Русское влияние.

Карта Кавказского края с границами 1801-1813 гг.
Репродукция карты из статьи Заура Маргиева
Абхазия Историко-географический и этнографический очерк.

Конец XVIII и начало XIX века – время борьбы в Абха­зии русского и турецкого влияния.

Уже Леван, несмотря на переход в магометанство и по­лучение во владение Сухум-Кале, начинает переговоры с Россией.

В своём докладе от 1770 года граф Тотлебен доносит, что владетель абхазский Леван ходатайствует о принятии его под покровитёльство Российской империи. Тотлебен со­общает, что в ведении и владении Левана находятся крепости Рух, Аку[1] Бедиачук (Бедиа). Тотлебен согласился на предложение Левана и между ними начались переговоры об условиях, приемлемых для обеих сторон. Но «подданные Леванна», узнав о переговорах, угнали табун лошадей гусарского Кабардинского полка, и переговоры с русской стороны (Тотлебеном) были прерваны.

Сохранилось много донесений, относящихся к этому вре­мени, разных русских чиновников и военнослужащих. Эти донесения определенно говорят о том, что Абхазией, как страной, попавшейся на дороге русского империализма, русская власть интересуется.

Для примера приведём донесения капитана (потом капитан-поручика) Языкова от 1770 и 1771 годов, в которых он сообщает о крепости Аку, её начальнике, жителях, гарни­зоне.

Можно ещё указать на «путешествие» доктора Рейнегса по побережью. Саксонец Христиан Рудольф Эхлих (1743–1793), именовавший себя д-ром Рейнегсом, был во времена Потём­кина его «комиссионером» при картло-кахетинском царе Ираклии и при имеретинском царе Соломоне. Рейнегс знал целый ряд европейских и восточных языков и провёл боль­шую часть жизни на Кавказе и в Персии. В промежуток 1782–1784 годов он посетил Кавказскочерноморское побережье, в том числе и Абхазию. Свои наблюдения над Кав­казом и, в частности, Абхазией он изложил в сочинении «Allgemeine historisch-topografishe Beschreibun des Kaukausus etc».

Но по устным преданиям, записанным членом сословно-поземельной комиссии А. Введенским, Леван не являлся вла­детелем Абхазии, а был одним из феодальных князей. По Введенскому владетелем Абхазии являлся брат Левана – Росто, а Леван владел лишь одним Абживским округом.

По этим же преданиям наследником Росто являлся его сын, Хутуния, после смерти которого, начал править Тоулак. Тоулак из-за слабости характера был свергнут своим дядей Джигешием, который был убит в одном из походов около современного Адлера (Аредлар). И лишь только после Зураба стал править Келеш-Амед-бей.

Эти народные предания ещё не проверены архивными данными. Мы можем только установить, что конец 80-х – на­чало 90-х годов застают владетелем Внутренней Абхазии: Сухум-Кале (Аку), Анаклией и Руха сына Левана – Келеш-Амедбея (Келайш-Амед бек, Келеш-бег и т. д.); в Самурзакани – Бежана Шервашидзе; в Хупе – Зураба Шервашидзе; в Средней области (Абживский округ) – Бекир-бега Шервашидзе; в Цебельдинском ханстве – Саларуфу Маршания (или его отца).

Кроме того, наследственными пашами, владетелями из рода Шервашидзе, были потийский и батумский правители.

Хотя это были фактически ничего и никого не признаю­щие, самостоятельные владетели, но номинально и в глазах соседей – России, Турции, Мингрелии, Имеретин, Гурии и горских народов, – владетелем, царствующим князем, главою Абхазии считался князь Внутренней Абхазии. Факт владения крепостью и  городом Сухум-Кале придавал вес и влияние, так сказать, «блеск короне» владетелям Внутренней Абхазии.

