поссорились, подрались, у них были гранаты и другое оружие, которое и пошло в ход. Это вероятнее всего, потому что в эти дни я там видела на перроне и вокзале много фланирующих гвардейцев. Пока их там не было, вокзал был цел, как они появились, произошла трагедия с вокзалом. Какое теперь на очереди добротное здание?! Сердце обливается кровью от всего увиденного.

Выйдя из рынка, видела, как местные ребята с автоматами отстреливали несчастных голубей. На жаркое, по-видимому!

Тишина сказали оттого, что заключен договор о прекращении огня между абхазами и грузинами до 12 декабря. По-видимому снова выводятся российские войска. На кого же они нас бросают?..

Господи, спаси нас и помилуй. Избавь нас от таких «демократов» и их предводителя. Как он мог пойти войной на Абхазию? Чем он демократичнее Гамсахурдия. Во мне рождается ненависть. Это плохое чувство, но как быть?

Когда я несколько дней назад выразила сожаление своей соседке – мегрелке по поводу сожжения гостиницы «Рица», она мне ответила: «Ну, ведь это не грузины делают, это хулиганы!» Мне хотелось спросить: «А из кого состоят эти хулиганы?» не спросила – нельзя! А ведь это не абхазы сжигают лучшие здания своего города – абхазов здесь почти не осталось, а те, которые  остались, прячутся и это, в основном, пожилые люди. Русские и армяне тоже сжигать и делать поджоги не пойдут – они боятся и им это ни к чему. Так кто же остается из этих «хулиганов»? Кто повально ходит пьяным, колется наркотиками, стреляет в ни в чем неповинных голубей? Мясо их наверняка есть они не станут – у них достаточно денег, чтобы купить его и на базаре. Так кто занимается «загадочными» пожарами, как выразилась их же «Демократическая Абхазия?» Уж они-то знают кто и кто куролесит в городе.

 

12 декабря 1992 г.

Сегодня, по слухам, кончается перемирие. А что дальше? Встала сегодня поздно, в 9 ч. утра, т.к. ночью не спалось и уснула под утро. Пошла с утра собирать кору эвкалипта и др. топливо для костра и печурки. Во всех там закоулках стоят и бродят гвардейцы. На обратном пути с полной сумкой топлива (оно горит мгновенно и как бумага), встретила родственницу Э., что работает в больнице в отделении ухо-горло-нос. Она сказала, что с Гудаута у них тоже нет никакой связи. Знает лишь, что сын ее двоюродного брата был ранен и увезен в Москву. Сказала также, что ее двоюродная сестра Ч. с мужем тоже здесь в Сухуми и к ним уже 18 раз приходили гвардейцы. 18 раз!

У дома на нашем клошарном рынке купила петрушку и 5 кг мандарин. Фрукты в этом году дешевы, потому что покупать некому – население разъехалось и отдыхающих нет и теперь уже давно наверно, не будет.

Некстати, вчера поранила  палец, рубя досочки от ящика. Теперь не  постирать, пока не заживет. А все такая проблема, что дальше уж некуда! Хлеба осталось полбатона, а потом надо доставать, вставать ночью и стоять по 8 ч. в сутки в очереди. И дают-то всего 2 батона. Один – мягкий, уходит в первый же день, а второй, черствый, уже съедается медленнее. И сколько так не по-человечески жить? Все это мы уже прошли в детстве и отрочестве во время второй мировой войны, думали, что хоть старость будет сносная,  а не тут-то было – еще хуже, чем во время последней войны. Тогда хоть карточки были на хлеб и гарантировано 400 г. на человека в день и др. продукты по карточкам были.

Цены вздувают непроизвольно кому как вздумается в магазинах. Фундук очищенный недавно был на кондитерской фабрике по 90 р. за кг., сейчас – 120 р. за кг., а сегодня подошла к ларьку – уже 140 р. Но ведь я лишь позавчера брала по 120 р. ?! Вот так они надувают и без того страдающих и несчастных людей. Такие  нечистоплотные люди, наживающиеся на беде. Во всякой блокаде так бывает. И ни на кого нет управы.

Сегодня к вечеру уже постреливали. В. говорит, что передышка была из-за обмена пленными. Сейчас тихо.

Ночью снился кошмар, в страхе проснулась. Теперь боюсь ложиться спать. С элениумом лучше, но нельзя же все время принимать транквилизаторы – привыкнуть можно и тогда вообще не  уснуть. Днем лишь замочила белье в теплой дождевой воде, т.к.  болит  порезанный гвоздем при рубке ящика для печки палец, работала с карточками. К вечеру страшно ноет спина – это на нервной почве и от напряжения всего дневного. Будет ли спокойная ночь?

 

13 декабря 1992 г.

Сегодня день рождения бедняги Левика. Где-то он там? Жив ли, что поделывает? А если его заставили воевать? Он же даже гвоздя в стенку вбить не может. И никому не скажет, что он больной, что он – инвалид второй группы. Постесняется сказать. Никогда у него еще такого ужасного дня рождения не было, как  нынешний. Все – то мама была рядом в этот день с подарками, то я – его бедная тетушка… был бы лишь жив!

Сегодня было без десяти два ночи, когда я вдруг проснулась от гула тяжелого самолета. Именно тяжелого, так он надсадно и тяжело гудел. И летел очень низко, прямо над домом. Спросонок мне показалось – он стреляет автоматными очередями. Но в кого? Все спят в домах, глубокая ночь, сквозь серую пелену неба едва пробивается тусклая луна. Я умом понимала, что надо вскочить с постели и бежать спрятаться хоть в ванной комнате от осколков. Но не могла подняться, так меня приковал к постели сон. Я ведь приняла таблетку хлозепида на ночь.

После этого так и не уснула. До утра! Не слышала куда улетел этот самолет. Встала затемно – не могла больше лежать. Сразу пошла к В. в соседний дом и спросила, не слышала ли она ночью тяжелого гула самолета. Она ответила отрицательно и сказала, что мне это лишь приснилось. Наверно,  я схожу с ума, подумалось мне. И тут зашла к ней ее соседка по площадке. Я и у нее спросила о самолете. А она сказала, что да, был самолет, причем летел тяжело и низко. Значит, не приснилось. Это В. крепко спала, хотя жалуется на бессонницу.

