Материалы по фольклору абхазов. 214

Нартовские сказания. Сказания о нартах, героях-богаты­рях, предшествовавших современному населению, как извест­но, составляют общее достояние значительной группы кавказ­ских народов - кабардинцев, черкесов, осетин, чеченцев, аваров, карачаевцев, балкар и абхазов. Но в то время, как нартов­ские сказания осетин, кабардинцев, балкар в значительной части давно уже записаны и опубликованы, нартовские сказа­ния абхазов до сих пор остаются почти неизвестными в лите­ратуре. Между тем, старики, хранители народного словесного творчества, постепенно сходят со сцены жизни, унося с собой в могилу драгоценные сокровища народной поэзии - легенды, сказки, песни и проч. Необходимо поэтому спешить с собира­нием подобного рода материалов, могущих пролить свет на многие темные стороны прошлой жизни народа. В частности, было бы весьма поучительно сопоставить нартовские сказания абхазов с соответствующими сказаниями других народов; та­кое сопоставление послужило бы для выяснения культурно-исторических влияний и взаимодействий, имевших место меж­ду абхазами и соседними с ними народами.

Не ставя себе целью собирание нартовских сказаний абха­зов в целом (это должны сделать сами абхазы), я считал необходимым записать хотя бы некоторые, наиболее распрост­раненные рассказы о нартах, чтобы иметь возможность срав­нить их содержание с содержанием нартовских сказаний дру­гих народов.

В народных представлениях абхазов о нартах (анарта) в настоящее время нет полной ясности и определенности. Одни говорят, что нартов было 100 братьев, другие — 99, иные же считают 6 или 7 братьев. В нартовских сказаниях осетин говорится о 99 нартах1.

По рассказам, нарты появились в Абхазии после истребле­ния коренных жителей — карликов-цаниев. Одновременно с нартами жили в Абхазии великаны «адомижьха» и нартам

----

[1] Миллер. Осетинские этюды, 1, стр. 137.

[214]

 пришлось выдержать с ними тяжелую борьбу. Больше всего в этом отношении потрудился нарт Сасрыква. Адомижьха, по некоторым рассказам, были семиголовые великаны. Сасрыква шашкой (аса, старинное название) рубил головы адомижьха, но всякий раз вместо отрубленной головы вырастала новая. Тогда Сасрыква применил такой прием: на отрубленное место он насыпал горячую золу с пылающими углями, после чего голова более не вырастала. Так великаны адомижьха были, в конце концов, истреблены (со слов М. Адлейба, сел. Члоу).

Рождение Сасрыквы. Нарты составляли одну семью, один дым. Семья нартов состояла из главы дома Анарта, его жены Сатане-Гваши и 99 сыновей. Кроме того, у них был крепостной крестьянин, называвший себя тоже — Анарта. Нарты имели много рогатого скота, который находил­ся на попечении пастуха Ерчхьоу. (По другому рассказу, Сигашва). Однажды он пас коров на берегу Кубани. В это время на противоположный берег вышла Сатане-Гваши стирать белье. Увидела она лежавшего на другой стороне реки под тенью де­рева пастуха и, так как он ей нравился, она предложила ему прийти к ней. Пастух бросился в воду, но не мог переплыть Кубани, так как река была полноводна и быстра. Три раза по­вторил он попытку, но безуспешно. Тогда он закричал Сатане-Гваши, чтобы она встала у камня. Сатане-Гваши в тот же мо­мент от сильного толчка и испуга отскочила от камня. Это се­мя пастуха ударило в камень и на нем появился образ челове­ка. Сатане-Гваши пошла к кузнецу Инер-ажи (Эйнар-ажи), заказала клещи и молоток, выдолбила ими из камня зародыш человека, завернула его в вату, закутала в теплый платок и привязала К животу (по другому рассказу спрятала за пазу­ху) . Так носила она камень девять месяцев словно беременная и по истечении этого срока из камня родился мальчик, которо­му дали имя Сасрыква.

Как только Сасрыква подрос, он стал превосходить других нартов в геройских играх — в беге, стрельбе, охоте и проч. Ос­тальные 99 нартов завидовали ему и относились с пренебреже­нием, как к незаконному, неродному брату. Отправляясь на охоту, в набеги и проч., они старались не брать его с собой, но он сам догонял их и обыкновенно выручал в трудных обстоя­тельствах (со слов Эдриса Арчелия, сел. Псырцха).

Легенда о рождении Сасрыквы (Сосруко) или другого нар-

-----

1 Сатане-Гваши или Гоаши известна и в кабардинских сказаниях, имя ее может быть переведено «Госпожа Сатанэ» или «княгиня Сатанэ», см. «Из кабардинских сказаний о нартах». ССКГ, V, стр. 57, прим.

[215]

та из камня известна всем кавказским народам, у которых сох­ранился нартовский эпос.

Согласно одному варианту кабардинской легенды, Сатанэй спрятала камень, в который попало семя, в сундук, где и держала его девять месяцев. По истечении этого срока пригла­шенный ею кузнец вытащил ребенка из камня щипцами1. По другому варианту, она девять месяцев наблюдала за камнем, затем приказала осторожно разбить его и вынула ребенка2.

В одном осетинском сказании Уастырджи оплодотворяет камень, на котором лежали штаны Сатаны. Сатана потом раз­резала камень и из него вышел Созрыко3. По другому расска­зу, жена Хамиша, стирая белье пленила пастуха; он присло­нился к камню, и в нем зародился ребенок; это был Сослан4.

В балкарской легенде пастух Соджук, пленившись Сата­ной, прислонился к камню, и в нем появился зародыш. Когда настало время, Сатана заказала кузнецу 60 молотов и с по­мощью 60 молодых людей вытесала ребенка из камня5.

Цвицв. Младший из 99 братьев нартов Цвицв имел жалкий вид - был покрыт коростой, грязный, ободранный и пле­шивый. Днем он валялся под амбаром и бил вшей, а ночью преображался, принимал облик героя, совершал геройские на­беги, летал, как огонь. Он ненавидел своих братьев, в том чис­ле и Сасрыкву, не принимал участия в общих предприятиях. Нарты пасли своих лошадей по очереди. Когда настала очередь Сасрыквы, он загнал лошадей в глубокое ущелье и заложил выход скалами, так что проникнуть в ущелье было невозмож­но. Ночью Цвицв принял вид богатыря-великана и по недос­тупным скалам стал спускаться в ущелье, куда Сасрыква заг­нал лошадей. Сасрыква с удивлением видит, кто-то спускается в ущелье, ловит лошадь Сасрыквы Алоу за уши и гриву и та­щит вверх по скале. Пораженный Сасрыква закричал: «Кто ты, что осмелился подойти к моей лошади и сделать такое дело?» И Сасрыква пустил в незнакомца стрелу: Тогда Цвицв выпус­тил из рук лошадь, она упала и разбилась. А сам поднялся вверх и скрылся. Утром Сасрыква вернулся домой опечален­ный гибелью лошади.

99 нартов без Цвицва отправились осаждать город Хмыш-кала6. Окруженный высокими каменными стенами и частоколом

----

[1] СМОМПК, XII, отд. 1, стр. 13.

2 Там же, V, стр. 51.

3 Миллер  Осетинские этюды, 1, стр. 31.

4 Там же, 1, стр 147.

5 СМОМПК, 1, отд. II, стр. 37.

6 В осетинских сказаниях упоминается город Тынт-кала, взятый та­ким же образом. См. Миллер. Осетинские этюды, 1, стр. 23.

[216]

из штыков, город представлял сильную твердыню. Три месяца сидели нарты перед городской оградой, не могли взять горо­да и уже собирались снять осаду. Вдруг видят, подъезжает к ним герой на вороном коне. Вид у него странный: одна сторона бороды черная, другая белая от седины. Он говорит: «Здрав­ствуйте, нарты. Зачем собираетесь, словно хотите уходить». Сасрыква ответил: «Хотим отъехать, отдохнуть, а потом снова возобновим осаду». Всадник говорит: «Подождите, не уходите: зарядите мною пушку и выстрелите внутрь города; затем смот­рите: когда из города потечет рекою кровь, тогда идите туда сами». Так и сделали. Насыпали в пушку хороший заряд поро­ха. вложили вместо ядра героя и выстрелили. Перелетел ге­рой через городскую стену; только один штык задел, большой палец оторвал. Перебил герой всех богатырей защитников го­рода; потоком хлынула кровь, и городские ворота открылись. Увидев это, нарты вошли в город и всю ночь собирали и скла­дывали городские богатства. Ждут распоряжения героя. Сас­рыква говорит ему: «Что прикажешь дальше, дорогой гость. Все эти богатства принадлежат тебе; куда прикажешь отнести их?» Незнакомец отвечает: «Вы. нарты, взяли эти богатства; они принадлежат вам. Мне ничего не нужно».

Взяв собранные в городе богатства, нарты возвратились домой и стали делить добычу. Нарты обыкновенно делили всю добычу поровну, и только старшему давали больше других. На этот раз возникли пререкания из-за того, кто имеет право на большую долю. Сасрыква говорит: «Я больше других проявил геройства при взятии города, мне должны дать больше». Дру­гие не соглашаются; начался спор. Наконец, Сасрыква пред­лагает: поставим в нашем большом котле варить мясо без по­мощи огня; кто сварит его рассказами о своих подвигах, тому и дайте больше других. Все нарты по очереди рассказали о сво­их подвигах, но вода в котле не закипала. Начал Сасрыква рас­сказывать о своих подвигах. Присутствовавший в обычном своем жалком виде Цвицв встает и говорит: «В чем твое ге­ройство, Сасрыква?»

- Ты, что, дрянь, вмешиваешься! — обрывает Сасрыква.

- Если ты такой мужественный и храбрый, — замечает Цвицв, — почему ты не задержал того, кто ночью тащил твою лошадь по крутой скале в ущелье?

- Должно быть это был такой герой, как ты! — возра­жает Сасрыква.

- Где взяли вы это богатство? — спрашивает Цвицв. (В это время котел начинает закипать).

- Завоевали город Хмыш-кала, — отвечают нарты.

[217]

-  Завоевали, — говорит Цвицв. — А кем вы зарядили пушку?

- Наверно таким героем, как ты, несчастный! — злобно замечает Сасрыква.

- Должно быть, это был ты, если не я, — говорит Цвицв.

- Не ты, и не я, — говорит Сасрыква, — а человек, у ко­торого половина бороды черная, половина седая.

- А ты узнаешь его, если увидишь? — спрашивает Цвицв.

- Конечно, узнаю! — отвечает Сасрыква.

- А кто это вон там идет? — спрашивает Цвицв, ука­зывая в сторону. Сасрыква обернулся, а Цвицв в это время провел рукою по бороде и сделался таким, каким был, когда им заряжали пушку.

- А посмотри кто вон там идет, — сказал Цвицв, — снова провел рукой по бороде и принял обычный вид.

