Свадьба и брак. Родильные обычаи. 159

Свадьба и брак у абхазов. В брак вступают в возрасте 25 — 30 лет мужчины, девушки в 20 — 25 лет. После 25 лет девушка считается засидевшейся. Поздние браки мужчин в прошлом встречались в быту абхазов довольно часто. В ста­рину мужчина женился тогда, когда приобретал некоторую славу и известность своими подвигами, так как никакая ува­жающая себя фамилия не отдаст свою девушку, да и сама девушка не пойдет за человека, ничем себя не прославивше­го.

В области брачных отношений абхазы и до сих пор строго придерживаются правил экзогамии: лица, принадлежащие к одной фамилии, не могут вступать в брак, хотя бы они происхо­дили из различных районов Абхазии или один с Северного Кавказа, другой из Турции, и находились в самых отдален­ных степенях родства.

Экзогамия — явление весьма распространенное как среди кавказских' народов, так и за пределами Кавказа. У адыгов члены одного рода, хотя бы число их определялось тысячами, считались как бы братьями и сестрами и брак между ними был безусловно запрещен1. В старину, по словам Белля, по­добный брак, как кровосмесительный, наказывался потопле­нием, а в его время штрафом в 200 быков и возвращением женщины к родителям. То же наблюдается у мегрелов: лица одной фамилии считаются между собой братьями и сестрами и браки между ними не допускаются2. У имеретин «все члены даже самой многочисленной фамилии считаются друг для друга родственниками, и браки между ними признаются со­вершенно немыслимыми»3. У пшавов жители одного селения, члены одного рода не вступают в брак. Тушины не вступают в супружество до 12-го в мужском и до 6 го в женском колена;

----

[1] Bell. Journal of a residence'in Circa ssia. I, pp. 188, 298, 2Я9; II, p.

2 Сахокия Ф. По Мингрелии. « Петроградские Ведомости», 1916, N° 176.

3 Сагарадзе, в СМОМПК, XXVI, отд. 1, стр. 42.

[159]

И то это допускается в крайних случаях; даже жители одной деревни, хотя вовсе и не родственники между собой, до сего времени не вступают в супружество 1. То же явление отмечается у ингушей 2, чеченцев, тюркских народов – карачаевцев, караногайцев 3 и др.

Экзогамные ограничения в браке имеют место и у других тюркских и монгольских народов. Например, у татар Астраханской губ. 4, у киргизов 5, бурят, калмыков, монголов, корейцев, японцев и др. народов.

Еще недавно большая часть браков в Абхазии заключалась путем похищения невест или, как выражаются абхазы, «амадзала» - «тайно», «секретно». Причины похищения невест следующие: 1) несогласие на брак родителей невесты или жениха, 2) желание сократить свадебные издержки, или, по крайней мере, отсрочить их. Несогласие родителей выдать свою дочь за молодого человека обычно побуждало его прибегать к похищению девушки. Если девушка согласна на брак, она сама содействует похищению и уславливается с женихом о времени и месте похищения. Получив от родителей невесты отказ, молодой человек считал себя крайне оскорбленным: «что я ниже вас, что ли?» И организовывал похищение. Следует заметить, что в прежнее время высшие сословия ни в каком случае не допускали браков с низшими сословиями.

Похитив девушку, молодой человек для того, чтобы добиться примирения с ее родителями, иногда являлся с нею к влиятельному лицу, ища его покровительства. Тот, по долгу гостеприимства, старался уладить дело и вступал в переговоры с родителями девушки. Обычно дело кончалось миром. Но иногда родители девушки отказывались от примирения и требовали возвращения дочери. Оскорбленный молодой человек уходил в лес и мстил своим обидчикам поджогами, иногда убийствами. Возникала кровная месть.

Похищение невест, как известно, широко практиковалось всеми народами Кавказа; местами же этот обычай не изжит окончательно и теперь. К этому способу заключения брака прибегали народы адыге, чеченцы, ингуши, горские народы Дагестана, тюркские народы, карачаевцы, балкары, ногайцы,

----

1.     Цискаров И. Записки о Тушетии, «К», 1879, № 11.

2.     Яковлев Н. Ингуши М., 1925, стр. 49.

3.     Маялявкин. Караногайцы. «Терский сборник», в III, кн. II, Владикавказ, 1893, стр. 168.

4.     Небольсин, в «Вестнике РГО», 1851, IV, стр.9.

5.     Гродеков Киргизы и каракиргизы Сыр-Дарьинской обл, 1, Ташкент, 1880, стр.27

[160]

азербайджанские тюрки, картвельские народы, осетины, курды, талыши, таты, армяне и др. народы Кавказа. Не менее широко практиковалось похищение невест и некавказскими народами.

В прежнее время браки устраивались исключительно роди­телями: детей об их желаниях не спрашивали. Обычно две семьи, в целях установления между собой родственных отно­шений, завязывали брачные отношения между двумя, своими членами. Бывали случаи, что родители обручали детей еще в колыбели, причем, в знак обручения, делали надрезы на люль­ках обоих детей; кроме того, отец мальчика клал в колыбель девочки пулю (сел. Мугудзырхва и Звандрипш Гудаутского уезда; сел. Адзюбжа Кодорского уезда)1 или заряженную гильзу (с. Бармыш Гудаутского уезда). Пуля служила залогом исполнения договора.

Обручение малолетних детей («люлечное обручение») в прежнее время составляло довольно обычное явление у боль­шинства кавказских народов. И это вполне понятно. Раз роди­тели распоряжаются судьбою детей и смотрят на их брак, как на средство установления выгодных и желательных для себя родственных связей, они и устанавливают эти связи, как толь­ко им представится подходящий случай, обручая детей не толь­ко р колыбели, но и в утробе матери. Приведем несколько при­меров этого обычая. У грузин иногда «бездетные отцы, услов­ливались между собою наперед о соединении супружеством будущих детей своих»2. «У хевсур, — говорит Р. Эристов3, — невеста обручается, будучи еще ребенком, а многие даже в люльке, но их не выдают замуж ранее 20 лет. В знак обручения жених отдает родителям невесты абаз (20 к.)». У мегрелов, по словам Т. Сахокия, обычай обручать детей в люльках существо­вал еще сравнительно недавно; при таком обручении родители ставили колыбели своих детей рядом и говорили младенцам: «Вот твоя жена!» «Вот твой муж!»4. У сванов родители иногда обещали друг другу поженить своих будущих детей, если у од­ного родится сын, а у другого дочь. «Если так и родились, отец мальчика немедленно отправлялся к родителям девочки и при­носил в знак обручения пулю»5. Такого же рода обручение мла­денцев в колыбели практиковалось и у других картвельских

-----

[1] В Адзюбже этот обычай отмечает Джанашия. Абхазск. культ и быт, стр. 194.

2 Вахтанг Обозрение истории грузинского народа, СПб, 1814, стр. 21.

3 Эристов Р.О. В Тушино-пшаво-хевсур, округе. ЗКОРГО, III, стр. 109. 

4 Сахокия. По Мингрелии (Ьрачные обряды) «П. В.», 1916г., № 179.

5 Эристов Р. Этнографический очерк Сванетии. «Новое обозрение», 1897г., № 4555. Там же. СМОМПК, X, отд. 1, стр. 76.

[161]

народов. В горных обществах Чечни также было прежде в обы­чае обручение малолетних. В таких случаях «в залог будущего калыма давалась пуля, газырь черкески или несколько абазов денег, и дело считалось решенным» 1. У армян «люлечное обру­чение» известно, как старинный обычай, во многих районах; об­ряд состоит обыкновенно в том, что отец мальчика делает над­рез на люльке девочки; отсюда и сам обряд иногда назывался «оророцахази»; другие дают этому обряду название «оророци ншана друтюн» — «люлечное обручение» 2. Обручение детей в колыбели было в прежнее время в обычае и у многих других народов: осетин 3, азербайджанских тюрок 4, карачаевцев 5, караногапцев6 и др.

В настоящее время абхазы женятся по собственному выбо­ру, так как молодые люди могут свободно общаться на разно­образных общественных собраниях (свадьбах, поминках, скачках и проч.), где молодые люди имеют возможность уз­навать друг друга и выбрать себе друга по душе. О своем же­лании жениться на намеченной невесте молодой человек дово­дит до сведения своих родителей через посредство младших родственников, так как говорить об этом непосредственно со старшими считается стыдным. Переговоры с отцом невесты в прежнее время вел отец жениха. В настоящее время в роли посредников, кроме отца, часто выступают друзья или родст­венники жениха. Такой посредник называется ацарежгю (в Самурзакани — мегрельским термином маребели). В некоторых общинах (например, Дурипш), чтобы дать жениху воз­можность познакомиться с невестой в домашней обстановке, посредник брал с собой жениха в дом невесты под каким-ни­будь благовидным предлогом (купить буйвола, лошадь и т. д.). Здесь посредник спрашивает жениха, нравится ли ему девица. Таким же образом он узнавал у девушки, нравится ли ей молодой человек. Посредник в данном случае не должен быть старшим родственником девицы, иначе она не может го­ворить с ним о таких вещах, как и жених не может говорить со старшими о своем намерении жениться. При взаимной симпа­тии жениха и невесты посрёдник обращается к родителям не­весты с предложением выдать дочь. Родители, по обыкнове-

-----

1 Ипполитов А. Этнографические очерки Аргунск. окр. ССКГ, 1, стр 12.

2 Зелинский С. Народно-юридич. обычаи у армян Закавказского края, стр. 16, Тфл. 1899 (ИКОРГО, т. XII, в. 111).

3  Чурсии. Осетины, стр. 85. 86.

4 СМОМПК, в. V, отд. 1, стр. 145; XX, отд. 1, стр. 124.

5 Кубанские областные ведомости, 1880, № 7.

6 Ананьев Н. Караногайцы, их быт и образ жизни, стр. 11. Сборник сведений о Северном Кавказе, II, Ставрополь, 1902.

[162]

нию не дают согласия сразу и отвечают уклончиво. Получив, в конце концов, согласие, посредник или отец жениха, если пе­реговоры вел он; бросал из газыря пулю или заряженный пулей и порохом газырь отцу невесты, а отец невесты бросал свою пулю перед отцом жениха. Этим актом взаимного «бросания пули» «ахкаршвра» сватовство закреплялось, девица с этого мо­мента считалась помолвленной и никто не смел уже за нее сва­таться (сел. Джгерды, Ткварчели, Окум). В настоящее время «бросание пули» заменяется обменом подарками со стороны жениха и невесты. Этот обмен подарков' сохранил, однако, за собою название «бросания пули», а самые подарки жениха носят название: «то, чем заменяется бросание пули»1. Когда представитель семьи жениха передает привезенные для не­весты подарки, он в некоторых общинах стреляет из револь­вера и говорит «пулю бросил» (сел. Ткварчели).

Относительно «бросания пули» необходимо сказать не­сколько слов, чтобы установить правильный взгляд на проис­хождение этого обычая. Н. Державин изображает дело в та­ком виде: «Получив согласие родителей невесты, посол входит в комнату невесты и бросает перед нею пулю и заряд пороха, давая этим знать, что она взята в плен, то есть помолвлена, а затем поспешно садится на лошадь и начинает стрелять»2. По этому описанию «бросание пули» представляет отголосок «по­хищения». Такое истолкование обычая я считаю неправиль­ным.

Пулю бросают обыкновенно не перед невестой, а перед ее отцом (уж не его ли берут в плен?). Отец невесты, со своей стороны, по крайней мере, в некоторых общинах, бросал пулю перед отцом жениха или посредником Кого он этим «берет в плен?» Совершенно неосновательно поэтому видеть здесь от­голосок похищения или «взятия в плен». Пуля и порох в данном обряде, как и при обручении в колыбели, представля­ют залог исполнения соглашения или обязательства.

В подтверждение правильности такого понимания обряда можно сослаться на обычаи других народов. Мы уже отмеча­ли обычай сванов и горных чеченцев при обручении детей да­вать пулю. У сванов и при обручении взрослых родители же­ниха дают родителям невесты пулю или один рубль деньгами «в знак задатка обручения»3. У осетин «при сватовстве невест кроме верного слова отдавались в залог застежка черкески или

----

1 Джанашия. Абх. культ и быт, стр. 193.

2 Державин Н. Свадьба в Абхазии. СМОМПК, XXXVI, отд. II, Тфл., 1906, стр.3.

3 Мартами. Сванеты. СМОМПК. X, отд. 1, стр. 76.

[163]

бешмета при свидетелях, пуля или газырь родным невесты, и это служило твердою гарантиею родства обеих сторон. На­рушить это ни одна сторона не считала себя вправе»1.

Относительно ингушей читаем следующее: «Ингуши ино­гда просватывают своих малолетних детей, причем отец маль­чика дает в задаток заряд пороха отцу девочки»2. Что пуля может употребляться в качестве «залога верности», это прек­расно подтверждается существующим у хевсур и пшавов обы­чаем меняться пулями3. То же самое существует у грузин- мохевцев: два смертельных врага, после того, как они взаим­но обменялись пулями, делаются братьями до гробовой доски4.

У народов, сохранивших лук и стрелы, в закрепление по­молвки или обручения оставляют это оружие. Так, у юраков сват, являясь сватать девушку, передает ей лук и колчан со стрелами 5.

У народов более мирного склада жизни вместо пули и пороха в качестве залога или задатка употребляются другие вещи, например, плеть, кнут. Так, у чувашей сват, придя к со­глашению с отцом невесты, уходя, оставляет кнут, отчего и самый предварительный сговор называется «бросанием или оставлением кнута». Залог этот остается, как «обеспечение предстоящей свадьбы»6.

Наконец, у многих народов в качестве залога, обеспечи­вающего выполнение свадебного договора, вместо пули, кну­та и других подобных вещей, употребляется обручальное кольцо. У армян Нагорного Карабаха, после соглашения с ро­дителями невесты, жена брата жениха надевает на палец не­весте кольцо, и этот обряд называется «давать задаток».

Оставляя пулю в залог и обеспечение выполнения брач­ного сговора, абхаз, очевидно, руководствовался убеждением, основанном на верованиях: полагая, что пуля поразит того, кто нарушит данное обещание. Известно, что идея сурового возмездия очень часто связывается с пулей, как равно и с другим оружием. У сванов отец мальчика, принося в знак

-----

[1] Шанаев Г. Из осетинских сказаний о партах, ССК.Г, X, стр. 5, прим.

2 Акимов В. Н. Свадебные обряды чеченцев и ингушей, стр. 93.

3 Эристов. О Тушино-пшаво-хевс. округе, стр. 138.

4 Хаханов. О мохевцах Сборник материалов по этнографии, изданный при Дашк. этнографическом музее, в. III, стр. 77.

5 Мордвинов А. Инородцы, обитающие в Туруханском крае. «Вестник РГО», 1860, II, стр. 49.

6 Никольский Н. Краткий конспект по этнографии чувашей, Изв  при Каз. ун., т. XXVI (1911), вып. 6. стр. 563.