Сегодня очень холодно. Ветер, и печурку мою все время задувало ветром. Наплакалась от дыма – он просто выел мне глаза.

 

14 декабря 1992 г.

Говорят, что перемирие продлили до 17 декабря. Ну, а дальше что? Какая нам светит перспектива, если, как говорят, чеченцы уходят, поскольку Абхазия выразила желание присоединиться к России, а Дудаев против этого? Дудаевы приходят и уходят, а страны остаются. Кто знает, кто придет потом вместо Дудаева?

Все это большая политика и не моего ума, наверно, дело.

А вот во дворе у нас появился 15-летний мальчишка с охотничьим ружьем и отстреливает бедных птиц. С утра до вечера. Даже не жирных в это время дроздов, а бедных пичужек – воробьев, синиц и др. пернатых, голодных, слетевших к нам с гор за пищей и не получающих даже уже и у нас, т.к. нет никаких крошек хлебных, ни сала свиного, ни семечек для синиц. Все в прошлом! Когда я колдую со своей печуркой за окном, воробьи вьются у моего окна и просят есть. Так жалко, а дать им совсем нечего. Порой отрежу от себя ломтик и накрошу, но им это мало.

Была в библиотеке. В.М. сказала, что была в Новом районе и там, где стоят в ряд гаражи автовладельцев, роют окопы. То ли гаражи приказали снести, то ли еще что – не знаю. Но готовятся.

В городе полно появилось новых военных в пятнистой форме. Наверно, десантники.

Говорят, что идут переговоры между грузинами и русскими. Решено отвести противоборствующие стороны на несколько км. друг от друга, а дальше что? А дальше, видимо, будут уже диктовать сильнейшие и великие – грузинская сторона. Так и напрасно пролили кровь молодые люди. Все хорошо и гладко у них в «Дем. Абхазии» на бумаге. Там сплошь и рядом одна «демократия». Другое дело в жизни и в быту. Напр., мы и русскоязычное население уже насмотрелось на такую «демократию» и сделали свои выводы.

Ну, а что делать? Не воевать же без конца с ветряными мельницами, как воевал Дон Кихот. Это же бесполезно и себе дороже. Они были и останутся белой костью, а мы – чернью бессловесной. Как сейчас в хлебной очереди. Уже одна такая очередь говорит сама за себя. Даже слов тут не надо.

Сегодня я вышла за хлебом из дома в 4.30 ч. утра. Было еще совсем темно и рассвело лишь часа через 2. Простояла до 11 ч. утра и удачно взяла хлеб, т.к. стояла близко. Другим не досталось. Зато всю ночь хлеб вывозили любым автотранспортом для грузинского населения, в города и села. Рафики, «Икарусы», фургоны разных типов, просто легковушки – вывозили и вывозили хлеб с завода, а люди стояли и мерзли молча на дворе. Длинная такая бессловесная темная очередь, в основном, из стариков и старух и, в основном, из русскоязычного населения и армян. Все всё знают, но молчат. Попробуй пикни! Даже спросить не смеют, будут ли давать им вообще сегодня хлеб или нет. Зато из другого, служебного окна, все выдается и выдается хлеб привилегированному населению по несколько батонов, и они, счастливые, уходят прочь, даже не глядя на нашу очередь.

Такова «демократия» новая по-«шеварднадзевски» и по-«надарейшвилевски» и прочих наших «демократов» несчастного парламента Абхазии.

Кресла, судя по газете, уже распределили, выбрали без всякого парламента новое правительство, новых министров, состоящих в основном из грузинской национальности и несколько абхазцев, вроде Св. Кецба, Р. Эшба и кое-кого еще типа марионеточных, которые устраивают новое правительство и считаются «истинными демократами» вроде Л. Маршания, этого давно известного демагога. На выборах в парламент Абхазии они ранее не вошли, разобиделись и вот сейчас взяли реванш и уже на «белом коне».

Ну, ладно. Это уже мои выводы, а я обещала писать лишь о фактах. Да, соседка – грузинка меня предупредила, чтобы я зря и лишний раз по городу не шастала: в заложники берут абхазцев, даже женщин. Лучше не высовывать носа. Но как, если ежедневно надо что-то доставать и искать вплоть до хвороста для печурки. Рассказывают о зверствах, якобы совершенных абхазцами в сел. Кочара, и нынешнее заложничество, мол, результат этих зверств.

В зверства верю плохо. Просто стараются восстановить простых людей друг против друга. Чтобы убивали ни в чем неповинных абхазцев в городе.

Вообще жить в городе становится опасно и страшно для нас.

 

15 декабря 1992 г.

В хлебных очередях чего только не услышишь! Рядом вполголоса один армянин рассказывал, как гвардейцы остановили троллейбус, идущий в Новый район (тогда еще был эл. свет и они ходили), вошли сразу в три двери троллейбуса и потребовали от пассажиров паспорта. Именно паспорта, а не какой-либо другой документ. Те их достали. И тогда гвардейцы стали вырывать из паспортов ту страницу, которая заполнена на абхазском языке. Ведь данные в паспорте заполняются на трех языках у нас. Затем изуродованные таким образом паспорта вернули пассажирам. И этот армянин в очереди с недоумением и риторически  вопрошает: «Что это!!!» А я ему тоже спокойно ответила: «Это – «новая демократия!»

Многие люди в городе разных национальностей уже давно сделали свои выводы, глядя на все происходящее в нашем городе. «Дем. Абхазия», как всегда о пожарах, с горечью пишет о пожаре ж-д вокзала. И ни слова о том, кто в этом повинен, кто совершил злодеяние и какие меры будут приняты к преступникам. А ведь ясно, как день, что все это совершили дислоцировавшиеся там несколько дней гвардейцы с одним своим танком на перроне. Они обитали в одной из уютных комнатушек автовокзала и чего-то там не поделили, разорвав при этом ни в чем не повинный вокзал. Пока их там не было – я ведь целый месяц проходила по перрону, идя на работу – вокзал был целехонек. Появились они – вокзал сгорел за пару дней их пребывания там.