По записям современников, Келеш-Амед-бей был преис­полнен решимости сделаться не только номинальным, но и фактическим владетелем и самодержцем Абхазии и уничто­жить как более крупные, так и многочисленные мелкие фео-одальные владения края. Он ясно видел катастрофическое положение края и сознавал, что единственное спасение Аб­хазии заключается в целом ряде коренных реформ в государственной жизни Абхазии, а также в накоплении государ­ственного и народного богатства и поднятии экономической мощи страны.

Но для этого нужно было прекращение постоянных, истощавших население войн и набегов, а они, став бытовым явлением, вполне понятно, по одному желанию Келеш-Амед-бея не могли прекратиться. И мы продолжаем встречать записи хроник о походах и набегах абхазцев на своих со­седей и последних на Абхазию.

Так, в конце мая 1773 года брат мингрельского владе­теля Никаноз Дадиани с мингрельцами и отрядом абхазцев сделали набег на Имеретию. Царь имеретинский Соломон I (1752–1782) встретил их, разбил и сам вторгся в Мингрелию, где разграбил несколько мингрельских селений. Но в это время сам мингрельский владетель с отрядом войск, в союзе с абхазами, вторгся в Имеретию со стороны Рачи и разорил несколько селений, принадлежавших Соломону.

В кинклосе Георгия, опубликованном в 1895 году, к короникону 468-му (1780 год) относится следующая запись:

«В этот год царь Соломон, вместе с Кация Дадиани[2], одержал победу в Рухе (развалины крепости Рух на левом берегу Ингура, у шоссе Очемчиры – Зугдиды). Черкесов (по всей вероятности цебельдинцев или джихов), абхазцев и турок было всего 11.000. Одних из них обратили в бегство, других истребили и взяли в плен».

В рукописи, опубликованной грузиноведом Е. Такайшвили, находим относящуюся к 1794 году запись:

«Имеретины напали на абхазцев в Марсиле».

В начале 90-х годов в Абхазию прибыл мингрельский владетель Григорий   Дадиани (царствовал с перерывами с 1780 по 1804 гг.). Григорий в это время был свергнут своим братом Манучаром и имеретинским царём Соломоном II и стал просить у Келеш-Амед-бея поддержки. Келеш-Амед-бей выступил с отрядом войск, перешёл границу, но, не вступая в сражения, старался уладить дело мирным путём. Не доводя дело до кровопролития, Келеш-Амед-бей вернулся в Абхазию.

Через некоторое время Григорий вновь занял престол, а через несколько лет повторилась та же история: он, сверг­нутый с престола, прибыл в Абхазию просить помощи. Ке­леш-Амед-бей вновь выступил с ополчением. Григорий, чтобы сильней закрепить за собой помощь Келеш-Амед-бея, отдал ему в заложники своего сына Левана (Леона). Но и на этот раз, не вступая в битву, Келеш-Амед-бей добился от имере­тинского царя Соломона II обещания, что тот не будет преследовать Григория.

Помимо этого устные предания и дошедшие до нас хро­ники говорят о многочисленных набегах джигов, дальцев (цебельдинцев) и других соседних, большею частью родственных, племён.

За этот промежуток времени Келеш-Амед-бей распро­странил свои основные владения далеко к югу. Он отторг от нескольких владетелей область, лежащую между реками Келассуры и Галидзга.

Но 1804 год был для него несчастливым. Григорий Дади­ани умер, и мингрельское правительство потребовало у Ке­леш-Амед-бея выдачи находившегося у  него в заложниках сына Григория – Левана. Келеш-Амед-бей за  выдачу Левана потребовал выкуп. Дедопали[3] Нина, мать Левана, а также мингрельское  дворянство нашли запрошенный Келеш-Амед-беем выкуп тяжёлым и обратились к русскому наместнику на Кавказе Цицианову за помощью. Ввиду того, что незадолго до этого (4-го декабря 1803 года) Мингрелия «принесла присягу на подданство» России, Цицианов отдал приказание начальнику расположенного в Мингрелии отряда русских войск двинуться на столицу Абхазии Аку, освободить, во что бы то ни стало Левана, и сделать его мтаваром* Мингрелии. Так как по целому ряду причин, а также из-за отсутствия дорог, передвинуть войска из Тифлиса для открытия военных дей­ствий против Абхазии было весьма трудно, то было русским правительством отдано распоряжение произвести десантные операции. Стопушечный корабль «Тобольская Богородица» и фрегат доставили и высадили в Редут-Кале пехотный Белеевский полк, который был подчинён генералу Рикгофу.