[164]

обручения родителям девочки пулю, говорил: «Вот пуля в знак обручения, и если обрученная мною твоя дочь будет уведена кем-либо, то знай, что должен умереть или я или ты»1. В ста­рые времена в Грузии при поздравлении царя с новым годом военачальник, как и простой воин, подносил стрелу, позже, с появлением огнестрельного оружия, пулю говоря: «Да прод­лит бог царствие твое, и да пронзит он сей стрелою (пулею) грудь твоего врага»2.

Несомненно, при обручении у абхазов, как и у сванов и др. народов, пуля служила надежным залогом выполнения договора, и грозила суровой карой нарушителю обещания.

При обручении жених и невеста у абхазов, как и у многих других Кавказских народов, не присутствуют. Они обыкновен­но находятся каждый у себя, в «амхаре» - конусообразной плетеной постройке, устраиваемой специально для новобрач­ных, или, как обычно теперь бывает, в отдельной комнате. Че­рез три недели после обручения устраивается «вывод» из амхары как невесты, так и жениха. Вывод из амхары сопровож­дается пирушкой.

Затем назначается срок для взятия невесты; срок этот бывает от одного до трех лет, в зависимости от того, как скоро может быть приготовлено приданое и проч.

Для взятия невесты снаряжается из Дома жениха партия родственников и друзей человек 40 - 50. Запасшись разнооб­разными вещами для раздачи близким родственникам невесты, свадебный кортеж отправляется за невестой. Едут обыкновенно верхов, кроме того, снаряжаются две-три арбы для перевоз­ки приданого невесты - мебели, одеял, матрацев, подушек, посуды и проч. По дороге поют, джигитуют, стреляют.

В прежнее время, когда поезжане являлись за невестой, их не впускали во двор, запирали ворота, и они должны были стрелять, только после выстрела ворота отворялись, и их впус­кали. При отъезде с невестой поезжан не выпускали до тех пор, пока не выстрелят. В том и в другом случае выстрелы могли иметь значение средства, удаляющего нечистую силу и ограждающую невесту от козней злых духов; колдунов и проч. (сел. Ткварчели).

В доме невесты устраивается свадебный пир, по оконча­нии которого перечисляются вещи, составляющие приданое и подарки невесты. Затем невеста садится на оседланную ло­шадь, которую ей дарит ее отец. Невесту из родительского дома

-----

1 Эристов Р. Указ. работа в «Н. О.», 1897, № 4355.

2 Вахтанг. Обозрение истории грузинского народа, СПб, 1814, стр. 17. Вахушти. География Грузии, стр. 15.

[165]

сопровождает ее подруга - «атаца-юза» и товарищ. С невестой едут кроме того еще две дружки. Все сопровождающие невесту лица оставались с ней в доме жениха 15 дней.

Когда поезжане жениха выводили невесту из родитель­ского дома, чтобы везти ее в дом жениха, молодые родствен­ники и соседи невесты в прошлом старались задержать их и проделывали с ними разные шутки. К хвостам лошадей при­вязывали тыквенную посуду, к одежде привешивали дохлых кошек, крыс, мышей, задерживали лошадей, снимали всадни­ков с седел и бросали их в грязь, срывали папахи и т. п. (но не били палками или плетьми)1. (Сел. Джгерды, Кодорский уезд). Поезжане с невестой должны были с силой пробиваться, но отвечать ударами и сердиться не полагалось. Если «о пути встречалась другая община, повторялась та же сцена: моло­дежь этой общины на некоторое время задерживала поезжан (сел. Дурипш Гудаутского уезда).

Обычай этот в прежнее время соблюдался у многих кав­казских народов. Так делали адыгейские племена, чеченцы, тюр­ки Северного Кавказа и др. У темиргоевцев всадников жениха, увозящих невесту, аульская молодежь избивала длинными хворостинами, а лица, сопровождающие невесту, не в праве бы­ли отбиваться; кроме того, «на протяжении всей дороги во встречающихся па пути аулах повторяются те же сцены по­боищ и борьбы», так что, «чем ближе подъезжают всадники к своему аулу, тем печальнее их внешность: разорванная одеж­да, исцарапанные лица, подбитые глаза, кровь»2. Такие же сцены наблюдаются при взятии невесты у карачаевцев. Род­ственники невесты, вооружившись хворостинами, избивают поезжан жениха, так называемых кьедженгерлэров, стаскива­ют их с лошадей, стараются столкнуть в яму с нечистотами и проч.3. У балкар молодежь селения невесты обирает поезжан жениха с ног до головы4. У чеченцев поезжан жениха у дома невесты встречают бранью, камнями и выстрелами5. У калмы­ков избивают не только поезжан, но и жениха, который приез­жает со своей свитой за невестой6. У армян иногда молодежь

------

[1]       По словам Джанашия, поезжан задерживала «местная молодежь с дубинками» Абхазский культ и, быт, стр. 197.

2       СМОМПК, XXIX, отд. 1, стр. 92, 93.

3       Чурсин. Карачаевцы (рукопись); Щукин И. Материалы для изуче­ния карачаевцев. «Русский антропологический журнал». 1913, № 1-2, стр.59.

4       Грабовский Н. Свадьба в горских обществах Кабардинского окру­га. ССКГ, в.II, стр. 16, также Караулов в СМОМПК, XXXVIII. отд. 1, стр. 146.

5  Ипполитов, в ССКГ. в. 1, стр. 9.

6 Житеикий. Очерки быта астраханских калмыков. М., 1893. стр 21; Мевес. Путевые заметки с калмыках, «К», 1865. № 8.

[166]

останавливает поезжан и вызывает на борьбу и т.д. и т.п. В этих проявлениях враждебности к поезжанам, увозящим невесту, по-видимому, следует видеть отголосок прежних отноше­ний между различными родовыми группами, возникавших при похищениях невест.

Когда поезжане приближались к дому жениха, примерно за версту, от толпы отделялся гонец и скакал к дому жениха; подъезжая к дому, он делал выстрел; домашние выходили на­встречу и мазали ему губы медом, после чего он немедленно возвращался обратно (сел. Ткварчели). В Самурзакани этот вестник носит грузинское название «махаребели» — «благовестник»; здесь ему кладут в рот сахар, выражая этим, что весть его сладка, как сладок сахар (сел. Окум).

Обычай высылать вперед, к родителям жениха, вестников существует у многих кавказских народов. У картвельских на­родов эти вестники большею частью называются «махаребели», «благовестники» или «добрые вестники»; такое же название вестники (муштулугджие) носят они, между прочим, у сербов1.

Взятие невесты в дом жениха, как один из важнейших моментов свадьбы, считается особенно благоприятным для враждебных действий, основанных на магии со стороны не­доброжелателей жениха. Так, например, для того, чтобы повредить жениху, разрезают пулю пополам и кладут ее поло­винки по обе стороны дороги, по которой проходит свадебный поезд. Затем половинки сплавляют вместе, заряжают ружье и производят выстрел (сел. Джгерды) или просто выбрасывают куда-нибудь (сел. Илор). Другой способ заключается в том, что разрезанную пополам пулю мочили в крови зарезанного в жертву животного, затем сплавляли снова (сел. Дурипш). В некоторых случаях прибегали и к такому способу: когда ве­дут невесту, два молодых человека, омочив ножи в крови жерт­венного животного, стоят по обеим сторонам улицы. После про­хождения процессии ножи закрывают. Для порчи жениха при­меняли и некоторые другие магические средства (например, завязывание узлов).

К подобным чародейским приемам в целях порчи жениха прибегают и другие народы. Так, удины в сел. Варташен Кухинского уезда разрезают свинцовую пулю пополам и кладут по­ловинки по сторонам! улицы, по которой будут проходить же­них и невеста; затем берут эти половинки пули, сплавляют вме-

-----

[1] Миличевич. Указ. работа, стр. 213.

[167]

сте, и «после этого никакая сила не с состоянии спасти жениха от гибели»1. Горские евреи опасаются магической силы уз­лов, которые недоброжелатель жениха может завязать во вре­мя венчания. Чтобы разрушить силу узлов, родственники и друзья жениха спешат сами завязать как можно больше узлов2. Армяне Зангезура завязывают на нитке узлы, чтобы «свя­зать злых духов» и тем оградить от их действия жениха. Лаки в Дагестане также верят в магическую силу завя­зывания узлов. В возможность «порчи» жениха завязыванием узлов верят также чеченцы, авары и кумыки.

Когда свадебная процессия двигается от дома невесты к дому жениха, поезжане поют свадебную песню. В Бзыбской Абхазии поют «Оу-ре-деда-мафа», в Кодорском уезде, напри­мер, в общине Адзюбжа, кроме этой песни, иногда поют «О-хо-хо-хой». В Самурзакани поется мегрельская свадебная песня «кучха бедниэра», т. е. «нога счастливая»; назначение песни магическое: чтобы невеста счастливой ногой вступила в дом мужа (сел. Окум). Относительно свадебных песен или, вер­нее, припева, которым сопровождается переезд невесты из роди­тельского дома в дом жениха, в литературе царит изрядный сумбур. М. Джанашвили говорит, что по дороге поют свадеб­ную песню бедниэра3. Это касается лишь Самурзакани, где господствуют мегрельские обычаи; в остальной Абхазии песни «бедниэра» не знают. Н. Джанашия указывает на существова­ние своеобразной абхазской свадебной песни «Оу-ре-деда-мафа», но в своем стремлении всюду отыскивать элементы грузин­ского влияния, приводит песню в извращенном виде. Он толку­ет оу-ре-деда-мафа, как он dada mаkua. означающее: «Две подруги приехали с нею»4; в действительности, абхазский свадеб­ный припев ничего общего с таким толкованием не имеет. Было бы странно, ведя невесту, петь о ее подругах. Н. Державин сообщает, что невесту ведут с песней:«О-ре-де-да, О-ре-де-да, мафа!» и добавляет: «Это единственная уцелевшая в Абхазии песня, смысл которой, к сожалению, абхазцам не известен»5.

По моей записи, свадебная песня звучит чаще всего «Оу ре-де-да мафа»; и только некоторые произносят: «Оу-ре-де-да, мофа». Смысл песни действительно большинству абхазов не понятен. Этот свадебный припев в такой или иной форме

-----

[1] СМОМПК. XIV, отд. II, стр. 238.

2 Анисимов И. Кавказские евреи-горцы, М., 1888, ¿тр. 125, 126. СМОМПК, XVIII, отд. III, стр. 129.

3       Джанашвили. Указ. работа, стр. 25

4       Джанашия. Абх. культ и быт, стр. 97.

5       Державин Н Свадьба в Абхазии. СМОМПК, XXXVI, отд. II, стр. 8

[168]

употребляется у народов адыге («Оу ридаде, оу ридаде махо») 1, у карачаевцев, балкар, осетин и др. народов. Над выяснением смысла и происхождения этого припева задумывались многие исследователи. Д. Г. Лопатинский, в согласии с Ш. Б. Ногмовым , связывал этот припев с именем адыгского богатыря Редеди. погибшего в единоборстве с Тмутараканским князем Мстиславом2. Это объяснение не выдерживает критики даже потому, что вспоминать на свадьбе о печальном событии — о гибели богатыря -  совершенно неуместно. Против объяснений Л. Г. Лопатинского выступали А. В. Марков в «Этнографичес­ком обозрении» (1899 г., № 1-2) и Н. С. Трубецкой в статье «Редедя на Кавказе». (Там же, 1911, № 1-2). По записи Н. С. Трубецкого, припев свадебной песни на кяхском наречии звучит так: «Уоредэ, уореддедэ, уореддедэ, мафэ!» В перево­де Н.Трубецкого это значит: «Песня, всем песням песня, счаст­ливая». («Самая настоящая песня», как перевел черкес, со­общивший припев Н. Трубецкому). В таком виде припев, соп­ровождающий переезд невесты в дом жениха, конечно, впол­не соответствует этому событию, но представляется бессодер­жательным и потому может вызывать сомнения.

Мною записана в Абхазии легенда, объясняющая про­исхождение припева «Оу-ре-деда-мафа». Легенда записана в трех вариантах, в трех различных общинах Бзыбской Абхазии: Дурипше, Калдахвара и Бармыше. Содержание легенды та­ково. Молодой человек Мафа влюбился в красивую девушку Деду и стал добиваться ее руки. Гордая красавица долго от­казывала; наконец, обещала выйти замуж за Мафу, если он в доказательство своей любви выполнит одно унизительное требование. Мафа исполнил желание красавицы. Тогда она решительно заявила, что не выйдет замуж за мужчину, кото­рый позволил себя так унизить. Огорченный юноша обратился за помощью к одной старухе, и та обещала уладить дело. Обе­щание это было выполнено. Старуха так повела дело, что Деда, не зная того, забеременела от Мафа. Спустя некоторое время на одной свадьбе, когда молодежь в песнях высмеивала недостатки товарищей и знакомых, Деда в песне осмеяла по­ступок Мафы. В ответ Мафа пропел, что Деда уже стала его женой, сама того не зная. Отсюда и получила свое начало сва­дебная песня «Оу-ре-деда-мафа», объяснили мои информаторы. Следует помнить, что на свадьбах вообще очень часто поются ве-

-----

[1] Кашежев Т. Свадебные обряды кабардинцев. «Э. О », XL-XLI стр. 345.

2 СМОМПК, XII, отд. 1, стр. 10, 69, XXV, отд. III, стр. 93.

[169]

сьма нескромные песни,  что, возможно, имеет магический смысл.

Старик Сулейман Аршба в общ. Ткварчели сообщил, что свадебный припев «Оу-ре-деда-мафа» впервые появился в сре­де членов абхазской фамилии Асадзква, живших около Сочи. Песня исполнялась будто бы двумя партиями; одна пела: «Оу-ре-деда-мафа», другая «Оу-ре-деда дакя». Указание на первоначальное появление припева в Сочинском районе стоит в связи с широким распространением этого припева среди ады­гейских племен. Можно поэтому предполагать, что припев «Оу-ре-деда-мафа» проник к абхазам от соседей их адыгов.

При входе невесты в брачный домик «амхара» или брач­ную комнату два молодых человека держат над ее головой кинжалы, ударяя ими по притолоке двери; иногда держат один кинжал над головой, а другой внизу у порога, так что невеста проходит между кинжалами (сел. Дурипш). Иногда вместо кинжалов употребляются шашки1. Первое вступление невесты и дом жениха — один из важнейших моментов брака, почему в это время необходимо заботливо охранять молодую от па­губного действия нечистой силы, чар, колдовства. С этой целью и прибегают к магической силе кинжала или шашки. К та­кому же магическому приему ограждения невесты или обоих новобрачных прибегают многие народы как на Кавказе, так и вне его. Шашку или кинжал держат над головой новобрачных при входе их в дом у всех картвельских пародов: в Картлии, Кахетии, Имеретии, Гурии, Аджаристане, Мегрелии, Свании; то же проделывают хевсуры, пшавы, мтиулы, ингилои2. Шаш­кою или кинжалом отгоняют злых духов от новобрачных при входе их в дом также армяне3, осетины4 и другие кавказские народы. Меч и сабля играли, как известно, видную роль в ста­ринных свадебных обрядах великоруссов3, украинцев6, латы­шей7 мордвы3 и др. народов.