 

16 декабря 1992 г.

Вечером, 15-го числа, опять раздались сильные взрывы в районе Новом. И сегодня утром – тоже. С какой стороны стреляли неизвестно.

Утром пошла узнать о пенсии – ничего нет. Оттуда с сумкой – за корой эвкалипта и хворостом.

По ул. Эшба туда-сюда опять дребезжали танки, в сторону Гумисты и обратно. Откуда-то со стороны Лечкопского кладбища тоже  выполз танк. Вот такое оно, «перемирие» и «переговоры» до 17 декабря, как нам сказали. О чем, собственно, могут вести переговоры противные стороны, если то, что предлагает одна сторона неприемлемо для другой и наоборот?

Наверно, конца этой войне не будет.

Увидела по дороге опять Э.С. Она сообщила мне, что умер сын Х.Г. – Алик. Еще молодой мужчина. Это родственник моей двоюродной сестры. Завтра похороны в 1 ч. дня. Надо будет обязательно пойти. Пешком! Все пешком и всюду лишь пешком. Откуда брать на все силы.

Надо развести костер и постирать три дня замоченное белье. Все такое мученье – первобытная жизнь.

За  комбижиром, который стоит 150 р.за кг., стоит огромная очередь, будто за сливочным маслом. Раньше его никто и в рот не брал. Опять мне приснилось, что Лева до Гудауты не дошел. Одолели меня тяжелые сны. Ни одной ночи без  неприятного сна. И хлозепид с элениумом не помогают.

На ул. нашей Эшба через каждые 100-200 м стоит непременно гвардеец. Кишат они повсюду и везде. Как их много! Ведь и местные одели формы и пошли с автоматами. Разве все это абхазам одолеть? Надо же быть реалистами – или же унижение и еще более тяжелое рабство, чем при социализме, или просто гибель всего народа.

И все равно Л. Маршания я никак патриотом назвать не могу! Он печется лишь о собственном удобном устройстве, чего и добился. Во всякой нации есть такие люди. Но они – это еще не вся нация и не весь народ!

 

17 декабря 1992 г.

Поздно вечером, уже темно, и пришлось лечь из-за отсутствия света, несколько раз затрещал пулемет, где-то будто совсем рядом, так близко. Раздавались выстрелы. Было неприятно и страшно. Ну, в кого здесь в городе вот так можно ночью стрелять из пулемета или автомата?

Наверняка пьяные эти вояки и просто балуются, пугая бедных людей и без того живущих пещерной жизнью.

Была я вечером у В. в соседнем доме. Она лежала, я сидела рядом, держа на коленях и грея ее котеночка, которого она подобрала и приютила. Оказалась кошечка, и я ее назвала Сесилью. Она ко всем лезет на колени греться, а ночью пролезает к В. под одеяло и спит с ней.

Мы просто разговаривали при свете ее коптилки. Так рано спать ложиться не хочется, всего 6 ч. вечера, а дома и поговорить мне в квартире не с кем.

Возвращалась, наши уже закрыли дверь на засов. Рано закрывают. Пришлось беспокоить соседа, чтобы открыл мне парадную дверь. А за дверью стояли в это время еще две моих соседки и шутливо от меня потребовали: «Пароль, пароль!» Я засмеялась, пароль сразу не придумала, а потом мне пришло в голову уже в постели, что надо было  сказать: «В «Колосе» в свободной продаже булочки с маком!» В самый раз и к месту, т.к. мы давно никаких булочек не видим

Ходила на похороны бедного А. (Алика Сангулия? – Ред.) – сына тети Х. По нынешним военным временам похороны были вполне приличные. И народу собралось немало. Конечно, были и грузины с соседних улиц, те, кто его хорошо знал с детства.

Абхазцев было мало. Даже среди их родственников многие отсутствовали – нет в Сухуме.

Роскошные букеты – роз, хризантем, оформленные в целлофан. Симпатичная, хотя и некрасивая  жена. Квартиру, похоже, пока не ограбили. На месте вся библиотека, роскошная хрустальная люстра… Уж ее бы сняли мародеры!

Вынесли в половине первого – так рано. Пошел дождь. На улице ждала машина скорой помощи – туда и поставили гроб, внесли цветы и сели близкие товарищи и те, кто должен был затем на кладбище гроб вынести и донести до могилы. Больше никто из родных в машину не вместился. Вокруг не было ни одной легковой машины. Во-первых, их уже все отняли у абхазцев, а и те, у которых она осталась, спрятали машины, боясь на них ездить. Не видела и большого автобуса для родственников и близких, желающих поехать на кладбище. Я не стала никого ждать. Дождь припустил во всю, я была, дура, без зонта, на дворе у меня висело для просушки белье и едва машина с покойником отъехала, я сама поспешила домой. Туда и обратно пешком! С ума сойти! Это от нас до ул. Кирова, где был городской нарсуд. Нарсуд разгромлен – осталась одна коробка от здания: ни крыши, ни окон, ни дверей. Вот такие варварства вокруг, будто гунны прошлись.

Пока шла домой, по дороге обогнал меня один танк в сторону Ачадара. Не оборачиваясь, я уже знаю, когда позади мчится танк, дребезжа и тарахтя.

Видела по дороге мою институтскую подругу – грузинку Н.Г. Поговорили от души! Она меня звала к себе. А это не сделали даже мои знакомые абхазцы в Сухуме. Вот и говори о национальности. Все дело лишь в людях, а не в национальности.

Она сказала, что новый комендант дал прикурить гвардейцам и теперь они так не шастают по рынку, как раньше. Чего им табунами по рынку ходить, только людей пугать своими автоматами. Всегда ненароком могут выстрелить – ведь среди них много пьяных и под наркотиками. Страшно было мне идти по улице на эти похороны. Надо меньше выходить в город вообще.

 

19 декабря 1992 г.

Сегодня день Николая Чудотворца. Ходила с утра в церковь молиться, просить Чуда у святого – спасти наш маленький народ, принести ему успех, спасти меня, Левика, Юру, всех моих родных и близких от гибели. Понесла фрукты к столу для покойных.