Генерал Рикгоф с вверенным ему отрядом и мингрель­ским ополчением двинулся к сильно укрепленной Келеш-Амед-беем и принадлежавшей ему крепости Анаклии (на берегу Чёрного моря, на юг от реки Ингура) и на другой день штур­мом взял крепость. Поражённый быстротой развёртываю­щихся событий Келеш-Амед-бей отослал Левана в Анаклию.

Анаклия же была, как трофей похода, присоединена к Мингрелии, которая через некоторе время уступила её России за 12 тысяч рублей, так как Анаклия была необхо­дима России, как первый опорный пункт в южной части Чёрного моря. Стех пор Анаклия более не входила в состав Абхазии.

Келеш-Амед-бей был женат на дочери цебельдинского князя Ребии-ханум Маршания и был отцом многочисленного семейства. Борьба русских и турок за влияние в Абхазии расколола не только население края, но и семью Келеш-Амед-бея, что обычно  мы  видим и в других владениях Закавказья. Все стремления Келеш-Амед-бея направить Абхазию на путь мирного строительства, а также его склонность из двух зол, русского и турецкого империализма, выбрать первое – встречали отпор не только среди части населения, но и среди части членов собственного семейства. Главою се­мейной оппозиции был его сын Арслан-бей  – злой гений Аб­хазии начала XIX века.

Вследствие изложенных выше мотивов, Келеш-Амед-бей начал вести переговоры с Россией. Бывший тогда на Кав­казе Цицианов быстро учёл все выгоды захвата Абхазии и водворения на Черноморскокавказском  побережье и послал к Келеш-бею для ведения переговоров поручика Амираджибова. Ведение переговоров, оказанный приют турецкому опальному сановнику Трапезунда Тезер-паше и т. п., восста­новили против Келеш-бея Стамбул и сторонников Турции в Абхазии.

Скрытая оппозиция Арслана-бея вскоре перешла к от­крытым спорам отца с сыном. Споры перешли во вражду, которая повела к вооружённым столкновениям, а потом и к убийству в 1806 году сыном своего отца на пороге дворца в Сухумской крепости, где он и был похоронен.

Воспользовавшись суматохой во время убийства, Арслан-бей овладел крепостью и городом Сухум-Кале, где находи­лась абхазская казна и большое личное состояние Келеш-Амед-бея, причём, нужно сказать, абхазские владетели очень мало или, вернее, совсем не делали подразделений между го­сударственными и личными средствами.

Между тем на престол должен был взойти старший сын Келеш-Амед-бея – Сефер-Али-бей (Сафар-Али-бек), ещё при жизни отца крестившийся и при крещении принявший имя Георгия. Сефер-Али-бей при жизни отца жил и владел (после Зураба Шервашидзе) Хупом.

Видя полную невозможность своими силами и средст­вами отбить «захваченную» Арслан-беем власть и область, Сефер-Али-бей и раньше склонявшийся к русской ориентации, решил вступить в подданство России. В этом отношении его подчёркивал и мингрельский владетель Леван, на сестре готорого – Тамаре был женат Сефер-бей. Но пока Леван согласился поддержать Сефер-Али-бея собст­венными силами и выступил с одишско-лечхумским ополче­нием в Абхазию. После нескольких стычек с Арсланбеем, Сефер-Али-бей был восстановлен в своих правах владетеля. Но соединённые силы Сефер-Али-бея и Левана не могли взять крепость Сухум-Кале, где засел Арслан-бей, поддерживаемый турецкими войсками.

