Олонецкий А.А. Сухуми в первой половине XIX столетия.

   Первым, из дошедших до нас, описанием Сухуми в начале XIX столетия является описание "состояния Сухумской крепости", составленное по специальному заданию российского военного министерства лейтенантом Скирневским. Это описание включено в "Записку" об Абхазии и ее владетеле, составленную в военном министерстве для представления императору Александру I, датированную октябрем 1807 года. Отсюда можно предполагать, что самое описание Сухумской крепости сделано несколько ранее.

    Лейтенант Скирневский дал достаточно подробное описание не только Сухумской крепости, но и ее ближайших окрестностей. "Касательно состояния Сухумской крепости, - читаем в указанном документе,- лейтенант Скирневский заметил, что она уже древняя, стоит на равнине, каменная с зубцами, и одна стена со стороны моря нерегулярного построения вышиною до 18 фут., с прочих же 3-х сторон обведена равелином, на углах "коего поставлено по 4 пушки, из них 12 медных и 4 чугунных средней длины, 3-х фунтового калибра, которые вместо станков лежат на брусьях"... Об окрестностях крепости Скирневский говорит, что вокруг Сухум-кале "земля гористая, покрытая лесом, годным для корабельного отроения, имеющиеся между оными до тины с левадами, на коих производится хлебопашество, состоящее из сорочинкого пшена, ячменя и кукурузы. Воздух там сыроват, горы покрыты облаками, дожди частые, проливные и с частыми ударами грома"... Касается лейтенант Скирневский и торговли Сухуми, указывая, что она производится, по преимуществу, при помощи небольших турецких судов, причем предметами ввоза являются: соль, железо, овечья шерсть, и предметами вывоза - лес, ячмень, кукуруза. "Народ тамошний без изъятия лицом смугловат, худощав,- читаем далее, -.... одет бедно в серые полукафтаны и босиком, в каковом одеянии и самые оруженосцы, коих, по уверению жителей, Келеш-бей может иметь до 8 тысяч человек".

    Из сказанного очевидно, что Сухуми в то время не представлял из себя, хотя бы относительно, крупного города. Это была небольшая крепость, около которой были расположены селения ("производится хлебопашество"), носящие, вероятно, весьма разбросанный характер, что специфично для абхазских селений как в более ранний период, так и в позднейшее время. Последнее соображение находит себе подтверждение и в описании самого лейтенанта Скириевского, который совершенно не упоминает о "селениях" (что в его представлении, несомненно, было связано с известной скученностью домов), но говорит лишь о "хлебопашестве". Нет никаких указаний у Скирневского и на существование в Сухуми в то время какого-либо большого постоянного базара - рынка.

    Такое описание Сухуми за несколько лет до занятия его русскими войсками значительно расходится с описанием этого города "до проникновения в него русских", содержащимся в документах позднейшего времени. Так, в "Докладной записке чиновника министерства иностранных дел Р. де Скасси о Сухум-кале и возможности торговли с Абхазией", датированной 25 мая 1820 г, о Cyxуми в XVIII в. читаем: "Тогда было больше 400 домов в крепости и слободе, и велась довольно оживленная торговля с Требизондом и Константинополем..." О расцвете Сухуми до присоединения к России барон Тарнау, посетивший Абхазию в 1835 г., пишет следующее: "При турках, говорит он, считали в Сухуме около шести тысяч жителей... Крепость была окружена красивыми предместьями, отличавшимися множеством тенистых садов...". Тарнау указывает далее на "водопровод", существовавший, якобы, при турках в Сухуми. Еще большую цифру населения Сухуми для того же времени указывает генерал Раевский в своей "Записке о торговле с горцами и переселении на восточный берег", относящейся к 1840 г. В этом документе Раевский говорит, что "народонаселение города, окружавшего крепость (без населения крепости. - А. О.), составляло не 6 тысяч человек, как говорил Тарнау, а 3 тысячи семей, что являлось, очевидно, значительно более внушительной цифрой. "Сухуми, - пишет Раевский,-был богатый, здоровый, веселый, торговый город, на лучшей бухте Закавказского края. Ручей Гайдар, разделенный по канавам, одетым камнями, везде давал свежую воду для орошения садов и других потребностей жителей. У берега меря эти малые канавы соединялись в одну большую, одетую кирпичом: в нее входили для исправления и мелкие турецкие суда".