В это время котел совсем закипел. Сасрыква разозлился и с такой силой ударил ногой в дерево с обвивавшей его ви­ноградной лозой, что вырванное с корнями оно перелетело че­рез Кавказские горы и упало в Абхазии. Сцена происходила на Кубани. Эта виноградная лоза называется «лоза-шест» (со слов Эдриса Арчелия, сел. Псырцха).

Мотив заряжания пушки нартом не раз встречается в сказаниях осетин. Таким способом Батраз берет укрепленный город Тынт и производит в нем разгром, чтобы отомстить за смерть своего отца1. Так же зарядив себя в пушку, попадает Татраз в город Чилагсартона2. То же делает Сослан, чтобы, пробравшись в город Гори, перебить его жителей3 и т. д.

Сасрыква и великан. Едет однажды Сасрыква в поход. Ви­дит: какой-то великан пашет поле. «Бог помощь», — говорит Сасрыква. Пахарь не отвечает. Поехал Сасрыква дальше и ду­мает, отчего этот человек не ответил на приветствие. Решил вернуться, узнать что это за человек. Подъезжает, снова при­ветствует: «Бог помощь» — «Что ты пристал, сопляк!» - от­ветил великан, поднял хворостиной глыбу земли, бросил ее и засыпал Сасрыкву вместе с лошадью. Лежит несчастный нарт под земляною глыбой. В обеденное время жена приносит ве­ликану на блюде обед из целого быка. Пообедал великан и говорит жене: «Вон под комом земли какая-то кукла, отнеси ее детям играть». Великанша взяла нарта вместе с лошадью и

-----

[1] Миллер. Осетинские этюды, 1, стр. 23.

2 Там же, 1, стр. 45.

3 Там же, 1, стр. 147.

[218]

положила на блюдо, блюдо поставила на голову и отправи­лась домой. Идет, прядет шерсть, а на веретене насажен мельничный жернов. Идет великанша, а Сасрыква прыгает верхом на лошади на блюде, стараясь выскочить. Великанша вошла в лес. Тут Сасрыква успел схватиться за ветку и по­вис на дереве вместе с лошадью, а затем опустился на землю и поскакал по оврагу. Великанша ничего не замечает, идет дальше. Приходит домой, говорит детям: «Там на блюде я принесла вам игрушку». Смотрят дети, ничего на блюде нет.

Поняла великанша, что нарт скрылся где-нибудь в лесу. Сделала из волос силки, поднялась на гору, помочилась. Об­разовалась целая река; подхватила и понесла Сасрыкву с его лошадью. Попал нарт в силок. Взяла его великанша, понесла домой, дала детям играть. Так Сасрыква стал жить у великана.

Однажды великан спрашивает нарта: «Расскажи, каков Сасрыква, ты может быть знаешь о нем?»

- Да, знаю, — говорит Сасрыква, — он мой сосед.

- Каков же он? Какова его сила? — спрашивает великан.

Сасрыква говорит:

- Он бросает зимой в озеро камень, разбивает лед, ста­новится в воду, стоит 6 суток. Вода в озере замерзает, он раз­ламывает лед и выходит.

Великан говорит:

- Давай, я попробую.

Пошли к озеру, бросили камни, вошел великан в воду. Простоял 6 суток. Вода сильно замерзла. Стал великан рвать­ся, лед не поддается. Великан говорит: «Теперь я узнал, что ты Сасрыква. Когда убьешь меня, вынь из позвоночника жилу и надень на себя». Сасрыква отрубил великану шашкой голову, вынул из позвоночника жилу, но не надел, а взял с собою. По дороге он попробовал жилу — ударил ею дерево, рассек по­полам.

Впоследствии Сасрыква употреблял эту жилу в походах (со слов Эдриса Арчелия, сел. Псырдха).

Мотив об умерщвлении нартом Сасруко великана путем такого рода хитрости встречается также в нартовском эпосе кабардинцев и осетин.

В кабардинской легенде Сосруко убивает великана, после того, как он просидел в море 7 дней и ночей, и вода так замер­зла, что он не мог уже освободиться1. В одной осетинской ле-

------

[1] СМОМПК, XII, стр. 18 — 19. Кабардинские тексты.

[219]

генде Сосруко таким же образом убивает великана Мукара 1, а в другой — Елтагана2.

В осетинской легенде о том, как Сосруко убил Мукара, есть, между прочим, мотив относительно спинного мозга бога­тыря. Сосруко не подпоясался мозгом, как советовал Мукара, а обвил им дерево, и разпезал дерево пополам.

Сестра нартов — красавица Гунда. У нартов. была сестра- красавица Гунда. Она была неряха, никогда не умывалась, одевалась грязно. Стал свататься за нее Хожирпыс (в перево­де «Рододендровый парень»). Ее просватали. Неряшливость сестры очень не нравилась братьям, и они постоянно упрекали ее за это. Долго она спокойно выслушивала упреки, наконец, вышла из терпения и говорит: «Я не забочусь о своей красоте, потому что иначе вы все погибнете». Но братья не унимались. Тогда сестра говорит: «Ну, хорошо, пусть будет по-вашему». Чисто вымылась, нарядилась, обулась, вышла на балкон. Кра­сота ее всех поразила. Разнеслась молва о красоте Гунды. Услыхал о ней герой Ерчхьоу, и решил добыть красавицу.

Приезжает он к нартам, подъезжает к железным воротам их замка. Увидели нарты, заперли ворота. Подступает Ерчхьоу к воротам, нарты изнутри подпирают ворота плечами. Ерчхьоу кричит им: «Нарты, отворите ворота, я приехал к вам». Нарты сильней подпирают ворота. Еще и еще раз просит Ерчхьоу отворить ворота. Нарты не отворяют. Вышиб тогда Ерчхьоу ворота своим плечом; упали ворота на нартов и придавили их собой. Проскочил Ерчхьоу в замок, привязал к столбу лошадь, поднялся в дом, приветствует Гунду. Она в ответ плачет. «По­чему ты плачешь?» - спрашивает Ерчхьоу. «Ничего, я их осво­божу. Я приехал взять тебя за меня замуж». Пришлось краса­вице Гунде согласиться. Взял он красавицу, посадил впереди себя на лошадь, поехал. Выезжая из замка, поднял ногою же­лезные ворота, освободил нартов.

Вечером приезжает в замок жених Гунды Хожирпыс. Нарты в унынии. В чем дело? Объяснили причину, рассказали о похищении Гунды. Выслушал Хожирпыс, говорит: «Приготовь­те к утру на дорогу провизию, поеду в погоню за ними». Утром пустился Хожирпыс в погоню. В полдень догнал Ерчхьоу, кри­чит ему: «Ерчхьоу, остановись, подожди меня, если ты муж­чина!» Ерчхьоу остановился, подъехал Хожирпыс, говорит: «Давай стрелять друг в друга!» - «Давай!» Стали спо­рить, кому стрелять первому. Выстрелил Хожирпыс.- Не

-----

[1] Шанаев Дж. в ССКГ, VII, стр. 2, 3.

2 Миллер. Осетинские этюды, 1, стр. 31, 33-

[220]

попал. Выстрелил Ерчхьоу. Тоже не попал. Выстрелил Хожирпыс вторично, попал Ерчхьоу в колено. Выстрелил Ерчхьоу, попал выше глаза, отбил кусок черепа. Хожирпыс говорит: «Позволь сбегать к меднику, починить голову». Отправился к меднику. Медник приложил вместо отби­той части черепа кусок меди, прибил гвоздями. Вернулся Хо­жирпыс с починенным черепом, выстрелил, промахнулся. Вы­стрелил Ерчхьоу, еще глубже захватил голову. Мать Хожирпыса обладала особою силою; всех троих обратила в камень. И по­ныне стоят они, окаменелые, в горах между Карачаем и Абха­зией. Раньше всадник мог проехать у каждого из них между ног, но камни оседают, уходят в землю, и теперь этого уже нельзя сделать (со слов Эдриса Арчелия, сел. Псырцха).

Починка черепа медными пластинами упоминается и в дру­гих нартовских сказаниях абхазов. Обычно такую починку производит легендарный кузнец Айнар. «Айнар-ижий наклады­вал медную заплату на череп или на другие кости скелета, когда людям-богатырям дивы наносили перелом костей. Вот почему в пещерах гор до сих пор находят черепа с медною заплатою»1. Сказочный мотив о починке черепа медными заплатами очень часто встречается в нартовских сказаниях осетин, у ко­торых починкой черепов занимался небесный кузнец Курдалагон. Так, в одной легенде рассказывается, как Сослан отру­бил верхнюю часть черепа у Ониона. Не долго думая, Онион отправился к Курдалагону, «который приставил к его черепу медную верхушку и прибил ее крепкими гвоздями»2. В другой легенде тот же Курдалагон приделывает медную половину че­репа Челахсартаг-алдару, Хизову сыну3. Осетины Юго-Осе- тии, во время поездки моей по краю в 1924 году, не раз рассказывали с полным убеждением, будто в древних могиль­никах находили черепа с медными заплатами. В балкарской легенде рассказывается, как Гиляхсыртан злоязычный, которо­му Рачикау отрубил половину черепа, сделал себе половину черепа из меди и жил потом еще долгое время. Череп Гиляхсыртана с медной заплатой, по рассказам балкар, сохраняется в одной пещере4.

 O гибели нартов мною записана в сел. Джгерды следу­ющая легенда. Сто братьев нартов нашли в поле огромный череп и вошли в него. Невдалеке находился пастух со своим

-----

1 Джанашия. Абхазский культ и быт, стр. 174.

2 Осетины, «Т. В.», 1871, № 4.

3 Памятники народного творчества осетин. Народные сказания, 1, Владикавказ. 1925, стр. 59.

4 Урусбиев. СМОМПК, 1, отд. II, стр. 36.

[221]

стадом. Собаки стали лаять; пастух, увидев, что причиной лая является череп, сбросил его со скалы в пропасть, и нахо­дившиеся в черепе нарты погибли (со слов Ашуба).

Сказочный мотив о том, что рассказы о выдающихся подвигах заставляют кипеть воду, двигаться предметы и проч., встречается в нартовских сказаниях и у других кав­казских народов. В одном из нартовских сказаний балкаров нарты, рассказывая о своих подвигах, ставят перед собою бочонок, налитый питьем до половины; если рассказ правдив, то после рассказа боченок сам собой наполнялся и три раза переливался через край1.

В одном нартовском сказании осетин нарты, поставив на стол чашку с пивом, своими рассказами об удивительных подвигах и приключениях заставляют ее передвинуться2.

Сасрыква. В другой легенде о Сасрыкве рассказывается следующее. Сатане-Гваши 9 месяцев носила за пазухой ка­мень, выдолбленный из скалы, куда попала «стрела» пастуха Сигашва. Из камня родился мальчик. Сатане-Гваши назвала его Сасрыква. Мальчик рос необыкновенно быстро и через год был, как взрослый человек. Не находилось лошади, кото­рая бы выдержала Сасрыкву. Сатане-Гваши научила его, как найти себе лошадь. По совету матери Сасрыква с уздечкой в руках подходит к нартовскому табуну, трясет уздечкой и ло­шадь сама подходит к нему. Лошадь была маленькая, так что Сасрыква легко перебрасывал ее через постройки.

