2.1. Культовые комплексы г. Гагра и окрестностей (с. 76-108).

Развалины древнего храма в селе Анхуа (Анухва – Р.Б.), близ Ново-Афонского монастыря / И.Н.  Исторический очерк Абхазии. Абхазия и в ней Ново-Афонский Симоно-Кананитский монастырь. М.: Тип. И. Ефимова, 1898.

ГЛАВА  II

СИНКРЕТНАЯ  СТРУКТУРА  САКРАЛЬНОГО ПРОСТРАНСТВА  НА  МАТЕРИАЛАХ  КУЛЬТОВЫХ КОМПЛЕКСОВ  БЗЫБСКОЙ  АБХАЗИИ

2.1. Культовые комплексы г. Гагра и окрестностей

Для удобства восприятия и классификации, датировки и других характеристик культовых комплексов Абхазии, включающих сооружения времён раннего христианства, необходимо начинать их описание в соответствии с путями распространения новой религии: с запада на восток. Именно на территории современного Гагрского района расположены наиболее древние памятники христианской архитектуры. Среди них нельзя не упомянуть Цандрыпшский храм, который датируется второй четвертью VI века, и Гагрский храм, датируемый первой четвертью VI века[1]. Результаты их исследований позволили доказать наличие независимых черт архитектурного творчества абхазских церковных сооружений. Вместе с тем, их очевидная связь с культовыми памятниками Востока, позволяет утверждать, что, несмотря на могущество Византийской империи и несомненное её влияние на соседние регионы, раннехристианские и, тем более, средневековые памятники архитектуры Абхазии, нельзя рассматривать как чисто «византийские». Кроме того, материалы, полученные при археологических исследованиях этих памятников, дают возможность для датировки и других, типологически близких памятников, которые зачастую не обладают чёткими датирующими признаками.

Древний храм VII века и замок на реке Бзыбь Гагрского района / И.Н. Исторический очерк Абхазии. Абхазия и в ней Ново-Афонский Симоно-Кананитский монастырь. М.: Тип. И. Ефимова, 1898.

Хашпсы (Гагрский р-н). В районе современного сел. Хашпсы расположен интересный, но малоизученный культовый комплекс. В верхней части ущелья одноимённой реки выявлено несколько мегали-

[76]

тических погребальных сооружений – дольменов, образующих крупный культовый комплекс эпохи бронзы. Ниже по ущелью, в 30 км от побережья, расположена крепость, на редкость хорошо сохранившиеся стены которой, высотой более 6 м, сложены из местного мраморизированного белого известняка, скреплённого известняковым раствором.

На внутренней территории крепости находится небольшой однонефный храм, с полукруглой снаружи и подковообразной изнутри апсидой, с нартексом. По особенностям строительной техники памятник близок к Цандрыпшскому храму. Крепость, как и храм, не исследована до конца, однако, по имеющимся сегодня материалам, строительство памятника можно отнести к VI веку.

Крепость расположена на возвышенности, на маршруте одного из перевальных путей на Северный Кавказ, хотя конкретного места поклонения духам гор на сегодняшний день не обнаружено. Между тем, Ш.Д. Инал-ипа локализует местонахождения святилища Чыгу-рных «в 15 км с.-з. г. Гагра»[2], что, в общем, соответствует местоположению крепости и храма.

Алахадзыхь (Гагрский р-н). Сел. Алахадзыхь расположено на западной стороне Пицундского мыса, недалеко от г. Гагра. По всей видимости, в период раннего средневековья в этом районе располагалось крупное поселение с морским портом.

В то время мыс Пицунда, согласно сообщениям античных авторов, представлял собой полуостров или даже остров. Его обитатели, в целях защиты своих судов от нападения врагов, прорыли соединительный канал между морем и находящимся в глубине мыса внутренним озером Инкит, в которое, ставшее внутренней гаванью, заходили военные и торговые суда. А.С. Башкиров в 1925 году описал сохранившиеся рельефные следы этого канала, местами высохшего или заболоченного: «обширная выемка с ясными, сильно обросшими берегами, напоминавшая ров глубиною от 3 до 4,5 м»[3]. Исследования

[77]

дна озера Инкит методами подводной археологии запланированы Пицундским государственным историко-архитектурным заповедником «Великий Питиунт» и обещают дать немало уникальных находок.

Известно, что культ моря был широко распространён среди коренных жителей абхазского побережья. О его развитом характере и известной обособленности свидетельствует наличие в абхазском языке специального слова, обозначающего служителей этого культа: «Амшынпааю» – «человек морского святилища». Немного ближе к морю на территории селения находится местность Анышьтцырта («место тесания (пускания) лодок»), где, по сообщениям древних авторов и местных легенд, располагалась большая верфь, что предполагало наличие поблизости сакральных мест, где поклонялись морским божествам Аг-ных, Ег-ных и Хайт[4].

Аг-ных – «божество морского побережья» – представляли в виде тумана или белого быка с золотыми рогами, выход которого на берег из морских волн, по поверью, предвещал нападение чужеземцев. Аг-ных приносили жертву моряки, когда приходилось надолго останавливаться на берегу. В литературе сохранилось описание родового моления перед началом плавания – о благоприятном ветре и счастливом возвращении, которое проводила «чистая», старшая в роду женщина[5].

Имя божества Ет-ных – Эт-ных, по мнению Ш.Д. Инал-ипа, созвучно «с именем колхидского царя Ээта, сына морской богини»[6], из мифа об аргонавтах. Тем более, что, по мнению ряда исследователей, легендарная Колхида, куда плыл «Арго» за золотым руном, располагалась именно в этой местности, в пригороде современного г. Гагра, на территории древнего абхазского поселения Колхста. Несомненно абхазское имя, созвучное самоназванию абхазов – «апсуа», в мифе носит и сын царя Ээта, царевич Апсирт. «Золотое руно» же можно было наблюдать в этой части побережья вплоть до конца ХIХ века:

[78]

абхазы устилали бараньими шкурами дно протекающих здесь золотоносных речек (одна так и называется – Хьыпста, то есть «река, несущая золото») и тяжёлые крупинки золота оседали на шкурах.

О божестве моря и подводного мира Хайте в легендах рассказывается, что у него на дне моря стоит великолепный дворец, где ему прислуживает свита – двенадцать мальчиков-утопленников. В детстве нам неоднократно случалось слышать от старших категорический запрет плевать в море и даже бросать в него камешки, чтобы таким непочтительным поведением не вызвать гнева морских божеств. Культовые сооружения, посвящённые им, на территории сел. Алахадзыхь, как и древняя верфь, до наших дней не сохранились, но есть вероятность, что их остатки будут обнаружены при будущих археологических исследованиях, стоящих в плане Заповедника.

Согласно некоторым народным преданиям, именно на этом участке берега, после долгих скитаний, нашел «землю обетованную» для рождения долгожданного наследника Апсха – мифический средневековый Царь абхазов. Ш.Д. Инал-ипа отмечает, что «развалины большого храма и дворца близ сел. Алахадзы, известны в литературе под названием Апшеаха, что, возможно, также восходит к апсха»[7].

Местность Ахашныха, на территории которой непосредственно расположен комплекс раннехристианских храмов, являлось религиозным центром ещё задолго до распространения христианства, о чём убедительно свидетельствует само её название. Об Ахашных – «святилище белокаменной возвышенности» – ныне забытом и не поддающемся локализации, сообщает и Ш.Д. Инал-ипа[8]. Раннехристианские храмы построены на известняковой возвышенности, в основном из этого же известняка, что соответствует традиции преемственности строительства культовых сооружений в Абхазии. Не исключено, что впоследствии абхазы, в духе религиозного синкретизма, перенесли древнее название и на сам храмовый комплекс.

[79]

Об особом характере местности можно судить и по названию самого селения – Алахадзыхь – что переводится с абхазского, как «Инжировый источник». Напомним, что сакрализация источников повсеместно распространена в Абхазии.

Раннехристианские храмы сел. Алахадзыхь, несмотря на их масштабы и значение для истории края, до сравнительно недавнего времени не были серьёзно исследованы. Правда, в 1886 году П.С. Уварова обратила внимание на более сохранившееся, но меньшее по размерам северное сооружение, являющееся частью, как выяснилось позже, целого комплекса. Не имея возможности, да, по-видимому, и не ставя перед собой задачи подробного исследования памятника, она составила план храма, лишь немного расчистив его поверхность[9]. А.Н. Дьячков-Тарасов считал, что именно этот храм, а не один из храмов византийского городища в Пицунде, был церковью, возведённой в честь святой Софии на территории венецианской фактории Каве де Буксо, расположенной между Пицундой и Гагрой. При этом он ссылался на венецианскую карту XIII века, а также на карту Федуче конца XV века, где эта церковь обозначена звёздочкой[10]. Исследованием архитектурных сооружений сел. Алахадзыхь занимался и И.Е. Адзинба[11].