Затем началась многолетняя борьба Сефер-Али-бея за власть. То ласками, то подарками и обещаниями, а где это не помогало, угрозой и силой перетягивали враждующие братья князей, дворян и население друг от друга.

Видя создавшееся положение, Сефер-Али-бей решил привести в исполнение своё решение отдаться под покрови­тельство русских императоров.

В 1809 году им были подписаны, составленные канце­лярией наместника, «просительные пункты» – документ, ко­торым Сефер-Али-бей – Георгий отдавал себя и Абхазию под владычество русских императоров:

«Всеавгустейшему и всемилостивейшему монарху нашему всеподданнейшее прошение и предание себя с владением моим через сие моё письмо следующим образом:

1) Я, законный  наследник и владетель Абхазии, по со­вести моей обязываюсь и вступаю в подданство и службу, как наследственный подданный всемилостивейшего самодержца всей России и прочих императора Александра Павловича».

 Затем в «пунктах» говорилось:

в пункте 2-м, что владетель и вместе с ним Абхазия со всем находящимся в ней передаются в наследственное под­данство и рабство всероссийских императоров;

в 3-ем, чтобы абхазский владетель, по примеру других владетелей, принявших русское подданство, был отличён знаком власти;

в 4-м, об утверждении Сефер-Али-бея наследственным владетелем, начальником и управляющим своего владения;

в 5-ом, о защите владетеля;

в 6-ом, о жалованье владетелю;

в 7-ом, новая клятва в верности, а также покорности властям и ряд экономических пунктов.

Пока эти «просительные пункты» путешествовали по канцеляриям, русское командование подготовилось к дей­ствиям против Арслан-бея и турок в Абхазии.

9-го июля 1810 года в Сухумский рейд прибыли суда Черноморской эскадры с батальоном пехоты под командой капитана 1-го ранга Дотта. 10-го началось бомбардирование крепости. Турецкий гарнизон оказал серьёзное сопротивление. В течение двух дней турецкие орудия в числе 64-х энер­гично отстреливались. 12-го дессант занял город, а 13-го – после кровопролитного штурма – была взята и крепость, причём русские потеряли свыше 20% состава десанта.

Остатки турецкого гарнизона разбежались. Арслан-бей, бежавший из Сухума, вынужден был покинуть и Внутреннюю Абхазию и скрылся со своими оставшимися живыми и верными приверженцами на север, в Джигию, где и нашёл убежище.

Что это не междоусобица, обычная для Абхазии, двух братьев из-за власти, a борьба двух влияний – русского и турецкого – понимали все современники, даже не стоявшие близко к политике. Характерной иллюстрацией понимания действительного положения вещей является следующая подробность. В последнее столетие, несмотря на передачу Сухум-кальской крепости во владение абхазских князей, Сухум являлся чисто турецким городом. Ещё капитан Языков в своих донесениях 1770 года писал:

«...крепость Аку (Сухум-Кале), в которой гарнизон и все обыватели – турки...»

Это и вполне понятно: абхазцы, как земледельцы, не знавшие ремёсел, кроме необходимых для своего хозяйства, не занимавшиеся торговлей, не выделившие чиновного со­словия, не имели позывов и побудительных причин селиться в городах и жили в селениях.

Когда русские отряды войск и черноморские войска по­могли Сефер-Али-бею взять Сухум-Кале, то это было понято всем населением, как победа не Сефер-Али-бея над своим братом Арслан-беем, а как победа России над Турцией в Абхазии. Вследствие этого турки немедленно покинули все, густо заселенные ими, предместья Сухум-Кале, и в числе нескольких тысяч человек расселились по городам, главным образом, Малоазиатского побережья.

После выезда турок, Сухум совершенно опустел, и в нём осталось лишь несколько десятков греков и армян – полу­торговцев, полуконтрабанцистов, полуразбойников.