Собираются нарты в поход. Сатане-Гваши просит, чтобы взяли с собою и Сасрыкву. Нарты отказываются («не нашего роду» и проч.). Однажды нарты отправились в горы. Сасрыква отправился вслед за ними. Шести братьям нартов не повезло: буря помешала предприятию. А Сасрыква несмотря ни на что поехал в горы, сам напал на неприятелей, разорил их и вер­нулся.

Сатане-Гваши посоветовала Сасрыкве отправиться на гору Ерцаху. Она ему сказала: «Там встретишь человека, будь с ним в ладу». Сасрыква поехал. Встречает путника, приветствует: «Доброе утро». Путник молчит. Сасрыква объехал путника, сно­ва едет ему навстречу, говорит: «Добрый; день». Путник не отве­чает. В третий раз, объехав кругом, подъезжает Сасрыква, при­ветствует: «Добрый вечер». Путник проезжает молча. Выведен­ный из терпения, Сасрыква наскакивает конем на коня незна­комца, чтобы сбить его с лошади. Всадник схватил рукою Сас-

----

[1] Урусбиев. СМОМПК, I, отд. И, стр. 33.

2 Осетины, «Т. В.», 1871, № 4.

[222]

рыкву, связал его и посадил позади себя, у лошади Сасрыквы связал четыре ноги и повесил ее на свою лошадь. Всадник был Тетрач, ехавший на своем араше. Тетрач остановился под деревом разослал в тени бурку, лег. Сасрыква просит развя­зать его коня и отпустить. Тетрач отвечает: «Несчастный, зачем утруждаешь меня своими поступками». Развязал нарта и коня и отпустил. Сасрыква приехал домой, рассказал о своем приключении матери. Возмущенная Сатане-Гваши решила отомстить Тетрачу. Взяла 100 разноцветных кусочков материи, привязала к каждому клочку материи колокольчик и все это навесила на коня Сасрыквы. Затем научила Сасрыкву: когда нападешь на Тетрача, араш его испугается звона колокольчи­ков и пролетит мимо тебя. Тетрач будет тянуть узду, чтоб по­воротить араша и оторвет у него нижнюю челюсть, тогда ты сможешь отомстить, но не убивай Тетрача. Сасрыква поехал. Навстречу едет Тетрач, и как прежде не отвечает на приветст­вие. Сасрыква направляет на него коня. Араш испугался убора лошади и звона колокольчиков, пролетел мимо. Тетрач тянет узду; араш не поворачивается. Рванул Тетрач узду, оторвал у лошади челюсть. В это время Сасрыква повернул свою ло­шадь, подскакал к Тетрачу, шашкой отрубил ему голову. По­ложил голову в башлык, привез домой, показывает матери. Огорчилась Сатане-Гваши: Тетрач был ее племянником, сы­ном ее младшей сестры Бранып. Сатане-Гваши велела Сасрыкве отнести голову к матери Тетрача Бранып, вызвать ее, крик­нув: «Вот подарок тебе», бросить голову и ускакать. Сасрык­ва так и сделал: подъехал к двору, крикнул: «Ампар-ипа-Тетрач», бросил голову и ускакал. Выбежала Бранып, бросила в него ножницы, попала в хвост лошади, отрезала хвост; лошадь и Сасрыква уцелели, спаслись.

Сказка о превращении. Однажды один человек собрался жарить печенку; насадил ее на вертел, а она вдруг соскочила с вертела и улетела. Удивился человек, заду­мался, затосковал. Спрашивают его. что с ним случи­лось, почему загрустил. Рассказал он, как улетела печенка, и как это его озадачило. На это ему говорят: «Ну, это что за диво. Да встретится тебе то, что встретил Мыд». (Мыд ипыла упылт). Решил наш человек узнать, что же такое было с Мыдом, и пошел искать его. Долго шел. Видит на каменистом бес­плодном поле человек гоняет запряженных в борону невыхолощенных осла и ослицу. Удивился он этому странному заня­тию. Поздоровался, спросил, не знает ли где живет Мыд. Па­харь отвечает: «Ступай прямо, за речкой стоит лавка, там и живет Мыд». Пошел, нашел за речкой лавку, спрашивает:

[223]

«Здесь живет Мыд?» Говорят: здесь, но его нет дома. «А где же он?» Говорят: отдыхает. Ждет наш путник. Вечером при­ходит в дом человек, который боронил поле на осле и ослице. Это и был Мыд. Спрашивает Мыд спутника, зачем он к нему пришел. Тот рассказал приключение с печенкой. Мыд говорит:

«Ну, это пустяки. Вот, послушай, что со мной было. Жена моя завела любовника, и оба они для того, чтобы отвязаться от меня, превратили меня в собаку. Поплелся я куда глаза глядят. Встретил пастуха со стадом, пристал к нему. Пастух принял меня за волка и хотел убить, но, рассмотрев, что я со­бака, оставил. Я пошел к стаду, стал караулить. Вечером по­шел за пастухом к нему домой; вошел в дом, сел к очагу. Мне бросали объедки, я не ел. Удивились, дали на тарелке мама­лыги. Я поел. Ночью напали на стадо волки, зарезали од­ного козленка, стадо угнали. Я погнался за волками, догнал, задушил четырех волков, сложил рядом, а стадо собрал вмес­те и стал караулить. Утром пришли пастухи, увидели зарезан­ных волков и стадо в нетронутом виде — обрадовались и ста­ли с тех пор дорожить мною.

В это время у одного князя жена готовилась разрешить­ся от бремени. А у князя всегда бывало, как только жена ро­дит, ребенок исчезает. Услыхал князь о необыкновенной соба­ке, попросил пастухов продать ее ему. Пастухи тоже не хотели расставаться с надежной, собакой и согласились уступить меня князю на время. Отвели меня в дом князя, оставили на дворе. Ночью княгиня родила. Вижу - какая-то женщина выносит ре­бенка. Я бросился на нее. Она испугалась, отдала мне ребен­ка, просит не губить ее, обещает дать средство, которое воз­вратит мне человеческий образ, и кнут, которым можно пре­вращать людей в животных и обратно. Я взял средство и кнут, отпустил женщину, принял прежний человеческий вид. Ут­ром князь узнал, что случилось, очень обрадовался спасению ребенка, дал мне одежду и предложил в награду богатства, но я отказался. Пришел я к себе домой, кнутом ударил жену, превратил ее в ослицу; любовника превратил в осла, и теперь запрягаю их в борону и гоняю по каменистому полю, это мой отдых и развлечение».

Так закончил Мыд свой рассказ.

«Мыд ипыла упылт» — такой фразой старухи иногда бра­нят детей. Мыд вообще представляется человеком хитрым на выдумки; о нем существует довольно много рассказов.

Подобные мотивы о превращении человека ударом пле­ти, палочки, ноги и т. д. в собаку или иное животное часто встречается в сказках многих народов. Точно такой же сюжет,

[224]

как в сказке о Мыде, встречаем в фольклоре осетин и чечен­цев. В записанной Вс. Миллером осетинской сказке «О Цопане» имеется ряд черт, аналогичных тем, что рассказывают абхазы в сказке о Мыде.

Охотник убил оленя, зажарил его, собирается есть, но олень оживает и убегает. Удивился охотник, а олень говорит: «Это еще не диво, а вот ступай к Цопану, расспроси его, он тебе расскажет чудо». Нашел охотник Цопана и тот расска­зал, как жена превратила его в утку, потом в соба­ку; как, в качестве собаки, он освободил дочь бога­того человека от шайтана; как шайтан дал ему вой­лочную плеть, которой он возвратил себе человеческий образ, а затем обратил свою жену в ослицу, а ее нового мужа в ос­ла и предложил соседям возить на них дрова1. В осетинской легенде об Урызмаге, Хамыце и Сосруко Урызмаг рассказыва­ет, как жена Уастырджи, ударив войлочной плеткой, превра­тила его в суку, как он стерег у купца овец, причем зарезал 7 волков, и как потом от удара плетью той же жены Урызмага снова принял человеческий образ2. Сходные приключения рассказывает Урызмаг в варианте легенды об Урызмаге, Сос­руко и Сослане3. В чеченской сказке «О Султане» рассказыва­ется, как охотники жарили дикого козла, как куски мяса его соединились, козел ожил и убежал. Охотники рассказали о приключении человеку, которого встретили по дороге и ко­торый пахал землю на двух ослах. На это пахарь рассказал им, как любовником жены он был превращен в собаку, как стерег потом стадо и зарезал 12 волков, как освободил дочь князя от ведьмы и как, добыв волшебную плеть, приобрел сно­ва человеческий образ, после чего жену и любовника превра­тил в ослов и с тех пор пашет на них землю4.

Великаны (адоу). По народным сказаниям, первоначаль­но в Абхазии обитали великаны адоу или адомижьха, обладав­шие необычайной силой. Слово адоу означает собственно «вели­кан-богатырь». По сведениям, записанным Н. М. Альбовым, адоу представляют одноглазыми великанами-людоедами с се­мью и более головами. Они долго разбойничали в стране, на­водя ужас на жителей, пока не пришли нарты и не победили их5. Н. Альбов полагал, что легенды об адоу существуют лишь

----

[1]    Миллер. Осетинские сказки. Сборник материалов по этнографии. Изд. при Дашк. этн. музее, 1, 117— 121.

2   Миллер. Осетинские этюды, 1, стр. 53 — 59.

3   Памятники народного творчества осетин, 1, стр. 19 и др.

4   ССКГ. в. IV, стр. 21 — 26.

5 Альбов. Этнографические наблюдения в Абхазии «Ж.С», 1893, в III, стр. 325.

[225]

в Бзыбской Абхазии, но я нашел их и в Абжуйской Абхазии. Записанные мною легенды рисуют адоу страшными исполи­нами, наделенными необыкновенной силой.

Ясное представление об исполинском росте и невероят­ной силе адоу дает следующая легенда, записанная в общи­не Члоу (Абжуйской Абхазии).

Зная о предстоящем потопе, пахамбер (пророк) Нох (Ной) решил построить азандал (ковчег). Нох попросил адомижьха принести из леса бревен, сам же он должен был сва­рить кашу. Адомижьха пошел в лес, вырвал с корнями несколь­ко деревьев, одни заткнул за пояс, другие засунул в голени­ще, а самые большие взвалил на плечи и понес. Дьявол, кото­рый старался во что бы то ни стало помешать Ноху построить корабль, встречает адомижьха и уверяет его, что пророк его на­дул, приготовил такой маленький котелок каши, которого не­достаточно и для одного обыкновенного человека. Раздосадо­ванный адомижьха сбросил с плеч деревья, но не заметил, что остались еще деревья за поясом и за голенищем. Приходит он к Ноху и выражает ему свое недовольство, обвиняя его в том, что он сварил мало каши. Нох поставил перед великаном ко­телок, угощает его. Сколько ни ест великан, а каша все не убывает, не истощается. Взамен каши Нох выпросил у адомижьха оставшиеся у него за поясом и голенищем деревья, построил из них корабль и спас человечество от истребления потопом.