-----

[1]       Ср. Кагоров Е. О значении некоторых русских свадебных обрядов. «Известия Академии наук»; 1917, 9, стр. 647.

2       Чурсин. Очерки по этнологии Кавказа, стр. 124—127. СМОМПК, XIX. отд. 1. стр. 173; XXI, отд. II, стр. 130, XXXI, отд. III, стр. 158. ЗКОРГО, кн. XVI (1894), стр. 291 и др.

3 СМОМПК, II, отд. II, стр. 54, XVII, отд. 1, стр. 102, ХЫУ,отд. II, стр. 37 и др.

4 Чурсин. Осетины, стр. 87.

5 Терещенко. Быт русского народа, II, стр. 53, 63, 73, 86, 114. 141.

6 Там же, стр. 512.

7 Записки РГО по отделению этнологии, т. XV, в. 1, стр. 163 (Э. Воль­тер).

8 Записки путешественника академика Лепехина, стр. 188.

[170]

Когда невеста входила в амхару, ей в прежнее время на голову сыпали мелкие серебряные монеты; теперь в некото­рых местах ее осыпают зернами гоми1. У абазин на голову не­весте сыпали конфеты и просо, чтобы было обилие проса2. Осы­пание невесты или обоих новобрачных деньгами, сластями, оре­хами, хлебными зернами и проч. составляет, как известно, ве­сьма распространенный свадебный обычай. Он может быть объ­яснен, как магический прием для обеспечения плодовитости новобрачных, богатства или сладости жизни.

Так, мегрелы осыпают невесту зернами гоми, «чтобы она была плодовита, как эти зерна»3. Армяне осыпают новобрачных, возвращающихся после венчания домой, орехами. Горские евреи осыпают невесту при входе в дом жениха рисом, «чтобы она родила много детей»4. Карачаевцы осыпают невесту день­гами, конфетами, орехами, пшеном или крупой, «чтобы во всем было изобилие, богатство». У лаков (казикумуков) на голову невесты сыплют муку, конфеты и серебряные деньги с выражением пожелания, «чтобы дом наполнился кучею детей, множеством хлеба и скота»5.

Когда невеста войдет в дом, ей дают чашку (или горсть) гоми или проса. Идя от порога к очагу, невеста рассыпает по полу гоми; затем обходит вокруг очага, также посыпая гоми. В некоторых общинах Самурзакани (сел. Окум) невеста обходит все комнаты дома, всюду посыпает зернами гоми. Это магический прием, направленный на то, чтобы «так размно­жился этот дом».

Аналогичный обряд рассеивания зерен, с тою пли иною магическою целью, наблюдается и у других народов. У мегре­лов «невеста обходит углы дома, сыплет пшено - символ раз­множения, и из маленького кувшина поливает водой рассыпан­ные по полу зерна, выражая тем желание, чтобы все уродилось обильно, и нивы не страдали от засухи6. Гурийцы дают не­весте при входе в дом жениха горсть гоми, которое она раз­брасывает по всей комнате. «Этот обряд выполняется для того, чтобы она была хорошею хозяйкой».

Следует отметить также сходный обычай сербов. При вводе невесты в дом жениха, ей дают решето с разными хлеб­ными зернами: невеста берет несколько горстей и бросает пе-

------

[1] Джанашия. Абх. культ и быт, стр. 197.

2 Голяховский в «Кубанских областных ведомостях», 1881, №21

3 СМОМПК, X, отд. 1, стр. 109.

4 Черный И. Горские евреи, ССКГ, III, стр. 38.

5 Бутаев Д. Свадьба у лаков (рукопись); Омаров, Воспоминания муталима, ССКГ, 1, стр. 42.

6 Сахокия. По Мингрелии, «П. В.» 1916, № 183.

[171]

ред собою. У болгар (в Хисарском округе) невеста при вы­ходе из дома бросает «на счастье» просо1.

На колени невесте сажают мальчика, что, по магическим воззрениям, должно было вызвать рождение мальчиков. Этот мальчик считается после того как бы усыновленным семьей (сел. Окум).

В некоторых общинах (сел. Джгерды) при входе невесты в дом свекровь мажет ей губы медом, чтобы она имела «слад­кий язык», была незлобивая, кроткая2. Такой же обычай су­ществовал и у абазин (Северный Кавказ)3. Молодым при входе в дом жениха подносят мед, сахар, иногда масло, так­же как у картвельских народов4, армян, горских евреев и у дру­гих народов. Это угощение молодых сладостями, по обычному пониманию, должно обеспечить новобрачным сладость супру­жеской жизни.

После привода невесты устраивается пир. Жених во вре­мя приезда невесты и на свадебном пиру не присутствует. На это время он удаляется из дому и где-нибудь бродит или сидит у соседей. Этот обычай соблюдается и другими народами. Так, у чеченцев во время свадебных пиршеств (1-3 дня) «молодой ходит по лесу или где-нибудь по знакомым, и приходит к жене лишь поздно вечером»5. У карачаевцев жених во вре­мя свадьбы и некоторое время после нее скрывается у своего товарища «болуша». У казанских Татар жених и не­веста не принимают никакого участия ни при заключении брач­ного договора, ни в брачных торжествах; так по крайней мере было прежде6.

Перед началом свадебного пира отец жениха или кто-ли­бо из близких дому стариков встает и, держа в одной руке палочку с нанизанными на ней сердцем и кусочком печени, а в другой стакан вина, молится о благополучии новобрачных, высказывая пожелание, чтобы невеста родила пять сыновей и двух дочерей. Затем, полив сердце и печень вином, ест сам и раздает присутствующим. Невеста присылает ему из своей

------

[1] Боев Б. К брачному праву болгар. «Сборник материалов по этногра­фии, изданный при Дашк. этнографическом музее», 1, стр. 40 (1885).

2 Ср. Джанашвили. Указ. работа, стр. 25.

3 «Кубанские областные ведомости», 1881, № 21.

4 Вахтанг. Обозрение истории грузинских народов. СПб, 1814. стр. 24, Джанашия, стр. 147, Важа-Пшавела, стр. 320.

5 Клингер. Нечто о Чечне. «К», 1856, № 101, Ипполитов, в ССКГ в. 1, стр. 8.

6 Коблов. Религиозные обряды и обычаи татар-магометан. «Изд о а и эти. при Каз. ун.», т. ХХ1У(1909), в. 6, стр. 544.

[172]

комнаты подарок — полотенце, кисет и т. п., который кладет на колени. Пирушка сопровождается пением и танцами. Это так называемая «малая свадьба».

На другой день устраивается «большая свадьба», во вре­мя которой невесте приносятся подарки (ахаршв). Собирается чуть ли не вся община. Кто-нибудь ведет запись подарков. В довоенное время общая стоимость подарков достигала на бога­тых свадьбах до 500 и более рублей. Невеста в это время, как во все продолжение свадьбы, находится в своем углу с лицом, накрытым покрывалом!. Желающий поднести невесте подарок входит в «амхара», к нему подходит подруга невесты с тарел­кой (прежде она становилась на колени), и даритель кладет свой подарок или называет его, если это животное. После это­го с невесты снимают покрывало (сел. Дурипш).

Некоторые устраивали во время свадебного веселья скач­ки и стрельбу в цель. Призами за удачные выстрелы служили домашние животные — корова, теленок, коза, оружие я др. вещи. Мишенью служила доска с начертанным углем кругом или поставленной сверху глиняной чашкой. Первым стрелял непременно какой-либо почетный старик.

Недели через две после свадьбы (иногда 7-10 дней) устраивается ввод невесты в «большой дом». Пир по этому по­воду устраивает на свой счет товарищ жениха; сам жених в пирушке не участвует, так как он еще стыдится показываться своим родителям и старшим братьям. «Чтоб прекратить это положение стыдливости», товарищ жениха от его имени под­носит родителям жениха и другим старшим членам семьи по­дарки, именуемые ачанца. После этого жених получает право показываться старшим членам своей семьи. Невесту в большой дом вводят с лицом, покрытым кисеей. Устроитель пирушки кончиком кинжала поднимает кисею с лица невесты; старший в доме благословляет ее и молится по­кровителю дома ажахара, чтобы он милостиво принял нового члена семьи и сделал ее плодовитою. С этого дня невеста ста­новится действительным членом семьи, может входить в боль­шой дом и приступает к исполнению обязанностей невестки.

Товарищ жениха, устраивавший пир при вводе невесты в большой дом, с этого времени становится в близкие родствен­ные отношения к жениху, которые не прекращаются до гроба.

У адыге вуаль с лица невесты снимал шафер концом шашки". У грузин покрывало с лица невесты снимал во вре­мя свадебного пира отец обнаженною саблею2; у аджарцев ву-

------

[1]       Ильин. Свадьба у православных черкесов, «К», 1868, № 111

2       Вахтанг. Обозрение истории грузинского народа, стр. 25.

[173]

аль с невесты снимает кинжалом брат невесты1. У карачаев­цев покрывало (ал) снимает с невесты один из родственников жениха обнаженным кинжалом2. У русских в старину вуаль с лица снимал посаженный отец концом стрелы; так было, на­пример, на свадьбе Михаила Федоровича Романова в 1726 г.3 В Олонецкой губ. дружки снимают фату концом плети. У морд­вы и чуваш покрывало с лица невесты снимал отец жениха концом длинного пирога4. Пирог и хлеб служат оберегом, по­добно оружию.

После ввода невестки в большой дом устраивается обря­довое шествие невестки к воде. Свекровь или другая почетная женщина готовит из пшеничной (иногда с примесью кукуруз­ной) муки акваквар (колобок) и кладет в посуду; туда же кла­дется яйцо. Затем пожилые женщины отправляются с невесткой к речке. У того места, где из речки берут воду, невест­ка становится на колени, а свекровь или другая почетная жен­щина молит в «воде находящуюся» дзызлан-дзахкуаж — «ца­рицу вод», чтобы она разрешила молодой невестке беспрепятст­венно брать воду, оградила ее от лихорадки (по народному мнению, лихорадка происходит от воды) и других болез­ней и покровительствовала в хозяйстве. Затем, обводя яйцо 3 раза вокруг головы невестки, бросают его в речку. Вместе с яйцом в воду бросают и часть акваквар. После этого невестка, не оглядываясь, возвращается домой. С этого времени но­вобрачной разрешается ходить к речке за водой.

Обрядовое шествие к воде — обычай, существующий у у многих народов. Он практикуется картвельскими наро­дами, чеченами, горскими народами Дагестана, армянами, раз­личными тюркскими народами и пр. У тушин новобрачная по­сле свадьбы берет с собой медный кувшин «тулухи» и от­правляется за водой. По возвращении домой приступают к мытью посуды, и таким образом молодая вступает в обязан­ности хозяйки. У лаков (казимуков) молодая три дня сидит безвыходно, а на четвертый идет за водой, после чего начина­ется ее трудовая жизнь5. У чеченцев новобрачная через 5 - 6 дней после свадьбы, в сопровождении толпы женщин, идет с чашкой блинов на речку за водой; прежде чем взять воду, она бросает в речку несколько блинов, предварительно про-

-----

[1] СМОМПК, XXXI, отд. III, стр. 173.

2 Чурсин. Карачаевцы (рукопись).

3 Теоещенко, Быт русского народа, II, стр. 64.

4 Записки путешествия академика Лепехина «Полное собрание учен, путешествий по России», т. III, СПб, 1891, стр. 184.

5 Омаров А. Воспоминания муталима, ССКГ, в. 1, стр. 43, 44.

[174]

колов их иглой или булавкой. С этого дня она получает право ходить за водой и вступает в обязанности хозяйки1.

У армян Карабаха молодая невестка, отправляясь в пер­вый раз за водой, несет с собой и сыплет в родник пшеницу.

У русского населения Лидского уезда Виленской губ. «по­сле свадьбы первое дело новобрачной, как новой хозяйки до­ма, итти к колодезю за водой и принести ведро воды; в этом по­могает ей малый ребенок, которому она дарит пояс»2. У белору­сов новобрачная, отправляясь первый раз за водой к колодцу, озеру или реке, бросает туда грош для того, чтобы ей во всем счастливилось»3. У казанских татар молодая в сопровождении девушек или молодежи отправляется за водой, где устраива­ются пляски4. У чувашей молодую ведут за водой в мужниной шапке, причем молодая кланяется речке или роднику5. У чере­мис невеста, придя за водой, бросает в речку мелкую серебря­ную монету6. У болгар молодая, придя первый раз за водой, обходит три раза вокруг колодца и сыплет кругом просо, а в колодец бросает монету7 и т. д. и т. п.

Молодая невестка не может непосредственно разговари­вать со старшими членами семьи мужа: отцом, матерью, стар­шими братьями и сестрами. Со свекром невестка не разговари­вает в течение всей жизни. В прежнее время невестка в при­сутствии свекра не разговаривала ни с кем. Со свекровью невестка в прежнее время не разговаривала 3 - 4 года. Неве­стка также не говорит со старшим братом мужа. Со свекром и старшими братьями мужа невестка разговаривает всегда толь­ко через посредство детей. Если свекор или старший деверь обращается к ней с вопросом, она передает свой ответ малень­кому мальчику или девочке, а те передают спрашиваемому. Этот обычай до сих пор в силе и у некоторых народов Кавказа: карачаевцев, балкар, осетин и др.

У абхазов в присутствии свекра и свекрови невестка в преж­нее время никогда не ела и не садилась. В настоящее время са­диться в присутствии старших невестка позволяет себе лишь по

-----

[1] Ипполитов. Этнографические очерки Аргунского округа. ССКГ, в. 1,

стр. 10, 11; Клингер. Нечто о Чечне. .К», 1856. № 101.

2 «Этнографический Сборник», 1, стр. 289.

3 Там же, II, стр. 190.

4 Ахмаров Г. в «Известиях общества археологии и этнографии при Казанском университете», XIII (1907), в. 1, стр. 26.

5 Прокопьев К. Брак у чувашей. «Известия общества археологии, ис­тории и этнографии при Казанском университете», XIX, в. 1, стр. 29.

6 Мендиаров. «Э. О.», кн. XXII.

7 Майнов, Юриднч. Быт болгар. «Записки РГО по отделению этногра­фии в. IV (1871), стр. 592.

[175]

особой просьбе. Вообще в первые два года невестка должна по­давать во время обеда и ужина воду для омовения рук, стоять, когда члены семьи принимают пищу, мыть им ноги, когда по­надобится и т. д.

В таком же положении находится молодая невестка и у дру­гих кавказских народов: у осетин, армян, карачаевцев, горских евреев и других. Молодая невестка у осетин точно так же го­ворит со старшими лишь через посредничество кого-либо из младших членов семьи1; этот же обычай соблюдается в патри­архальных армянских семьях.

Абхазская невестка считается как бы принадлежащею все­му роду (фамилии) мужа; все члены фамилии в праве требо­вать от нее услуг; всем, кто к ней обратится, она шьет безо­говорочно и безвозмездно2. Каждый член фамилии называет ее «наша невестка».