    О "древнем" Сухуми, имевшем до 6 тыс. человек жителей и "разрушенном" русскими, говорит и французский путешественник Ф. Дюбуа де Моппере, посетивший Абхазию в первой половине XIX столетия.

    Все приведенные сведения о значительном населении Сухуми и о его благоустройстве имеют в виду именно конец XVIII - начало XIX столетия, ибо о Сухуми в середине XVIII столетия мы имеем свидетельство французского консула в Крыму Пейсонеля, который охарактеризовал Сухум-кале, как "небольшой городок", имевший лишь около 3000 жителей (включая сюда и гарнизон крепости).

    Расхождение между свидетельством Пейсонеля и позднейшими документами толкуется некоторыми авторами именно в том смысле, что и ген. Раевский, и де-Скасси, и Дюбуа говорили только о конце XVIII столетия и начале XIX-го, указывая при этом на развитие в Сухуми береговой торговли. Так, А. В. Фадеев в своей работе "Меч и золото на берегах Абхазии" прямо указывает: "К концу XVIII века значение Сухума для береговой торговли возросло, в связи с тем, что он стал резиденцией абхазских владетелей, население увеличилось до 6000 человек, базар расширился и город принял довольно благоустроенный вид".

    Mы полагаем, что такое утверждение А. В. Фадеева вряд ли можег быть полностью принято. Прежде всего, трудно предположить, чтобы значение Сухуми для береговой торговли могло возрасти к концу XVIII века в связи с перенесением из Лыхны в Сухум-кале резиденции абхазских владетелей. Нам известно, что такое перенесение, осуществленное князем Келеш-беем, отнюдь не сопровождалось усилением связей между Абхазией и Турцией. Наоборот, Келеш-бей уже с юнца XVIII столетия ищет повода к разрыву с Оттоманской Портой, в начале же XIX столетия такой разрыв становится фактом, после того как владетель Абхазии дал приют в Сухуми мятежному против султана трапезундскому паше Таяр-бею. Весьма сомнительно, чтобы такая внешнеполитическая обстановка благоприятствовала развитию береговой торговли в Абхазии вообще и в Сухуми в частности, ибо такая торговля могла вестись почти исключительно именно с Турцией. Необходимо иметь также в виду, что общий характер береговой торговли, которую вела Абхазия с Турцией в XVIII - начале XIX века, отнюдь не сопровождался в местах наиболее оживленных рынков возникновением крупных населенных пунктов. Так, в Исгауре (Скурча), который в XVIII столетии (и ранее) был главнейшим пунктом береговой торговли на абхазском побережье, не было, по свидетельству Пейсонеля, "ни города, ни деревня, но множество отдельных домов рассеяно на 3-4 мили в окружности". Как совершенно правильно отмечает в цитированной работе А. В. Фадеев, центры берегового обмена в Абхазии в те времена очень мало "напоминали рынки обычного городского типа". Трудно предположить, что и в Сухуми, если бы даже в этом пункте и наблюдалось в начале XIX века некоторое оживление торговли и обмена, дело обстояло бы иначе.

    Чем же в таком случае объясняется отмеченное выше расхождение в характеристике Сухуми? Нам кажется, что свидетельство Скирневского значительно ближе к истине, чем свидетельства позднейших авторов, и не только потому, что Скирневский описывал то, что он видел сам, тогда как и де-Окасси, и Тарнау, и Дюбуа, и Раевский- пользовались рассказами других лиц, но также и потому, что Скирневский совершенно не был заинтересован в сгущении красок в ту или иную сторону, что отнюдь нельзя сказать о де-Скасси и Раевском. Де-Скасси, как известно, был генуэзским коммерсантом, лишь временно находившимся на службе у русского правительства в качестве попечителя торговли с черкесами и абхазами. Он был прямо заинтересован и известном рекламировании выгод торговли и последствий ее развития для абхазского побережья. Процветание Сухуми в годы развития его торговли с Турцией было хорошей иллюстрацией для такой рекламы. Мог быть несколько тенденциозен в своих высказываниях и генерал Раевский, который также (хотя и совершенно бескорыстно) часто хлопотал о предоставлении льгот для торговли в Сухуми и других пунктах побережья.