О гибели адоу повествует следующая легенда, записан­ная в общине Калдахвара.

Убив лесного человека «абнаое», Мард-ипа Мордсо опо­вестил об этом народ. Он сообщил при этом, что отныне можно охотиться свободно. После этого он решил уничтожить вели­кана, обитавшего на правом берегу р. Бзыби. Мард-ипа Мор­дсо отправился в путь. Долго шел он, наконец, слышит в лесу шум и чей-то голос говорит: «Какой-то абхаз следит за мной, что ему нужно». Это сказал адоу. С этими словами он спустил­ся в ущелье. Когда адоу приблизился, Мард-ипа Мордсо, зарядив ружье, произнес: «Моя пуля стоит ста пуль и порох тоже». Вслед за этим он выстрелил. Адоу упал. Если бы Морд­со не сказал этих слов, он не убил бы великана, так как пока в адоу не попадет сто пуль, он не умрет. Боясь подойти к уби­тому адоу близко, Мард-ипа Мордсо позвал народ хоронить великана. Толпа народа двинулась с героем в лес. Остановив народ в отдалении, верстах в двух. Мард-ипа решил подойти сам и посмотреть, что с великаном. Подходит к месту, где сва­лился адоу, видит: у головы убитого стоит его жена, а у ног

[226]

дочь и горько оплакивают погибшего: «Говорили мы тебе, не ходи туда, где видны следы Мард-ипа Мордсо, ты не послу­шался...». В это время перед ними появился сам Мард-ипа Мордсо, Великанши бросились бежать. Мать успела спастись, дочь Мард-ипа Мордсо поймал. Дал сигнал народу. Пришли, вырыли яму, похоронили адоу, на могиле насыпали целую гору камней, чтоб великан не вылез, так как адоу был бога­тырь, исполинского роста (в 3 сажени). Могила эта, говорят, существует и теперь в Калдахварском ущелье, в верховьях Бэыби.

Дочь адоу Мард-ипа Мордсо взял к себе в дом, и она ра­ботала у него, как прислуга. Чтобы она не могла уйти, Мард- ипа Мордсо снял с нее мерку и спрятал. Однажды, когда вся семья была в поле на работе, и в доме остались одни дети, дочь адоу уговорила мальчика показать, где спрятана ее мер­ка, уверяя, что она нужна ей, чтоб скроить себе платье. До­став мерку, она бросила всех трех детей в котел с кипящим молоком и прокляла всю семью: чтобы в доме Мард-ипа Мор­дсо из мужского пола никогда не было в живых больше двух человек. В то время было двое мужчин в этой фамилии Абидж и Иван Марда. Во время эмиграции семья Марда-ипа вы­селилась в Турцию, и дальнейшая судьба ее неизвестна. (Со слов Шача Чукбар, 83 лет, сел. Калдахвара).

По рассказу Мачаго Джикирба и Седыка Джиба в общ. Мугудзырхва мною записан другой вариант о гибели велика­на от руки Мард-ипа Мордсо. Мард-ипа Мордсо сидел ночью в лесу у костра. Вдруг вдалеке слышится голос адоу: «Эй, я приду к тебе» — «Приходи, буду ждать», — ответил Мард-ипа Мордсо. Чтобы обмануть адоу, Мард-ипа Мордсо положил у костра бревно, накрыл его буркой, а сам отошел в сторону и спрятался за камнем. Адоу подошел и бросился на бурку. В это время Мард-ипа Мордсо выстрелил из засады со слова­ми: «Эта пуля стоит ста пуль и порох тоже». Адоу был убит. Мард-ипа Мордсо отправился в селение, созвал народ. При­ходят, видят, лежит убитый великан, а около него дочь опла­кивает убитого, приговаривая: «Зачем ходил там, где ходит Мордсо». Мард-ипа Мордсо схватил ее, доставил к себе домой, снял с нее мерку и спрятал под крышей. Великана похоронили. Могила его и теперь еще видна в верховьях р. Бзыби. В то время, когда произошел этот случай, в общ. Ахетук (нынеш. Калдахвара) жили два брата из фамилии Марда: Абидж и Иван. Дочь адоу, раздобыв мерку, прокляла фамилию Марда, чтоб больше двух мужчин в этой фамилии никогда не было. Так с тех пор и было в фамилии Марда.

[227]

Легенды о великанах, как о древнейших насельниках стра­ны, составляют общую черту фольклора многих кавказских и некавказских народов. Такие легенды были распростране­ны у черкесов, карачаевцев (эмегены), осетин, (уойгуты), у грузин (гмири) и других народов. У осетин, между прочим, великаны-богатыри также иногда называются «доу» или «дзау».

В Абхазии наименование Доу или Адоу носит один из известных перевалов.

Цании. В высокогорных частях Абхазии, особенно в поло­се альпийских лугов, часто встречаются сложенные из боль­ших неотесанных камней невысокие ограды, обычно четырех­угольной формы. Эти древние сооружения в настоящее вре­мя находятся большею частью в полуразрушенном состоя­нии. Кто и когда устроил эти ограды? Называют эти соору­жения «ацан-гуара», т. е. «ограда цаниев», и абхазы приписы­вают их устройство карликам — «ацан» или цаниям, являв­шимся, по преданиям, более древними жителями Абхазии, чем сами абхазы. Ацаны имели темные волосы и большую боро­ду. Несмотря на малый рост, цании обладали большой фи­зической силой. Всю их одежду составлял кожаный передник. Занимались цании скотоводством, причем разводили, главным образом, коз и в большом количестве коров. Были ли у них овцы, об этом предания не сообщают. Земледелием цании не за­нимались. Ведя пастушескую жизнь в условиях высокогорной полосы, цании иногда охотились на медведей, вставляя в раскрытую пасть медведя деревянную палочку и затем поражая его кинжалом. Цании взбирались на ветви папоротников и рубили их, словно ветки деревьев. То было блаженное время: ни холода, ни дождя, ни снега, ни ветра, ни грозы не бывало. И цании блаженствовали среди горных пастбищ. Но неожи­данно наступил, конец их безмятежному существованию. По некоторым рассказам, цании разгневали бога своим неве­рием. Однажды старик цаний заметил, что борода у козла трясется, хотя он перестал уже жевать. Увидя это необычай­ное явление, мудрый старик сказал: «Пришел наш конец». Это был ветер, и цании скоро почувствовали холод. Появились тучи, с неба стали падать белые хлопья ваты, покрывшие землю. Затем упал с неба огонь, вата загорелась и цании по­гибли. Только небольшая часть их уцелела и удалилась в го­ры; там, по мнению некоторых, живут они и до сих пор. Эта легенда одинаково известна как в Бзыбской. так и в Абжуй- ской Абхазии и в Самурзакании. (Со слов М. Адлейба. сел. Члоу; Мачаго Джикирба и Седык Жиба, общ. Мугудзырхва). Впервые сказание о цаниях записано Н. М. Альбовым.

[228]

слышавшим его почти в одинаковой передаче во всех частях Абхазии. Н. М. Альбов ограничился, главным образом, рас­сказом о гибели цаниев и дал очень мало сведений об особен­ностях быта этих легендарных обитателей Абхазии1.

Кроме этого, уже известного рассказа о гибели цаниев, в обш. Калдахвара Гудаутского уезда, со слов Шача Чукбар, мною записаны некоторые подробности, никем еще не отмечен­ные и заслуживающие внимания. Цании, по рассказу старика Шача, находились в молочном родстве с богом, так как у них воспитывался сын божий. Бог много раз собирался истребить цаниев, но из родственных чувств щадил и оставлял их в по­кое. Наконец, терпение его, должно быть, лопнуло. Однажды он спросил сына: почему до сих пор живет этот народ? Бес­смертны они что ли? Тогда сын божий, придя на землю, спро­сил у цаниев, кто или что может их уничтожить. Цании ска­зала: пуля нас не возьмет и никакое войско не победит; боим­ся только одного: если упадет с неба вата, и ее подожгут, мы погибнем. Возвратившись к отцу, сын передал ему то. что узнал. Спустя некоторое время бог, разгневавшись на цани­ев, сначала наслал на них ветер (борода у козла стала разве­ваться), а затем с неба стала падать вата, небесный огонь воспламенил ее, цании сгорели.

Легенды о карликах, первоначальных обитателях страны, известны и некоторым другим кавказским народам, прежде всего соседям абхазов — черкесам. «В старых легендах, — го­ворил Л. Люлье, — упоминается о великанах и пигмеях, кото­рых черкесы будто бы застали при приходе своем на тепереш­ние земли и коих род впоследствии перевелся»2.

У Белля находим описания некоторых сторон быта карли­ков, составленные им на основании рассказов черкесов. Карли­ки, предшественники черкесов, жили в пещерах, охотились за зайцами верхом на лошади, носили кольчуги и были вооруже­ны луком и стрелами3.

Интересно отметить, что у абхазов рассказывают, что цании садились на зайцев, как на лошадей, и что они таким образом участвовали в скачках, устраивавшихся на поминках.

Лесные люди (абнаое). Глухие, девственные леса Абха­зии с многочисленными дикими зверями породили у абхазов

----

1 Альбов. Этнографические наблюдения в Абхазии «Ж. С.», 1893, в. III, стр. 327. Эта же легенда приведена Д. Гулия в его «Истории Аб­хазии». 1, стр. 105, 106.

2 Люлье. Верования религиозные, обряды и предрассудки у черкесов. ЗКОРГО. V, стр. 129.

3 Bell Указанная работа, 1, стр. 280.

[229]

представление о лесном человеке абнаое (абна — лес, аое человек). В различных местностях Абхазии абнаое представля­ют различно. Один из первых авторов, записавший это поверие абхазов, ботаник Н. М. Альбов рисует абнаое (у Альбова — обнаоэ) в таком виде: «Они имеют длинные волосы. Одеваются они в звериные шкуры, и на груди у них всегда бывает при­вешен небольшой топор. Они очень злы, и встреча с ними в лесу не обещает ничего хорошего. Живут лесные люди охо­той. В старое время, когда абхазы только что явились в стра­ну, лесные люди жили всюду по лесам Абхазии, и пришельцам пришлось вынести с ними упорную борьбу»1.

Более подробно и точно передает народное представле­ние об абнаое Н. С. Джанашия: «Они были сильны, смелы, но безобразны по внешнему виду: тело их было покрыто ще­тинообразными волосами. Оружием у них служил топорообразный стальной выступ на груди: прижмет к своей груди до­бычу и рассечет пополам»2.