Наиболее детально и последовательно памятник был исследован З.В. Агрба в составе экспедиции, работавшей на территории мыса с 1952 года[12]. Стационарные археологические раскопки комплекса дали богатый материал по истории не только окрестностей сел. Алахадзыхь, но и всего Пицундского мыса. Исследования начались с расчистки малой церкви, от которой сохранились южная стена высотой до 2 м от современной поверхности земли, части северной стены и трёх апсид. В процессе дальнейших работ выяснилось, что сооружение трёхнефное и трёхапсидное, размеры: 15,4 м на 9,80 м. Апсиды имеют

[80]

снаружи круглую форму, что характерно и для большой церкви, облицованы как внутри, так и снаружи квадрами известняка.

Последующие исследования выявили, что эта базилика появилась в результате реконструкции более древней и значительно более крупной трёхнефной базилики. Её особенностями являются большие размеры, сильная вытянутость с запада на восток, техника возведения стен (кладка выложена продольно с чередующимися отдельными пролётами), своеобразие некоторых строительных деталей и полное отсутствие археологического материала.

Материал, применённый при строительстве, традиционный – известняк, что, видимо, объясняется также и наличием его залежей близ выбранного для постройки места. По данным исследований, древние мастера добывали и обрабатывали здесь камень и для возведения других архитектурных сооружений разного назначения. Кроме известняка, в ходе строительства памятников сел. Алахадзыхь, в большом количестве были использованы плоские массивные плиты обработанного песчаника сероватого цвета, привезённого из окрестностей Пицунды, также являющегося традиционным строительным материалом.

Широко распространены при строительстве культовых сооружений в Абхазии и керамические кирпичи – плинфы. Они очень хорошего обжига, сохранившие до настоящего времени высокую прочность, изготовлены из местного сырья. Для забутовки между наружной и внутренней облицовкой стен использовался крупный булыжник, доставлявшийся с берега р. Бзыбь. Кровлей памятникам служила черепица, также хорошего обжига и из местной глины.

Главной особенностью церквей комплекса сел. Алахадзыхь являются некоторые детали строительного материала. Это обнаруженные в стенах зданий керамические «ящики», только здесь встречающиеся в строительстве абхазских храмов. Пока не найдено четкого объяснения, для какой цели они предназначались.

При зачистке цоколя второй базилики с южной стороны были обнаружены фундаменты стен южного нефа и западного притвора ещё более древнего культового сооружения: трёхнефной базилики с тремя выступающими апсидами и обширным нартексом. Её общие

[81]

наружные размеры, вместе с нартексом, составляют 50 м на 28 м, что делает базилику самым большим раннехристианским храмом Западного Закавказья. Центральная апсида памятника пятигранная, по форме кладки полуциркульная, что делает её сходной с алтарной частью более поздней Цандрыпшской базилики, возможно, построенной по её образцу.

Перекрытие церкви должно было быть стропильным, о чем говорит значительная ширина нефа – свыше 11 м. Фундамент южного нефа и притвора выложены из крупного булыжника на известковом растворе серого цвета. В строительстве этой церкви использованы практически те же материалы, что и в других двух храмах, включая и керамические «ящики».

Таким образом, в результате проведённых археологических исследований, включая и наши изыскания, установлено, что в сел. Алахадзыхь на протяжении веков, один за другим, функционировали трое крупных раннехристианских храмов[13]. Это обстоятельство, наряду с другими, опровергает утверждения царевича Вахушти Багратиони (XVIII), что христианство никогда не имело значительного влияния на абхазский народ[14].

Самая древняя базилика, по мнению З.В. Агрба, датируется IV-VI веками. Датировка основана на том соображении, что при возведении её стен применялась так называемая смешанная кладка (opus mixtum), характерная для ранневизантийской эпохи. Указанный период характеризуется массовым и устойчивым распространением христианства в Абхазии, сопровождаемым строительством в регионе многочисленных храмов. Между тем, древняя базилика сел. Алахадзыхь по своим размерам чуть ли не вдвое больше наиболее крупных из них. Это позволяет предположить, что пока не обнаруженное поселение эпохи раннего средневековья, для жителей которого потребовался такой огромный храм, было весьма крупным центром морской торговли того

[82]

времени, а местность Ахашныха являлась крупным религиозным центром задолго до появления здесь первых христиан.

Вторая и третья базилики, по мнению большинства исследователей, датируются VIII веком, периодом создания Абхазского Царства, когда в стране начался новый подъём храмового строительства, сопровождаемый реконструкцией древних, обветшавших культовых сооружений.

Сакральный комплекс сел. Алахадзыхь не только отражает явно поступательный, преемственный характер формирования абхазских культовых комплексов, но и является важным для изучения раннехристианских сооружений Пицундского мыса, тем более, что их трёхапсидная алтарная часть не характерна ни для одного из современных им храмов IV-VI веков, расположенных на территории византийского городища. Таким образом, по эволюции храмов комплекса – от стропильной базилики к купольной церкви – можно проследить развитие церковного строительства в Питиунте.

Пицунда (Гагрский р-н). Роль Пицундского мыса как форпоста проникновения раннего христианства в Абхазию подтверждается значительным количеством возведённых на его территории уникальных раннехристианских храмовых сооружений. Археологические раскопки на территории мыса проводились почти непрерывно с 1952 года, до 90-х годов прошлого столетия, выявляя всё новые замечательные памятники. Весьма почитаемое традиционное святилище Лдзаа-ныха – одно из семи главных Аныха Абхазии; ныне забытое и не поддающееся локализации святилище Айтарных[15], очевидно, посвящённое культу семидольного божества Айтар, покровителя скотоводства и хозяйства; другие многочисленные священные места на территории мыса, составляют с ними единый сакральный комплекс.

Данные письменных источников и этнографических исследований также не оставляют сомнения, что местное население придерживается религиозного синкретизма с древнейших времён до наших дней. Примечательно, что Пицундский храм пользовался среди мест-

[83]

ного населения славой «вдвойне священного, так как он имел большую трещину и отверстие в куполе от удара молнии, а всё поражённое молнией у абхазов считалось священным»[16].

Первые сведения о Пицунде появились у античного автора Страбона в его «Географии», где он, ссылаясь на греческого автора Артемидора Эфесского (II-I век до н.э.) называет Пицунду «Великим Питиунтом». Сведения о Пицунде сохранились в трудах Плиния (I век н.э.), Арриана (II век н.э.), Аммиана Марцеллина (IV век н.э.), Прокопия Кесарийского (VI век н.э.) и многих других авторов[17].

В эпоху эллинизма Питиунт, как и Диоскурия (совр. Сухум), играл большую роль в политической и экономической жизни края. Здесь велась оживлённая торговля римлян с местными племенами (особо процветала работорговля). Однако, вследствие военной политики римлян, около 65 года до н.э. запретивших работорговлю, негоции вскоре прекратились вообще. Другой причиной экономического упадка города были участившиеся пиратские набеги. В результате создавшего положения, с I века до н.э., по сообщению Плиния, «богатейший город Питиунт разграблен…»[18].

Через сто лет римляне, чтобы вернуть былое военно-политическое влияние на Востоке, создали стратегическую систему «Понтийский лимес», частью которой являлись прибрежные города–крепости Восточного Причерноморья. При их перечислении в различных письменных сообщениях соблюдался порядок иерархии командирских должностей, что дает возможность судить о степени значимости и размерах той или иной крепости.

Первым – и, по-видимому, наиболее важным – в списках значился город-крепость Питиунт. В пользу этого предположения говорит и размер крепости (в научном обороте – византийское городище II-VI веков), наличие в ней претория (внутренней крепости общей площа-

[84]

дью более 6 га). Здесь же располагалось и центральное командование группы гарнизонов. Питиунт (вместе с Себастополисом) упоминает и Прокопий Кесарийский, сообщая, что обе крепости выстроены римлянами, которые держали в них военные гарнизоны численностью до 500 солдат (XIV-XV легионы)[19].

Из изученных христианских сооружений Пицунды самыми древними признаны храмы, расположенные внутри крепостных стен городища. В настоящее время на его территории выявлены и исследованы руины четырёх базилик, возводившихся поочередно на одном и том же месте в течение IV-VI веков, обнаружены также руины, предположительно, здания духовной академии (около V века). Храмы строились с использованием фундамента и строительного материала предшественников, поэтому их исследование представляет значительные сложности.

Самая древняя церковь, имеющая достаточно крупные для того времени размеры: 26,2 м на 11,3 м, очевидно, была в своё время уничтожена пожаром. Из-за плохой сохранности – лишь на уровне фундамента, план-схему нельзя считать точной. Между тем, установленные архаичные архитектурные особенности: отсутствие нартекса, малая глубина апсиды, материалы, полученные при раскопках, позволяют датировать храм началом IV века, что делает его одним из старейших христианских культовых сооружений не только в Абхазии, но и на всём Кавказе. Ряд исследователей полагает, что именно эта базилика могла быть кафедральным храмом епископа Стратофила Питиунтского.