    Что касается барона Тарнау и Дюбуа, то они, хотя и не преследовали при описании "старого" Сухуми каких-либо особых целей, но и делали такое описание "между прочим", отнюдь не стараясь критично проверить передаваемые им рассказы о сухумском прошлом. Характерно, что Дюбуа, упоминая, что "некогда вся... маленькая равнина, шириной в 1,5 версты, раскинувшаяся на восток от крепости (Сухуми.-Л. О.) до подножья холмов и до современного карантина (около устья Беслетки. - А. О.), была покрыта домами и базарами", - совершенно не дает описания развалин домов и зданий, окружавших столь еще "недавно", по его словам, крепость. Единственные руины, которые он посетил вблизи Сухуми и которые он описывает,-это руины древней христианской церкви в трех верстах от Сухуми и руины "абхазской стены" у р. Келасури, т. е. руины памятников эпохи значительно более ранней, чем эпоха турецкого проникновения на побережье.

    Отсюда можно предположить, что легенда о расцвете Сухуми до прихода русских были только вымыслом. Несомненно, это был оживленный населенный пункт, но сколько-нибудь крупных каменных жилых и общественных зданий вне крепости не было. В противном случае, до нас, несомненно, дошли бы описания хотя бы их развалин. Здесь необходимо указать, что каменные жилые строения были вообще не характерны для Абхазии того времени.

    Не говоря уже о крестьянских домах (в большинстве - плетеных хижинах), даже жилища дворян и князей делались, обычно, из дерева. Это подтверждается, хотя бы, дошедшим до нас описанием жилища князя Гассан-бея Шервашидзе вблизи р. Келасури и "владетеля Абхазии" Михаила Шервашидзе в Лыхны в первой половине прошлого столетия. О преимущественно деревянном типе сухумских построек в XVIII веке говорит и бывший правитель дел князя Цицианова С. Броневский в своей книге "Новейшие географические и исторические известия о Кавказе"-, изданной в Москве в 1823 г. Что касается турецкого "водопровода", то это были обыкновенные канавы, обложенные камнем и идущие вдоль улиц селений, обычные и в настоящее время на востоке. Около крепости был ров, предохраняющий ее от нападений с суши. Канавы предохраняли окрестности крепости от заболачивания и, вместе с тем, давали достаточно воды для орошения садов и полей окрестных селений.

    В мае 1808 года в Сухум-кале произошло событие, сыгравшее значительную роль в дальнейшей истории как собственно Сухуми, так и всей Абхазии. 2 мая 1808 г. в Сухумской крепости в собственном доме был убит владетельный князь Абхазии Келеш-бей. Убийцей был его родной сын Аслан-бек (Арслан-бек). Самая обстановка убийства, согласно "всеподданнейшего донесения" генерал-фельдмаршала графа Гудовича императору Александру 1 от 19 мая 3808 г. была следующая: "...Убийца его (Келеш-бея.- А. О.) с давнего времени был в неповиновении к отцу своему и искал его смерти, но все покушения его оставались безуспешными. Наконец, под личиною чистосердечного раскаяния и повиновения отцу своему он успел приобрести его доверенность, а, вместе с тем, и найти удобный случай к исполнению своего зверского предприятия. Воспользовавшись отлучкою из дома отца своего, который до полуночи провел время в собрании своих приверженцев, он подготовил все к приведению в действие своего намерения, а когда Келеш-бей возвратился домой, в сопровождении сына своего Батал-бея, - того самого, который был назначен для отправления в Россию аманатом, в залог его верности и подданства В. И. В., - то в самом своем доме встречен был пистолетным выстрелом, которым, вместо него, отчаянно ранен помянутый Батал-бей, а потом 4 выстрела из ружей повергли и самого Келеш-бея. Вместе с ним убиты также сыновья его Ростом-бек и другой новорожденный, коего и имя еще неизвестно. Келеш-бей умирая, но будучи еще в памяти, словесно предоставил право на владение Абхазиею раненому вместе с ним его сыну Батал-бею, поручил ему следовать его намерениям и быть в повиновении В. И. В. Бывший же при сем зрелище отцеубийца Арслан-бек, подойдя к умирающему отцу своему, "довершил свое злодейство, изрубив его саблею, и потом с партией ему приверженных заперся в крепости Сухуме".