Из других авторов относительно абнаое имеются сведения лишь у К. Ф. Гана в описании его поездки в Мегрелию и Аб­хазию, но эти сведения целиком заимствованы у Н. М. Альбо­ва3. Вот, кажется, все, что до сих пор было в печати по этому вопросу.

Мною собраны более подробные сведения как относитель­но внешнего вида абнаое, так и об его образе жизни.

Абнаое похож на человека. У него высокий рост, но весь он покрыт шерстью, причем на лице его шерсть имеет по­добие бороды; даже уши у него заросли шерстью, и только ладони рук голые. Грудная кость сильно выступает вперед - этим костяным выступом абнаое разрезает добычу.

Сообщение Н. М. Альбова, повторяемое К. Ф. Ганом, буд­то на груди у абнаое привешен топор, не соответствует на­родным воззрениям.

Абнаое отличались громадной силой и неустрашимостью. Ногти у них большие, глаза и нос, как у людей. Жили они охотой на диких зверей, которых ловили, разрезали своим костяным выступом и высасывали кровь. Абнаое выходил па добычу только ночью, днем же укрывался в недоступных лес­ных дебрях. В каждом лесистом горном ущелье жил только один абнаое.

-----

[1] Альбов Н. Этнографические наблюдения в Абхазии. «Ж.С » 1893, в. III, стр. 326.

2 Джанашия Н. Религиозные верования абхазов., стр. 109.

3 Ган К. Поездка по Мингрелии, Самурзакани, Абхазии. «К В.», 1902, № 5,55.

[230]

Живя в дремучих лесах и промышляя охотой, абнаое нахо­дились в постоянной вражде с охотниками, нападали на них и похищали у них добычу.

Абнаое каким-то образом знали охотников по имени. Сидят охотники ночью у костра. Вдруг вдалеке раздается голос: «Эй, Эдрис, где ты?» Охотники, среди которых находится Эдрис, молчат. Абнаое снова и снова повторяет свой возглас и направляется к костру. В нескольких шагах он останавливает­ся, так как охотники направляют на него кремневки и за­брасывают его горящими головнями. Но абнаое не уходит. Часто стоит он таким образом до утра, а затем удаляется

Пока было много недоступных лесов, абнаое имели достаточно простора и приволья. Но с тех пор, как леса частью вы­рублены, частью прорезаны тропинками, пришел конец лесно­му человеку: он или удаляется в нетронутые дебри или по­гибает от руки отважного охотника или пастуха. Так повест­вуется в абхазских легендах. Так как в каждом горном ущелье, по народным воззрениям, обитал один абнаое, то, ес­тественно, что в связи с уничтожением то одного, то другого участка девственных лесов исчезали один за другим обитав­шие в них абнаое.

Поэтому рассказов о гибели абнаое довольно много. Н. Джанашия записал один из многих подобных рассказов. Мною записано четыре рассказа: в селениях Калдахвара и Мугудзырхва Гудаутского уезда, в Джгерды и Члоу Кодорского уезда. По записи Н. Джанашия, последний из абнаое обитал в дремучем лесу Уракь близ сел. Адзюбжа. В том же лесу жил со своим стадом храбрый пастух Хухв Читанаа. Каждую ночь абнаое приближался к шалашу пастуха и спрашивал: «Чи­танаа Хухв, ты здесь ли?» — «Я здесь. Если ты не баба, по­жалуй на единоборство» — отвечал бесстрашный абхаз. Аб­наое, однако, не принимал предложения об единоборстве и уходил. Тогда Хухв прибег к хитрости: положил в своей по­стели чурбан и накрыл его буркою, а сам спрятался в кустах. В полночь явился, по обыкновению, лесной человек и, не по­лучив на свой вопрос ответа, решил, что пастух спит и бросил­ся на чурбан. В это время Хухв выстрелил и смертельно ра­нил своего врага. Утром, пойдя по кровавым следам, Хухв на­шел убитого абнаое, похоронил его, забрав себе все его досто­яние и женился на его жене-красавице. Уничтожением абнаое Читанаа Хухв оказал великую услугу всему абхазскому наро­ду, так расценивали подвиг Хухва информаторы Н. Джанашия;

----

[1] Джанзшия Н. Религиозные верования абхазов, стр. 109.

[231]

«имя его никогда не предастся забвению, пока будет жив хоть один абхаз», закончили они свой рассказ1.

Это легендарное сказание о Читанаа Хухве оказалось из­вестным и в Гудаутском уезде; мне передали его Мачаго Джикирба и Седык Жиба в общ. Мугудзырхва. Для характерис­тики непроходимости девственного леса Уракь Мачаго и Се­дык рассказали, что из ста человек и ста собак, отправив­шихся в лес Уракь на поиски абнаое, вернулась только одна собака, и та без хвоста.

Нужно, однако, заметить, что чуть ли не каждая община Абхазии знает своего героя, избавившего народ от лесного че­ловека данной местности. Это объясняется разобщенностью отдельных уголков Абхазии, в прежнее время живших замкну­тою, обособленною жизнью. Каждый такой уголок имел свое­го лесного человека — абнаое и своего местного героя, осво­бодившего край от этого врага народа.

Старик Шач Чукбар в сел. Калдахвара сообщил следую­щую легенду о гибели абнаое. В старое время жил в Бзыбском ущелье лесной человек, который не давал покоя охот­никам, отнимал у них добычу. Среди местных охотников был отважный и смелый Мард-ипа Мордсо. Однажды он убил ди­кого козла, снял с него шкуру и повесил мясо и шкуру в пе­щере. Тут же на землю положил он бревно и накрыл его бур­кой, а сам с кремневкой стал в стороне. Ночью приходит абна­ое и бросается на бурку, предполагая, что под нею спит охот­ник. Мард-ипа Мордсо выстрелил и убил абнаое. Так ущелье было освобождено от лесного человека.

По другому рассказу того же Шача, еще лет восемь на­зад в Бзыбском ущелье охотникам удалось поймать абнаое жи­вым. Охотники на куниц заметили следы абнаое. В одну ло­вушку поймалась куница, абнаое утащил ее. Тогда постави­ли около ловушки четверть ведра водки. На другой день вод­ки не оказалось — абнаое выпил. На следующий день у ловуш­ки поставили ведро водки. Утром приходят, абнаое лежит у ловушки пьяным. На груди его торчали волосы наподобие гвоздей, все тело было покрыто шерстью, как у барана.

В сел. Члоу, со слов старика Мажаба Адлейба, мною за­писан следующий рассказ об уничтожении абнаое. Хакба Бейзир был единственным человеком, который убил абнаое. Од­нажды он пас стадо в лесу в Бзыбской Абхазии. Ночью ему удалось убить дикую козу. Он развел костер и жарил на шам­пуре печень. Вдруг слышит: идет кто-тэ по лесу, ломает вет­ви и кричит: «Хак Бейзир здесь?» Охотннк догадался, что это абнаое и не ответил. Снова раздается голос: «Хак Бейзир

[232]

здесь?» Бейзир, молча поспешно зарядил ружье, положил на пень бурку, а сам спрятался. Подходит абнаое, бросается на бурку. Хак Бейзир поднимает ружье и говорит: «Эта пуля моя стоит ста пуль!» (По упомянутому уже поверью, в абнаое попадает одна пуля из ста). Выстрелил и попал абнаое в сердце. Застонал лесной человек и убежал. Утром пошел Хак Бейзир с кремневкой по кровавому следу и в лесной чаще нашел убитого абнаое. Видит — около убитого сидят две сестры его и плачут, причитая: «Мы же говорили тебе: не ходи в лес Хак Бейзира». В это время перед ними появился Хак Бей­зир. Испугались, стали просить его не убивать их. Но Хак Бейзир успокоил их: «Не бойтесь. Пусть только никто не смеет показываться в моем лесу, где я охочусь». Сказав это, Хак. Бейзир удалился. С тех пор нет там больше абнаое.

В сел. Джгерды, со слов Мустафы Багапша, мною за­писан такой рассказ об уничтожении абнаое. Пастух Джаджа имел хороших собак. Однажды, оставив стадо на попечение собак, Джаджа отправился вечером домой в селение. Вдруг слышит: собаки отчаянно залаяли. Вернулся Джаджа к стаду, видит собаки окружили косматого, голого человека, с одним глазом на лбу. Это был абнаое. Увидев пастуха, абнаое по­бежал верхом, на катере в горы. Джаджа бросился за ним. Так он гнался верст 30. Наконец, у крутого подъема, абнаое остановил катер и побежал пешком. «Стой!» — закричал пас­тух и поднял кремневку. Оглянулся абнаое, говорит: «Не стре­ляй, не попадешь, в меня попадает лишь одна пуля из ста». Джаджа говорит: «Эта пуля будет за сто пуль», выстрелил, по­пал абнаое прямо в глаз, убил наповал. В этом месте и теперь, говорят, виден на камне след от копыт катера, в виде 2-х уг­лублений, а на дне реки, на камне видны следы крови абнаое.

Лесной человек (абнаое) по представлению абхазов, сво­им видом, отчасти и характером, напоминает лешего мегрелов «очокочи», «каджи» имеретин, лешего месхов, лешего чечен­цев, «лагсырда» осетин.

Следует отметить, между прочим, что в Самурзакани мес­то абнаое уже занял мегрельский «очокочи». Мегрелы пред­ставляют своего лешего «очокочи» покрытым на голове щети­нистыми волосами, на груди его выступает кость, суживаю­щаяся и оканчивающаяся впереди острием или целым ря­дом острых зубов, наподобие металлической чесалки1. Име­ретины своего «каджи» представляют с длинными волосами,

-----

[1] СМОМПК, XVIII, отд. III, стр. 360; XXXII, отд. Ш, стр. 151.

[233]

заплетенными в косу, с тремя топорами на груди, острием на­правленными вперед1.

По представлению грузин месхов Ахалцихского уезда, «у лешего на груди топор, которым он, наваливаясь на жертву, перерезает ее пополам»2. Лесные духи чеченцев и ингушей—алмасы мужского пола (есть и женского), покрыты волосами и на груди имеют острый топор3. С таким же топором на груди представляют осетины своего лесного человека — лагсырда»4.

Костяной топор на груди имеют и алмасы (злые существа женского пола) у аваров5.

Таким образом, представление абхазов о лесном челове­ке является в существенных чертах общим для значительной группы кавказских народов. По-видимому, это представление составляет наследие того отдаленного периода, когда предки современных кавказских народов жили общеяфетическими воззрениями на окружающий мир.

Аналогичными оказываются и существующие у разных кавказских народов рассказы об уничтожении лесного челове­ка или лешего.