В процессе дальнейших раскопок на этом участке выявлено полуразрушенное основание апсиды второго храма, по всей видимости, также разрушенного – при возведении прямо на его основании третьего, более позднего сооружения: трёхнефной базилики, все нефы которой заключены в одну апсиду, ширина которой почти совпадает с общей шириной нефов. Эта особенность архитектурного приема делает храм отличным от других культовых сооружений последующих периодов.

В алтарной части этой базилики раскопками вскрыт мозаичный пол, площадью в 60 м2 – один из самых древних на Кавказе. Мозаика

[85]

выполнена местными мастерами из камешков-кубиков местных пород двенадцати цветов, и является шедевром древнего искусства, имеющим мировое значение. К сожалению, большинство наиболее интересных и сохранившихся фрагментов памятника после выявления было вывезено в Грузию.

Наибольший интерес в Пицундской мозаике представляет большая панель, на которой изображен «Фонтан жизни», или «Фонтан живительной воды». Значительны и фрагменты мозаики с богатым орнаментом, где преобладают изображения священных для абхазов растений и животных. Сохранилась мозаичная надпись на древнегреческом языке: «В молении за Орэла и за весь его дом». Некоторые специалисты считают, что Орэл был представителем зажиточной верхушки местного населения, на средства которого был сделан мозаичный пол, а, может, и весь храм был построен на его деньги.

Другие считают, что правильнее читать не Орэл, а Орентий, известный христианский мученик. По легенде конца III – начала VI веков, в борьбе с персами принимали участие семь братьев–христиан, одним из которых и был Орентий. Когда военные действия были перенесены во Фракию, доблестный Орентий одолел в единоборстве вождя варваров. Император предложил братьям в честь победы принести жертву языческим богам. Получив отказ, тиран сослал храбрецов сначала в Армению, где их подвергли мучениям, а потом, через Трапезунд, в Питиунт. В пути все братья погибли, причём Орентия с камнем на шее бросили в море, уже мёртвого его вынесли на берег ангелы. Младший из братьев, Лонгин, похоронен в Пицунде[20].

Несмотря на логичность первой версии, все-таки, учитывая сакральный характер памятника, думается, что второй вариант, связанный с именем мученика за веру Орентия, ближе к истине, кроме того, греческий служил церковным языком того времени.

Другая надпись представляет собой начальные буквы «Альфа» и «Омега». Л.А. Мацулевич считает, что эта надпись является сокра-

[86]

щённым вариантом известной формулы: «Я есмь альфа и омега, начало и конец; жаждущему дам даром от источника живой воды»[21].

Характеристику третьего, построенного на том же месте, храма даёт А.Л. Якобсон в статье «О дате большого храма в Пицунде (Абхазия)»: «В полукруглой части крепости-городища раскопки открыли большую, длиною в 27 метров базилику эллинистического типа, конца V – начала VI века. Базилика трёхнефная, с нартексом: нефы разделялись столбами (а не колоннами), поддерживавшими, вероятно, деревянное стропильное перекрытие. К базилике примыкал мортирий, а с юго-восточной стороны храма находилась крещальня с мозаичным полом, рисунок которого характерен для раннесредневекового искусства византийского Востока – Сирии и Палестины, с которыми Восточное Причерноморье было тесно связано в ту эпоху. Возведение обширной базилики и других храмов, мортирия и крещальни следует поставить в связь с тем, что район Питиунта IV-V веков является средоточием церковной жизни края»[22]. Между тем, последние исследования дают основания датировать базилику третьей четвертью V века.

Четвёртая базилика городища (17,5 м на 11,6 м) однонефная, с трёхгранной апсидой и широким нартексом. Сильно выступающие две пары пилястров продольных стен разделяют внутреннее пространство храма на две части. Подобные базилики часто встречаются в восточных провинциях Византийской империи в пределах IV-V веков, однако наиболее точной представляется датировка середины VI века[23].

В 1956-1957 годах на западном берегу мыса, в знаменитой реликтовой сосновой роще был раскопан двухапсидный храм. Раскопки показали, что у памятника полностью сохранилась цокольная часть. В плане он является прямоугольным сооружением, с двумя ровными апсидами, двумя одинаковой формы нефами и шестью входами. Апсиды церкви правильной круглой формы, с пятью наружными граня-

[87]

ми, сообщаются между собой специальными входами между кирпичными столбами. Стены сложены из известняка, морского конгломерата и прямоугольного фасадного кирпича.

Общий вид Пицундского храмового комплекса (2006 г.).

Храм построен, по-видимому, не раньше начала VI века, эпохи окончательного и полномасштабного утверждения христианства в Абхазии. В пользу этого говорят и другие данные: под церковью обнаружен слой поселения, который хорошо датируется второй половиной VI века (керамика). Что касается верхнего хронологического рубежа, то он определяется точно: на пороге одной из дверей, под обрушившимся перекрытием, найдены монеты императора Никифора III Ботинята (1078-1081). Это свидетельствует, что ко второй половине XI века церковь была разрушена и больше не возрождалась. Погребения, раскопанные здесь же, также указывают на это, так как они были сделаны после разрушения храма и датируются более поздним периодом (XI-XIII века).

Архитектура двухапсидного храма не имеет аналогов на Кавказе, а среди памятников Ближнего Востока более всего он сходен с двухапсидной церковью в Ючайне (IV-VI века). Некоторыми исследователями высказывается предположение, что базилика была изначально задумана как усыпальница двух царствующих особ, чем и объясняется некоторый отход от традиций в ее строительстве[24].

Самым насыщенным по количеству построек культового значения в Пицунде является знаменитый храмовый комплекс, расположенный в центре города. Его мощная каменная ограда (общая длина 550 м, высота до 8 м, толщина стен 1,5 м) возведена в X веке. Неоднократно перестраиваясь, в последний раз стена была увеличена и укреплена местным населением в XVI веке, во время турецкого вторжения, когда Пицундский католикос обратился к народу с призывом защитить главный храм Абхазии. При этом значительная часть стен византийского городища была разрушена при выборке строительного материала. Это подтверждают наблюдения П.С. Уваровой: «В ограде вы найдёте булыжники и глыбы тёсаного конгломерата, и греческую

[88]

черепицу, и кирпич, и обломки мрамора»[25].

Согласно местному преданию, стены были возведены в кратчайшие сроки, в течение нескольких суток, причём в этом патриотическом подвиге наряду с местными жителями участвовал и отряд запорожских казаков. Известно, что «население Абхазии было связано… с днепровскими (запорожскими) и донскими казаками, …те каждый раз, когда возвращались на родину, делали пожертвования Пицундскому храму. То, что по прибытии в Абхазию казаки считали свои походы благополучно завершенными, свидетельствует о дружелюбном отношении к ним абхазского народа»[26]. Исследования выявили, что раствор, скрепляющий стены, был замешан с использованием куриных яиц. Эта информация перекликается с другой известной легендой, о строительстве оборонительного моста через реку Баслу (Сухумский р-н), когда среди народа «за один день и одну ночь» было собрано сорок тысяч куриных яиц для замеса раствора.

Руины храмов IV-VI века и часовня XIX века
на территории Пицундского храмового комплекса (2008 г.).

Иеромонах Дорофей (Дбар) проводит крещение жителей г. Пицунда
у стен часовни XIX века на территории Пицундского храмового комплекса (2005 г.).

Пицундский храм Божьей Матери (2007 г.).

На территории комплекса, за крепостной стеной находятся руины двух храмов – IV и VI веков. В непосредственной близости, с использованием их материалов, в XIX веке монахами Новоафонского монастыря была возведена небольшая часовня, в которой с 90-х годов XX века по нашей инициативе возобновлены церковные службы.

Наиболее значительным памятником комплекса, неизменно находящимся в центре внимания путешественников и исследователей, является находящийся за его стенами величественный храм Пицундской Божьей Матери. Ф. Дюбуа де Монперэ, посетивший Пицунду в 1833 году, подчёркивает, что «Пицундская церковь в прошлом была матерью абхазских церквей и резиденцией патриарха всего Западного Кавказа»[27].

В то время внутри Пицундского храмового комплекса была расквартирована рота русских солдат, которые, по всей видимости, жили

[89]

в деревянных, несохранившихся постройках. Свидетельства тому были получены нами в результате изучения исторических материалов и археологических раскопок последних лет в северной части комплекса. Весьма интересно сообщение Ф. Дюбуа де Монперэ о внешнем виде Пицундского храма, который он датирует VI веком. Крышу храма он сравнивает с «воздушным садом», где росли целые деревья, в том числе фруктовые: «Этот романтический вид храма великолепно сочетается с окружающим пейзажем»[28]. Путешественник восхищённо сообщает: «И вот я перед лицом одних из самых грандиозных, самых живописных руин, какие только я когда-либо знал. Мне говорили об этом здании с восхищением, но впечатление, которое оно производит, превзошло мои ожидания – этот стиль, благородный и смелый, изумляет среди дикой природы Абхазии»[29].