Идя по дороге в церковь, видела на перроне стояла электричка в сторону Очамчира. Почти новенькая, чистенькая, такие у нас раньше и не ходили. Пригнали, наверно, из Грузии.

Стоит так: в самом переди две дрезины пустые, за ними еще дрезина с мешками и песком. Это на случай диверсии и взрыва на дороге. Потом электровоз, а затем уже пассажирские вагоны. Едут в ту сторону, в основном, они. А кто же еще? Вот так бы ходила в сторону Гудаута!

После церкви, если уж была в  центре (тяжело ходить пешком всякий раз), пошла на рынок купить хоть что-то что надо. Купила лишь цицмат – кресс – салат и белый редис. С тем и ушла. Рынок почти пуст. Меня нагнал в дороге опять дождь. Пришла усталая очень и мокрая. Ну и жизнь! А тут холод, надо печку топить, дым, сажа, копоть… Скоро и дровишкам моим конец. Тогда уж не знаю что делать, как сготовить еду.

А ночью бухало на Гумисте и довольно сильно. Сначала стреляют они, потом отвечают из-за Гумисты. Все равно спала – мы уже привыкли. А что делать?

 

20 декабря 1992 г.

Все же я простыла, идя с похорон А.С., когда шла без зонта под дождем. Сегодня промозглая погода. За окном идет мокрый снег. В квартире стылость, как в могильном склепе. В своей банке за окном все же вскипятила себе какао (даже пока!) и кипяток для термоса. Дрова на исходе, а мне очень нужно горячее питье. Принимаю все меры, чтобы не свалиться. Что тогда будет со мной? Есть калина в сахаре, малина,  мед, лимоны, козий жир, сухое молоко… Но вот ноги попарить – проблема. Не очень-то нагреешь горячей воды без хороших дров.

Что с нами дальше будет? Зима в разгаре – ни света, ни газа, ни отопления, ни воды, ни дров… А сегодня, говорят, для населения и хлеба не было. Я не выходила никуда – нельзя, совсем свалюсь. Надо переждать простуду.

Мой сосед – летчик Ж.М. отвез 4 моих письма, чтобы опустить в Москве – Юре – брату в Пицунду сразу 2 письма, в Ригу и в Молдову. Очень нужно послать и в Гудаута 2 письма через Москву, но мама Ж. сказала, что он теперь уйдет в отпуск до января. Как я  сглупила, что не подготовила ему сразу и гудаутские письма. Говорят, что где-то возле Маяка есть вертолетная площадка, откуда летают в Гудаута. Надо будет найти и передать хотя бы там через кого-то. Но боязно мне туда идти. Еще письма отнимут и саму прогонят или в заложники возьмут. Русским бы военным передать, что летают в Гудаута часто.

Хорошо, что вчера сварила себе еду дня на два-три. Готовить с открытым настежь в кухне окном, когда за окном идет мокрый снег, а я с гриппом – это самоубийство. Разогреть уже легче. Где найти потом дров?! Когда же кончится эта война? Приехал бы Левик из Гудаута. Так боюсь, что он потеряет и свою квартиру. Парень больной будет без своего угла. Какое жесткое время дня нас. И это – «демократия!?»

 

24 декабря 1992 г.

Пролежала я несколько дней с гриппом. Совершенно одна. В доме была какая-то еда, даже шикарная по нынешним временам, но ни куска хлеба. И в магазине его давно нет. Был  у меня говяжий бульон, рагу из свинины с горошком и картофелем, паштет  из субпродуктов, сделанный самой, фрукты, сухое молоко. Пока работала, отъелась немного, набрала сил. А то и не помню, когда в последний раз ела мясо с началом перестройки.

Не видя меня 3 дня, В. пришла узнать что со мной. Я ведь к ней каждый день бегала в дом напротив, даже в день два раза иногда, излить наболевшее. Узнав, что у меня нет ни кусочка хлеба, даже такой шикарной едой не наешься, если совсем нет хлеба, она мне принесла целых полбатона. Вот такая жертва! Сама она еле ходит с больной нагой, стоит в очередях за хлебом, когда он есть, а потом раздает, то одной  сестре, то другой, то собакам, то кошкам, то мне или еще кому.

Но В. пришла еще и потому, чтобы сообщить мне, что «их» прижали где-то «наверху», обещали устроить им экономическую санкцию, если не оставят в покое Абхазию и что нам нужно запасаться продуктами впрок. «Они»-то выживут, умрем первые мы, изнеженные абхазцы, чувствительные особенно к холоду. Но какие продукты, на что и где? Был бы эл. свет, работал бы холодильник и морозильные камеры. Можно было бы заморозить мясо, субпродукты. Но света нет и не будет стабильным, если и появится.

Опять ходят к колодцу на нашей улице и вычерпывают его за день до дна. В городе снова нет воды, опять какая-то авария. Снова абхазцы виноваты!

Ночью после ухода В. опять сильно стреляли. Просыпалась от залпов, мне показалось, что отсюда начали новое наступление на Гуд.р-н. Очень болела голова, плохо спала. И все думала, думала… Это наивно, думать, что такие санкции чем-то помогут абхазцам. «Они» вгрызутся в эту Абхазию зубами, чтобы не упустить. Без Абхазии Грузия как самостоятельное государство существовать не сможет – ведь у нее больше ничего нет для выживания, как страны. Опять я скатилась на анализы, но без этого мне трудно писать дневник. От злости за «санкции» они, наверно, так и громыхали ночью по абхазским позициям. Бедные там парни! Лежит снег, холодрыга, костров ночью разжигать нельзя, а они южане-мерзляки… Представляю каково им! И очень жалею! И наши, наверно, там.

На другой день после В. пришла из соседнего дома моя приятельница, старушка, бодренькая еще, за 80 лет, эстонка. В подавленном настроении. На ухо шепнула мне, что ей сказали, что через несколько дней тут начнется война. «Ну, а разве она уже не идет?», - спросила я ее. Очевидно, подразумевается наступление новое то ли оттуда, то ли отсюда. Все равно нам плохо!