Молодые муж и жена долгое время не показываются вме­сте старшим в доме. Если жена пойдет в комнату, где находит­ся муж и старшие родственники, она тотчас уходит. Супруги показываются сначала младшим членам семьи, а потом уже старшим, и то после настоятельных просьб последних. Н. Джанашия приводит случай, имевший место в 1915 г., когда супру­ги после 29-летней совместной жизни впервые показались вме­сте старшим членам своего рода3. Молодые супруги не спят под одной кровлей со старшими, а живут в той брачной комна­те, которая строится, когда молодой человек женится.

В присутствии своих родителей отец не ласкает детей. Если ребенок подойдет, чтоб приласкаться к отцу в присут­ствии его родителей, отец поспешно уходит от него.

Такой же взгляд на проявление родительской нежности к детям существует, как известно, у хевсур, мтиулов, осетин, ар­мян и др. народов4. По словам осетинского поэта К. Хетагурова, если бы в прежнее время отца застали с ребенком на ру­ках, он не задумался бы бросить малютку куда попало.

Невестка не имеет права называть по имени ни мужа, ни старших. Муж тоже не называет по имени жену, тестя и тещу. Невестка, говоря о свекре, называет его дад, дада, свекровь — нан, «дый»; старшего брата мужа называет «наш гос­подин», а самого старшего «наш большой господин»; старшую сестру мужа (золовку) — «наша дочь» («дочь этого дома»), старшего в роде называет хах, т. е. «наш владетель».

-----

[1] Чурсин. Осетины, стр. 41.

2 Ср. Джанашия. Абхазский культ и быт, стр. 202.

3 Там же, стр. 200.

4 СМОМПК, XIII, отд. 1, стр. 54.

[176]

В обращении друг к другу, когда подразумевается одно лицо, абхазы всегда говорят «ты» и не употребляют множествен­ного числа «вы». И только невестка о свекре и свекрови, в знак большого уважения, выражается во множественном числе.

У мегрелов жена не произносит имени мужа, свекра, све­крови, свояка, дяди мужа; мужа называет — «чкими миндже» (мой хозяин), «чкими патони» (мой господин) и т. п., осталь­ных называет «патони» (господин). Муж тоже не называет жену по имени, а говорит: «осури» (женщина), не называет и имени тещи. У армян жена и муж не называют друг друга по имени, а обычно выражаются в терминах родства: «твой сын», «твой брат» (жена о муже); «твоя дочь», «дочь такого-то» (муж о жене). То же явление наблюдается у осетин, кур­дов Азербайджана, у кумыков, караногайцев и др. кавказских народов. Не меньшим распространением пользуется этот обы­чай среди различных народов, далеко за пределами Кавказа; он отмечен, напр., у калмыков, киргизов, туркмен, у алтайских тюрок, у дюрбютов, телеутов, бурят, у сербов и др. народов.

Через два-три месяца, иногда даже через год после свадьбы зять отправлялся один в дом тестя. Его принимали в от­дельной комнате девицы и сверстники (с тестем и тещей ви­деться зятю было не положено). Ему дарили оружие, холодное и огнестрельное, а также коня. Уходя домой, зять приглашал тестя и тещу к себе (приглашение передавалось через посред­ничество младших членов семьи). Родные невестки в доме зятя после угощения получали подарки: тесть иногда лошадь с седлом, теща — платье, свояки и свояченицы также оделялись подарками.

Спустя 5- 6 месяцев, иногда год после свадьбы, молодая женщина возвращается к своим родителям, где остается около месяца. Там для нее готовят белье и некоторые домашние ве­щи, и с подарками отпускают к мужу.

Что касается религиозного освящения брака, то его в сущ­ности у абхазов не было: христиане и мусульмане всегда отно­сились к религиозной обрядности безразлично. Только тогда, когда в силу необходимости нужно было иметь метрику для детей, обращались к так наз. «венчанью», причем делали это спустя несколько лет после свадьбы.

В прежнее время среди абхазов был в обычае левират, т. е. если умирал муж, вдова выходила замуж за его младшего брата 1. Этот обычай изредка соблюдался еще в недавнее время.

-----

[1] О положении Абхазии в религиозном отношении. «К», 1868, № 5 U Г.

[177]

но в исключительных случаях, например, когда в семье после брата оставались дети, для того, чтобы они не были беспризор­ными или не попали бы в чужую семью, где не смогли бы иметь надлежащего попечения (со слов И. С. Мушба).

Левират, как известно, довольно широко распространен у многих народов — евреев, народов Индии, Австралии и др. Обычай этот был распространен и среди некоторых народов Кавказа, многочисленных тюркских народов Азии и проч. Так, «в Сванетии можно было жениться на вдове брата. Вдова кроме брата несемейного могла выйти замуж за всякого ближай­шего родственника мужа и оставаться в том же доме и при его имуществе»1. У аваров Дагестана вдова «должна выйти за ближайшего родственника покойного мужа, если тот пожелает ее взять»2.У осетин, еще по словам Вахушти, «когда умирает один брат, другой брат женится на жене своего брата»3. У ка­рачаевцев «если умрет старший брат, то невестку свою имеет право взять младший; это у караногайцев даже считается доб­родетелью»4. Левират в обычае и у горских евреев5. Тот же обычай соблюдается у казанских татар, чувашей, черемис, во­тяков, киргизов, бурят и других народов.

В качестве отголоска матриархата у абхазов следует отме­тить ту видную роль, которую играет в семье дядя матери. Он часто выбирает имя ребенку; он играет большую роль при же­нитьбе племянников. Умирает муж его сестры, брат часто берет сестру с детьми к себе, и они живут на его иждивении, пока се­стра снова не выйдет замуж. Воспитывая детей, мать, конечно, больше привязывает их к своему брату, чем к брату мужа. В результате всего этого дядя по матери обыкновенно пользуется большею любовью и уважением племянников, чем дядя по отцу.

Разводы среди абхазов довольно редки. В прежнее время оставить жену значило нанести кровное оскорбление всему ро­ду ее, почему нужны были очень веские причины, чтобы реши­ться на такой шаг. Если муж в прежнее время почему-либо ос­тавлял жену, она возвращалась к своим родным. Те обраща­лись с жалобой к властям, заявляя, что они оскорблены поступ­ком зятя и требуют удовлетворения. Судьи выслушивали обе стороны и обыкновенно выносили постановление, чтобы муж

-----

[1] Эристов Р. Заметки о Сванетии, стр. 3J.

2 Неверовский. Крат, взгляд на северный и средний Дагестан в топогр. и истор. отношен. СПб, 1847, стр. 59.

3 Вахушти. География Грузии, стр. 141.

4 Ананьев Г. Караногайцы, их быт. и образ жизни. С.СКГ, т. II/

5 Анисимов. Кавказские евреи-горцы, стр. 99.

[178]

принял с соприсягателями (человек 5) присягу в том, что при данных условиях оставление жены не оскорбляет ее рода. Фор­мула присяги примерно такова: «Если бы моя сестра была замужем за тобою, и оказалась такою (неспособною к хозяйству, с неуживчивым характером), как твоя сестра у меня, и ты бы оставил ее, я не считал бы это оскорблением». При­нятие такого рода присяги улаживало дело. При отказе же от присяги за оставление жены назначалась плата «за кровь», как при кровомщениях: 300 рублей в крестьянских фамилиях и 600 — у дворян и князей.

В настоящее время эти старые обычаи вытеснены совет­ским брачным правом.

Современная абхазская семья носит патриархальный ха­рактер. Главою дома является отец. Если он стар и неспособен управлять семьей и заведывать хозяйством, его заменяет старший сын. Старший в доме пользуется почетом и уважением. Сыновья обыкновенно послушны, скромны и внимательны к отцу.

Главою женской половины дома является мать. Она ведает домашним хозяйством, распределяет работы между невестками. У нее ключи от шкафов с провизией и сундуков, если таковые имеются.

Область женского хозяйства — огород, приготовление пи­щи, тканье сукон, приготовление белья и одежды, уход за птицей. Уход за скотом, включая даже доение коров, входит в обя­занности мужчин. В последнее время доение коров все чаще производится женщинами.

Родильные обряды. Особого помещения для родов абхазы не имеют. Родильницу на все время родов и после них помещают в амхаре, т. е. в помещении, в котором протекает брачная жизнь семейной пары.

В прежнее время роды происходили обязательно на земле, на которую клали кукурузную солому или солому гоми (сел. Дурипш, Калдахвара и др.). Среди многих абха­зов существовало поверье, что в такой обстановке роды происходят благополучнее. В настоящее время это требование старины не соблюдается1, хотя некоторые знахарки и старухи и теперь еще уверяют, будто ребенок, родившийся на кукурузной соломе на земле, будет счастливее родившегося на постели (сел. Калдахвара Гудаутского уезда).

-----

[1] По словам Н. Джанашия, в Абжуйской Абхазии роды происходят обязательно на земле, на кукурузной соломе («Абхазский культ и быт», стр. 204). В настоящее время это вовсе не обязательно.

[179]

Поверье относительно того, что родить лучше на земле, чем на деревянном полу, на тахте или кровати, встречается до сих пор среди многих народов. Это воззрение представляет пережиток того сравнительно недалекого прошлого, когда ни полов, ни кроватей в народном обиходе не имелось, и роды по необходимости происходили на земле. V родственных абхазам черкесов, по словам генуэзца Интериано (1551 г.), женщины рожали лежа на соломе, которая, по их мнению, должна быть первой постелью всякого ребенка1. В Гурии в прежнее время женщина обязательно должна была разрешиться от бремени на земле, устланной соломой, но не на деревянном полу2. То же запрещение существовало в соседней Имеретии; хотя в домах имелись деревянные тахты, женщине не дозволялось разрешаться на тахте, и бабка устраивала для роженицы по­стель на земляном полу3, устланном соломой. Этот обычай был распространен и у рачинцев. Они объясняли его тем, что будто бы богородица родила Иисуса на соломе, поэтому на соломе всего легче разрешиться от бремени4.

Таким же образом у армян Зангезура и других районов женщину при приближении родов укладывают на землю, под­ложив немного сена или золы, ссылаясь и здесь на богороди­цу, родившую на земле5; так же поступают курды Курдистанского уезда. Аналогичный обычай записан мною у карачаевцев, где роженицу кладут на земляной пол, подослав солому и по­ложив сверху войлочную постель; родить же на кровати обы­чаем не разрешается. Отметим также казаков Кубанской об­ласти (станица Расшеватская и др.), где женщины еще в не­давнее время рожали только «на голой земле» из боязни греха6.

При бесплодии женщины у абхазов обращаются к зна­харкам, которые обыкновенно советуют устроить моление ажахаре, зарезав в жертву петуха или курицу.

Если дети в семье умирают, мать берет на воспитание чу­жого ребенка. Предполагается, что после этого ее дети не будут умирать (сел. Джгерды).

Мужчины при родах не присутствуют; муж на время родов даже удаляется из дома, особенно при первых родах. (Обычай, наблюдающийся и у других народов Кавказа: у грузин

-----

[1]   Dubois de Montpereux. Voyage autour du Caucase, I, p. 83.

2   СМОМПК, XVII, отд. II, стр. 90; «К», 1848 г.. № 27 (Накашидзе)

3   СМОМПК, XIX, отд. 1, стр. 179.

4   Там же, XXI, отд. II, стр. 137.

5    Там же, II, отд. II, стр. 14.

6   Там же, XVI, отд. II, стр. 22.

[180]

Рачинского уезда1, у хевсур, мтиулов, ингилоев, караногайцев2, курдов, осетин и проч., а также калмыков3 и др. народов).

Родильницам оказывается помощь со стороны бабок-повитух. Кроме повитухи, принимающей ребенка и исполняющей роль акушерки, при родах иногда присутствует еще старуха-молельщица, совершающая установленные по этому случаю обряды и моления.

При трудных родах применяются механические и лечеб­ные приемы, а также обращаются к разнообразным магиче­ским приемам. Чтобы облегчить роды, например, над родиль­ницей протягивают веревку, за которую заставляют роженицу держаться; собирают «заячью траву» (ажьафархь) и дают пить роженице - это, говорят, способствует ускорению родов (сел. Дурипш).

Магические приемы, к которым обращаются в случае трудных родов, в основном сводятся к следующему:

1) Около роженицы слева кладут ножницы и веретено, а справа - ножик и шило или топор, кинжал, цалду. Повитуха произносит: «если ты мальчик, иди направо, а если девочка — налево»4.

2) Приглашают к роженице человека, который освободил лягушку из пасти змеи и три раза прошел между ними; он должен три раза перешагнуть через роженицу со словами: «отпустил тебя» (Гудаутский и Кодорский уезды). (Этот при­ем знаком также грузинам5 и армянам5; отличительной осо­бенностью здесь являлось то, что человек, к помощи которого обращаются, не шагает через роженицу, а дает ей воды из полы своего платья).

3) Расплетают у роженицы косу, распарывают подол платья, расстегивают ворот рубашки, развязывают пояс (сел. Дурипш Гудаутского уезда; сел. Адзюбжа Кодорского уезда). Развязывание и расстегивание платья на роженице имеет, ко­нечно, и практическое значение для облегчения родов, но глав­ная сила этого приема чисто магического характера: как раз­вязывается и открывается все связанное и сшитое в платье женщины, пусть так раскроются ее чресла.

Развязывание всяких завязок, узлов и проч., а также от­тирание сундуков, шкапов, открывание дверей и т. п. в качест-

-----

1 СМОМПК, XXI, отд. II, стр. 137.

2 Молявкин. Караногайцы. «Терек. Сборник», в. III, кн. 2, стр. 166.

3 Житецкий. Очерки быта астраханских калмыков, стр. 26.

4 Ср. Джанашия. Абхазский культ и быт, стр. 204. прим 2.

5 СМОМПК, XIX, отд. II, стр. 95.

6 Там же, XXXIV, отд. III, стр. 97.

[181]

ве магического приема, облегчающего трудные роды, состав­ляет один из наиболее распространенных обычаев у множест­ва кавказских и иекавказских народов. Его практикуют гру­зины, армяне, осетины, карачаевцы, русские, украинцы, сер­бы1, евреи2, киргизы, качинцы, гиляки и многие народы.

4) Иногда заставляют роженицу покормить лошадь из подола своего платья3. Этот прием известен также другим на­родам, например, сербам4, персам; у удин роженица должна покормить из подола осла.

5) Навещающие роженицу женщины, чтобы облегчить роды, гладят ее по голове и говорят: «Чтоб ты так легко раз­решилась, как мы легко приходим и уходим» (сел. Дурипш). Прибегают также и к действиям религиозного характера — к молитвам и жертвоприношениям. Так как, по народным воз­зрениям, родам мешает «сила» земли, т. е. божество земли, то для умилостивления этой «силы» бабка сыплет вокруг роже­ницы пшено и пшеницу (сел. Дурипш).

Когда наступает момент родов, двери дома, закрывают, так как если роженица увидит скотину и та уйдет в поле, то до возвращения скотины женщина не сможет разрешиться (сел. Дурипш).