Только осенью был получен в Абхазии ответ на «про­сительные пункты» Сефер-Али-бея. Русский император Алек­сандр I (1801–1825) актом от 9-го августа 1801 года принял Сефер-Али-бея и Абхазию в подданство и «пожаловал» ему орден св. Анны первой степени, княжеское (владетельское) знамя и пожизненную пенсию. Кроме того, неофициально Сефер-бей был заверен, что через некоторое время ему бу­дет окончательо передан и Сухум-Кале, незадолго до этого отбитый у турок. 

В этом же году постигли некоторые перемены и южную часть Абхазии – Самурзакань. Мингрельский князь Леван захватил самурзаканского владетеля Бежана Шервашидзе и заключил его в мингрельскую крепость Чаквиджи. На место свергнутого Бежана Леван сделал самурзаканским владетелем своего зятя Манучара, сына Соломона Шервашидзе. Впоследствии Бежан, по просьбе и настоянию русского предста­вителя в Мингрелии, генерал-майора Орбелиани, был Леваном освобождён из крепости.

В этом же году судьба немилостиво коснулась и ещё одного абхазского владетеля – потийского Шервашидзе Кучук-бея. Кучук-бей был в Поти (Фаш-Кале) на положении среднем – между самостоятельным владетелем и турецким пашей. В то время Поти был сильнейшей турецкой крепостью на юго-восточном берегу Чёрного моря и являлся морским ключём ко всему Западному Закавказью. Против потийской крепости выступил князь Дмитрий Орбелиани с отрядом рус­ских и имеретинских войск, мингрельский владетель Леван с мингрельским ополчением и самурзаканский владетель Манучар с самурзаканским ополчением. После трёхмесячной осады Кучук-бей принуждён был сдать крепость на капиту­ляцию, а сам удалиться в Турцию.

В 1811 году отряду абхазских войск, находившихся в числе других под начальством главного управляющего на Кав­казе генерала Тормасова[4], пришлось совершить поход к Ахалциху, в то время бывшему сильной турецкой крепостью, и участвовать в ряде боёв.

В этом же году русское правительство, не доверяя сво­ему новому «верноподданному» Сефер-Али-бею, решило под благовидным предлогом «взять у него аманатом* старшего сына Дмитрия. Официально Дмитрий был отправлен в Петроград «для получения воспитания и образования, соответст­вующего высокому званию владетельного князя Абхазии». Дмитрий был торжественно, после молебствий и т. п., отп­равлен в Петроград в сопровождении своей бабки – минг­рельской дедопали Нины.

В этом году все абхазские селения были переполнены от небывалого наплыва беглецов, или, как мы теперь при­выкли их называть, беженцев из Имеретии, Мингрелии, Гу­рии, в которых, в связи с небывалым голодом, развились повальные болезни, главным образом, эпидемия чумы.

Целый ряд новых историй приносит Самузаркани 1812-й год. Покровительство «христианской» Российской империи обя­зывало распространять христианство и бороться с исламом. Мингрельский владетель Леван вместе со своим зятем – владе­телем Самурзакани Манучаром, в сопровождении митрополи­тов Чкондидского Виссариона* и Цайшского – Григория, отпра­вились по Самузаркани распространять христианство. В это время довольно сильной Бедийской крепостью владел Леван, сын Хутуния Шервашидзе. Сын бедийского Левана Хутуния находился в очень неприязненных отношениях с Манучаром. В ту же ночь, когда равноапостольская миссия – Леван, Манучар и митрополиты прибыли в Бедиа, подосланные Хутунией Шервашидзе убийцы тихо и незаметно пробрались в дом, где находился Манучар, и во время сна изрубили его кинжалами. В свою оче­редь, сопровождавшие Манучара, хотели убить Хутуния, но у них ничего не получилось, так как он заперся в крепости. Тело Манучара было перевезено в его дворец в Барбару, а затем предано земле в Цайшской церкви.