Клятва абхазских военных вождей у священного дуба на территории Пицундского храмового комплекса (XIX век) / Боденштедт Ф. По Большой и Малой Абхазии. О Черкесии (путевые записки и главы из книг). М.: Центр гуманитарных исследований «Абаза», 2002. С. 64

Как и другие путешественники XIX века, Ф. Дюбуа де Монперэ подчёркивал, что храм, пусть даже сильно разрушенный и недействующий, продолжал сохранять для местного населения значение священного места. На территории Пицундского храмового комплекса ещё в прошлом веке стоял огромный древний дуб, священное для абхазов дерево, у которого совершались моления и приносили присягу. Т.Ф. Боденштедт в своих путевых заметках о «Большой и Малой Абхазии» приводит интересный рисунок. На нём изображена группа абхазов – вождей племен, приносящих у священного дуба (к сожалению, не сохранившегося до наших дней) клятву верности перед началом военного похода[30]. Другой автор XIX века, Л. Люис, отмечал: «южнее в Абхазии опять видны развалины многих храмов, из коих один, Пицундский, устоял против разрушительного времени и довольно хорошо сохранился – даже купол свой. При нём, до постройки тут укрепления, находился сторож: так велико было уважение окрестных жителей к этой святыне»[31].

[90]

Мысль о возрождении храма в Пицунде возникла ещё в 1812 году, когда Император Александр I поручил это благое дело А.П. Ермолову. Начинание было прервано военным походом, однако в 1869 году храм всё же был отреставрирован и проведена служба в честь Успения Пресвятой Богородицы. Руководитель работ, военачальник А.С. Воронов, видимо, из лучших побуждений, произвольно снёс западные, северные и южные притворы, хорошо заметные на зарисовках академика Н.Г. Чернецова (1836 год), из-за чего памятник немного видоизменился, хоть и сохранил основной план. Тогда же стены храма были оштукатурены и побелены, что долгое время не позволяло проследить полную картину характера наружной и внутренней кладки. Сегодняшний вид храма открылся в 70-х годах прошлого столетия, когда проводилась зачистка стен пескоструем. Фундамент северного притвора, позволяющий составить план и представить его размеры, был вскрыт во время наших исследований в 2006 году (материалы исследований еще не опубликованы).

Первую попытку научного описания Пицундского храма сделал профессор А.С. Башкиров в 1925 году: трёхнефная и трёхапсидная, с трансептом, внутрикупольная базилика, выложенная из местного камня, с кирпичной прослойкой на растворе с толчёным кирпичом[32]. А.Л. Якобсон, отмечая несоответствие настенных пилястр средней паре устоев, считает, что они появились в результате поздней перестройки. Такие выводы он делает на основе анализа особенностей кладки здания: на значительную высоту она состоит из чередования одного ряда крупных и плохо подобранных по высоте камней, подтёсанных с лица, и четырёх рядов плоского кирпича на растворе с цемянкой. Однако выше кладка выполнена целиком из кирпича, без применения камня. Также целиком из кирпича сложены барабан и купол. Существенно отличается и кладка апсид: в средней апсиде слои кирпича хоть и проложены, но камень здесь мелкий, а в боковых апсидах слоев кирпича вообще нет. Эти резкие отличия кладки различ-

[91]

ных частей здания также могут свидетельствовать о перестройке храма, причём капитальной[33].

Вопрос о стиле Пицундского храма, его архитектурных корнях, рассматривался многими учеными. Однако наиболее убедительными представляются доводы А.С. Башкирова, утверждавшего, что храм построен «провинциалами», хоть и имеет явные византийские корни. На «провинциальный» характер работы мастеров указывает, по его мнению, некоторая небрежность кладки[34]. Действительно, многие исследователи истории храмового строительства в регионе считают, что ко времени сооружения Пицундского храма в Абхазии уже сложилась местная школа церковных зодчих, воспитанных в византийских традициях.

Несмотря на всю кажущуюся изученность, памятник до сих пор полностью не исследован – в основном открытыми остаются вопросы, связанные с датировкой. Разброс мнений весьма значителен: с VI по XI век. В советский период он датировался X веком, однако эта точка зрения во многом была основана на политических соображениях грузинских властей, которые сознательно завышали датировку абхазских культовых памятников, тем более возведённых с участием местных мастеров. Л.М. Меликсет-Беков, отрицая возможность сооружения храма в VI веке, одновременно признаёт, что «современный храм построен на развалинах более древнего»[35]. Эта версия подтверждается и данными последних раскопок, которые показывают наличие под стенами храма остатков мощного храмового фундамента более раннего периода. Таким образом, скорее всего, храм, построенный в VI веке, был частично разрушен, а в IX-X веках восстановлен с использованием кирпича – как более доступного и «модного» к тому времени материала.

По мнению А.Л. Якобсона, архитектура Пицундского храма совершенно отличается от грузинской, напротив, он подчёркивает его

[92]

сходство с другими храмами Абхазии восточно-византийской архитектуры – Симона Кананита в Новом Афоне и особенно с Лыхненским храмом[36]. Между тем, Пицундский храм отличается от вышеназванных памятников XI-XII веков некоторыми чертами своего архитектурного стиля, что позволяет предполагать его более древнее происхождение. Кроме того, Н.П. Кондаков и А.С. Башкиров, описывая мраморные фрагменты из Пицундского храма, определяли их как продукцию византийских мрамороломен, существовавших на островах Мраморного моря. Эти плиты с крестами (с расширяющимися концами, часто на сферах), заключённые в сложно-профилированные обрамления, изготовлены из типичного проконнесского мрамора, обычного в постройках самых различных областей Византии. Эти плиты изготовлялись со второй половины V века и не позже, чем до VI века[37].

Подводя итог, можно констатировать, что Пицундский храм, вероятнее всего, возник в раннее средневековье, никак не позднее VI века. А.Л. Якобсон предполагает, что он первоначально мог являться не купольной базиликой. По сообщению Прокопия Кесарийского, в VI веке Питиунт был разрушен самими византийцами, ввиду угрозы захвата города персами. При этом мог пострадать и храм, брошенный на произвол судьбы. Позднее он был восстановлен из руин, но уже в виде купольной базилики.

К малоизученным вопросам относятся и храмовые фрески. Внутри купола хорошо сохранился подновленный образ Спасителя. Это монументальное погрудное изображение Христа Пантократора в разноцветном ореоле-круге на восточной половине купола и семь фигур архангелов в остальной части купола. По сторонам и почти в центре купола помещены изображения шестикрылых херувимов, подпорченные поздними реставраторами. Над алтарной частью, под медальонами XIV-XVI веков, просматриваются более ранние фрески, возможно,

[93]

XII века. Сегодня на барабане из двенадцати изображений апостолов частично или полностью сохранились десять.

В книге Архимандрита Леонида «Абхазия и в ней Ново-Афонский Симоно-Кананитский монастырь», о средневековой росписи Пицундского храма говорится: «на горнем месте остатки стенной живописи: Влахернская Божья Матерь с Апостолами и приобщение под двумя видами. Двенадцать стоящих святителей окружали высокую кафедру католикоса и сопрестолье епископов и пресвитериев, возвышенное на пять ступеней от моста. Ещё четырнадцать ликов святых в малых кругах, воскресение Лазаря и омовение ног были слабо видны на стенах алтаря и несколько изображений апостольских в куполе между окон; вся же прочая живопись стёрлась или отбита»[38].

Н. Мурзакевич пишет о храмовых фресках: «в алтаре на «горнем месте» (конха апсиды), по древнему обычаю Восточной церкви, находилось стенное писание, изображавшее Пресвятую Богородицу с предстоящими архангелами Михаилом и Гавриилом, …письма, виденные разными путешественниками, ныне же временем изгаженные». Свои слова о росписи храма в Пицунде автор подкрепляет ссылкой на Ф. Дюбуа де Монперэ, в то же время отмечая, что путешественник видел уже «полуизгладившиеся изображения – св. Георгия на коне, пророков, святителей, но главного – Пресвятой Богородицы, коей посвящен храм, уже не было видно»[39].