Самурзаканский «очокочи» бросается на бурку, которой охотник Джвиба прикрыл воткнутый в землю острием кверху кинжал, ранит себя, а Джвиба добивает его из ружья6, В од­ном рассказе имеретин Кутаисского уезда «каджи» бросается на бурку, под которой поставлен топор, ранит себя, бросается в огонь и погибает7. По другому рассказу, некий Хосико Ниникашвили, встретившись ночью в Аджаметском лесу с ле­шим, напоил его до пьяна, затем воткнул в землю острием вверх свой кинжал, накрыл буркой и спрятался в дупле, дер­жа ружье наготове. Леший, проснувшись, с размаху бросился на бурку и пронзил себя кинжалом насквозь. Пуля Хосико добила лешего8. В чеченском рассказе так же, как и в абхаз­ском, охотник, ожидая нападения лешего, накрывает буркой лежащее дерево; леший бросается на бурку, вонзает свой то­пор в дерево, а в это время охотник убивает его из ружья9.

В осетинской сказке кабардинский охотник накрывает бур­кой свалившееся дерево, а сам прячется; лесной человек —

-----

1 Там же, XVIII, отд. III, стр. 360; XXVI. Отд. 1, стр. 41.

2       Хаханов. Месхи. «Э. О.», кн. X, стр. 15.

3       Далгат. Первобытная религия чеченцев. «Терский сборник», в. Ill кн. 2, стр. 115; Вертепов, в «Терском сборнике», в. VI, стр 101.

4       Миллер. Осетинские этюды, 1, стр. 150.

5       Услар. Аварский язык, стр. 39 (2-я часть книги)

6 СМОМПК. V. отд. II. стр. 102.

7 Там же, XVIII, отд. III, стр. 363.

8 Там же. XVIII, отд. II. стр. 166, 167.

9 Далгат. Указ. работа, стр. 116.

[234]

«лагсырд» бросается на бурку и рассекает ее и дерево торча­щий на груди топором1.

Следует заметить, что прикрывание пня, камня, кинжала буркой, одеялом и проч., чтобы обмануть злое существо и по­губить его, служит распространенным мотивом в сказках и ле­гендах многих народов. В одном киргизском рассказе погон­щик каравана таким же приемом убивает жезтырнак, кро­вожадное существо с медными когтями2.

Представление абхазов о «лесном человеке», как о злом и хищном существе, покрытом шерстью и вооруженном острым костяным наростом на груди, составляет резкую противопо­ложность представлению о лешем, существующему у русских и некоторых народов Сибири, у которых леший походит то на высокое дерево, то на маленький куст, и часто представляется обросшим мхом, травою и проч. Это различие объясняется различием происхождения лесного существа. У одних наро­дов представление о лешем возникло, как результат олицетво­рения леса, лесных деревьев и кустов, отсюда и сходство с де­ревом или кустом. У других, как у абхазов, мегрелов, чеченцев и других кавказских народов, лешии олицетворяют хищ­ных зверей, населяющих леса; отсюда их звериный облик и свирепый характер.

Легенды об озерах. Известняки, слагающие горы Абхазии, подвергаясь размыванию и растворяющему действию воды, образуют многочисленные пещеры с подземными реками и озерами, дают начало провалам и воронкам, которые, напол­няясь водой, превращаются в озера. Здесь мы имеем дело с так называемыми карстовыми явлениями. В общине Дурипш Гудаутского уезда очень часто, вследствие размывания из­вестняков, на поверхности земли образуются провалы, сопро­вождающиеся иногда несчастными случаями. Рассказывают, например, что ехавший однажды ночью крестьянин провалился вместе с арбой и парой буйволов. Крестьянин погиб, буйволы же уцелели. Другой местный житель, рубивший на дереве сук, упал с дерева, провалился под землю и погиб.

Как устанавливает геолог Л. К. Конюшевский, озеро Рица обязано своим происхождением обвалу известняков горы Пшегишха, запрудившему речку Лашипсе. «Обвал, — пишет геолог, — очевидно, был огромных размеров, так как

-----

[1]    Миллер Вс. Осетинские этюды, 1, стр 150.

2    Миропиев. Демонологические рассказы киргизов. Записки РГО по отделению этнографии, т. X, в. 3, стр. 15 — 20, 1889 г.

[235]

уровень воды поднялся настолько высоко, что 40-саженным шнуром нельзя достать дна»1.

Подобные явления обычно порождают разнообразные ле­генды и сказания, в которых народ дает свои объяснения по­явлению озер, провалов почвы и т. д.2 Два озера — Рица в Гудаутском уезде и Папанцкур в Кодорском, — окружены в во­ображении абхазов особого рода таинственностью и связаны с легендами, повествующими об их необычайном происхож­дении.

О происхождении озера Рица, со слов не раз упомянутого уже Мачаго Джикирба в общ. Мугудзырхва Гудаутского уезда, мною записана следующая легенда.

На том месте, где теперь находится озеро, когда-то жила в убогой хижине бедная вдова с тремя детьми. Все хозяйство больной женщины состояло из одного железного котла. Что­бы собрать на зиму немного хлеба, женщина ходила на ниву соседа, набирала зерна в чувяки и тайком от соседа понемно­гу носила к себе. Так ей удалось наносить около пуда хлеба.

Но однажды сосед заметил у нее в устах зерно, узнал, что она таким образом сделала себе запас, и отобрал все, что она собрала. Для вдовы и детей настал голод. Однажды в избушку вдовы явился святой и видит — двое детей умирают, а третий — грудной ребенок здоров. Святой спросил: «Что с ними?» Вдова отвечает: «Голодаем». Святой говорит вдове: «Сегодня разразится ураган и разнесет твою хижину». Он посоветовал замазать хижину кругом и запереться в хижине вместе с детьми. Ночью святой проделал в стене хижины дыру, подул в нее, попал прямо в грудного ребенка, и тот ослеп: «Да будет здесь вода». Утром мать увидела постигшее ее несчастье, прокляла свой дом, сказав: «Да будет здесь вода», бросила слепого ребенка и ушла с двумя другими. Отойдя немного, она услышала страшный грохот: провалилась земля на том месте, где стояла ее хижина: из земли забила вода и затопила местность. Из земли выскочил козел, в него превратился ребенок вдовы. Уходя с двумя детьми с места гибели дома, женщина встретила пастуха со стадом в 100 голов. За него она вскоре вышла замуж. Таинственный козел стал таскать у пастуха скот и уносить в озеро; каждую ночь он уносил по одному барану, пока не перетаскал всех. После этого в течении семи лет на поверхность озера выплывала по временам

-----

[1] Конюшевский Л. Из наблюдений в карстовой области Сухумского округа. Бюллетень Тифлисского об-ва любителей природы, 1913, 1, 16

2 См. Чурсин Очерки по этнологии Кавказа. Тфл., 1913, (Очерк «Легендарные озера на Кавказе»).

[236]

шерсть. Так появилось озеро Рица. Другой вариант этой легенды записан упомянутым Л. К Конюшевским: по этому варианту, в поселке, на месте озера, жила фамилия Апшицба и среди них вдова с детьми; после провала ни один Апшицба не мог подойти к озеру, чтоб оно не потянуло его к себе1.

В общ. Бармыш мной записан вариант легенды о происхождении озера Рица, аналогичный легенде о происхождении озера Папанцкур. Один домохозяин пригласил соседей цапать кукурузу в порядке общественной взаимопомощи.

Хозяин был очень скуп, и для угощения соседей, вместо бара­на, зарезал на ужин собаку. Узнав о таком поступке хозяина, гости прокляли его дом, сказав: «Да будет это место рицей!» (провалом). Дом и усадьба скупого хозяина провалились и на их месте образовалось озеро Рица. В продолжении семи лет после этого из глубины озера слышалось пение петуха.

В общ. Калдахвара, со слов Дамея Кайтана, относительно того же оз. Рида записана следующая легенда.

Был когда-то пастух, который и зимой и летом пас свое стадо овец около озера Рица. Когда наступало время случки из озера выходили бараны, случались с овцами и уходили об­ратно в озеро. Однажды перед наступлением случки пастух должен был уйти в селение, а ему на смену пришел младший брат, немного дураковатый. Уходя в деревню, пастух предупре­дил брата, если ночью случится тревога, чтоб он за­вернулся в бурку и не двигался с места. Пастух ушел. Ночью из озера вышли бараны для случки, началось в стаде волне­ние, поднялся шум. Брат пастуха вообразил, что на стадо на­пали волки, стал свистеть и кричать. Бараны бросились в озе­ро, а за ними побросались в воду и все овцы. В отчаянии мо­лодой пастух побежал домой и рассказал о несчастьи брату. Опечаленный пастух предложил младшему брату остаться дома, не ходить за ним, а сам, взяв свирель, отправился к озе­ру, сел на берегу и начал играть. Долго играл на свирели пастух, и овцы, послушные его зову, постепенно вышли из озера, все до последней. Младший брат, однако, не сидел до­ма, а, побуждаемый любопытством, последовал за пастухом и спрятался у озера в ожидании что будет. Увидев вышедших из озера овец, он побежал к брату и радостно закричал: «Вы­шли наши овцы». При этом восклицании овцы снова бросились в озеро. Огорченный пастух заставил брата уйти домой и сно-

-----

[1] Конюшевский Л. Из наблюдений в карстовой области Сухумского округа. Бюллетень Тифлисского о-ва любителей природы, 1913, № 1.

[237]

ва принялся играть на свирели. Долго он играл, но напрасно: овцы не выходили. Тогда накинул он бурку на голову и бро­сился в озеро. После того каждый год в то время, когда про­исходила стрижка овец, весною и осенью, на поверхность озера всплывали клочки шерсти. Это пастух под водой стриг свое стадо. Явление это повторялось лет семь, потом прекратилось.

В Гупской общине Кодорского уезда (в 22 верстах от Очемчир), в довольно глубокой котловине, имеется небольшое озе­ро Папанцкур (слово мегрельское, в переводе означает «про­валившийся священник»). Озеро имеет около 70 саженей длины и около 40 — ширины. Заросшее кругом мелким кустарником, осокой, папоротником, азалией и проч. озеро производит на местное население впечатление чего-то таинственного, зага­дочного. Абхазская легенда гласит, что озеро образовалось на месте усадьбы скупого и порочного человека, провалившей­ся в наказание за скупость. Один вариант этой легенды за­писан В. Гарцкия и напечатан в «Сборн. мат. для опис. местн. и пл. Кавказа», в. XIII (1892 г.). Почти в таком же виде ле­генда записана для меня учителем Фомой Эшба. Мною за­писана в сел. Гуп несколько иная версия легенды, которую я привожу здесь. На месте нынешнего озера жил когда-то состо­ятельный, но скупой человек (у Гарцкия и Эшба священник). Пригласил он однажды в порядке «взаимопомощи» для тоханья кукурузы соседскую молодежь. Чтобы меньше тратить­ся на угощение, хозяин зарезал к обеду старую негодную со­баку, а чтобы обмануть гостей, заставил визжать свинью (мест­ные жители были тогда христиане, поясняет рассказчик; у Гарцкия хозяин заставил кричать козла). В то время в доме находилась дочь хозяина, выданная замуж за жителя Ткварчельской общины, но еще не взятая в дом мужа. Здесь же на­ходился ее муж. Она предупредила мужа, каким мясом ее отец собирается накормить гостей. Когда подали обед, зять не сел за стол, ссылаясь на то, что он, как молодой муж, стесня­ется. Остальные пообедали и к вечеру разошлись по домам. Вечером участок вместе с домом стал шевелиться и завертел­ся, как юла. Зять схватил за руку жену и убежал с нею, а усадьба опустилась и образовалось озеро. Согласно варианту легенды, изложенному у Гарцкия, погибла и дочь священни­ка. По другому варианту, записанному мною, в тех местах, где проходил зять с женою — дочерью хозяина, земля осела, и там теперь протекает река, впадающая в р. Гализгу. В продол­жение нескольких лет после случившегося со дна озера по

[238]

временам слышался лай собак и пение петухов. Рассказывают, что как-то вздумали прорыть от озера канаву, чтобы провести воду на мельницу, но загрохотал гром, засверкала молния и работа была оставлена.