    Это происшествие не было актом довольно обычных семейных раздоров в феодальной Абхазии, когда родственные связи зачастую приносились в жертву всевозможным хищническим комбинациям. За спиной отцеубийцы Аслан-бека стояла султанскяя Турция, стремившаяся к устранению Келеш-бея, сторонника сближения Абхазии с Россией. Последнее было наименьшим злом для Абхазии по сравнению с сохранением ее под властью султанской Турции, обрекавшей страну на консервацию ее феодальной раздробленности и тормозившей развитие ее производительных сил. Присоединение же к России давало защиту от внешних набегов, периодически опустошавших побережье, и создавало для Абхазии, как в целом для всей Грузии, уже присоединившейся ранее к России, перспективы включения в общий процесс поступательного развития России. Поэтому стремление Келеш-Бея присоединить. Абхазию к России было прогрессивным стремлением, хотя царизм и превратил Абхазию и всю Грузию в колонию. Словами учебника по истории Грузии можно сказать: "Конечно, это было зло, с которым грузинский народ неустанно боролся, пока он, в результате Великой Октябрьской революции, не обрел себе свободу. Но в тех исторических условиях это было все-таки "наименьшим злом: из трех соперничавших государств (Россия, Иран и Турция) близкая Грузии, по религии и культуре, Россия являлась единственной прогрессивной силой, способной объединить все грузинские земли и обеспечить необходимые условия для развития производительных сил страны.

    Убийство Келеш-бея лишило сторонников России в Абхазии своего руководителя, умного и достаточно предусмотрительного человека, пользовавшегося большой популярностью и авторитетом среди абхазского населения. "Абхазский народ, коим он (Келеш-бей.- А. О.) управляет, имеет до 30000 мужского пола. Не зная никакой религии, почитает Келеш-бека и его семейство своими богами и пророками, а потому слепо им повинуется. Окрестные народы также безмерно к нему привержены", писал в октябре, 1806 г. херсонский и екатеринославский военный губернатор дюк де Ришелье.

    Присоединение Абхазии к России при жизни Келеш-бея могло бы произойти значительно более безболезненно и избавило бы абхазский народ от многих потрясений. Его смерть сразу обострила положение. Ставший владетелем Абхазии сын Келеш-бея -Сефер-бей (Георгий) Шервашидзе далеко не пользовался в народе той популярностью, которую имел его отец. Началась междоусобная война между сторонниками Аслан-бея и его братом (от другой матери) Сефер-беем, опиравшимся на поддержку мегрельских владетелей и русскую помощь (в начале очень незначительную). Аслан-бей, выступая как сторонник Турции, не имел большой поддержки в абхазской народе. Аслан-бея "поддерживают одни только сухумские, жители", указывал в своем "всеподданнейшем донесении" от 19 мая 1808 г. гр. Гудивич. Незначительно было количество его сторонников и среди абхазской аристократии, но, утвердившись в Сухумской крепости, он захватил в качестве заложников семью своего отца и некоторых из его ближайших друзей и, рассчитывая на военную помощь Турции, находился в лучшем стратегическом положении, чем его противник.

    Вместе с тем, выступление Аслан-бея развязало руки и царскому правительству. Оно дало ему возможность двинуть в Абхазию войска, не стесняясь формальностями присоединения. "... Чтобы более устрашить бунтовщиков, соучаствующих убийце Арслан-беку... поручаю в[ашему) превосходительству] отрядить из Редут-кале или откуда удобнее 2 роты при 2-х орудиях и подвинуть оные на самые абхазские границы... Предлогом же сего движения поставить то, что по случаю восставших в Абхазии мятежей делается сие для обеспечения от стороны Абхазии мингрельских границ", предписывал граф Гудович ген. Рекгофу 14 июля 1808 г.

    Борьба за Сухуми затянулась на два года. Даже после подписания Сефер-беем Шервашидзе в 1809 году "всеподданнейших просительных пунктов", адресованных императору Александру I, в которых Сефер-бей отдавал себя и "все находящееся в Абхазии в наследственное подданство и рабство престола всемилостивейшего и всеавгустейшего монарха всероссийского", - даже после этого акта Сухуми был занят русскими войсками далеко не сразу. Медлительность объяснялась в значительной степени обшей сложной внешнеполитической обстановкой в России и в частности продолжающимися военными действиями на границах Закавказья между Россией и Ираном и Россией и Турцией. Мешала решительному проникновению царизма на Черноморское побережье и Имеретия, сохранившая до начала 1810 года видимость самостоятельного царства", находившегося в вассальной зависимости от России. Лишь после того, как русскими войсками были заняты в 1809 г. Анапа и Поти и в марте 1810 г. имеретинский царь Соломон был лишен престола, а в Имеретин было введено официально русское управление, была решена и участь Сухуми.