Несколько авторов, посещавших Пицундский храм до последней реставрации (70-е годы ХХ века), отмечали наличие ходов (лазов) под «горнее место» вовнутрь храма, наличие лестниц, ведущих вглубь подземных помещений памятника (ныне эти ходы замурованы). По свидетельству А. С. Башкирова, «к архитектурным деталям можно отнести и такую подробность, как существование в алтаре синтрона о пяти ступенях, а под ним низкий, идущий вдоль полукруглой стены

[94]

алтаря, ход в виде сводчатого тоннеля, в который можно проникнуть через два параллельных хода, находящихся по сторонам иконостаса. В центре этого хода, уже под полом алтаря, имеется длинная сводчатая ниша, в полу которой скрывается ход в склепы храма, расположенные под алтарём и вне его». Существование склепов чувствуется, пишет далее автор, у апсид и вне храма, достаточно вглядеться в почву около алтаря, чтобы в этом убедиться. А.С. Башкиров сожалеет, что не смог организовать раскопки, которые могли бы подтвердить их наличие, ратуя за такую возможность в дальнейшем, при соблюдении тщательности, чтобы не повредить устойчивости храма[40]. Не менее интересно сообщение Н. Мурзакевича, что в фундаменте храма «на юг местной иконы сделан вход в узкий и низкий коридор. Спустясь в этот коридор, можно пройти под самое горнее место, где находится открытая гробница, считаемая местным преданием за гробницу святителя Иоанна Златоуста»[41].

О несметных богатствах Пицундского епископата сообщает целый ряд источников. Большинство этих сокровищ, после переноса кафедры абхазских католикосов из Пицунды в Гелати (Грузия) в XVII веке, было вывезено за пределы Абхазии – сначала в Кутаиси, а затем в Гелатский монастырь. Между тем, согласно местному преданию, в XVI веке, когда в прибрежной части Абхазии усилилось турецкое присутствие и возникла реальная угроза осквернения и уничтожения христианских реликвий, церковные богатства со всей страны были собраны в Пицунде, спрятаны в дубовых сундуках, залитых воском, и замурованы под храмом в катакомбах.

Изучением перспективы исследования подземелий храма занимался и М.М. Малахов. В начале 80-х годов прошлого столетия, с помощью интрогеоскопа – прибора собственного изобретения, позволяющего фиксировать подземные пустоты, он провёл исследования храма и прилегающей территории. Аппарат действительно зафикси-

[95]

ровал пустоты, подтвердив версии предшественников и местные легенды. Особенно интересны катакомбы в три яруса, зафиксированные под алтарной частью храма. Также отмечены очертания «каменных тел», возможно, саркофагов, о которых упоминают авторы прошлых столетий, деревянных сундуков, в которых находятся предметы, похожие на книги и свитки, а также некий арсенал из железа и меди[42].

Энтузиазм исследователя заставляет его несколько отступать от точности и научной сухости изложения полученных результатов, чем, очевидно, и объясняется скепсис абхазских коллег, отложивших его рукопись в архив Пицундского государственного историко-архитектурного заповедника «Великий Питиунт», где она и была нами обнаружена. Между тем, на наш взгляд, сообщения М.М. Малахова представляют несомненный интерес, что диктует необходимость их учёта в планах исследований Пицундского храма, подготовленных Заповедником. Тем более что за минувшие три десятилетия для проведения таких работ появилось немало новых технических возможностей.

Новые исследования территории Пицундского храмового комплекса, в том числе проводимые при нашем участии, выявили близ стен главного храма фундамент и часть стен сооружения, раскопанный материал которого позволяет датировать IV-VI веком. Возможно, дальнейшие полномасштабные раскопки подтвердят предложенную нами версию, что обнаруженные руины – патриаршего дворца и именно здесь могла располагаться резиденция легендарного Стратофила Питиунтского. Среди вскрытых раскопками стен прослеживаются очертания фундамента и стен небольшого храма того же периода, предположительно, придомовой часовни.

Лдзаа (Гагрский р-н). При изучении культовых комплексов Пицундского мыса необходимо учитывать, что именно сел. Лдзаа является наиболее древним собственно абхазским поселением на его территории, упоминаемым ещё в сказаниях Нартского эпоса[43]. Не при-

[96]

ходится сомневаться, что значение Лдзаа, как культурного и политического центра древности, было обусловлено, прежде всего, нахождением на его территории Лдзаа-ныха – одного из семи главных святилищ Абхазии, особо почитаемого и действующего по сей день. Очевидно, что это обстоятельство было принято во внимание византийскими миссионерами во времена распространения раннего христианства в Абхазии, что подтверждается данными археологических исследований, проводимыми нами с 1989 года в сел. Лдзаа. Их результатом стало открытие неподалёку от святилища Лдзаа-ныха ранее неизвестного раннехристианского храма.

Ежегодное моление в святилище Лдзаа-ныха в сел. Лдзаа Гудаутского района (2003 г.).

Святилище Лдзаа-ныха, служителями которого являются представители рода Гочуа, расположено в центре современного сел. Лдзаа. Многие жители селения не только хорошо знают историю возникновения святилища, но и охотно рассказывают о посещениях сверхъестественной силы святилища – Аныха – её сородичами из других святилищ Абхазии. Дело в том, что, согласно представлениям абхазов, Аныха состоят между собой в родстве и часто наносят друг другу визиты, путешествуя в облике стремительно пролетающего «огненного шара со светящимся хвостом». Это природное явление, достаточно широко описанное в литературе, случается в Абхазии столь часто, что даже не служит большим событием для наблюдающих его жителей.

Раскопки фундамента сооружений IV-VI веков у стен Пицундского храма (2007 г.).

Аныхапааю Лдзаа-ныха Ф. Гочуа (83 года), в ответ на нашу просьбу описать облик Анцва, ответил, что он является людям в образе шара огня (любопытно, что это представление совпадает с иудейской традицией – ср. неопалимая купина в эпизоде жертвоприношения Авраама). Между тем, поразмыслив, он дал ещё один примечательный ответ: предложил нам внимательно рассмотреть изображение Господа на православных иконах или на куполе Пицундского храма. Мнение Аныхапааю, бесспорно, является ещё одним примером синкретности абхазских религиозных представлений.

Лдзаа-ныха находится в холмистой местности, на возвышенности, где произрастает роща священных древних дубов. По традиции, рубка этих дубов является запретной, даже упавшие от старости деревья остаются на месте падения в неприкосновенности. Вершина воз-

[97]

вышенности плоская, с площадки открывается живописный вид на село. В центре площадки лежит огромный валун без следов обработки, выполнявший во время проведения молений функции жертвенника. Имеющиеся на нём углубления природного происхождения, между тем местные жители приписывают их появление действию сверхъестественных сил. Скапливающаяся в них дождевая вода считается священной, обладающей целебными свойствами.

Вопрос объективной датировки святилища Лдзаа-ныха – по причинам невозможности проведения археологических раскопок – остаётся открытым, хотя все опрошенные нами жители селения подчёркивают, что, согласно преданию, оно древнее святилища Лых-ныха (по сообщению Аныхапааю Лых-ныха К. Шакрыл, её возраст более тысячи лет). При этом опрошенные старики на нашу просьбу определить древность того или иного памятника, чаще всего отвечали: «он здесь был всегда» или «ровно столько, сколько они себя помнят», причём в последнем случае, при более детальной беседе, обнаруживалось, что старики при этом подразумевали временной предел, превышающий их собственный возраст в десятки раз.

В 30-х годах ХХ века, во время строительства дороги, проектировщики захватили часть территории святилища Лдзаа-ныха, что дало нам возможность собрать некоторый археологический материал. На образовавшемся срезе хорошо прослеживается непрерывный культурный слой, в котором присутствует значительное количество фрагментов средневековой керамики и других предметов более раннего периода. Здесь же обнаружен фрагмент оселка.

После установления Советской власти, в период политики воинствующего атеизма, местными властями был наложен запрет на отправление всех религиозных культов. Между тем, местные жители не только не утратили веру в силу Лдзаа-ныха, но принесли и расположили близ жертвенного камня православные иконы, спасённые ими из закрытого и разграбленного Пицундского храма.

Аныхапааю также не счёл для себя возможным пренебречь своими обязанностями, и начал проведение молений на новом, более скромном месте, под видом праздника урожая – ацуныхуа. Представ-

[98]

ители власти, хоть и знали, чему на самом деле посвящено жертвоприношение, не имели формальных оснований возразить против с виду вполне колхозного «праздника урожая». Впрочем, они, как правило, не проявляли в этом вопросе особого рвения: как природные абхазы, они в глубине души исповедовали привычные религиозные воззрения, тайком принимая участие в этих замаскированных молениях.

В докладе председателя Гудаутского УИК о деятельности сельсоветов за период с 1 октября 1926 года по 1 октября 1927 года, отмечалось, что «случаев, когда население прибегает к служителям старых культов для совершения брака, похорон, молебствий и т.д. очень мало. Однако нельзя обойти молчанием печальный факт, имевший место в сел. Лидзава, т.е. присягу перед «священным дубом» по поводу разоружения населения, в каковой присяге принимали участие Лидзавская, Блабурхвинская и Калдахварская общины». Примечателен для нашей работы факт, что, судя по этому документу, «Кавалукская община принесла такую же присягу в своей местной церкви» – то есть в православном храме[44].