Легенды об окаменении. Широко распространенные у многих народов Кавказа легенды об окаменевших людях и жи­вотных1 знакомы и абхазам и связываются с камнями и скалами, более или менее напоминающими своими формами фигуры человека или животных. Окаменелую женщину с ре­бенком на руках указывают, например, на горе Дзышра. На­родная легенда повествует: «Партия неприятелей, ворвавшись из-за перевала в Абхазию, опустошила страну, захватила плен­ных и гнала их к себе в горы. Вместе с другими пленными, подгоняемыми хищниками, тащилась в горы старушка, держа в руках колыбель с ребенком. Обессилевшая, измученная об­ратилась она к богу, прося избавить ее от невыносимой доли и обратить ее в камень. Бог сжалился над страдалицей, и по­ныне стоит она каменной глыбой на склонах горы (Дзышры)» (со слов Биджа Лейба, 80 лет, сел. Мугудзырхва Гудаутского уезда).

Другой вариант легенды повествует: среди пленных, кото­рых партия неприятелей увлекала в горы, была женщина, на­ходившаяся в положении. Измученная тяжелой дорогой, она взмолилась богу, чтобы он обратил ее в камень. Просьба ее была исполнена (сел. Лыхны). Подобные легенды широко распространены в тех областях, которые в старое время часто подвергались опустошительным нападениям врагов. Грузины Кахетии и в Сигнахском (сел. Бодбе) и в Телавском (между сел. Шильна и Енисели) уездах, много терпевшие от набегов лезгин, рассказывают об окаменевших женщинах, ставших таковыми, благодаря исполнению их просьбы об избавлении от преследования лезгин2.

Армяне Нагорного Карабаха показывают камень («цыц-кар», т. е. «кол-камень»), в который обратилась женщина с ребенком, подвергшаяся нападению разбойников и просившая священную гору Хирс спасти ее от разбойников, превратив в камень. Таким же образом, согласно белорусской легенде, спа­саясь от проходивших войск, девица, чтобы избежать наси­лия, просила обратить ее в камень. Как свидетельствует ле­генда, она и теперь стоит в виде камня в сел. Каменца.

-----

1 См. Чурсин. Очерки по этнологии Кавказа, статья «Легенды о окаменевших людях».

2 Чурсин. Народные обычаи и верования Кахетии. стр. 46. 47. Хаханов. Очерки по истории грузинской словесности, т. 1, стр. 180.

[239]

Имеется у абхазов и такой рассказ, где женщина обра­щается в камень просто потому, что ей надоело жить. Шла ветхая старушка по Бзыбскому ущелью, утомилась, села на камень отдохнуть, и вспомнила как в старину, по молитве, люди обращались в камень. Она стала молиться, чтоб и ей обратиться в камень. Молитва старухи была услышана, и те­перь, говорят, в глубине Бзыбского ущелья стоит она в виде небольшого камня у дороги (со слов Гозы Ампар, 82 лет, сел. Калдахвара Гудаутского уезда).

Легенды о вознесении на небо. Зосхан Маршания отли­чался необычайным мужеством, красотой, глубокими познани­ями; он владел несколькими языками, хотя не получил ника­кого образования. Зосхан управлял всей страной. Обширные познания Зосхана и другие его выдающиеся качества возбуди­ли недовольство высшей силы (бога), и Зосхан был взят на небо (со слов Биджа Лейба, общ. Мугудзырхва). Произошло это таким образом. Однажды ехал Зосхан Маршания верхом. Вдруг разразилась гроза, загрохотал гром, засверкала мол­ния, и Зосхана унесло на небо. Там Зосхан присоединился к числу святых и следил за земными делами. Когда, бывало, лю­ди молились Зосхану Маршания, дела их поправлялись. Кому Зосхан захочет повредить, он нашлет болезнь или другие бед­ствия; кому захочет помочь, у того все идет хорошо (со слов Мача Чукбар, общ. Калдахвара).

В этом рассказе, несомненно, отражаются отголоски биб­лейского сказания о взятии на небо пророка Ильи, превратив­шегося в повелителя облаков, распоряжающегося дождем, громом и молнией.

Небезынтересно отметить, что легенда о вознесении на не­бо хорошо знакома карачаевцам. По их рассказам, на небо улетел князь Бехтемир Чотчаев. В честь его раз в год, во втор­ник, устраивается моление «курманлак»; и в этот день вос­прещается всякая работа в доме, в особенности шитье.

Абхазы рассказывают и о другом случае вознесения, уже упомянутого выше. Когда-то в старину один из пред­ков Шармат продал лошадь. Был ясный солнечный день. Дочь Шармата, молодая девушка, сидела во дворе и вышива­ла сафьяновые чувяки. Вдруг разразилась гроза, засверкала молния, спустилась с неба мрачная туча, подхватила и унесла девушку. Чувяк, который лежал у нее на коленях, упал на землю, а другой, который она держала в руках, улетел с нею. Это случилось в понедельник, и с тех пор фамилия Шармат считает понедельник своим «запретным днем», «амш-шар»; в

[240]

этот день женщины не шьют, из дома ничего не дают и не про­дают (со слов Шармат, общ. Джгерды Кодорского уезда).

Эта легенда обнаруживает заметное сходство с легендар­ными рассказами карачаевцев, записанными мною в 1914 г. По одному из этих рассказов, на небо была взята девица из фамилии Байчоровых; когда она летела на небо, с ноги ее упал башмак, долго потом хранившийся в семье Байчоровых. Другое сказание говорит о вознесении на небо девицы из фамилии Крымшхаловых, выданной замуж за балкарца Абаева. Кстати, не лишним будет заметить, что фамилия Шармат переселилась в Абхазию с Северного Кавказа, из областей, занятых абазинами.

Еще один фактический рассказ о вознесении на небо запи­сан мною в общ. Джгерды со слов Агумаа из Самурзаканского селения Цхири. Молодой человек женился. После свадьбы отправился в поле на работу. Возвращается домой — жены нет. Домашние объясняют, что неожиданно разразилась гро­за и унесла жену. В связи с этим происшествием в этой семье не холостят бугаев и петухов.

Легенда об Абрскиле. Легенда о заключенном в пещере и прикованном к скале великане Абрскиле, Абхазском Про­метее, как его называют, не раз уже излагалась в печати, разными авторами в различных вариантах. Так как легенда имеет культурно-исторический интерес, остановимся на ней несколько подробнее. Кажется, впервые она была записана А. Иоакимовым в 1873 году в двух вариантах. Один вариант таков. Абрскил (у Иоакимова Абулскир) был святой чело­век со светлыми волосами и голубыми глазами. Он любил род людской и сделал для него много благодеяний, сообщая ему тайны неба. Так как папоротник грозил заглушить посевы, Абрскил вел борьбу с папоротниками, стараясь задержать их развитие. Считая для себя унизительным наклоняться, он рубил виноградные ветви, висевшие над дорогой. Ангелы за­ковали его в цепи и заключили в пещеру. Черный пес грызет его цепи, и когда звено утончается до толщины нити, сидя­щая на страже девушка дает знать слепой старухе, и та уда­ром волшебного жезла скрепляет цепь. По другому варианту, Абрскил был злой человек. Ангелы (амалыки) решили его поймать, но так как он очень быстро бегал и догнать его было невозможно, ангелы разостлали свежесодранные шкуры быков, засыпали их травой, чтобы не видно было, и предложили

[241]

Абрскилу играть с ними в лапту. Абрскил поскользнулся на бычьей шкуре, упал и был схвачен и заключен в пещеру1.

Следующая по времени запись легенды об Абрскиле при­надлежит И. Лихачеву. Согласно этой записи, Абрскил (у Ли­хачева «Абласкир») был великан и, будучи идолопоклонником, не признавал бога. Он приходился молочным братом князю Беслану Анчабадзе: Абрскил (Абласкир) не любил рыжих людей с серыми глазами и при встрече убивал их. Всюду, где только встречался папоротник, мешавший людям успешно заниматься земледелием, Абрскилом безжалостно уничто­жался. Будучи чрезмерно горячим, он, когда на пути ему встре­чалась свисающая с дерева виноградная лоза, перерубал ее, чтобы не наклоняться, ибо это было бы понято людьми, как поклонение богу. За свою гордость Абрскил с конем прико­ван к скале в Члоуской пещере. Там будут они томиться до тех пор, пока не исчезнут папоротники и виноградная лоза и не погибнут рыжие люди2.

Некоторые особенности представляет вариант, сообщен­ный Г. П. Потанину Демурией. Здесь абхазская легенда пере­путана с грузинским сказанием об Амиране. Прежде всего, великан называется не абхазским именем Абрскил, Абласкир и т. п., а грузинским Амиран. Прикован он, как и грузинский Амиран, к Эльбрусу, При Амиране находится eго конь (арашь), который грызет его цепь. Когда цепь становится совсем тонкою, стоящая тут же женщина в черной одежде при­касается к ней палкою, и цепь становится толстою и крепкою. Амиран был воспитан абхазской фамилией Цицба. Цицба од­нажды пошли навестить своего воспитанника, но не могли дой­ти до него, а слышали его голос. Он спросил: «Растет ли у вас папоротник» - «Нет ничего обильнее папоротника», - отвечал Цицба. «Это - несчастье!» - сказал Амиран. «А есть ли у вас рыжеволосые люди?» - «Есть» - «И это - несчас­тье». «А есть ли у вас виноградные лозы, перекинутые над тро­пинками?» - «Есть». - «И это - несчастье». Говорят, послед­нее неприятно Амирану потому, что, наклоняясь над лозами, люди как бы невольно кланялись богу3.

Наиболее обстоятельное изложение легенды об Абрски­ле дано В. Гарцкия в вып. XIII «Сборника материалов для опи-

-----

[1]       Иоакимов А. Предрассудки моих учеников. «К». 1873. № 66.

2       Лихачев И. Члоускэя пещера и легенда об Абласкире-Прометее. Труды V археологического съезда в Тифлисе, 1881 г., М., 1887, стр. 245, 545.

3       Миллер Вс. Кавказские предания о великанах, прикованных к горах «ЖМНП» 1883, стр. 107.