В. накануне в городе видела крытые черным брезентом машины, в которых сидели бугаистые автоматчики. Прибыли, наверно, новые силы или куда-то отправляются еще.

Сегодня пойду в библиотеку – отнесу карточки. Может зарплата была. Попрошу З. и Л. меня поддержать и не лишать работы. Не от них это зависит – они бы с радостью, я  - трудяга. Но сокращений не избежать – «они» обанкротились окончательно. Да если еще и санкции появятся… Мы, тутошние абхазцы и русские, и без «санкции» отдадим концы от голода и холода. А если уж и «санкции!»… Говорят, что будут теперь помогать гуманитарным образом западной Абхазии – Гудаута, Гагра… Ну, хоть за них порадуемся. Буду спокойна там за наших, если еще и Левик жив и там обитает. Мы умрем – они останутся.

Мы рассуждали, сидя с В., что войны этой могло и не быть, а жили бы  мы с грузинами сносно и мирно, это нам более родственный народ, чем русские, по традициям, по обычаям, культуре, воспитанию, по родственным связям, если бы сами грузины не совершили столько ошибок и несправедливостей по отношению к абхазам.

Сначала это бесконечное переселение сюда  выходцев из Западной и Восточной Грузии, затем стремление ассимилировать народ абхазский, а уж в последние годы с началом злополучной неудавшейся перестройки и совсем хорошо: постоянные оскорбления, унижения, высокомерие, старание абхазцев принизить, как «хомо сапиенса» - люди даже, мол, не второго, а третьего сорта; также безответственные публикации на такую же тему политиков, историков, ученых… И долбили, испытывая терпение малочисленного, но тоже горячего, свободолюбивого и самолюбивого народа, каким они считают лишь себя. Это и такие фразы, как «абхазы – мох на теле Грузии, который надо содрать», «Нам нужна Абхазия без абхазцев»… Изречения, вроде: «А кто такие абхазцы – разве это люди?» - услышанные мной в Тбилиси в 1950 г. от одной девчонки – дуры (от старших, конечно, услышала), это и выражение мегрела Л. из соседнего дома об абхазцах: «Живут на нашей земле и еще командовать хотят», это и мерзкий жест одной базарной торговки в очереди за хлебом, которая сказала: «Мы теперь абхазцев вот так!» - и сделала жест ногой, раздавливающей на земле насекомое, клопа, например. Все это было и есть и терпение абхазского народа иссякло. И вот идет война! Теперь удивляются: «Почему? Всегда мирно жили! Воевали с общим врагом, но между собой – никогда!» Да, жили. Но опять-таки терпели. Абхазцы делали хорошую мину при плохой игре. Опять-таки абхазский такт и воспитание, абхазская сдержанность и степенство. А что дали АГУ и телевидение и т.д. и т.п., то не грузины это дали абхазам, а Москва тогдашняя, ЦК, чтобы как-то успокоить абхазский народ. Но опять по этому поводу сыпались затем попреки на головы абхазов: «Ах, вы, неблагодарные, мы вам  дали то да это, а вы еще недовольны!» Занимайтесь своей культурой, а землю, на которой испокон веков жили ваши прадеды, деды и отцы, оставьте в наше распоряжение. Вот – тут-то и нашла коса на камень! И идет эта мерзкая война!..

Я понимаю, что политикам из Абхазии не сами русские нужны, а Россия, как сильное государство, которое сможет защитить в любое время Абхазию, взять ее под свое покровительство, помочь стать на ноги и уж никак никогда не воевать с малочисленным и безобидным народом. И я тут поддерживаю эту идею. А сейчас просто вся сжалась от ожидания еще худшего.

Слез у меня уже не осталось.  Я их выплакала в первые дни войны, в августе, когда на нашей ул. Эшба гибли молодые парни – абхазцы в спешке отступая к р. Гумисте. Каждую ночь плакала, слыша автоматные очереди. А сейчас просто  ком в душе и неимоверная тяжесть. Уж лучше бы  плакала – мне было бы легче. А длинными ночами лежу и думаю, думаю так, что лопается голова. Ложимся-то в постель даже в 5 ч. вечера. Рано темнеет, света нет, экономлю керосин – вот и приходится ложиться с горькими думами. И еще холодрыга страшная – под одеялом как-то теплее. Если еще и воды для грелочки сумею нагреть на своей банке-печурке.

Россия, примет ли, поможет ли? Ельцины приходят и уходят, а Россия остается и останется навсегда. Над Ельциным и его кликой будет еще суд истории. Может, доживем до этого. Кто-то выживет из нынешнего населения бывшей страны.

Говорили всегда применительно к абхазам и грузинам: «старший брат (подразумевая грузин), младший брат -  об абхазах», но если даже в семье старший брат будет все время третировать младшего, пилить его без конца и не видеть в нем человека, то даже он сбежит куда глаза глядят от такого старшего брата. Так чему тут удивляться? Бежит «младший брат» - абхазы, от такого «старшего брата» - грузин и уже бежал, куда глаза глядят, кто бы его ни принял на стороне (пусть Россия, пусть Дудаев, пусть Турция) – лишь бы убежать без оглядки и не возвращаться. Вот такую я смогу провести тут аналогию. А говорить с «ними» невозможно, бесполезно, не умеют выслушать, понять… Ни разу не сели за стол с этим «младшим братом» и не спросили у него, почему он «бежит», чего ему не хватает? Даже младшему брату в семье дается своя доля в хозяйстве, которая лишь ему принадлежит, и старший ее затем не отнимает, потому что у него есть – своя.

Ладно, хватит выводов и анализов. Буду писать о событиях дальше, если они развернутся.

 

25 декабря 1992 г.