Не прекращались моления и во время Великой Отечественной войны 1941-1945 годов, когда все до единого мужчины села, в том числе и Аныхапааю, находились на фронте. Их проведение было сопряжено с дополнительными трудностями, поскольку Лдзаа-ныха является «мужским» святилищем, к которому, по правилам, не допускались женщины. Аныхапааю Ф. Гочуа рассказал нам, что женщины нашли достойный выход из этого сложного положения: готовили дома всё необходимое для обряда, потом доносили до границы святилища, где передавали мальчикам-подросткам, которых заранее обучили, для совершения моления – в том числе и о счастливом возвращении мужчин-воинов.

В 50-х годах прошлого столетия, когда активизировалась кампания по переселению жителей горных районов Грузии в прибрежную часть Абхазии, начатая еще в 30-х годах Л. П.Берия, в селение Лдзаа было переселено более 70-ти семей сванов (представителей грузин-

[99]

ской субэтнической группы).

Одну из этих семей демонстративно поселили на священной возвышенности, прямо на месте расположения Лдзаа-ныха: был заложен фундамент, построен дом и разбит сад. Однако вскоре, без видимых на то причин, все члены злополучной семьи умерли. Такая же участь постигла ещё три семьи, которых, на смену первой, насильно вселяли в опустевший дом.

Местное население, продолжавшее почитать это место, неоднократно, но безуспешно предупреждало сельсовет о неминуемом действии проклятия Лдзаа-ныха. Напротив, власти вывернули с привычного места священный валун, а вышеупомянутые православные иконы бесследно исчезли. Новый председатель сельсовета, тоже из грузин-переселенцев, вообще регулярно использовал священную возвышенность в качестве наблюдательного пункта – для злонамеренного контроля над жителями Лдзаа. За осквернение святилища и постоянные оскорбления сельчан-абхазов, в 50-х годах святотатец был убит Аныхапааю Ф. Гочуа (по его собственному гордому нам признанию) и его другом-односельчанином N. Хотя вина мстителей не была доказана, их осудили на 15-летнее заключение.

В последние десятилетия Лдзаа-ныха вновь активно функционирует, правда, пока ещё на «новом», выбранном в 20-х годах ХХ века, месте, уже ставшем привычным, «намоленным» для современных жителей села Лдзаа. Там в дни праздников собираются люди, приносят жертву Лдзаа-ныха и просят его о благополучии и благосостоянии. Оно расположено на расстоянии около 1 км от древнего святилища в направлении предгорий, в небольшом ущелье. В него ведёт просёлочная дорога, достаточно широкая для прохождения автомобиля, что свидетельствует о посещаемости ущелья, которое со стороны гор заканчивается тупиком, и где находятся лишь святилище и источник.

По словам Аныхапааю Ф. Гочуа, не только уединённость ущелья определила его выбор в качестве нового культового места, но и издавна существующее почитание этого места, обусловленное наличием источника, рощи и окружающих гор (напомним, что, по представле-

[100]

ниям абхазов, эти природные объекты сами по себе являются священными). Именно близ источника и расположено сегодня место жертвоприношений и произнесения молений. Аныхапааю и его добровольные помощники поддерживают порядок в ущелье: очищают от колючего кустарника и сорняков.

Стационарных сооружений было решено не воздвигать – всё необходимое для моления приносится с собой. В том числе это решение объясняется тем, что место моления в ущелье всё-таки изначально рассматривалось как временное. Тем более что в последние годы у жителей села, по словам Аныхапааю, появилась возможность не только возобновить моления на древнем «месте обитания Аныха Лдзаа-ныха», но и реализовать свою давнюю мечту о строительстве рядом с ним православной часовни.

Наличие столь почитаемого святилища, как Лдзаа-ныха, даёт веские основания предполагать о присутствии в окрестностях села памятников раннего христианства. Действительно, процесс их выявления не окончен по сей день: обнаруживаются как ранее совсем не известные объекты, так и те, сведения о которых весьма скудны.

Среди последних – упомянутые в сообщении А.С. Башкирова о памятниках восточной части мыса. Здесь он зафиксировал руины двух храмов: фрагменты одного он определяет в длину 8,2 м, ширину в 5,35 м. Апсида этого храма внутри полукруглая, вписана в полуквадрат с двухступенчатым синтроном, во внешних углах алтаря в толще уцелели своеобразные небольшие тайники. Строительный материал – местный конгломерат, нарезанный квадрами.

По словам владельца земельного участка, с которым беседовал А.С. Башкиров, описанные руины являются только деталью крупного комплекса сооружений, который окружал этот фрагмент, а фундамент, мешавший запашке, был срыт и использован при строительстве дороги.

Фрагменты второго храма А.С. Башкиров относит к весьма большому сооружению. Из-за враждебности владельца участка, на котором находился памятник, исследователь не смог изучить его под-

[101]

робно. Он только констатировал, что у храма уцелели фундаменты огромной центральной апсиды, и высказал предположение, что храм был трёхапсидным. После визуального, причём проведённого издалека, осмотра памятника, он, основываясь лишь на том, что строительный камень хорошо обработан, а в кладке присутствует кирпич, относит руины храма к эпохе не ранее XIV века. Впрочем, учёный тут же сообщает, что на участке им был найден бронзовый весовой византийский знак[45].

В 1990 году в сел. Лдзаа нами были выявлены руины храмового комплекса, которые не удалось идентифицировать с вышеописанными памятниками. В настоящее время нам так и не удалось определить точное место их локализации, что необходимо для обеспечения их изучения и сохранности. Между тем, во время наших археологических раскопок в сел. Лдзаа, местные жители показали нам руины другого сооружения, севернее от исследуемого, возможно, как раз одного из тех двух, о которых сообщал А.С. Башкиров.

Выявленный нами памятник расположен на территории сел. Лдзаа близ Пицунды, в 200 м от моря. Он был обнаружен во время проведения земляных работ, в результате которых был частично разрушен. Особенно пострадала северо-западная часть храма, где дорожная техника разрыла несколько захоронений и выломала часть стены.

Новый памятник показался нам столь интересным, что незамедлительно была организована археологическая группа по его изучению, работающая до сих пор с небольшими перерывами, вызванными нашим участием в Отечественной войне народа Абхазии 1992-1993 годов и последующими финансовыми проблемами. Сначала были исследованы потревоженные погребения, затем появилась возможность приступить к стационарным археологическим раскопкам.

На момент начала наших исследований памятник находился в полуразрушенном состоянии. Заросший деревьями и кустарником земляной холм, скрывающий руины, достигает высоты от 1 м до 3 м. С южной стороны хорошо прослеживается самая высокая стена. Точ-

[102]

ные размеры памятника определить пока трудно – северная стена прослеживается слабо, южная – на 24,5 м, восточная – на 14,5 м, западная еще не раскрыта. Прилегающая к храму территория в радиусе 150-200 м усеяна обломками черепицы, фрагментами керамических сосудов и других предметов, что указывает на возможность наличия других построек.

Карта расположения выявленного в 1990 году храма (около IV-V веков)
в сел. Лдзаа Гагрского района (1995 г.).

Находки из сел. Лдзаа:

 Железный нож традиционно абхазской формы.

Железный нательный крест.

Бронзовый крест с изображением святого.

Осмотр грунта, потревоженного трактором, выявил большое количество погребальной керамики, украшений. При зачистке полуразрушенных погребений были обнаружены железный нож и нательный крест, сложенный из единого куска толстой железной проволоки. Сильно коррозированные, они, тем не менее, сохранили свою первоначальную форму. Во время зачистки одного из погребений был найден бронзовый крест с изображением святого и четырьмя буквами на концах поперечника[46]. Крест хорошо сохранился, покрыт тонким слоем патины. Фрагмент аналогичного крестика был найден Л.А. Шервашидзе в храме сел. Акапа и датируется им XIII-XIV веками[47]. Между тем, наша находка заслуживает тщательного изучения, учитывая, что крест целый и обнаружен в более раннем слое.

При проведении нами стационарных археологических исследований в 1995-2007 годах выяснилось, что исследуемая базилика с севера (а, возможно, и с юга) имеет пристройку по всей длине. Раскопки с восточной стороны открыли выступающую апсиду, которая окончательно определила культовый характер памятника. В ходе исследований была расчищена южная стена, а также юго-восточный угол храма, что дало возможность установить высоту уцелевшей стены, которая в некоторых участках сохранилась на высоте более двух метров от нулевой поверхности. Местами стены храма сохранились почти до основания кровли, так как они кое-где немного утолщаются, заворачивая под кровлю, образуя подушку для неё.