    Сухуми был занят русскими войсками под начальством капитан-лейтенанта Додта в июле 1810 г. В начале августа этого года главнокомандующий в Грузии А. П. Тормасов сообщал об этом событии херсонскому и одесскому военному губернатору герцогу Е. О. де Ришелье: "Эскадра военных судов, высочайше назначенная для военных операций против крепостей Сухума и Суджук-кале, прошлого месяца (июля. -Л. О.) 9 числа пополудни в 4 ч., подошедши к Сухуму и открыв сильную канонаду во крепости, на другой день пополуночи овладела ею, а десантные войска, состоящие из батальона 4-го морского полка, заняли гарнизоном крепость, защищаемую 60-ю пушками, доставшимися победителям".

    После занятия русскими войсками крепости ближайшие окрестности Сухум-кале совершенно обезлюдели. Это явилось результатом как бегства сторонников Аслан-бея, так и принудительного выселения командованием русских войск всех жителей ближайшей к Сухум-кале зоны. "Когда русские овладели Сухумом... командовавший тогда генерал приказал разрушить и смести до основания все... ссылаясь на то, что под прикрытием домов абхазам удобнее похищать русских солдат", писал Дюбуа.

    Результатом таких действий царского русского командования явилось заболачивание многочисленных канав и рукавов речек, пересекавших прикрепостную территорию. Сады уничтоженных селений превратились в непроходимые заросли леса, поля превратились в болота - рассадники малярии и других болезней. Почти всякая торговля в Сухуми прекратилась. Местное население, которое в большинстве "отнюдь не состояло из сторонников отцеубийцы Аслан-бея, было раздражено уничтожением своих селений и враждебно относилось к пришельцам. Положение русских войск, занимавших Сухумскую крепость, было очень тяжелое. Они страдали от непривычного нездорового климата, вымирали от малярии, были лишены, из-за отсутствия подвоза, свежих продуктов питания, и вынуждены были утолять свою жажду болотной водой. Если к этому добавить, что враждебное отношение местного населения к русскому гарнизону Сухум-кале делало его положение - положением гарнизона осажденной крепости, то общая картина становится достаточно удручающей.

    В цитированной выше докладной записке де-Скасси сохранилось такое описание Сухуми, относящееся к 1820 г.: "...Около крепости (Сухум-кале.-.4. О.)... равнина имеет не более версты в ширину, но расширяется по направлению к северу... Раньше вся равнина и соседние холмы были обработаны; теперь за отсутствием содержания в порядке разрушенной одежды рвов н речек, эти последние выходят из берегов и превратили в болото некогда плодородный и хорошо возделанный участок; рвы, наполовину засыпанные, не представляют собой ничего, кроме тенистой лужи, которая в жаркую погоду выделяет невыносимые испарения, немало способствующие смертности солдат... Вода в колодцах крепости и речках естественно вредная, eщё портится летом; можно достать хорошей воды только за 2 версты, но опасность пути так далеко без охраны и отсутствие лодки, чтобы сделать этот переход морем, мешают воспользоваться этим средством. Что касается помещений, то имеются "2 или 3 жалких строения из досок, обмазанных снаружи глиной и которые удостоены названия казарм; солдаты там скучены и поедаемы насекомым", несмотря на частое употребление морских и паровых ванн; не надо исключать из этих строений и домов офицеров, ни даже дома коменданта. Госпиталь - самое чистое и лучше всего поддерживаемое здание... Самое чувствительное для них- это отсутствие овощей; часто они кладут в суп крапиву, чертополох и даже иногда стебли болотистых трав. Небольшая равнина, граничащая с Сухумом, хорошо орошавшаяся, некогда с успехом, обрабатывалась; теперь она служит пастбищем животных, которых содержат маркитанты и которые недостаточны для снабжения крепости; пространство в несколько саженей отведено под небольшие садики, которые принадлежат офицерам и маркитантам; плохо возделанные, они приносят только огурцы, дыни и арбузы в слишком малом количестве, чтобы все могли ими пользоваться":

    Французский путешественник Гамба, посетивший Сухуми в 1822 году, писал, что "город состоял из базара и единственной улицы. Все невоенное население Сухума, по его словам, заключалось из 60 торговцев-армян". Некоторое количество товаров, необходимых для гарнизона Сухуми, маркитанты получали из селения Келасури, расположенного в нескольких километрах от крепости, куда они попадали контрабандой с турецких судов, ежемесячно появлявшихся у берегов Абхазии. Что касается каких-либо товаров русского происхождения, то их почти не было. В редких случаях они доставлялись во вьюках через Тбилиси, так как русские купцы, не субсидируемые правительством, почти не посылали своих судов из портов юга России в Абхазию.