Соседка по площадке сказала мне, когда я пришла с работы, что приходили двое мужчин бородатых из Красного Креста. Один говорил по-английски. Жаль, что меня не оказалось дома. Они ушли. Сказав, что придут еще или пришлют письмо. Странные англичане! Откуда им известен мой адрес? И причем письмо, какое письмо они мне пришлют? Я никому ничего не писала, тем более в Красный Крест. Думаю, что это могут быть обыкновенные воры и пришли на разведку. Одинока, абхазка! Тем более, что на другой день я услышала, что в доме на ул. Эшба па пятом этаже в тот же день, когда приходили эти «иностранцы» ко мне, была убита русская одинокая женщина, предварительно ими ограбленная. Вот и открывай двери Красному Кресту! Никому не верю и говорить буду лишь в присутствии соседей. Если они и вправду англичане. Возможно, они просто хотели узнать, как ко мне относятся соседи – грузины и с такой миссией прислали их сюда. Но все это мне  подозрительно. Идет война, убить могут от чего хочешь.

 

26 декабря 1992 г.

С утра пошла собирать хворост и кору эвкалипта. Хвороста уже почти нет, срубленных веток платана – тоже. Все подмели уборщицы улиц, листья сожгли, а  хворост сами забрали. Скоро ни одной палочки валяться на улицах не будет.

С утра очень сильно громыхали установки «Град» и под эту канонаду я пошла за хворостом. В хлебном очередь. Стоит пока впустую. Хлеб печется, но дают лишь гвардейцам и их семьям. Сразу по несколько буханок. Мы – без хлеба. Господи, когда все это кончится?!

А я так надеялась этим «англичанам» передать письма родным в Гудауту и подруге.

Пришла В. со своей пустой коптилкой. Наполнила ей своим «подарочным» керосином. Как тяжело с готовкой пищи?! Вся я в саже и мучаюсь с утра. Всего один раз по поводу какой-то аварии на газопроводе сидели в Тбилиси без газа – всего неделю!  - и вопили по телевизору на весь мир: «Ах, Тбилиси будет жить неделю без газа!» Чтоб они сейчас так жили, как мы, месяцами и годами без газа да еще в разгар зимы! Пусть им все отомстится, господи, супостатам чертовым! Хорошо воевать на таком расстоянии, когда тебя это совершенно  в бытовом условии не затрагивает.

 

27 декабря 1992 г.

Пришла Л. из соседнего дома. У почты очередь стариков за пенсией. Деньги затем принесли, но такими крупными купюрами – в 5.000 руб. одна, что ее нельзя нигде разменять. Деньги опять унесли в банк. Вот так уже поступают второй раз. Издеваются над стариками. В наше время выпускать такие купюры – это же лишь для миллионеров, а не для пенсионеров.

Ночью очень сильно стреляли. Наверно пытаются прорваться через Гумисту к Новому году. Сделать вот такой «подарок» Грузии – грузинскому народу. Представляю, какая будет там «мясорубка». Боюсь, что всех перебьют и сожгут деревни. А сделать это могут от злости, что так упорно сопротивлялись и не дали сломать оборону.

Сегодня ходила наша почтальон Нели и принесла мне эту крупную купюру достоинством в 5.000 для пенсии. Вот так! «Здравствуйте, я ваша тетя!», - как говорится. Мне же это «чудище» и принесли! Меняй как хочешь и давай тут же сдачи, а иначе пенсия тю-тю!

Надо было дать сдачи аж 504 р. Хорошо было дома 150 р., заняла у соседей 400 – сумела дать сдачи, уф-ф-ф! А где теперь мне менять мою купюру? Не у мясников же на рынке – надуют в два счета. Вот так они мучают бедных пенсионеров – пожилых людей.

Пенсию же с ноября назначили 1.570 р. Что это на месяц в сравнении с нашими нынешними ценами. Считай это всего 157 р. старыми деньгами.

Расплатились с нами по декабрь включительно. Оно и видно, говорили, что прибыли деньги в Абхазию – один миллион! Интересно, кто дал Грузии такие деньги? Сами мы сейчас бедны, как церковные крысы, и торговать нам нечем.

Нет, так и не прорвались ночью за Гумисту! Но должны же они это сделать, упорно пытаются. Со страхом жду этого дня в тревоге там за своих.

Все-таки, видимо, это были англичане. Говорят, что приезжали в машине с Красным Крестом. Жаль, что я их так и не увидела. Кто же их ко мне прислал? Кто-то из моих друзей или родных из Гудаута, а может кто-то из Москвы? Неясно. Жаль, жаль, что не повидались.

 

28 декабря, понедельник, 1992 г.

Всю ночь шел страшный бой у р. Гумиста. Сейчас, в начале восьмого утра, утихло. Но иногда бухает. Все-таки им важно к Новому году завершить операцию, чтобы поднять тост за покорение абхазов. Да, да, на языке XIX в. это так и называется, тогда бы так и произнесли и историки написали бы: покорение абхазов! Уже не в XIX веке, а в конце ХХ-го! Нужно поставить абхазов на колени. Вот и бьются они, бедные, там, до последнего . Напрасные жертвы! Такая боль за них. И это все совершает «демократ» №1, ближайший бывший сподвижник М.С. Горбачева, которого превозносил до небес демократический Запад, в первую очередь США. Вот  такие зигзаги в политике. Действительно, политика – грязное дело, недостойное порядочного человека и противное Богу, если идет вот такая бойня. Опять я – на анализы! И впрямь, как написано о Скорпионе в гороскопе – аналитический, мужской ум. А зачем он мне нужен1 Лучше бы я рассуждала, как другие: «Подумать только, идет такая борьба из-за кресел!» Наивные и недалекие люди!

Надо идти  в библиотеку и что-то делать с этой моей «драгоценной» 5.000-тысячной купюрой. Теперь будем мы, пенсионеры, кому их вручила почтальон, ходить с этой купюрой, как с писаной торбой. И в банк не понесешь – оттуда же и принесли. Видно, нет других. И потерять боюсь. Было бы на что жить сейчас, я бы ее сохранила до лучших времен. Но, увы, отдать соседям долг от ее сдачи и на что-то жить дальше. Может, работы лишат.

А какая  мерзкая сегодня погода – идет дождь со снегом. Мокрым! В квартире  стылость, а там им, за Гумистой, наверно, сейчася жарко. Бедные, бедные! Чем помочь, как и что сделать? Остается лишь сидеть и ждать конца всего этого. Любого! – И переживать и пережить всю эту боль.