Пуповину отрезают ножницами, перевязывают ниткой. Ножницы, которыми отрезали пуповину, оставляют без упот­ребления, пока не заживет рана. Детское место («послед») зарывают глубоко в землю, а пуповину завязывают в коровий помет и вмазывают в стену дома, оставляя там навсегда. Ес­ли ребенок родится в «рубашке», эту рубашку иногда сохра­няют, зашивают и носят на груди. По народному поверью, «рубашка» может сделать человека невидимкой; поэтому та­кую «рубашку» в старое время носили на себе некоторые мо­лодцы, промышлявшие конокрадством.

Новорожденного купают в чистой теплой воде, заворачи­вают в материю и кладут на подушку около матери. Через 2 - 3 дня, а в некоторых случаях через неделю, ребенка ук­ладывают в колыбель. Люльку со всеми принадлежностями к ней для первого ребенка у абхазов, как и у некоторых других кавказских народов, готовит мать родильницы. Приезжая ко времени родов, мать молодой женщины привозит с собой люль-

-----

[1] Миличевич. Живот срба сельака, стр. 192.

2 Чубинский. Труды этнолого-статистич. экспед. в Зап.-русский край VII, стр. 43.

3 Иоакимов. Абхазцы. «К», 1874, № 47.

4 Миличевич. Живот срба сельака, стр. 193.

[182]

ку и остается у дочери около недели. При первом укладывании ребенка в колыбель читается молитва о благополучии ребенка. На перекладине люльки вешают чеснок для ограждения ребен­ка от дурного глаза и злых сил.

Рождение сына у абхазов, как и у большинства народов, встречается с большею радостью, чем рождение девочки. По случаю рождения мальчика обыкновенно устраивается пи­рушка «па-гургьара» - радость из-за рождения сына. При этом молодежь, иногда и взрослые, устраивают во дворе из цепей качели и качаются на них. При рождении девочки качели уст­раивают дети 7--15 лет и качаются. Качанью на качелях когда-то, по-видимому, приписывалась магическая сила, способ­ная обеспечивать благополучие новорожденному1. Теперь зна­чение этого обычая забыто.

Новорожденному мальчику под голову кладут пулю2. Де­лается это с магической целью - отгонять злых духов, а так­же, вероятно, чтобы обеспечить ребенку успех в военных и охотничьих предприятиях.

После родов родственницы и соседки приходят к родиль­нице с поздравлениями, причем приносят в подарок деньгн, материю, мыло, кур, цыплят и проч. Мужчины сопровождают свои поздравления стрельбой из револьверов, полагая при этом, что это поможет новорожденному сделаться храбрым и мужественным мужчиной (со слов Б. Лейба, сел. Мугудзырхва).

Роды, как всякий важный жизненный акт, сопровождаются многочисленными религиозными обрядами. Для благопо­лучия родов необходимо обеспечить милостивое отношение к роженице и ребенку со стороны богов или духов, имеющих отношение к родам. Поэтому при начале родов повитуха дает обет принёсти жертвы «вне дома находящимся», т. е. духам предков, духу дома «ажахара» и царице земли — «адгил-дедопал». В качестве залога «ашас», обеспечивающего испол­нение обета, для «вне дома находящихся» в укромный уголок кладут большой медный котел, в котел кладут лемех, резец и камень, кастрюлю или медную сковородку. Залогом для «ажа­хара» обыкновенно служит тарелка, которую обносят три раза вокруг головы родильницы и затем прячут. Для «адгил-дедопал» зарывают в четырех углах дома по одному яйцу.

----

[1] Хаханов. Месхи. «Э. О.», кн. X, стр. 10, СМОМПК, XXI, отд. II, стр. 138.

2 СМОМПК, XIV, отд. 1, стр. 255.

[183]

Cпустя неделю или две после родов устраивается обещанное жертвоприношение, и «залоги», остававшиеся до сих пор неприкосновенными, освобождаются. При этом режут кур, готовят мамалыгу с сыром (айлыдж) и конические хлебцы ил пшеничной муки с сыром (акваквары); в дом собираются женщины — соседки и дети (мужчины в этом' не участвуют) Бабка молится «вне дома находящимся» о благополучии ма­тери и ребенка, снимает находившийся в «залоге» котел, три раза обходит с ним вокруг родильницы, кормит ребенка, затем выносит котел на двор и вынимает лежавшие в нем лемех, ре­зец и камень. После того, войдя в дом, она трижды обходит вокруг родильницы с бутылкой вина и льет вино у того места, где лежит родильница. Это жертвенное возлияние духам умер­ших. Жертва принесена, «залог» — котел освобожден. Пример­но таким же образом освобождается «залог», положенный на имя «ажахара». Бабка или «чистая» «тарушка берет тарелку — залог и один или несколько конических хлебцев («акваквар»), совершает моление «ажахара» и освобождает тарелку из «залога». Затем приносится жертва «адгил-дедопал». На месте, где родился ребенок, повитуха зарывает в землю яйцо, прося «царицу земли» оградить родильницу й ребенка от бо­лезней. По записи в общ. Дурипш, для «царицы земли» пекут из пшеничной муки большой чурек с сыром, затем молятся «адгил-дедопал», зарывают в землю яйцо и льют на землю кислое молоко с водой. Жертвенную пищу едят только женщины и дети. В некоторых, общинах на месте родов в жертву «царице земли» режут петуха или курицу1. Анало­гичные обычаи наблюдаются и у других народов. Так, напри­мер, у латышей на том самом месте, где родился ребенок, ре­жется в жертву домашнему духу курица или петух: «где яви­лась жизнь» (человека), там, по латышским поверьям, и должна быть принесена в жертву «жизнь» (домашнее живот­ное), как благодарность богу — «хранителю домашнего очага»2.

Таким образом, обещанные жертвы принесены, «залоги» освобождены, и родильница встает с постели. До выполнения же всех этих обрядов она остается на месте родов.

Обряд выкупа «залогов» и «поднятия» родильницы с пос­тели называется по-абхазски «аглахьа» от слова агылара - вставать, подниматься. Подобного рода обычай («поднятие с постели») существует также у мегрелов, сванов, гурийцев 3.

----

1 Джанашия. Абхазский культ и быт, стр. 205.

2 Трейланд. Крестинные обряды латышей. Сборник материалов по эт­нографии. изданный при Дашк. этн. музее, 1, стр. 17.

3 Мамаладзе Т. в. СМОМПК, XVII, отд. И, стр. 91.

[184]

По окончании всех обрядов бабке-повитухе дают мыло и полотенце. Старухе молельщице дарят деньги и материю на платье.

Иногда в этот же день, а чаще несколько позже, старушка-модельщица ведет родильницу к роднику или речке для принесения жертвы водяной деве-Дзызлан. Родильница несет с собою вареную курицу и за пазухой яйцо. Придя к воде, старуха три раза обводит яйцом вокруг головы родильницы и бросает яйцо в воду. Курицу же старуха окунает в воду, при­чем молится Дзызлан, чтобы она милостиво относилась к ро­дильнице, когда та будет приходить за водой или будет иметь дело с водой в своих хозяйственных занятиях (сел. Дурипш). Некоторые также просят Дзызлан о том, чтобы у родильницы было много молока (сел. Адзюбжа).

После моления родильница набирает в кувшин воды и несет домой. В доме посреди комнаты ставится корыто с двумя зажженными свечами по сторонам. Родильница выли­вает принесенную воду в корыто, а курицу, которую носила к речке, кладет на стол; тут же кладутся два акваквара с сы­ром. Молельщица снова читает молитву Дзызлан, а затем приступает к еде.

Жертвенную пищу раньше ели исключительно женщины: теперь в еде участвуют и мужчины (сел. Дурипш). До выполнения этого обряда родильница не может ходить за водой.

Обрядовое хождение к воде после родов в обычае и у других народов. У армян Зангезура женщина, отправляясь в первый раз после родов к роднику за водой, сыплет в источник пшеницу и рис; за водой идет, держа в руках железный шам­пур, чтобы отгонять злых духов.

Первый раз стригут ребенку волосы через пять месяцев после рождения. Остриженные волосы зашивают в материю и вешают на перекладине люльки. Когда ребенок начнет гово­рить, ему показывают эти волосы и спрашивают: «Чьи эти во­лосы». Ребенок будет обладать счастьем того, кому он при­пишет волосы; если скажет: «коровьи», будет счастливым пастухом и т. п. Совершенно также поступают рачинцы и не­которые другие картвелы.

Кто остригает первые волосы ребенку, роднится с ним и с его семьей1.

Обрезанные в первый раз ногти мальчика кладут в апхяр-

------

[1] Джанашия Абхазский культ и быт, стр. 207.

[185]

ца, девочки – в ачангур, тогда из детей выйдут хорошие музыканты.

Выпавший у ребенка зуб вместе с углем прячут где-нибудь в стене, говоря, что его отдают сверчкам.

Похоронные обряды. Хорошо известен существующий у многих народов обычай посиделок. У абхазок этот обычай носит весьма своеобразную форму и выполняется в случе заболевания кого-либо из родственников или соседей. Каждый вечер к тяжело больному в дом собираются родственники и соседи и остаются при нем всю ночь, чтобы больной не умер в одиночестве. Такие ночные посиделки при тяжело больном называются «ачапшара». При приближении смерти из комнаты, где находится умирающий, удаляют женщин, чтобы они своими воплямо не ускорили наступления смерти. Только женщины, которые могут сдерживать свое горе, присутствуют при кончине вместе с мужчинами.

Как только больной скончается, раздаются ужасные крики горя. На крики собираются ближайшие соседи и родственники. Для оповещения жителей общины и далеко живущих родственников посылаются вестники. «Горевестники» отправляются в путь без оружия и уже по этому одному в прежнее время все догадывались, какую весть несет такой путник.

Покойника обмывают обыкновенно там же, где он скончался; эту операцию обычно производят ближайшие родственники. В том случае, если обмывание трупа совершает не близкий родственник, он получает одежду и обувь умершего. Обмытого, одетого в новое платье покойника укладывают в гроб и в хорошую погоду выставляют для оплакивания во вдоре, в ненастную – в доме.

После обмывания плакать над непокрытым покойником нельзя, чтобы на него не упала слеза. Из этих слез, говорят старухи, образуется на том свете озеро, которое будет отделять покойника от его родственников, которые умрут после него (со слов Мушба). Для сопоставления отметим, что у айсоров некоторые не плачут по умершим, чтобы на том свете не смочить места умершего и тем не причинить ему беспокойства 1.

Рядом с покойником для оплакивания выставляется его одежда, сложенная на кровати или тахте так, как она надевается на человека. Это так наз. «аншан». Если умерший – мужчина, то рядом с аншан для оплакивания

-----

1. СМОМПК, IV, отд. I, стр. 323.

[186]

ставится его оседланная лошадь. Ее держит под уздцы брат или воспитатель умершего.

Оплакивание в день похорон происходит таким образом. Во дворе ставится стол, к которому подходят плакальщики. Отдав у ворот лошадь, плакальщик подходит к столу, остав­ляет на нем свое оружие — шашку, револьвер, нагайку и шап­ку или башлык. Молодой человек (иногда двое) из стоящих у стола берет оплакивающего за талию и подводит к гробу. Оплакивающий мерно ударяет себя ладонями по лбу и плачет. У гроба сидят в два ряда женщины, причем у родственниц рас­пущенные волосы и исцарапанные в кровь щеки. (Распущен­ные волосы, по народному воззрению, дают на том свете тень покойнику). Ближайшая родственница умершего встает, об­ходит вокруг оплакивающего, обводя рукой три раза вокруг его головы. Она обходит вокруг плакальщика для того, чтобы взять на себя все могущие пасть на него несчастья, а обводит рукой голову для того, чтобы взять на себя его болезни. По­стояв некоторое время у гроба, родственники становятся на колени, ударяя себя по лбу и издавая горестные причитания, а затем оплакивающий, поддерживаемый тем же молодым че­ловеком, подходит к «аншан». Здесь повторяются те же удары в лоб и плач. Отсюда оплакивающий переходит к лошади умершего, снова плачет и бьет себя по голове. Затем проходит мимо сидящих в ряд родственников; последние встают и, пла­ча, бьют себя по голове. Оплакивающий проделывает весь этот печальный обход вторично; затем возвращается к столу, надевает оружие и башлык и направляется к ближайшим род­ственникам выразить соболезнование. Исполнив печальный долг, оплакивающий присоединяется к толпе, наполняющей двор. Иногда при оплакивании лошадь водили в кругу, об­разованном стоящими женщинами. Тот, кто ведет под уздцы ло­шадь, плачет, ударяя себя в грудь. Стоящие в кругу женщины восклицают горестное «а-вов»; женщины, идущие вслед за лошадью, подхватывают «а-вов». За женщинами следуют муж­чины, родственники умершего, ударяя себя в грудь и плача. Обход повторяется три раза (сел. Ткварчели). «В недавнем прошлом, — говорит Н. Джанашия, — существовали для опла­кивания особые плети. с широким куском ремня — язычком, которыми мужчины ударяли себя в затылок, и чем громче раздавался звук от ударов ими, тем лучшим- плакальщиком считался он»1. Такая плеть называлась «ачиламс» и употреб­лялась повсеместно в Абхазии. Как известно, плетьми били

-----

1 Джанашия. Абх. культ и быт, стр. 178

[187]

себя по голове при оплакивании умерших черкесы, кабардинцы, осетины2.       

«Аншан» остается в доме на тахте до сорокового дни после смерти. В течение этого времени опоздавшие родственниц; и знакомые оплакивают умершего перед «аншан», за­меняющим покойника. Этот «аншан» выставляется также во время поминок в годовщину смерти.

Выставление для оплакивания одежды умершего, сло­женной наподобие чучела покойника, - старинный обычай, распространенный повсюду в Абхазии, а равно и у других на­родов Кавказа. В Самурзакани во время поминок «тело по­койного заменяется куклою, одетою в его платье, которую кла­дут на ковре и подушке; рядом с куклою часто кладут и же­ну покойного, если она жива»3. Последний обычай, насколько нам известно, более не выполняется. Обычай оплакивания над одеждой и лошадью умершего в Мегрелии отмечен уже Ламберти 4. Обычай этот сохранился в Мегрелии до настоящего времени5. Обычай оплакивания над одеждой умершего сущест­вует также среди имеров6, гурийцев7, сванов8. В прежнее вре­мя этот обычай был широко распространен также у грузин Восточной Грузии9. В настоящее время он еще уцелел среди более отсталых групп населения в Хевсурии10, Мтиулии и др. Аналогичный обычай существовал, а местами продолжает су­ществовать и поныне, также у некоторых картвельских наро­дов. У Белля находим подробное описание оплакивания над одеждой умершего черкеса. Такое же оплакивание было в обычае у ингушей11. Нечто вроде чучела покойного устраива­ли во время поминок также осетины, надевая платье умершего на палку с перекладиной12.

Подобные обычаи существуют и у некавказских народов.

-----

[1] Дебу. О кавказской линии, стр. 111, 112; Оплакивание у черкесов, см. указ. соч. Bell'a, т. II, стр. 157, 158.

2 Гатиев. Суеверия и предрассудки у осетин. ССКГ, IX, стр. 3:

3 Бартоломей и Мачавариани. Нечто о Самурзакани. ЗКОРГО. км. VI. стр. 83.

4 Ламберти. Описание Колхиды, стр. 74.