    Положение Сухуми в первые годы после занятия его русскими войсками было настолько тяжелым, что возникла даже мысль об отказе России от этого города, и лишь энергичный протест против этого акта со стороны главноначальствующего на Кавказе генерала Ермолова заставил русское правительство отказаться от такого проекта. "С уступкой Сухумской бухты, - писал в марте 1820 г. Ермолов министру иностранных дел, - разовьется морское пиратство, и в короткое время наши купеческие cуда уже не осмелятся приходить в Редут-кале, и мы, лишившись подвоза из России провианта, не в силах будем защищать наших владений,- и тогда лишимся не только Абхазии". Как видно из этих слов, Сухуми и для генерала Ермолова играл роль лишь наибольшего обеспечения тыла находящихся в Закавказье русских войск.

    Двадцатые годы прошлого столетия были насыщены в Абхазии многими событиями. В феврале 1821 г. умер владетель Абхазии Сефер-бей Шервашидзе. Претендентами на "владычество" являлись -брат Сефер-бея Гассан-бей, проживавший в селении Келасури, около Сухуми, и старший сын Сефер-бея Дмитрий, воспитывавшийся в Петербурге в пажеском корпусе. Гассан-бей имел в Абхазии много сторонников и был популярен в народе, который надеялся найти в нем защитника от произвола русских чиновников и офицеров, совершенно не считавшихся с нравами к обычаями местного населения.

    Дмитрий Шервашидзе, которого совершенно не знала Абхазия и который сам не знал ее, был официальным ставленником царского правительства. По предложению из Тбилиси комендант Сухум-кале Могилянский пригласил Гассан-бея в Сухуми и здесь арестовал его и отправил в Тбилиси, откуда он был сослан в Сибирь. Такое коварство русского командования вызвало большое возмущение среди абхазов. В пределах Абхазии вновь появился Аслан-бей со своими сторонниками. Народное движение несколько стихло лишь после приезда в Абхазию Дмитрия Шервашидзе, сопровождаемого достаточным количеством русских войск. Однако, такое, весьма относительное, спокойствие продолжалось очень недолго. В октябре 1822 г. Дмитрий Шервашидзе был отравлен одним из своих крестьян, после чего владетелем Абхазии был объявлен его брат Михаил, воспитывавшийся среди горцев Северного Кавказа. В связи с этими событиями народные волнения вновь усилились. Особенной силы они достигли в 1824 г., когда был убит комендант сухумского гарнизона Михин, отправившийся во главе карательной экспедиции против восставших. В наиболее напряженные моменты восстания ставленник царизма Михаил Шервашидзе вынужден был переселяться в Мегрелию, и Сухум-кале был единственным местом в Абхазии, которое еще сохранилось в руках русских войск.

    Французский путешественник Гамба, посетивший Сухуми в 1822 г., так описывает положение сухумского гарнизона в те годы: "Когда солдатам необходимо отправиться рубить дрова, они продвигаются только хорошо вооруженными из страха быть похищенными абхазами, между тем как последние ежедневно приближаются часто в большом количестве к аванпостам, вооруженные ружьями, саблями и кинжалами"...

    Народные восстания в Абхазии стали стихать лишь после возвращения в 1827 г. Гассан-бея из Сибири. Еще более упрочилось положение России на Черноморском побережье Грузии после заключения в 1829 г. Адрианопольского мира с Турцией, согласно которому Оттоманская порта отказалась от своих притязаний на Абхазию и все восточное побережье Черного моря вплоть до Шекветили (кр. св. Николая).

    В эти годы Сухуми представлял из себя фактически осажденную крепость, гарнизон которой нередко находился в весьма критическом положении. Сообщение крепости с внешним миром поддерживалось почти исключительно морем; на морских судах, главным образом, сюда доставлялись войска и провиант, на морских судах отправлялись отсюда больные и раненые. Даже те немногие торговцы-маркитанты, которые вели торговлю у ворот крепости в предыдущее десятилетие, были вынуждены прекратить свои занятия. Невоенного населения в 20-е годы прошлого столетия Сухуми не имел.