С утра вдруг стали давать хлеб. Я зашла к В. поделиться о вчерашней пенсии, а у нее – хлеб. Отрезала она мне полбулки. Такое богатство! В. сказала, что в очереди  одна старуха сказала, что грузинские войска готовят генеральное наступление 20 января. Неужели? А что сейчас-то происходит? Это, мол, лишь подготовка. А я-то думала, что они к Новому году постараются покончить с абхазами. Решить вопрос, как говорится, окончательно и бесповоротно.

 

29 декабря 1992 года, вторник.

Встала в 5 ч. утра и пошла в очередь за хлебом. Ночью выпал небольшой снег, но мокрый. Вызвездило,  и к утру – морозец. Гололед, скользко. Сломались хрупкие ветви эвкалиптов. Люди из частных домов тут же выскочили с пилами и топорами и отнесли себе это топливо во дворы. Опять они! Всюду они поспевают. Простояла в очереди за хлебом с 5 ч. утра до 9 ч. утра. Люди окоченели на морозе. Пританцовывали. Старые, инвалиды, на костылях… Ноги стали нечувствительными. Потом, отчаявшись стали барабанить в дверь завода: будет ли хлеб или мы напрасно коченеем! Вышел пожилой грубый гвардеец, отругал за стук и сказал, чтобы уходили по домам – не будет хлеба. Ни сейчас, ни вообще потом. Никогда, вроде. А гвардейцы уносили хлеб в мешках, горячий, еще пышущий жаром, весь в пару. Разошлись люди. А я пришла домой, взяла сумку с деньгами и палку – алабашу – и поплелась по гололёду на рынок. Ведь кормит нас лишь он и черный рынок. Но и там почти пусто. Купила 1 кг. кукурузной муки за 100 р. и 1 кг. мяса за 250 р. На обратном пути собирала обломившиеся от снега ветки платана – и в сумку – для топки. Встретила по пути И. Патейпа. Она шла пешком аж из Нового района на базар. За какой-либо едой! «Хоть что-нибудь купить» - сказала она. Бедная Ирочка, была похожа на бомжиху, и это лектор АГУ, умница: в ветхом куцем  пальтишке на рыбьем меху, в дырявых перчатках… Сказала, что уже давно живет без хлеба. Печку железную купила, но на нее нужно массу дров, а их нет… Пришла я домой и стала жарить немного картошки. Как быть без хлеба! А ноги так и не пришли в себя от утреннего холода на снегу в очереди. И хлеба не достала.

Все гвардейцы с их машинами, танками и  танкетками исчезли вдруг из гостиницы «Турист». Там не осталось ни души. Куда – неизвестно! Русские все же сочувствуют абхазам. Нет, нет да слышится: «Когда же вернутся наши абхазцы», или «Абхазцы сейчас сильные…» Если бы! Так и не знаю, на что рассчитывают там наши абхазцы. Сухум взять им не под силу, туда грузинские войска упорно не пускают, отбрасывают от Гумисты. А сколько может длиться это «великое сидение»? Лично я рассчитываю на упорство и упрямство  Влад. Григ. (Ардзинба. – Ред.). Со слов В., у него отец такой упорный и упрямый, которого она знает.

Мои русские соседи стали ко мне «добрее». Если в самом начале войны они от меня сразу отмежевались, то теперь даже заходят за водой на первый этаж и т.д. Это, очевидно, потому, что абхазы делают крен в сторону России, ищут у нее поддержки.

Муку на хлебозаводе распродали налево из-за отсутствия мазута и воды, - так нам объяснили люди и потому хлеба нет и когда будет – неизвестно.

Люди при встречах делятся опытом приспособления в домашних условиях огня для приготовления пищи. Об обогреве и речи нет! Лишь бы еду какую-то приготовить. В комнатах стылость, как на улице. А на улице уже снег и мороз. А конца этой войне не видно. Нет, к Новому году не возьмут они ни Гудаута, ни Гагра – это уже точно. Сегодня 29-ое декабря. А вот что будет после Нового года – это уже Бог один знает!

Ночью мне опять снилось тяжелое, моя умершая сестра Рита. Плачущая в слезах! Наверно, беспокоится о сыне, Леве. Если бы я сама знала, где он, жив ли. После таких снов мне очень скверно. И без того я вся извелась, а тут еще эти сны. Еженощные! Ставила свечку в церкви – не помогает. А по ночам просыпаюсь от слуховых галлюцинаций. В ушах плач по-абхазски, «амыткума», прямо как на похоронах плачут, причитая по абхазски. И крик! Ну, ужас какой-то. К чему это? Я боюсь, что сойду с ума. Наверно, это у меня от атеросклероза сосудов мозга. Но раньше такого каждую ночь не было. А теперь каждую ночь. Разрывы снарядов туда и оттуда, а в ушах плач и причитание. Вот такое сочетание ужаса. А я совсем, совсем одна! И поделиться  обо всем этом, пожаловаться некому. У нас одна проблема – выжить, пережить зиму эту. Дожить до весны и лета. Пережить войну. Дождаться мира.

А ветки платана горят неплохо. Бедный платан! Как его ругали: и аллергию вызывает, и грязный вид имеет, мусор от него и т.д. А теперь скольких людей он спасает от голода и холода. Придет ли он в себя после такой рубки. Газета «Дем. Абхазия» все время взывает не рубить деревья, иначе штраф. Но это глас вопиющего в пустыне! Где тут быть патриотизму? Его у наших мегрелов в отношении Сухума и не было. А теперь и подавно – лишь бы выжить.

Новый год на носу. Они тащат вино, шампанское, поросят живых и битых, индеек, праздновать они его будут. А нам нечем отмечать – в диком холоде, без света , без огня.

 

30 декабря 1992 года, среда

Всю ночь опять палили у Гумисты. Похоже там ребята вообще не спят. К утру стихло. Отдыхают, видимо!

Всю ночь шел снежок. А утром повалил во всю. Всегда мы, горожане, мечтали о хорошем снеге перед Новым годом. И вот он повалил, но в какое, Боже ты мой, время! Все кругом белым бело, такая красота, а в доме нет ни света, ни газа, ни воды, ни отопления, ни даже хлеба. Кусочка хлеба нет. И не будет! Варю этот свой несчастный килограмм мяса на своей печурке, открыв настежь в кухне окно. Слава Богу, хоть не на костре во дворе.