5 СМОМПК. XVIII. отд. III, стр. 345.

6 Там же

7 «К», 1856, № 37, 1858, № 94.

8 Эристов. Указ работа, стр. 41.

9 Вахтанг. Обозрение истории грузинского народа.

10 Эристов. Извлечение из этнографических очерков Урбнели о xeвcурах ЗКОРГО, XIV, в. 1, стр. 187.

11 Ахриев Ч. ССКГ, III, стр. 235.

12 Гатиев. Суеверия и предрассудки у осетин. ССКГ, IX, стр. 12

[188]

У киргизов1, чувашей 2, мордвинов3, гольдов4 и др. во время поминок устраивается оплакивание куклы, одетой в платье умершего.

Следует, между прочим, отметить, что у абхазов мужчина не должен открыто оплакивать ни свою жену, ни своих детей. Женщине не позволяется также оплакивать на виду своего мужа и в большинстве случаев - детей.

По окончании оплакивания совершается вынос тела и по­гребение. В прежнее время близкие родственники сопровождали похоронную процессию босиком в любое время года и во всякую погоду5. В настоящее время этот обычай редко соблю­дается. После выноса покойника на месте, где он лежал, зажигают свечу, христиане восковую, мусульмане – стеариновую. В прежнее время свеча зажигалась ежедневно в течение 40 дней после смерти; теперь в таком виде обычай соблюдается лишь в некоторых общинах, в наиболее консервативных фами­лиях (сел. Мугудзырхва), в большинстве же случаев только первые 9 дней после похорон свеча зажигается по вечерам ежедневно, а с десятого до сорокового дня зажигается лишь раз в неделю, у христиан по субботам, у мусульман под пятницу. Смысл этого обычая в настоящее время забыт абхазами. Обычно огонь на месте смерти или обмывания покойника за­жигают, чтобы изгнать смерть и очистить от нее дом, это прежде всего, а затем, чтобы осветить путь умершему в его загробном странствовании. Так, ингилои (грузины-мусульмане Закатальского уезда) ставят у изголовья умершего зажжен­ные свечи для освещения его пути в место «упокоения душ умерших»6. У армян Борчалинского уезда с вечера похо­рон до седьмого дня в доме горит по ночам масляный светильник (чраг), «чтобы покойнику путь был светел». Этот обычай соблюдается и у армян других районов, напр., в Варанде, «что­бы был освещен для души путь на небо», в Сисиане, Гандзаке, Даралагезе, Нахкрае и проч. Для доставления света умерше­му, на том месте, где обмывали труп, зажигают на ночь светильник курды Азербайджана7 и многие другие народы.

-----

[1] Левшин. Описание киргиз-кайсацких орд и степей. СПб, 1832; Харузин. Киргизы Букеевской орды, т. 1, стр. 106.

2       Прокопьев. Похороны И поминки у чувашей. «Известия общества

археологии и этнографии при Казанском университете», XIX, в. 5—6, стр. 239, 240. Никифоров. Стюхинские чуваши. Там же. XX (1904). в 6, стр. 335.

3       Смирнов. Мордва, стр. 550.

4 Шимкевич. Материалы, стр. 21, 37.

5 Джанашия. Абх. культ и быт, стр. 179.

6 СМОМПК, XVII, отд. II, стр. 139.

7       Чурсин. Азербайджанские курды, II, стр. 243

[189]

Все связанные с похоронами работы выполняются родст­венниками и соседями безвозмездно. Одни отправляются в лес, срубают дерево, тешут доски и делают гроб, другие роют могилу. Для изготовления гроба с покойника снимается мерка длинною жердью. Эту жердь оставляют там же, где срубают дерево для гроба. Другая жердь, служащая мерой для могилы, оставляется у могилы. Делается это, как и у других народов, например, грузин Кахетии, карачаевцев и др., очевидно, для того, чтобы вместе, с жердью не проникла в дом смерть1. На могиле же оставляют и лопату, которой рыли могилу.

Общественных кладбищ в абхазских селениях не имеется. Каждая семья хоронит своих покойников на своей усадебной земле, где-нибудь на холмике, часто в том месте, которое осо­бенно любил покойный. Если похоронить покойника yе на род­ном земельном участке, душа его будет тосковать, не успоко­ится (со слов И. Мушба). Иногда, впрочем, встречаются це­лые группы могил: это фамильные или родовые кладбища, уст­роенные на фамильном земельном участке.

В прежнее время, если умирал глава дома, при выносе его тела в некоторых общинах Абжуйской Абхазии (сел. Адзюбжа. Ткварчели) и Самурзакани через крышу дома перекидывали веревку и тянули или просто держали за ее концы. Этим, по выражению абхазов, они «связывали дом», чтобы из этого до­ма другие не умерли2. Такой же обычай существует в Мегрелии. В Имеретии не связывают, а разбивают, правда не весь дом, а одно или несколько стекол в окнах3. В Гурии делается и то и другое: через крышу дома перебрасывается камень, привязанный к веревке, а также разбивают стекло в окне или ломают забор или плетень. Выполняя эти обычаи, народ же­лает очистить дом от смерти4.

Умершего сопровождают к могиле мужчины и женщины всего поселка. Как и у многих других народов, у абхазов в прежнее время в могилу за хозяином следовала и eго лошадь Первоначально лошадь, вероятно, убивали и зарывали в моги­лу, но уже в XVII веке отмечается иная форма обычая. У Ламберти о похоронных обычаях абхазов читаем: «И его лошадь должны послать ему вслед, говорят родственники покойника, так как и в том мире она понадобится ему так же, как и здесь она ему была нужна. Для этого лошадь покрывают шелковою

-----

1 Чурсин. Народные обычаи и верования Кахетии, стр. 168.

2 Ср. Мачавариани в СМОМПК, IV, отд. II, стр. 72; Джанашия Н. Аб­хазский культ и быт, стр. .179.

3 Эристов Р. Письма из Имеретии, «К», 1857, № 79

4 СМОМПК, XVII, отд. II, стр. 84, 85

[190]

тканью и на том поле, где подвешен труп, гоняют ее до тех пор, пока она неоколеет от усталости»1. Теперь подобного обычая не существует. Но до недавнего времени у абхазов-христиан считалось необходимым при похоронах мужчины приводить к могиле и его оседланную лошадь. Раньше лошадь три раза обводили вокруг могилы, теперь ограничиваются приводом ло­шади к могиле, да и это теперь делается довольно редко. Обыч­но же конь умершего, покрытый черным коленкором, оседлан­ный и с свешивающимся через седло оружием во время оплакивания и перед выносом покойника стоит во дворе. Если по­койник был женат, то вместе с его конем ставится и конь его жены; при оплакивании же покойницы выводится только ее конь, хотя бы она была и замужняя2. На любимом коне умер­шего некоторое время никто не ездит.

Обычай «посвящения коня» умершему, т. е. обряд, имею­щий целью передачу коня в распоряжение умершего до недав­него времени существовал у многих кавказских народов. Он известен у хевсур3, тушин, имеров4, чеченцев5, черкесов, осе­тин 6, курдов7 и других.

Гроб опускается в могилу и ставится к одной стороне, у которой иногда делается род ниши, в которую гроб и вдвига­ется. Затем гроб прикрывается наискось небольшими досками, которые ставятся поперек могилы таким образом, чтобы над гробом образовался род деревянного навеса, на который уже сыплется земля. При засыпании могилы всякий близкий по­койному считает своим долгом бросить в нее горсть земли. В прежнее время, если умирала девушка, волосы ее отре­зали, заплетали в косу и вешали на могиле (сел. Калдахвара).

В знак любви к умершему близкие женщины иногда отре­зали свои косы и вешали на его могиле8. Чаще всего это дела­ли сестры по отношению к родным или молочным братьям (сел. Лыхны). Проезжая 5 мая 1925 года через сел. Ткварчели, я заметил в одном дворе обвитую зеленью надгробную бесед-

-----

1 Ламберти. Указ. работа, стр. 190.

2 Джанашия Абхазский культ и быт. стр. 78.

3 Худадов Н. Заметки о Хевсурии. ЗКОРГО, XIV, в 1, стр. 87

4 Аристов Р. в газ. «К», 1857. № 79.

5 Далгат. Первобытная религия чеченцев, стр. 66, 67.

6 Миллер. Осетинские этюды, 1; Чурсин, Осетины, стр. 90.

7 Егиазаров, в. ЗКОРГО, кн. XIII, в 2, стр. 54; Чурсин. Азербайджан- сне курды, стр. 10.

8 По словам К. Мачавариани, «женщины отрезывают роскошные свои косы к кладут и>: в гроб покойника или покойницы». СМОМПК, IV, отд II, стр.72. Теперь волосы обыкновенно вешают на могиле, а не кладут в гроб.

[191]

ку, на перекладине которой трогательно развевались три женских косы. Этот обычай отмечен для абхазов впервые Бел­лем, который видел женские волосы на деревянном надгробии по дороге от местности Мамай к Гаграм.

Обычай отрезания косы на могиле умершего в старину был распространен у всех картвельских народов, позже он наблюдался лишь у более отсталых групп грузинского народа - тушин1, пшавов, хевсур и др.

«Обрезывание косы, заменившее собою, как известно, об­ряд самопосвящения или добровольного лишения себя жизни над трупом покойника, — говорит М. М. Ковалевский, — доселе в ходу между пшавами, когда покойником является брат2. У осетин вдова во время похорон отрезывает свою косу и кла­дет ее на грудь мужа в убеждении, что. благодаря этому, она будет женою покойника и в загробном мире3. У курдов очень часто женщины отрезывают по смерти мужа или брата свои ко­сы и привязывают их к палке, которую втыкают в могилу по­койника, у изголовья его4. Аналогичный обычай отмечен так­же у чеченцев (акад. Шегрен), у евреев сел. Варташен5 и неко­торых других народов. В старину- рассматриваемый обычай существовал также у армян, что видно из ст. 17 постановлений собора в Вагаршапате (325 г.), которая гласит: «Да будут прокляты во веки веков те, кто громогласно плачут, обрезыва­ют косы и бьют себя в чело».

В старину существовал у абхазов еще один обычай для выражения величайшего горя: в случае смерти сына первенца отец отсекал себе уши и клал с ним вместе в гроб. Об этом обычае абхазов упоминает только Иоакимов. Он говорит: «Есть еще один замечательный обычай абхазский, впрочем, уже оставленный. При смерти первородного сына отец отсекал себе уши и клал с ним вместе в гроб. Говорят, и до сих пор есть в живых такие отцы, у которых не достает ушей, вследствие помянутого обычая»6.

Этот обычай не является исключительно абхазским; в старину к такому же способу выражения горя прибегали ку­мыки и другие народы. По словам Потоцкого, у кумыков, в случае смерти воспитанника, его воспитатель отрезывает себе

-----

[1] Хаханов. Тушины «Э. О », кн. II. стр. 51. Отрезывает косу жена по смерти мужа.

2 Ковалевский М. Закон и обычай на Кавказе, II, .стр. 75.

3 Гатиев. Суеверия и предрассудки у осетин, ССКГ. в. IX.

4 Егиазаров. Указ работа, стр. 55.

5 СМОМПК, XVIII, отд. III, стр. 135.

6 Иоакимов А. Абхазцы. «К». 1874, № 47

[192]

половину каждого уха. Аналогичную форму траура Геродот отмечает у скифов, у которых, в случае смерти царя, люди «от­резывают себе часть уха, стригут кругом волосы, делают себе на руках порезы, расцарапывают лоб и нос, а левую руку про­калывают стрелами»1.

Плутарх также упоминает о варварах, которые в знак траура обрезывают себе нос или уши. думая этим доставить удовольствие умершему. Подобные же обычаи существовали, как известно, и у других народов. Так, в Меланезии обычай отрезывания суставов пальцев, в знак траура и во время бо­лезней, встречается почти повсеместно2.

Своеобразные особенности представляют похороны утоп­ленника, а также человека, упавшего со скалы или с дерева. В таких случаях необходимо прежде всего отыскать труп погиб­шего и похоронить его. Чтобы взять труп человека, упавшего со скалы, режут козла или барана (но не коз) и молят «влады­ку этих гор» позволить поднять погибшего. Без этой молитвы и согласия «владыки гор» покойника не подымешь, его не сдвинуть с места. Когда подобный труп несут хоронить, нельзя плакать, иначе труп станет очень тяжелым или гром по­разит плачущего. Через несколько дней после погребения тела погибшего отправляются торжественной процессией к мес­ту гибели, чтобы найти душу умершего, так как пред­полагается, что, оставшись без телесной оболочки, Душа будет бродить, не имея пристанища, и ежегодно в день гибели на месте падения будет слышен голос погибшего. Для того, чтобы найти и взять душу погибшего приносят новый ко­зий бурдюк, вешают на шелковом шнурке у места гибели и иг­рают красивые мелодии на «апхярца» или на свирели, прося «владыку этих гор» вернуть душу. Когда бурдюк от вошедше­го в него воздуха раздуется, это принимается за верный при­знак того, что душа вошла в бурдюк. Бурдюк перевязывают шнурком, несут на могилу и там, развязав, вытряхивают, про­ся душу соединиться со своим телом (сел. Ачандара, Джгерды).

Подобным же образом происходит вылавливание души утопленника. Сначала отыскивают и хоронят труп. Чтобы найти в воде труп, идут по берегу и играют на свирели. У того места, где лежит в воде утопленник, как говорят старые люди, свирель затихает (сел. Ачандара). Таким же способом отыскивают труп утопленника карачаевцы. Они идут по бере­гу реки толпой, причем один играет на дудке «сыбызге»; у то-

-----

1 Геродот; кн. IV, стр. 71.

2 Ратцель. Народоведение, 1, 220, 221.

[193]

го места, где находится труп, «сыбызга», по уверению кара­чаевцев, перестает издавать звуки. Имеретины для отыскания утопленника пускают в воду кусок хлеба с серебряным дву­гривенным сверху; хлеб останавливается над тем местом, где лежит утопленник, и начинает вертеться1.

Приступая к вылавливанию души утопленника, абхазы протягивают через речку, с одного берега на другой, шелко­вый шнур с новым бурдюком так, чтобы бурдюк висел посре­дине речки над самой водой. Собравшийся народ разделяется на две группы, одна становится на одном берегу, другая на другом. Посреди речки, около бурдюка, становится самый близкий и любимый для покойника человек. Он ласково уго­варивает душу утопленника войти в бурдюк, чтобы отправить­ся к месту вечного упокоения. Народ, стоя по обеим берегам реки, поет под звуки «апхярца» или свирели особые песни «апстгага», а затем с песнями, специальными танцами несет завязанную в бурдюке душу на могилу2. В настоящее время эти обряды в Абхазии уже забыты.

Следует заметить, что почти таким же способом «вылав­ливают душу» утопленника сваны. Они приходят к месту ги­бели с бурдюком, скрипкой — чианури и петухом. Игрой на чианури и соответствующими просьбами душу заманивают в бур­дюк. Пока петух не запоет, считают, душа не найдена; запел петух, значит, душа отыскана и вошла в бурдюк3. После того бурдюк, в сопровождении петуха, несут в родное селение, что­бы похоронить рядом с родными.