    Первые признаки некоторого оживления "мирной" жизни относятся лишь к 1828 г., когда, как говорит один из документов того времена, "абхазы начали приходить к сухумскому базару".

    В 30-х годах были предприняты некоторые шаги со стороны русского правительства и военного командования к восстановлению Сухуми в качестве города. Первым мероприятием этого рода было введение в Сухуми подобия гражданского городского управления. Было объявлено об учреждении в городе ратуши с чинами, избираемыми городским населением, причем апелляционное рассмотрение решений ратуши передавалось Кутаисскому губернском суду; учреждалось сухумское полицейское управление, подчиненное начальнику войск в Абхазии, имевшему особую канцелярию. Было начато некоторое городское строительство. В 1840 г. по инициативе начальника Черноморской береговой линии генерала Раевского в Сухуми было положено начало городскому ботаническому саду, представляющему ныне замечательный растительный уголок в г. Сухуми (ул. Ленина, около железной дороги). В 1846 году город был объявлен портовым.

    Однако все эти мероприятия имели очень мало успеха. Город застраивался очень слабо. Городского населения почти не было, а в связи с этим и городское управление существовало фактически на бумаге. Очень слабо развивалась и торговля.

    Генерал Г. И. Филипсон, служивший в начале 40 х годов в управлении Черноморской береговой линии, так пишет о Сухуми того времени в своих воспоминаниях: "Сухум имел очень печальный вид. Высокие каменные стены, подмываемые морским прибоем, были очень повреждены со стороны моря, внутреннее пространство занято деревянными помещениями гарнизона и службами. Все это было ветхо, гнило, грязно. Жители имели вид болезненный, изнуренный, апатичный. Форштат состоял из нескольких духанов, где армянские торгаши продавали водку, чихирь, табак и другие подобные товары, необходимые для солдат. Тут также можно было купить турецкий ситец английского изделия, несмотря на то, что тут же были и карантин, и таможенная застава. Но главные притоны контрабанды были в Келасурах в 6 верстах к югу от Сухума и в Очамчирах, еще южнее"... По данным относящейся к 1845 г. "Ведомости о народонаселении в Анапе, Новороссийске и Сухуме" в последнем городе было всего лишь 186 постоянных невоенных жителей (исключительно "мужского пола"), в том числе-155 "российскоподданных (мегрел и имеретин) и 31 "турецкоподданных".

    Для ускорения строительства в Сухуми, по инициативе начальника Черноморской береговой линии А. И. Будберга, были сделаны попытки организации на месте производства строительных материалов. По поводу организации производства кирпича в Сухуми велись переговоры с владетелем Абхазии князем Михаилом Шервашидзе и князем Дмитриев Шервашидзе. В целях создания лучших условий для военных частей, расположенных в Сухуми, было приступлено к строительству казарм и госпиталя на холмах, расположенных вблизи Сухумской крепости на современной горе Трапеции). Такое мероприятие было совершенно необходимо, так как смертность среди русских войск от малярии и других болезней, распространяющихся в результате заболоченности ближайших окрестностей крепости, достигла в конце 30-х-начале 40-х годов исключительных размеров. По словам генерала Раевского, в эти годы из 659 человек сухумского гарнизона в среднем в год умирало 154 человека. На территории, отведенной на холмах для нового города, жители могли быть гарантированы от вредных испарений болот, они могли пользоваться свежей водой из горных ключей. Оздоровительным целям должен был служить и открытый, о чем уже говорилось, сухумский ботанический сад. Усиленно разрабатывался вопрос об улучшении транспортного сухопутного сообщения между Сухуми и другими местами побережья.

    Сухуми в 40-х годах, по воспоминаниям вице-адмирала Греве, "состоял из ряда духанов на берегу моря, из которых продавался отличный табак, тут же крошенный, по 30 к. фунт, вино, называемое чихирь, и разные жизненные продукты. За духанами было два или три казенных дома, в одном из которых жил начальник над портом... В крепости помещался штаб батальона... В то время было уже положено начало ботанического сада, благодаря доброму сердцу генерала Раевского, приказавшего отвести место для сада, построить там хату и назначить сторожем этого сада вполне неспособного к военной службе, но отличного ботаника, разжалованного в рядовые полка"...