Храм сложен из местного, хорошо обработанного песчаника (мор-

[103]

ского ракушечника) на известковом растворе, толщина стен 0,8-0,9 м. Наружные и внутренние облицовочные камни южной стены скреплены между собой бутом на известковом растворе. Блоки обтесаны и изъедены временем, имеют средний размер 0,5 м на 0,3 м на 0,5 м.

Раскопки храма IV-V веков в сел. Лдзаа Гагрского района (2007 г.).

По сохранившейся местами известковой штукатурке, можно предположить, что снаружи храм был полностью оштукатурен. По всей линии южной стены, приблизительно в середине, между куполом и основанием, прослежены две горизонтальные тонкие параллельные полосы (возможно, кладка оpus incertum) толщиной в 0,01 м, отстающие друг от друга на 0,03 м.

Южная стена вскрытой части храма не имеет оконных проемов. В середине южной стены имеется пролом, который мы до расчистки стены принимали за окно. Между тем, после зачистки и тщательного изучения выяснилось, что этот участок стены (0,8 м на 0,6 м), видимо, был выломан, и несколько блоков обрушено. Внутри этого разлома, на глубине 0, 5 м, видна кладка внутренней стены храма, поэтому можно предположить, что обрушилась наружная часть стены и часть забутовки, внутренняя же часть стены в этом месте цела.

Для установления высоты храма и поиска цоколя в юго-восточном углу была проведена нивелировка храма и прилегающей территории, а также заложен шурф (2 м на 2 м). Вскрыт слой на глубину около 1 м от нулевой поверхности, однако до цоколя дойти не удалось, так как основание храма уходило еще глубже. Земля представляла собой крупную морскую гальку, поэтому шурфовать глубже не удалось, морская галька заваливалась в небольшой шурф. Высота, по приблизительным оценкам, составляет более 4 м от глубины шурфа.

Очевидно, для точного определения высоты сооружения и нахождения его цоколя необходимо вскрытие земли по всей площади храма. Здесь культурный слой отсутствует, идет сплошной слой крупной морской гальки.

При расчистке территории памятника найдено большое количество строительной черепицы – очевидно, с кровли храма, а также небольшое количество фрагментов посуды, стенки, венчики, ручки амфор.

[104]

После ликвидации первоначальных завалов появилась возможность исследовать не потревоженные погребения. Особый интерес среди них представляет захоронение, обнаруженное в северо-восточной части стены, внутри храма, принадлежащее, по всей видимости, молодой женщине.

План погребений  храма в сел. Лдзаа Гагрского района (1995 г.).

Могила выложена из камня. Костяк хорошо сохранился, лежит на спине, головой на северо-запад, руки скрещены на груди. Открывшаяся лобная часть черепа сохранила следы соприкосновения с металлом. При его исследовании обнаружены фрагменты золотого украшения в виде бубенчиков очень тонкой работы, нашитых на плетёную налобную повязку, застегнутую на затылке бронзовой иглой. Внутри бубенчиков находятся бронзовые шарики, от соприкосновения с которыми бубенчики местами покрылись патиной. В нижней части бубенчиков имеется акустическая прорезь, верхняя часть заканчивается дугообразным глухим ушком, прикреплённым к повязке. Прекрасно сохранились также две надвисочные подвески (колты), представляющие собой бронзовые кольца диаметром до 65 мм с тремя серебряными шарами, перехваченными двойной витой проволочкой. Каждая подвеска состоит из двух малых боковых и одного большого, центрального, шаров. На безымянном пальце левой кисти обнаружен бронзовый перстень. У изголовья, рядом с иглой-заколкой, найден небольшой однолезвийный ножик.

Аналогичные височные подвески: «четыре серебряных трёхбусинных височных кольца», выявлены во время археологических раскопок святилища в Звенигороде. Там также были обнаружены следы жертвоприношений, а также набор жертвенных вещей[48].

Находки из сел. Лдзаа: 

Серебряные надвисочные подвески в виде трех шариков, нанизанных на бронзовое кольцо.

Золотые бубенчики с налобной повязки.

Бронзовый перстень.

Фрагмент стеклянного сосуда (1990 г.).

При зачистке северной стороны обнаружено еще одно погребение со следами кремации (вторичное захоронение?). Среди предметов особый интерес представляет развал стеклянного сосуда. Восточнее выявлено еще одно аналогичное, но безинвентарное погребение. Интересно захоронение собаки у северной стороны храма.

[105]

В ходе дальнейших раскопок выявлено более 50-ти погребений. В основном все они очевидно раннехристианские, безинвентарные, с прямым трупоположением головой на запад, лишь в нескольких найдены следующие предметы: железные ножницы и нож, полая бусина из бронзы, голубая пастовая бусина и другие предметы из железа и бронзы. За исключением одного, все они мужские. Кроме того, одно погребение было обложено керамической черепицей (0,49 м на 0,49 м), сохранившейся в ногах костяка.

Могильные ямы большинства погребений плохо выражены, т.к. почва представляет собой морской гравий с песком и глиной, в которой границы погребений проследить сложно. Большая часть скелетов также дошла до наших дней в плохой сохранности, они сильно фрагментированы.

Храмовый погребальный инвентарь имеет широкий хронологический разброс, что затрудняет проблему датировки, поэтому пока возможны лишь предварительные выводы. Между тем, железные ножницы, найденные в женском погребении внутри храма и женском погребении в северо- восточной части прилегающей к храму территории, аналогичны найденным в погребении античного времени на холме Ахул-Абаа в окрестностях Сухума[49].

Особенного внимание заслуживает сообщение жителя сел. Лдзаа N о том, что в 50-е годы, в пору его детства, на холме, в районе южной стены храма, существовал лаз, по которому он, вместе с другими мальчишками, проникал в сырое и полузасыпанное землей подземелье.

По словам информанта, из этого подземелья куда-то далеко вёл достаточно высокий ход, по которому он однажды даже прошёл некоторое расстояние, но, забоявшись, вылез на поверхность. Не исключено, что храмовое подземелье через этот ход, который мы надеемся раскрыть в предстоящих раскопках, сообщалось с легендарными катакомбами Пицундского храма.

Таким образом, исследование храма в сел. Лдзаа, продолжаемое

[106]

нами по настоящее время, ещё далеко от завершения. Между тем, уже сейчас ряд особенностей памятника определяет его значительный характер для истории края.

Во-первых, обращают на себя внимание достаточно внушительные для периферии Византийской империи размеры храма. Некоторые раскопанные христианские культовые предметы (нательный крест из железной проволоки) датируются ранее IV века, что делает памятник особенно интересным в контексте изучения истории распространения в Абхазии раннего христианства. Еще любопытнее, что некоторые предметы, особенно из богатого внутрихрамового женского погребения, датируются II-III веками. Кроме того, в том же слое и непосредственной близости обнаружены два, явно дохристианских, погребения с применением кремации (кремационный обряд захоронения в Абхазии практиковался уже в эпоху строительства дольменов), а также захоронение собаки у северной стены. Все это – следы наличия на этом месте более древнего, нежели раннехристианское, культового сооружения, причём несколько «женского» характера.

Ц.Н. Бжания прямо сообщает, что «великий император…  Юстиниан II построил в середине VI в. на месте языческого абхазского святилища «Лдзаа-ныха» храм божьей матери»[50]. Аныхапааю Лдзаа-ныха Ф. Гочуа сообщил нам о наличии некогда в сел. Лдзаа ещё одного – уже специального женского – традиционного святилища. Правда, точно указать место его расположения он не сумел, сказав лишь, что оно находилось «ближе к морю». Совокупность этих данных позволяет предположить, что исследуемый нами храм воздвигнут непосредственно на месте ныне утерянного женского святилища Лдзаа-ныха.

Подтверждением этой информации может служить и тот факт, что святилище Лдзаа-ныха иногда называют еще Анана-Лдзаа-ныха, где «Анана» означает «мать матери» – т.е. женское начало. Ш.Д. Инал-ипа также сообщает, что святилище Лдзаа-ныха – «женское», «Анан-Лдзаа-ных», составляющее пару с «мужским» – Дыд-

[107]

рыпш-ныха[51]. В этом контексте достаточно логичным выглядит строительство храма Божьей Матери на традиционном, «намоленном» месте поклонения женскому дохристианскому божеству.

Примечательно, что традиция разделения святилищ на женские и мужские сохранялись и на ранней стадии христианства. Так, в христианских храмах Абхазии первоначально сохранялся обряд раздельного моления, при котором женщин не допускали к алтарной части, для них отводилась западная часть храма.