[242]

сания местностей и племен Кавказа» (Тифлис, 1892), в очер­ке «Абрскил (Абхазский Прометей)». Согласно той версии ле­генды, которая изложена здесь В. Гарцкия, Абрскил пред­ставляется героем-борцом за родную Абхазию. «Он не щадил себя во время нападений соседних народов на Абхазию и бес­пощадно мстил врагам своей родины. Бог покровительствовал ему, как защитнику отечества». Но Абрскил возгордился сво­им положением и влиянием среди народа, стал считать себя равным богу и тем навлек гнев божий. Абрскил истреблял рыжих людей, ссылаясь на то, что они могут сглазить людей и животных. Кроме того, он истреблял роды Ашба (Ашуба) и Кацба (Кацуба). Он рубил также виноградные лозы, висящие над дорогой, для того, чтобы, проезжая, не наклоняться, ибо это походило бы на поклонение богу. Выведенный из терпения, бог приказал своим ангелам поймать и заточить Абрскила. Долго ангелы не могли поймать Абрскила, ускользавшего от них на своем араше, перескакивая с горы Эрцаху к берегу Черного моря и обратно. По совету старухи-волшебницы ан­гелы растянули на вершине Эрцаху бычью шкуру, намазан­ную скользким веществом. Затем одна партия стала пресле­довать его у Черного моря. Арашь прыгнул на вершину горы, попал на скользкую шкуру и упал. В этот момент выскочили из засады ангелы, схватили и связали Абрскила. Герой был заключен в Члоускую пещеру, где и до сих пор томится при­кованным к цепи. Ёго верный арашь усердно лижет цепь, но когда она становится не толще шелковой нитки, щенок, в ко­торого бог превратил хозяйку пещеры, волшебницу-старуху, раскрывает рот и утоляет свой голод. Тотчас же цепь при­обретает первоначальную толщину. Однажды в пещеру про­ник поклонник Абрскила Джомлат (по другим рассказам, Сасрыква) Анчабадзе. Но он не мог дойти до Абрскила и только на расстоянии вел беседу с узником. Узнав, что в Аб­хазии еще живут Ашуба и Кацуба, а также рыжие люди с го­лубыми глазами, герой, громко рыдая, воскликнул: «Погибла несчастная Абхазия!» По мнению абхазов, Абрскил еще жив, но арашь его издох, так как вытекающая из пещеры речка не выносит больше конского навоза, который она выносила до прихода в Абхазию войск Омера-паши1.

Мною легенда об Абрскиле записана в общ. Члоу, в не­посредственном соседстве с знаменитой пещерой, со слов сто­летнего старика М. Адлейба. Содержание легенды в ос­новном сводится к следующему:

------

[1] СМОМПК. XIII, отд. 1, стр. 34 — 38.

[243]

Абрскил (рассказчик, как и другие члоусцы, произносил имя героя «Абрскил») был гордый, высокомерный человек. Он убивал всех рыжих и людей с голубыми глазами, а также представителей фамилии Эшба. Жестокие поступки его стали невыносимы для населения, и от него решили избавиться. Так как поймать его было трудно, прибегли к хитрости: растянули на дороге свежую бычью шкуру и насыпали на нее просо. За­тем погнались за Абрскилом. Он побежал, когда ноги его ступили на шкуру с просом, поскользнулся и упал. Затем под­нялся и снова упал. Тут его настигли, схватили, связали, от­вели в пещеру и там привязали. Потом разгневанный на Абрскила бог приковал его железною цепью. С Абрскилом нахо­дится и его арашь. Старуха сторожит пленника. Собака и кош­ка усердно лижут цепь, но когда цепь становится тонкой, как волос, старуха говорит: «Будь так крепка, как и прежде», и цепь становится толстой.

В этой легенде, несомненно, сохранились отголоски неко­торых явлений исторического прошлого абхазов. В преследова­нии Абрскилом рыжих и голубоглазых людей можно видеть отдаленное воспоминание об упорной борьбе абхазского народа с каким-то чуждым народом — голубоглазыми блондина­ми. По версии В. Гарцкия. Абрскил был защитником родины от врагов. Борьба эта окончилась не в пользу абхазов, так как в конце концов Абрскил был заточен в пещеру, а рыжие и голубоглазые по-прежнему продолжали жить в Абхазии. По версии Д. Гулия, Абрскил истребляет абхазские роды Ашуба и Кацуба, а также род Эшба. В этом указании легенды следует видеть отголосок родовых распрей, некогда царивших в Абхазии и мешавших политическому и культурному разви­тию народа.

Другие черты, характеризующие Абрскила, - истребление папоротников и вырубка виноградных лоз, висящих над тро­пинками, отражают явления из области культурно-хозяйственной жизни абхазов. Борьба с зарослями папоротника совершенно правильно характеризуется в версиях А. Иоакимова и И. Лихачева, как борьба за насаждение и развитие земле­дельческой культуры. Папоротник в Абхазии всегда был сильнейшим врагом земледельца, и уничтожение зарослей папорот­ника составляет крупную победу человеческой культуры над могучей девственной природой Абхазии. Уничтожение вино­градных лоз, свешивающихся над тропинками и затрудняющих передвижение, представляет одну из мер, направленных к улучшению путей сообщения.

[244]

Мотив о наказании героя за гордость и нежелание признавать бога, несомненно, навеян библейскими и мусульманскими рассказами о том, как бог карает за непочтение к нему. Этот элемент проник в легенду, вероятно, под влиянием и не без участия представителей духовениста как христианского, так и мусульманского. В связи с этим мотивом – наказание за гордость и неуважение к богу – стоит и изображение Абрскила грубым и жестоким насильником, против которого восстает выведенное из терпения население (версия М. Адлейба).

Легенды о прикованном к скале или заключенном в пещере великане, герое, богатыре в различных вариантах известны довоьно многим кавказским народам. У грузин это – Амиран, у армян – Мыер. В свое время значительный материал по этому вопросу был собран и подвергнут разбору В.Ф. Миллером 1. О происхождении этого цикла легенд и об отношении его к героическому мифу о Прометее высказывались самые различные соображения. В прежнее время в этих сказаниях видели отголосок греческого мифа о Прометее (напр. Л.Г. Лопатинский и др.). Аккад. Н.Я. Марр выступил с противположным взглядом, согласно которому, легенда о прикованном великане представляет из себя оригинальное произведение кавказского яфетического мифа, заимствованное древнегреческими колонистами и через них ставшее известным в самой Греции и претворившееся там в течение долгого времени в сказание о Прометее. В.Ф. Миллер еще в 1883 г. высказал по этому вопросу особое мнение: греки имели свое сказание о Прометее, а у кавказских народов были свои легенды о прикованном или заключенном великане.

Легенды о предметах и животных, заключающих счастье семьи. Счастье дома или семьи, согласно поверью, может заключаться в каком-нибудь домашнем животном или в какой-либо вещи, и может переходить из одного предмета в другой. По этому поводу у абхазов существует следующая легенда. Один князь имел несчастливую дочь; он выдал ее замуж тоже за несчастливца-князя. Возвращаясь из похода, зять видит у дороги в сарае маленького щенка. Воспитал несчастливец-князь щенка; выросла из него большая собака. С этого времени дела несчастливой пары по-

------

1. Миллер Вс. Кавказские предания о великанах, прикованных к горам. «ЖМНП». 1883, стр. 1000-116. Абхазские легенды, кроме крайне испорченного варианта, сообщенного Г.Н. Потанину Вс. Миллером, не безызвестны.

[245]

шли хорошо, они разбогатели и стали жить счастливою жиз­нью. Оказалось, что в принесенной собаке заключалось боль­шое счастье.

Сильно удивился тесть, когда узнал, что его несчастливый зять со своей несчастливой женой разбогатели и живут в до­вольстве и благополучии. Тесть поехал посмотреть и уз­нать в чем дело. Приехал, осмотрел дом постройки, скотину. Нигде и ни в чем не видит корня и причины счастья. Наконец, заметил собаку и сразу узнал, что счастье зятя кроется в ней. По абхазскому обычаю, при посещении тестя зять должен ус­троить пир и дать тестю приличный подарок. Зять предлагает тестю лучший скот, но тесть отказывается и просит дать ему собаку. Зять соглашается. Чтобы оставить счастье в семье зятя, собака передала свое счастье ягненку. Возвращается тесть домой с подаренной собакой и видит, что в ней уже никакого счастья не скрывает­ся. Вернулся к зятю, чтобы разыскать, куда девалось счастье. Видит: счастье в ягненке. Просит зятя зарезать ягненка, внут­ренности зарыть в землю, чтобы собака не съела, я мясо от­дать ему. Зять сделал, как просил тесть — зарезал ягненка и мясо положил в котел варить. В это время неожиданно напали неприятели. Тесть и зять, забыв обо всем, немедленно собрали войска и бросились отражать врага. Уходя в поход, зять оста­вил дома малолетнего ребенка. Ребенок вдруг заплакал, и по­вар, варивший мясо ягненка, покормил его этим мясом. Кон­чился поход, зять и тесть вернулись домой. Видит тесть, счастья уже нет в мясе, оно перешло в ребенка зятя. Убедился тесть, что счастье прочно связано с семьей зятя, обрадовался. Снова устроили пир. С тех пор, добавляет рассказчик, и существует обычай, когда продают скотину, вырвать, у ней несколько во­лосков, чтобы с ними вместе оставить в доме счастье этой ско­тины (со слов М. Багапш, сел. Джгерды).

Аналогичное представление существует и у других кавказ­ских народов - у грузин, армян, чеченцев, курдов, карачаев­цев. Грузины Ахалкалакского уезда (джавахи) думают что «обилие и счастье дома может покоиться на одном каком-либо предмете, нужном для домашнего обихода; оставить такую вещь вне дома в ночь на новый год, значит потерять все состо­яние и добровольно отказаться от всякого благополучия»1. В связи с этим под новый год по обычаю собирают все вещи, находящиеся у соседей. По поверью армян, каждый человек

-----

[1] Хаханов А. Празднование нового года у грузин. «Э О», кн. III, стр. 38.

[246]

имеет предназначенную ему судьбой долю «гемат», которой никто другой не может воспользоваться1. У них же записан ряд рассказов о «счастье дома» («тан довлят»). являющемся в различных образах. По поверью курдов, каждая семья имеет свой «довлят» — дух домашнего благополучия, связанный с каким-либо лицом, домашним животным или принадлежащим семье предметом, дурное обращение с носителями «довлята» мо­жет заставить «довлят» удалиться из дома, и семья разорится. У чеченцев встречаемся с рассказом о «счастье хозяина» в об­разе худого, тощего барашка2.

У карачаевцев существует поверье: кому что назначено судьбой, то непременно ему достанется. Иногда человеку дает­ся богатство только ради кусочка мяса или хлеба, который он когда-нибудь даст другому.

-----

[1] СМОМПК, XIII, отд. II, стр. 121 - 130.

2 Далгат. Первобытная религия чеченцев, стр. 83.

[247]