    Тем не менее, общая обстановка в Абхазии непрекращающихся народных волнений, особенно усилившихся в 40-х годах в связи с аналогичным движением в Западной Грузии и народно-освободительной борьбой горских народов под руководством Шамиля, мало благоприятствовала мирному развитию города. Сухуми продолжал оставаться чисто военным укрепленным пунктом, служа в основном базе и для русских войск на абхазском побережье. Отсюда отправлялись карательные экспедиции против восставших абхазских крестьян, сюда, прежде всего, прибывали войсковые пополнения, здесь разрабатывались оперативные военные задания в соответствии с общими директивами военного командования.

    Что касается собственно городского населения, то оно в Сухуми росло очень медленно, несмотря на то, что еще в 40-х годах было отведено в районе крепости 3952 кв. саж. (около 18 тыс. кв. метр.) "для построения домов в обывательскую собственность". Согласно официальным данным, относящимся к самому началу 50-х годов", в Сухуми было всего лишь 152 чел. "невоенных обывателей", т. е. фактически даже несколько меньше, чем в 1845 г., когда, как указывалось выше, число гражданских жителей равнялось 186 единицам. Учитывая же весьма относительную точность и тех и других данных, а также и значительную подвижность сухумского населения, состоявшего преимущественно из мелких торговцев, можем предположить, что население Сухуми (без военных частей) колебалось в 40-х - 50-х годах прошлого столетия в пределах от 150 до 200 человек.

    Новым моментом в данных начала 50-х годов является указание на то, что из 152 сухумских обывателей было 10 женщин, тогда как в 1845 г. все население города состояло только из мужчин. Это обстоятельство указывало нa увеличившуюся оседлость городского населения, особенно если принять во внимание, что указанные женщины были, очевидно, постоянными жительницами Сухуми; причем, если считать, что постоянными жительницами Сухуми были и жены офицеров сухумского гарнизона, можно думать, что общее количество женщин было больше указанного. Последнее заключение мы выводим из приводимых темя же данными сведений о ежегодных браках и рождаемости в городе: "ежегодно родится до 12, браков-до 11 пар"... В числе жителей Сухуми было 3 церковника, "12 дворян, 14 чиновников, 18 купцов, мещан и посадских, (в т. ч. 4 женщины), 85 крестьян, принадлежавших владетельному князю Мегрелии и временно торговавших в Сухуми, 1 отставной солдат и 19 (в т. ч. 6 женщин) иностранных подданных. "Занимающихся ремеслами" было 10 человек- 7 хлебников и 3 портных. Остальные, за исключением церковников, чиновников и отчасти дворян, занимались торговлей, обслуживая гарнизон крепости. В городе было два кирпичных казенных завода (на них работали солдаты), 1 трактир, 1 кофейня, 26 питьевых домов и 37 лавок. В городе было 11 каменных зданий, из них 7 казенных, и 106 турлучных (в т. ч. 4 казенных). В Сухуми была одна площадь (около крепости), 4 улицы и 5 мостов. Кроме полицейского управления, в городе находились карантинно-таможенное правление и городская ратуша, которой были предоставлены права уездного-"словесного" и "совестного" судов.

    Мы не имеем подробных данных о национальном составе сухумского населения того времени, но можно предполагать, что большинство его состояло из грузин (крестьяне-мегрелы, торговавшие в Сухуми).

    Общий характер Сухуми был достаточно специфичен- это был даже не город, а небольшой посад (хотя в нем и были городские учреждения), расположенный около крепости и всецело связанный с крепостью. Это видно и из характера сухумских построек, имевших в подавляющем большинстве характер бедных маленьких хижин, видно и из количества лавок и "питьевых домов", которые, конечно, не были нужны в таком количестве для обслуживания менее, чем 200 человек городского населения, это видно и из количества ремесленников-портных и хлебников,- также слишком большого для обслуживания только городского населения.

    Сухуми был военным центром российского царизма на абхазском побережье, но он не являлся административным центром для Абхазии, так как "владетель" Абхазии не проживал здесь. Сухуми предстояло пережить еще не одно десятилетие тяжелых испытаний, прежде чем он мог вступить на путь своего развития. Пока же общая обстановка в Абхазии слишком мало благоприятствовала этому.

Впервые опубликовано в кн.: Труды Абхазского государственного музея, т. 1, с. 149-166.

Здесь перепечатывается с сайта: http://www.kolhida.ru