В могилу с умершим в прежнее время укладывали его лю­бимые вещи, в особенности что-нибудь из оружия: кинжал, шашку. Детям кладут в гроб игрушки, деньги. Иногда уложен­ные в гроб вещи предназначаются для передачи умершим ра­нее. Передаются с покойником и словесные поручения в за­гробный мир.

Похоронив умершего, абхазы прежде всего заботятся о том, чтобы покойник не голодал на том свете и не беспокоил своими посещениями живых. Голодные покойники являются в виде светлых призраков и жалобно свистят, а также часто снятся во сне. По рассказам абхазов, после эмиграции в 1878 г. части их в Турцию нельзя было спокойно проходить мимо кладбища, так как там отчаянно свистели души, остав­шиеся без поминок (со слов А. Мушба).

-----

[1]       СМОМПК, XVIII, отд. III, стр. 341.

2       Описание церемонии вылавливания души утопленника имеется у нескольких авторов. Напр., у Бартоломея и Мачавариани. Нечто о Самурзакани. ЗКОРГО. VI (1864), стр. 81, 82.

3       Иоакимов. Предрассудки моих учеников. «К», 1873, № 66.

[194]

По возвращении с похорон в доме ставят стол, на котором складываются любимые блюда покойного, а если покойный курил, то на стол кладут и папиросы или трубку и спички. На могиле также в первые дни ставят тарелки с едой, нередко ста­вится и бутылка вина. Так, например, в общине Калдахвара у одного абхаза жил русский батрак, любивший выпить. После его смерти хозяин поставил на его могиле бутылку вина.

Обыкновенно в течение сорока дней, а иногда в течение го­да, ежедневно во время обеда и ужина на стол ставится доля умершего; от всех кушаний, которые подаются живым, отде­ляются лучшие куски в качестве порции умершего. Старший в доме приглашает душу умершего отведать поданную пищу, отламывает кусочки от кушаний и льет на них несколько ка­пель вина. Пока старший угощает души умерших, вся семья стоит в благоговейном молчании, Только после угощения умершего семья садится за стол и приступает к еде1.

Подобного рода кормление мертвых в течение первых со­рока дней или до годовых поминок в обычае у многих как кавказских, так и некавказских народов. Гурийцы ставят на стол «порцию умершего» до сорокового дня после смерти, полагая, что покойник эти сорок дней все еще живет в доме2.

Совершенно также поступают грузины Имерети, по тем же соображениям3. Сваны проявляют еще большую заботли­вость о своих покойниках и кормят их (ежедневная «порция» за столом) в течение целого года4. Тушины поступают в общем так же: за обедом и ужином ставят порцию для души умершего5. То же наблюдается у ингилоев6 и др. картвельских и не­картвельских народов.

Той же цели насыщения умерших служат, как известно, поминки. На поминках живые едят для того, чтобы съеденная пища пошла на пользу покойникам. Этот взгляд определенно высказывается осетинами. «На поминки смотрят, — говорит об осетинах В. Ф. Миллер, — как на кормление мертвых; говорят, что пища, которую едят на поминках, не идет в пользу съев­шего, но ее сила переходит к мертвому; так что плотно поевший

-----

1 Сравн. Джанашия. Абхазский культ и быт, стр. 181, 182; Мачавариани в СМОМПК, IV, отд. I стр. 73; Джанашвили. Указ. раб- стр. 129.

2 Мамаладзе. СМОМПК, XVII, отд. II, стр. 85.

3 Сагарадзе. СМОМПК, XXVI, отд. 1, стр. 19.

4 Эристов. Указ. работа, «Н. О.», 1897, № 4555; Маргиани в СМОМПК, отд. I, стр. 80.

5       Хаханов А. Тушины. «Э О », кн. II (1889), стр. 50.

6 СМОМПК, XVII, отд. II, стр. 161.

[195]

на поминальной пирушке, придя домой, нередко съедает свой обычный обед» 1.

О происхождении и назначении поминок у абхазов мною записана в сел. Атара со слов Османа Квициния (76-ти лет) следующая абхазская легенда. Один из абхазских героев во время одной поездки был застигнут ночью в незнакомом мес­те и зашел переночевать в надгробную постройку. Неведомый голос приветствовал его: «Добро пожаловать!». — «Здравст­вуй!» — отвечает путник. Голос продолжает: «Ты у меня в гос­тях, будь спокоен, и лошадь твою устрою на ночь».

Озадаченный путник спрашивает: «Кто ты?» Голос отве­чает: «Я младший из 100 братьев нартов. Я справил поминки по 99 братьям, и им теперь хорошо; когда же умер я. по мне некому было справить поминки и меня похоронили в стороне от братьев. Теперь я живу тем, что мне подают братья».

Ночью старший брат нарт Сасрыква приглашает младше­го брата, вместе с его гостем, к себе. Пошли. Сасрыква угос­тил их хорошим ужинов и успокоил путника: «Ты наш гость, будь спокоен, лошадь твоя тоже будет сыта!» После ужина вернулись в могильную постройку младшего брата. Хозяин мо­гилы постлал постель, уложил гостя. Утром гость вернулся к себе домой, созвал родственников и объявил: «Хочу устроить поминки по младшему из 100 братьев нартов, как делали нар­ты (у абхазов до того времени поминок не было). Пусть те, кто меня любит, доставят скотину, продукты!» Привели: один быка, другой корову, овцу, козла и т. п. Устроили торжествен­ные поминки.

Спустя некоторое время тот же герой снова поехал туда, где находилась могила младшего из нартов. Он решил прое­хать могилу днем, чтобы покойник не заметил и не пригласил его. Когда в полдень он проезжал мимо могилы, из могильной постройки вышел нарт и обратился к нему: «Добро пожа­ловать!» Герой остановился, вошел в постройку. Нарт говорит: «Прежде меня братья приглашали к столу, а теперь я сам могу угощать других». Он пригласил в гости Сасрыкву. Герой абхаз увидел здесь всех тех животных, которых он зарезал на поминках в честь нарта. Так он убедился, что животные, съе­денные на поминках, поступают в распоряжение покойника. Вернувшись домой, абхазский герой решил устроить себе по­минки при жизни, чтобы заранее обеспечить себе загробное благополучие. «С тех пор у абхазов вошло в обычай устраи­вать поминки по умершим», — закончил старик Квициния.

------

[1] Миллер. Осетинские этюды, II, стр. 287.

[196]

Аналогичная легенда приведена у Н. Джанашия1; у него а роли младшего из нартов фигурирует Сасрыква, причем когда на столах его братьев появляется пища, его стол остает­ся пустым, так как, по объяснениям Сасрыквы, душам подает­ся ежедневно все то, что подано этим душам на белом свете родственниками, особенно в день «апсхура» (главные по­минки).

Подобного же рода легенды, имеющие целью доказать, что все, что режется и съедается или раздается во время по­минок, поступает в распоряжение покойника, существует и у других народов. Чеченская легенда о нарте Батыга-Шертко рассказывает, как один нарт был глубоко опечален смертью матери и не знал, что делать. Батыга-Шертко посоветовал за­резать какую-нибудь скотину с той целью, чтобы она попала к матери на том свете. Нарт зарезал петуха и курицу и вместе с корзиною хлеба роздал бедным. Все это немедленно очути­лось на том свете, у матери нарта, в чем собственными глазами убедился доверенный нарта, отправившись с Батыга-Шертко на тот свет2.

Поминки устраиваются абхазами несколько раз в году. Первые, малые поминки устраиваются у христиан в первую субботу, у мусульман в первый четверг после смерти. До уст­ройства этих поминок семья умершего соблюдает строгий пост. Следующие поминки устраиваются в 40-й день после смерти. Наконец, после 7-8 месяцев, а чаше всего через год устраиваются большие поминки («апсхура»).

Для поминального угощения, как и для жертвоприноше­ния, коз не режут, не режут и буйволов.

Во время поминок на видном месте во дворе зажигают особые свечи (одну или две) в 2-3 саж., называемые «акялантар» или «акян», изготовленные из воска. Делается она из длинного шеста с просверленным углублением, запол­ненным серой, порохом и другими горючими и взрывчаты­ми веществами. Снаружи шест обтягивается навощенным по­лотном. Иногда свечи делаются из соломы, обтянутой прово­щенным холстом.

Траур у абхазов состоит в воздержании от мясной и молточной пиши, в ношении грубой черной одежды, отпускании во­лос, отказе от удовольствий и проч. Прежде близкие родствен­ники соблюдали строгий траур в течение года; теперь многие ограничиваются 40 днями. Наиболее глубокий и продолжитель-

------

1 Джанашия. Абхазский культ и быт. стр. 188, 189.

2 Далгат. Первобытная религия чеченцев, стр. 58.

[197]

ный траур носили по воспитаннике. Так, мужчины семьи Маква Джапуа в сел. Члоу после убийства ее воспитанника Ачба в течение 5 лет ходили босиком, женщины - с распущенными волосами. Если семья имеет двух воспитанников и один из них умрет, траура эта семья не носит, чтобы и другой воспитанник не умер. Семья, у которой имеется кузница, траура ни по ком не носит.

В прежнее время если умирала девушка — дочь или воспитанница семьи, по истечении годичного траура семья пригла­шала постороннюю девицу, которая нравилась семье, и эта девица остригала отпущенные волосы сестер и братьев по­койной. После того эта девушка как бы заступала место умер­шей. Если умирал юноша (сын или воспитанник), сестра, род­ная или молочная, отрезав косу, вешала ее на могиле покойного и затем отпускала волосы. По истечении года, когда снимался траур, приглашали молодого человека, кото­рый должен как бы заменить семье умершего; он остригал отпущенные сестрой умершего волосы, и с этого времени ста­новился в родственные отношения с семьей1.

Накануне главных поминок («апсхура») вечером в неко­торых общинах устраивается своеобразное сценическое пред­ставление, известное под названием «самакуа». Один из участ­ников представления изображает умершего, лежащего на тах­те; другие сидят около него и вспоминают его деяния. Вдруг входит человек с водой и обрызгивает участников представле­ния. Все моментально разбегаются; покойник тоже вскакивает с постели и убегает (сел. Лыхны). Как известно, заместитель покойного фигурирует в поминальных обрядах и у других на­родов. У мордвы, например, во время поминок, на 40-й день, родственник умершего, наиболее на него похожий, изображает покойника, явившегося из загробного мира. Он рассказывает, как ему живется на том свете и как живут там другие, затем его снабжают деньгами и нужными вещами и выпроваживают к могиле2. У черемис во время поминок, в 40-й день, один из участвующих (кто обмывал умершего) изображает покойника3. Такого же заместителя умершего, одетого в его платье, выстав­ляют во время поминок, в 40-й день, молдаване.

Устройство поминок, на которые собираются по несколь­ку сот человек, требует очень больших расходов и небогатая

-----

[1] Ср. Джанашия. Абхазский культ и быт, стр. 180-

2 Смирнов. Мордва, стр. 545 — 547.

3 «Э. О.», кн. XI, стр. 72. Троицкая Н. «Известия общества археологии и этнографии при Казанском университете», XI, в. 1, стр. 77.

[198]

семья не в состоянии была бы угостить всех, если бы на помошь не приходили родственники и односельчане.

Уже Торнау, описывая поминки по утонувшем в реке Бзыбь Эмине Шакрылове (Шакрыл), отмечает обычай родовой и соседской взаимопомощи. «Каждый гость, — говорит он, — обязан сделать при этом случае какой-нибудь подарок вдове. Иначе подобные поминки, в продолжении которых (не менее трех суток) поминающие обязаны кормить всех посетителей, могут вконец разорить небогатое семейство. Гости приносят в подарок кто чем богат: оружие, сукно, холст, материи, лоша­дей, скотину, баранов, даже домашнюю птицу и зерно» 1.

Сходная картина при устройстве поминок рисуется К. Мачавариани: «Один несет деньги, другой вино, третий часы, четвертый ведет лошадь, корову и т. д. Всех приезжих надо угостить, надо дать им ночлег. И не будь этих подарков, не было бы и возможности даже зажиточному хозяину сделать приличное угощение всем им, не разорившись окончательно»2. С постепенным проникновением в абхазскую деревню денеж­ного хозяйства помощь натурой постепенно сменяется денеж­ной помощью. Это и отмечается Н. Джанашия относительно сел. Адзюбжа: прежде, приходя на похороны, «каждый сосед обязан был приносить большой чурек, начиненный орехами, а соседки здесь же готовили похлебку из фасоли. В последнее время этот обычай уходит в область преданий, а угощают го­стей уже хлебом, причем каждый двор обязан принести от 20 коп. до 10 руб. и более, смотря по состоянию и по степени близости родства»3. Во время же поминок оказывается помощь убойным скотом, а также деньгами, материей и проч.4 Оказа­ние помощи семье умершего, при устройстве поминок, и те­перь считается повсеместно в Абхазии обязательным для близких родственников. Помощь оказывается как натурой, так и деньгами. Не принести чего-либо семье умершего родст­венника на поминки значит погубить себя во мнении общест­ва. Недавно бедный крестьянин в Лыхнах жаловался местно­му учителю на безвыходное положение: «Нет у меня ничего для подарка семье родственника на поминки, не могу никому показаться на глаза, пропал!» У человека нет средств на кукурузу для пропитания семьи, а он убивается, что не может оказать помощи родственнику во время поминок.

-----

[1] Воспоминания кавказского офицера, 1, стр. 76, 77.

2 СМСМПК, iv, отд. II, стр. 71.

3 Абхазский культ и быт, стр. 17Э.

4 Там же. стр. 184. См. также Введенский. Религиозные верования абхазцев. ССКГ, V, стр. 22; Джанашвили, стр. 30.

[199]

Обычай взаимопомощи при устройстве похорон и, в особенности, поминок существовал и существует у многих народов. Ограничимся примерами из быта картвельских народов. Относительно мегрелов еще у Ламберти читаем: «Тот, кто идет оплакивать, еще обязан взять с собой большое количество постной пищи, например, различной рыбы, овощей, вина, хлеба и тому подобное, что заготовляют к назначенному дню»1. Теперь в Мегрелии помощь семье умершего оказывается день­гами2. У грузин Имеретии, «приходя в дом покойника, соседи и родственники обязаны приносить с собою готовые кушанья и вино вместе с посудою, необходимою для стола. Такая под­держка, оказываемая дому покойника соседями и родствен­никами, представляет обычай, издревле укоренившийся в Имеретии. Только с постепенным ослаблением натурального хозяйства и с введением денежного обращения эта поддерж­ка натурой начинает заменяться денежной поддержкой, ока­зываемой всеми семье покойника в день похорон3. У гурий­цев родственники оказывают денежную поддержку семье умер­шего. Несоблюдение этого обычая кем-либо из родственни­ков считается величайшим позором, унижающим его в глазах остальных родных4. Этот обычай родовой и общинной взаимо­помощи существует в равной мере и у других картвельских народов: сванов5, хевсур6, пшавов и др. Не менее священным и обязательным считается этот обычай и у других народов Кавказа: у черкесов, ингушей7, карачаевцев и др.