Вопрос идентификации храма, построенного для абхазов императором Юстинианом, о котором сообщал Прокопий Кесарийский, постоянно находится в сфере внимания исследователей истории Абхазии. На этот очень интересный и важный для истории края вопрос, пока не найден исчерпывающий ответ, несмотря на обилие увлекательных версий[52]. Принимая во внимание как непосредственную близость святилища Лдзаа-ныха, так и значительные размеры памятника, мы считаем, что имеются основания для предположения, что исследуемый нами памятник является «юстиниановым храмом», воздвигнутым на месте древнего, ныне утерянного, женского святилища. По крайней мере, памятник изучен не более чем на 10 процентов, его раскопки, которые обещают дать ответ на многие вопросы, продолжаются.

В заключение отметим, что, несмотря на сохранявшееся до последнего времени полное сокрытие храма земляным холмом, видимо, у жителей сел. Лдзаа сохранилось представление о сакральности этого места. В ходе работ было выявлено пять современных (60-70-е годы ХХ века) погребений. Они располагались не в древнем культурном слое памятника, а гораздо выше (более одного метра выше древних погребений), в слое современного отложения. Захоронения эти, среди которых одно детское, принадлежали родственникам местных жителей, и все они, как не представляющие интереса для науки, были перезахоронены с участием родственников.

[108]

Примечания

[1] Хрушкова Л.Г. Раннехристианские памятники Восточного Причерноморья. М.: Наука, 2002.

[2] Инал-ипа Ш.Д. Вопросы этнокультурной истории абхазов. Сухуми: Алашара, 1976. С. 302

[3] Башкиров А.С. Археологические изыскания в Абхазии летом 1925 года // Известия АбНО. Вып. IV. Сухум, 1926. С. 39-40.

[4] Инал-ипа Ш.Д. Труды (материалы и исследования по вопросам исторической этнографии абхазского народа). Сухуми: Алашара, 1988. С. 26.

[5] Бжания Ц.Н. Из истории хозяйства и культуры абхазов (исследования и материалы). Сухуми: Алашара, 1973. С. 296.

[6] Инал-ипа Ш.Д. Труды (материалы и исследования по вопросам исторической этнографии абхазского народа). Сухуми: Алашара, 1988. С. 39.

[7] Инал-ипа Ш.Д. Труды (материалы и исследования по вопросам исторической этнографии абхазского народа). Сухуми: Алашара, 1988. С. 296, 322.

[8] Инал-ипа Ш.Д. Вопросы этнокультурной истории абхазов. Сухуми: Алашара, 1976. С. 302.

[9] Уварова П.С. Христианские памятники Кавказа. Абхазия // МАК. Вып. IV. М., 1894. С. 56-58.

[10] Дьячков-Тарасов А.Н. Гагры и их окрестности // ЗКОИРГО. Т. XXIV. Вып. 1. С. 47.

[11] Адзинба И.Е. Архитектурные памятники Абхазии. Сухуми: Абгиз, 1958. С. 96.

[12] Агрба З.В. Раскопки раннесредневековой базилики в селе Алахадзы Гагрского района // Мацне. Тбилиси, 1972. № 3.

[13] Агрба З.В. Раскопки раннесредневековой базилики в селе Алахадзы Гагрского района // Мацне. Тбилиси, 1972. № 3. ; Хрушкова Л.Г. Раннехристианские памятники Восточного Причерноморья. М.: Наука, 2002.

[14] Вахушти Царевич. География Грузии // ЗКОИРГО. Кн. XXIV. Вып. 5. Тифлис: Тип. К.П. Козловского, 1904.

[15] Инал-ипа Ш.Д. Вопросы этнокультурной истории абхазов. Сухуми: Алашара, 1976. С. 302

[16] Смыр Г.В. Ислам в Абхазии и пути преодоления его пережитков в современных условиях. Тбилиси: Мецниереба, 1972. С. 77.

[17] Латышев В.В. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе. Т.I-II. СПб., 1992, 1993.

[18] Латышев В.В. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе. Т. II. СПб., 1993. С. 179.

[19] Прокопий из Кесарии. Война с готами. М.: Изд. АН СССР, 1950.

[20] Воронов Ю.Н. В мире архитектурных памятников Абхазии. М.: Искусство, 1978. С. 80-81.

[21] Мацулевич Л.А. Открытие мозаичного пола в древнем Питиунте // ВДИ, 1956. № 4. С. 148.

[22] Якобсон А.Л. О дате большого храма в Пицунде // Краткие сообщения института археологии. Вып. 132. М., 1972. С. 42.

[23] Саканиа С.М. Культовое зодчество средневековой Абхазии // Абхазы. М.: Наука, 2007. С. 261

[24] Микеладзе Т.К. Пицундская двухапсидная церковь/ На груз. языке // МАГК. III. Тбилиси, 1963.

[25] Уварова П.С. Кавказ, Абхазия, Аджария, Шавшетия и Псховский участок. Путевые заметки. Ч. 2. М., 1891. С. 124.

[26] Дзидзария Г. А. Труды. Т. 1. Сухуми: Алашара, 1988. С. 14.

[27] 1 Дюбуа де Монперэ Ф. Путешествие вокруг Кавказа, у черкесов и абхазов, в Колхиде, в Армении и Крыму / Перевод с французского Н.А. Данкевич-Пущиной. Т. 1. Сухум: Абгиз, 1937. С. 215.

[28] Там же.

[29] Там же.

[30] Боденштедт Ф. По Большой и Малой Абхазии. О Черкесии (путевые записки и главы из книг). М.: Центр гуманитарных исследований «Абаза», 2002. С. 64

[31] Люис Л. Черкессия – историко-этнографические статьи // Черкесы (адыге). Нальчик, 1991. С. 327.

[32] Башкиров А.С. Археологические изыскания в Абхазии летом 1925 года // Известия АбНО. Вып. IV. Сухум, 1926. С. 24.

[33] Якобсон А.Л. Закономерности в развитии раннесредневековой архитектуры. Л., 1983. С. 142-145.

[34] Башкиров А.С. Археологические изыскания в Абхазии летом 1925 года // Известия АбНО. Вып. IV. Сухум, 1926. С. 26.

[35] Меликсет-Беков Л.М. Древнейшая Пицунда у Понта Евксинского // ЗКОИРГО. Т. XXIX. Тифлис, 1916. С. 70.

[36] Якобсон А.Л. Закономерности в развитии раннесредневековой архитектуры. Л., 1983. С. 143.

[37] Кондаков Н.П. Памятники христианского искусства на Афоне. СПб: Изд. АН, 1902. С. 39; Башкиров А.С. Археологические изыскания в Абхазии летом 1925 года // Известия АбНО. Вып. IV. Сухум, 1926. С. 33-37.

[38] А.Л. Абхазия и её христианские древности с планом абхазского приморского берега / Сост. А. Леонид. Изд. 2-ое, испр. и доп. М.: Тип. И. Ефимова, 1887. С. 34.

[39] Мурзакевич Н. Древнейший Пицундский православный храм на восточном берегу Черного моря. Одесса, 1887. С. 47.

[40] Башкиров А.С. Археологические изыскания в Абхазии летом 1925 года // Известия АбНО. Вып. IV. Сухум, 1926. С. 28.

[41] Мурзакевич Н. Древнейший Пицундский православный храм на восточном берегу Черного моря. Одесса, 1887. С. 72.

[42] Малахов М.М. О перспективах исследования подземелий Пицундского храма // Архив Пицундского государственного историко-архитектурного заповедника «Великий Питиунт». № 1245.

[43] Приключения нарта Сасрыквы и его девяноста девяти братьев / Перевод Г. Гулиа и В. Солоухина. Сухуми: Алашара, 1988. С. 66.

[44] Советы Абхазии. (1922-1937 гг.). Сборник документов и материалов. Сухуми: Алашара, 1976. С. 166.

[45] Башкиров А.С. Археологические изыскания в Абхазии летом 1925 года // Известия АбНО. Вып. IV. Сухум, 1926.

[46] Барцыц Р.М. Христианские памятники Пицундского заповедника // Преподавание истории в школе: научно-теоретический и методический журнал. М., 1999. № 6. С. 39.

[47] Шервашидзе Л.А. Церковь в с. Акапа (Одиши), около Сухуми // Труды АбИЯЛИ. Т. XXX. Сухуми, 1959. С. 171.

[48] Русланова И.П., Тимощук Б.А. Языческие святилища древних славян. М., 1993. С. 39.

[49] Воронов Ю.Н. Ахул-Абаа – поселение античного времени в окрестностях Сухуми // Материалы по археологии Абхазии. Тбилиси: Мецниереба, 1987.

[50] Бжания Ц.Н. Из истории хозяйства и культуры абхазов (исследования и материалы). Сухуми: Алашара, 1973. С. 252.

[51] Инал-ипа Ш.Д. Вопросы этнокультурной истории абхазов. Сухуми: Алашара, 1976. С. 304.

[52] Гунба М.М. Абхазия в первом тысячелетии н.э. (Социально-экономические и политические отношения). Сухуми: Алашара, 1989. С. 86-90.