А тут говорят, в городе дают импортное мясо по 170 р., макароны для одиноких пенсионеров, для них же какие-то консервы… Видимо, кто-то сжалился над стариками и прислал в Абхазию, а может и Грузия поделилась. Но попробуй пойди в город! Пешком от «Колоса» до центра города. Туда и обратно. Почти натощак. Назад ноги не приволочешь. Да еще там очереди на весь день. А темнеет уже в 4 часа вечера. Да еще шлепнешься где-нибудь на льду и снегу, сломаешь ногу… Тогда уж совсем «хорошо». Кто позаботится-то?! У кого в городе кто-то из близких остался, помогают чем-то друг другу. А я совершенно одна.

Никуда я не пошла. Это рискованное для меня дело. Да еще одышка, сердце гипертоника… Так недолго и концы отдать за 1 кг. макарон. Как-нибудь перебьюсь. Сделаю из этого своего мяса аж харчо! У меня есть прокрученные орехи фундука, как «акачпей». Купила 1 кг. за 120 р. на консервном заводе. Были они по 90 р., а тут уже 120 р. и нет их уже. Были бы тогда деньги, надо было бы взять 3 кг. Удобно, сытно и питательно. Тем более без хлеба. Сварю мамалыгу из своего 1 кг муки, есть настойка из бузины… Чем не встреча Нового года. Веточки сосны в вазе! И назло всем недругам отмечу. Одна! Если уже нет никого здесь. При коптилке, или разорюсь керосином на лампу. Ну и жизнь! Дай бог, чтобы они там в Тбилиси вот так жили и отмечали свои праздники, чего они нам устроили. И будем ждать что нам принесет этот Новый 1993-й год. А прошедший был ужасным.

Люди ломают ларьки, киоски на дрова, тащат все это на колясках, на тачках… Я не могу так. Делают это, в основном, русские. Мы, абхазцы, самые тут неприспособленные со своей деликатностью и  изнеженностью. Ведь женщины-то, в основном, остались. Мужчин, детей здесь уже нет – уехали все. А женщины стерегут свое имущество и квартиры.

 

31 декабря 1992 года, четверг

Навалило снегу по колено. Шел всю ночь и утром идет, не переставая. Сверкала вчера молния, гремел гром. Говорят, это к большому снегу. Если в Сухуме, в городе такой, то представляю, что делается в деревнях, наверху. А залпы все продолжаются в ту сторону. А оттуда мне уже не слышно. Отмечаются, наверно, что они все тут сидят и никуда не делись, несмотря на лавину снега.

А мы отрезаны в своих бетонных «пещерах» от всего мира. Ни света, ни газа, ни отопления, ни воды, ни информации, ни хлеба… Ни муки! У меня 1 кг кукурузной муки есть. Ни дров! Как и на чем что-то сварить? А снег все валит и валит. Чувствую, что заболеваю чем-то нехорошим, тяжелым. Не дай Бог! Что со мной тогда будет. Только бы не болезнь! В городе ни одной  близкой души. Родственнички мои, они бросили меня тут одну уже давно, а не только на время войны. Кому-то надо, наверно, чтобы мы тут горожане остававшиеся перемерли от жизни такой.

Будь проклята эта тройка вандалов, развалившая Союз в Беловежской пуще. Все оттуда!

Соседи – русские  из подъезда, взяли Игоря – соседа же и пошли куда-то в такую погоду рубить ларек или киоск. Притащили на санях. И русские выживут – они же привыкли жить в борьбе – за революцию, за хлеб и дрова и т.д…

Снег повалил деревья эвкалиптов. Тоже вышли и рубят,  пилят люди.

Сказали, что дают тесто дрожжевое на нашем хлебозаводе. Поплелась через сугробы. Очередища уже собралась большая, но тесто давали. Получали его лишь  приезжающие гвардейцы в сумки, пакеты. Очередь молча и терпеливо стояла. Пошел опять снег. Под ногами слякоть,  лужи, снег, сапоги мои  замшевые намокли. Стояла почти час и безрезультатно. Не выдержала и ушла домой. Говорят, что потом стали давать. Уже, когда люди были, наверно на грани. Стоят такие униженные, жалкие… Кто же нас до такой  жизни довел? Кому сказать великое «спасибо»? «Демократам», «фашистам»? Ни от какой власти нам не хорошо. Мы же просто люди в первую очередь, а не абхазцы, грузины, русские, армяне… Людей же в нас власти не видят.

Сижу днем под Новый год и штопаю свои чулки, носки. Вот и вся подготовка к Новому году. А под ногами грелка с теплой водой. Остыла. А воду снова нагреть, разжигать огонек – это мука. И дрова на исходе. Последние. Как их раздобывать? Хворост, кору деревьев, если снега с полметра.

Не сумев взять Сухум военной силой или не желая его разрушения, абхазцы, наверно, решили уморить от голода и холода, как и войска, стоящие тут, так и ни в чем не повинное городское население, особенно ни в чем невиновных русских и абхазцев. Почему же они тогда не вывезли отсюда все оставшееся абхазское население? Тут их осталось не так мало, особенно женщин. Или мы никому уже не нужны? Непонятная мне политика. Дело в том, что и блокада эта не поможет. Лишь население перемрет, особенно русское население и абхазское. Они тут защищены более нас, я уже писала. Особенно те, кто живет в частных домах. У них печи, дрова, запасы продуктов. А мы?

К вечеру почтальонша принесла мне сразу 3 телеграммы из Молдовы. От кого бы вы думали? От совершенно постороннего мне старика, знакомого по письмам, из брачных объявлений, а не от родных и близких! Зовет к себе, пишет, что деньги и посылки в Абхазию не принимают. Я была очень тронута таким вот сочувствием чужих людей, а не своих. Не поеду, конечно. Непросто выбраться в одиночку с вещами из Абхазии, дорого, по дороге я помру от перипетий и пересадок, далеко уж очень. Но дорого внимание и сочувствие.