Состоятельные абхазы на поминках устраивают также скачки. Обычай этот отмечен уже Торнау. Он сообщает, что после поминок утонувшего Шакрылова «была назначена скач­ка, которою всегда кончается тризна по умершему. Эта скач­ка представляет самый оживленный и самый любопытный эпи­зод празднества. Скакали на тридцати лошадях мальчики лет двенадцати и четырнадцати»; скакали на расстоянии около 48 верст8. Н. Джанашия, говоря о поминальных скачках, разли­чает несколько видов их: скачки на определенное расстояние, джигитовка и «атарчей», заключающаяся в том, что всадник,

-----

[1] Ламберти Описание Колхиды, стр. 66.

2 СМОМПК, XIX. отд. 1, стр. 159.

3 Сагарадзе. Обычаи и верования в Имеретии. СМОМПК, XVI, отд. 1, стр.17, также СМОМПК, XIX, отд 1, стр. 131.

4 СМОМПК, XXII, отд. 11, стр. 236; также СМОМПК. XVII, отд. II, стр. 83.

5 Стоянов. Путешествие по Сванетии. ЗКОРГО. кн. X. в. 2. стр. 439.

6 Радде. Хевсурия и хевсуры, стр. 87

7 Грасовский, в ССКГ. IX, стр. 60 — 62.

8 Торнау. Воспоминания кавказского офицера, 1, стр. 78.

[200]

взявший призовую вещь, скачет, а другие гонятся за ним; вещь получает тот, кто поймает скачущего, а если не поймает, то она остаётся у него 1.

В прежнее время поминки сопровождались также стрельбою в цель. Торнау так описывал этот поминальный обычай: «Стреляли в цель из ружья разным способом: с присошек и с руки в неподвижную и подвижную мишени, в кружок, под­нятый на высоком шесте, и в живого орла, привязанного к вершине его на длинной веревке. За удачные выстрелы разда­вались призы разного достоинства, начиная от огнива и пояс­ного ремня до пистолета в серебряной оправе»2. Если на поминках присутствовал князь, то он стрелял первым, а по­падал или нет, приз все равно брал. Описание «поминальной» стрельбы в цель имеется и у других авторов, писавших об аб­хазах: у Введенского3, Джанашвили4 и др. Н. Джанашия отмечает только, что бывшая прежде в большом почете стрельба в цель в последнее время, «в силу запрещения местной власти, переходит в область предания»5.

Чтобы имя покойного воспоминалось и благословлялось, абхазы устраивают в память умерших родственников общепо­лезные сооружения: родники или колодцы для общего пользо­вания, мосты через речки и потоки, беседки со скамейками у больших дорог для отдыха путешественников, а также скамей­ки для сидения под тенью деревьев. Все такие сооружения но­сят имя покойного, в память которого они устроены.

Обычай делать общеполезные дела в память умершего существует у многих народов. Карачаевцы строят мосты, проводят оросительные канавы и т. п. Устраивая что-нибудь общеполезное, родные умершего руководствуются же­ланием доставить душе умершего блаженство в загробном мире, так как все, что делается на земле в честь и память покойного, отражается на его загробном существовании. Румыны Бессарабии (молдаване) в память покойника роют у дороги колодцы, строят мосты и проч. «Румыны копают колодцы для того, чтобы, по их словам, утолить жажду, покойника на том свете, так как там нельзя напиться никаким образом из чу­жого колодца: колодец превращается моментально в чудови-

-----

1 Джанашия. Абхазский культ и быт, стр. 186, 187.

2  Торнау. Воспоминания кавказского офицера, 1. стр. 78

3 Религиозные верования абхазцев, ССКГ, V, стр. 25.

4 Джанашвили, Указ. работа, стр. 31.

5 Джанашия Абхазский культ и быт, стр. 187.

[201]

ще»1. Сербы в память умерших строят дороги, шоссе, прово­дят воду, садят у дороги деревья и т. д.2

Считаю необходимым остановиться на некоторых осо­бых похоронных обычаях абхазов, не наблюдающихся у дру­гих кавказских народов.

Ужо у древних писателей находим указание на существовавший у «колхов» обычай хоронить покойников на деревьях. Греческий писатель 3-го века до нашей эры (250-200 г.) Аполлоний Родосский сообщает о погребальных обычаях колхов: «И теперь еще считается у колхов за преступление жечь трупы мужчин или даже зарывать их в землю и засыпать кур­ганами; их кладут в необделанные бычачьи кожи и далеко за селением вешают на деревьях, но и земля получает свое, как и воздух, ибо ей предаются трупы женщин»3. Это сообщение повторяется затем и другими авторами. Живший во время Адри­ана Элиан сообщает: «Колхи кладут мертвых в кожи, заши­вают их и вешают на деревья»4. Николай Дамасский говорит: «Колхи не хоронят умерших, но вешают их на деревьях»5. Ним- фодор Сиракузский поясняет, что этот способ погребения при­меняется только к мужчинам, «трупы же женщин они преда­ют земле»6.

Путешественники и писатели XVII и XVIII веков свиде­тельствуют о существовании у абхазов обычая хоронить покой­ников на деревьях. Турецкий путешественник Эвлия Эфенди, посетивший Черноморское побережье в 1641 г., сообщает: «Абхазский народ этот странным образом хоронит своих беков: тело усопшего кладут в деревянный ящик, который прикреп­ляется к ветвям высокого дерева; над головою в ящике остав­лено отверстие, дабы он мог, как они говорят, видеть небо; пчелы же входят в ящик и делают мед», который абхазы по­том продают7. То же сообщает Ламберти в своем «Описании Колхиды», составленном в 1654 году. Он говорит: «Абхазы по­койников не хоронят, но вешают на дереве следующим образом: выдалбливают ствол дерева наподобие гроба, кладут туда по-

-----

1 Сьрку П. Из бита бессарабских румын. «Ж. С.», 1913, в. III-IV, стр. 370.

2 Караджич. Српски Pieчник. Вена, 1818, стр. 191.

3 Латышев. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе, 1, стр; 418, Ган К- Известия древних греческих и римских писателей о Кавказе,, 1, стр. 40.

4 Ган. Указанная работа, 1, стр. 162.

5 Там же, стр. 205.

6 Там же, стр. 208.

7 Браун Ф. Заметки турецкого туриста о состоянии Закавказского края около половины XVII века «К». 1870, № 68.

[202]

койника и крепкой виноградной лозой подвешивают к верхуш­ке дерева. На этом же дереве вешают все оружие, которое по­койник в жизни употреблял на войне»1. Существование этого обычая подтверждает и Вахушти в «Географии Грузии», отно­сящейся к 1755 году: «Мертвецов своих не хоронят, - говорит он об абхазах, - но вместе с их же украшениями, доспехами и одеждою, положив в гроб, кладут на деревья»2.

Обычай хоронить умерших на деревьях еще недавно был широко распространен у многих народов Сибири. В лесу, на деревьях, подвешивали своих покойников алтайские тюрки3, иркутские буряты4. Тунгусы или вешали труп на дереве, или оставляли на высоком помосте между четырьмя близко стоящи­ми деревьями5, якуты в старину покойников или сжигали или клали в гробах на деревья6. С течением времени этим способом стали хоронить только шаманов и детей. Так, качинские тата­ры своих шаманов хоронят в лесу на помосте, а других покой­ников зарывают в землю7. Орочоны «взрослых закапывают в землю, а маленьких заворачивают в бересту и сушат на воз­духе, привязывая к деревьям». Ненцы умерших детей подве­шивают в ящиках к деревьям; камчадалы, по словам Крашенин­никова, «младенцев хоронят в дупловатых деревьях», гиляки младенцев, не умевших ходить, в выдолбленных гробах подве­шивают к деревьям в лесу и т. д. и т. п.

Утратив всякую память о древнем способе погребения умерших на деревьях, абхазы не забыли, однако, другого, близкого к названному способу погребения на деревянных по­мостах и описанного нами выше. Этот способ погре­бения до недавнего времени практиковался иногда по отноше­нию к убитым молнией животным; что же касается поражен­ных молнией людей, то их выставляли на помосте лишь на короткое время, затем хоронили. Если молния поразила человека, и он остался живым, около него тотчас же устраи­вали «ашвамкят» - помост из вбитых в землю четырех деревян­ных столбов с перекладинами сверху. Раненого с соответст­вующими обрядами поднимали с земли и клали на «ашвам­кят». Затем, после приличествующих случаю песен и танцев,

-----

[1] Ламберти. Описание Колхиды, стр. 189, 190.

2 Вахушти. География Грузии, стр. 234. 235.

3 Вербицкий. Алтайские инородцы, М. 1893, стр. 86.

4 Кулаков. Ольхон, стр. 40.

5 Мордвинов. Инородцы, обитающие в Туруханском крае. Вестник РГО, 1860, № 11.

6 Георги. Описание всех обитающих в Русском государстве народов, стр. 177, СПб. 1799; Овчинников М, в «Э. О ». 1905. № 1. стр 172.

7 Каратанов И. Указанная работа. «Известия РГО», XX, стр. 630, 631.

[203]

снимали с помоста и переносили домой. Убитого молнией на смерть в одних местах сначала клали на «ашвамкят», в дру­гих - прямо несли хоронить; в прежнее время выставление убитого молнией на помосте - «ашвамкят» выполнялось пов­семестно в Абхазии. Что касается убитых молнией животных, то трупы их клали на «ашвамкят» и оставляли там на съеде­ние птицам. В Самурзакани этот обычай давно оставлен, однако, знахарки, в случае каких-либо несчастий, болезни и проч. нередко объявляют эти несчастья наказанием за неисполнение старого обычая выставлять трупы убитых молнией животных на деревянных помостах.

Этот обычай существовал в прежнее время и у черкесов. В 1838 г. Белль, поднимаясь по долине р. Куаф, встретил дере­вянный навес, состоявший из четырех столбов с плоской кры­шей из ветвей и листьев. На этом помосте была положена пора­женная молнией коза.

Вытесненный новыми формами погребения древний обы­чай выставлять трупы на деревянных помостах сохраняется только для особых случаев: некоторые народы Сибири хоронят таким образом своих шаманов; таким же образом хоронят убитых молнией людей и животных. «Если молния убьет ско­тину или человека, урянхайцы (Тува) устраивают сэрь, т. е. четыре столба с полатями, и на последние кладут тела уби­тых». Качинские татары для убитого молнией животного «сейчас же делают три столба, на которых вешают животное и оставляют его, пока оно не истлеет или не истребится вол­ками и птицами. Так же поступают и другие народы Сибири. Аналогичный обычай существует также у негров в области Того. «Убитый молнией принадлежит богу молнии и должен быть принесен ему в жертву» на деревянном помосте около 2,5 метра высотою. Помост делается высоким, чтобы собаки и гиены не могли достать покойника.

Переход от погребения на деревянном помосте к погребе­нию в выдолбленном деревянном гробу можно видеть в похо­ронном обычае черкесов, записанном Интериано. Он говорит, что после смерти кого-либо из членов привилегированных классов устраивается высокий деревянный помост, на который и кладется труп умершего в сидячем положении; 'здесь он ос­тается в течение восьми дней, во время которых его навещают родственники, друзья и вассалы, а затем делают выдолблен­ный гроб из двух половинок древесного ствола, труп уклады­вают и хоронят.

Откуда получил свое начало обычай хоронить покойников на деревьях? Первобытные и малокультурные народы, обитав-

[204]

шие в лесных местностях, очень часто, как известно, устраивали свои жилища на деревьях, настилая помост между ветвя­ми. Первобытный человек старался обеспечить своих умерших сородичей жилищем. Для этого он устраивал для них помосты на деревьях, так как сам он жил на таких помостах. Подвеши­вание покойников к деревьям в выдолбленных деревянных гро­бах представляет некоторое видоизменение похорон на помо­сте; выдолбленные из дерева гробы-колоды отчасти заменяли дупла, в которые тоже иногда клали покойников; отчасти соз­даны, быть может, практическими побуждениями, чтобы огра­дить труп от хищных птиц и пр.

В прежнее время в Абхазии, если вымирала вся семья, не­которые, считая дом несчастливым, оставляли его навсегда, и дом сгнивал, никем необитаемый, заколоченный. Часто в та­ком случае избегали даже селиться на несчастливом участке.

У абхазов нередко при вымирании семьи последнего чле­на семьи хоронили в доме и дом запирали навсегда, оставляя ли в качестве могильной постройки. Так поступали особенно в тех случаях, когда дом был более или менее хорош и мог слу­жить приличной усыпальницей для покойника. Родственникам приятно было думать, что покойник живет в собственном доме и имеет все необходимое (сел. Мугудзырхва. Лыхны). В общ. Джгерды Кодорского уезда в 70-х годах прошлого столетия од­на вдова похоронила своего мужа (Муса Ашба) в большой комнате дома и над могилой устроила надгробную беседку, а сама до самой смерти осталась жить в маленькой комнате то­го же дома.

М. Селезнев, рассказывая о смерти владетеля Абжуйской Абхазии Али-бея Шервашидзе, сообщает: «Прах Али-бея по­ложен в деревянном доме турецкой постройки, на открытой поляне, окруженной плодовыми деревьями»1. Возможно, что и здесь речь идет о настоящем жилом доме, если только не име­ется в виду надгробное сооружение в виде дома.

В сравнительно редких случаях, если семья вымирает, при смерти его последнего члена дом переносят на место погребе­ния, где он заменяет надгробную постройку. Такую именно картину мне случилось видеть в сел. Калдахвара Гудаутского уезда. На зеленом холмике живописно раскинулось кладбище фамилии Ампар, напоминающее собой по виду небольшое по­селение. 15 апреля 1925 г. когда, будучи в сел. Калдахвара, я проходил мимо этого кладбища, среди надгробных построек, имеющих вид небольших деревянных домиков, я заметил до-

-----

[1] Селезнев. Руководство к познанию Кавказа, II, СПб, 1847, стр. 160.

[205]

вольно большой деревянный дом. Оказалось, что дом этот только что перенесен сюда из усадьбы вымершей семьи Ампар; дом еще не был докончен - покрывалась крыша.

Души умерших, по представлению абхазов, свистят. Это поверье было известно уже Вахушти. Он говорит, что покой­ников абхазы вешают на деревья, и, если мертвец засвистит при помощи дьявола, верят, что он спасен будет1.

Души умерших, по старинным абхазским воззрениям, на своем пути в загробный мир должны переходить через мост на тот свет (нарцвыцхва), под которым находится вода. Как гово­рилось, переход через мост затрудняется тем, что мост смазан маслом; щенок, чтоб облегчить людям переход, слизывает масло, а кошка смазывает.

Представление о волосяном или ином шатком мосте, че­рез который должны переходить души умерших, широко рас­пространено у многих народов. Из народов древности это представление находим у древних персов (зароастризм). Это же представление хорошо знакомо многим кавказским наро­дам: хевсурам1, пшавам, тушинам, — ингилоям, курдам, армя­нам и др.

По народному воззрению армян Ахалкалакского уезда, души умерших проходят по волосяному мосту, висящему над адом. Праведные проходят благополучно, грешные падают и попадают в ад.

----

1.     Вахушти География Грузии, стр.235

[206]