Последствия убийства Манучара разыгрались быстро. Как только эта история стала известна главноуправляющему на Кавказе, он распорядился наказать убийцу. Две роты русских солдат совместно с абхазским, самурзаканским и мингрель­ским ополчением осадили Бедийскую крепость. Хутуния, видя, что крепость не устоит ни перед осадой, ни перед штурмом, выбрался незамеченным осаждающими из крепости и бежал в Цебельду. Отец же его, Леван, предварительно объяснив, что в убийстве своего племянника Манучара не виновен и, получив обещание, что его самого не убьют, вышел из кре­пости и сдал её.

Ввиду преклонных лет Левана Шервашидзе и его жены, им было Леваном мингрельским дано в пожизненное владение селение Пахулани, а Бедиа с крепостью присоединена к владе­ниям Мингрелии.

Ниже мы помещаем родословную таблицу участников самурзаканских событий 1812 года:

Александр. Умер по дорого в Сибирь, сосл. гр. Паскевичем по наветам своего опек. и дяди Левана, вл. Мингрелии.

Дмитрий. Погиб в 1832 г. в схватке со слугами своего дяди Левана, владетеля Мингрелии.

Не успели заглохнуть события в Самурзакани, как воз­горелись новые – с Арслан-беем. Из Джигии, куда он бежал после падения Сухум-Кале, Арслан-бей отправился за материальной и политической поддержкой в Константинополь. Получив здесь благословение на выступление, Арслан-бей отправился на Кавказ и высадился в 1812 году в Поти. Здесь он получил отряд турецких войск и стал собирать отряд добровольцев. В те времена на Кавказе набрать отряд удаль­цов на любую авантюру было делом не трудным, и вскоре у Арслана-бея были довольно большие силы, с которыми он двинулся через Гудаву и Тамуш на Внутреннюю Абхазию и Сухум-Кале.

Сефер-Али-бей, рассчитав свои силы, вынужден был обра­титься за помощью против своего наступающего брата к главноуправляющему на Кавказе генералу Ртищеву*.

Последний отдал приказ Николаю Дадиани с батальоном пехоты и артиллерией двинуться для содействия и совмест­ных выступлений с Сефер-Али-беем.

Дело до боёв не дошло. Узнав о приближении русско-абхазских войск, турецкий отряд, полученный Арслан-беем в Поти, разбежался.

Вступать в борьбу с добровольческим отрядом против регулярных войск, снабженных артиллерией, было нецелесо­образно, а потому Арслан-бей распустив свой отряд, а сам уда­лился в Джигию.

В это время, пользуясь замешательством, возникшим в связи с наступлением Арслан-бея, из Цебельды возвратился Хутуния, сын Левана Шервашидзе, убийца Манучара. Хотя он и жил тайно, об этом стало известно и Сефер-Али-бею, и мингрельскому владетелю Левану Дадиани. Через некоторое время, после возвращения, Хутуния был схвачен и Леван Дадиани заключил его в небольшую крепость Мури в Мингре­лии. Только через три года Хутуния был помилован Леваном Дадиани и освобождён из крепостного заключения. Хутуния, вместе с его братьями, была возвращена половина Бедиа. Другая же половина Бедиа была отдана в ведение Зурабу, сыну Болихухува Шервашидзе. Сел. Пахулани владели до конца своей жизни Леван Шервашидзе и его жена, по смерти кото­рых оно перешло во владение вдовы Манучара Шервашидзе. Так завершился поход с миссионерскими целями Левана Дадиани, Манучара Шервашидзе и  ряда митрополитов. Но это было начало христианского миссионерства. Русские пар­тии Абхазии и Мингрелии, русская власть в Закавказье, а также абхазско-имеретинская  церковь со своим сонмом свя­щеннослужителей начали развивать энергичную пропаганду за распространение христианства «в той стране, по которой ходил ещё апостол Андрей Первозванный и другие  святые». Пропаганда, подкрепляемая благоволением русской власти и её ставленниками, а главное рядом «милостей», имела успех, в особенности среди князей и дворян. Официальная хроника тех времён пестрит сообщениями, вроде нижеследующей: «В 1817 году владетель Средней Абхазии Али-бей Шер­вашидзе, магометанин по происхождению, познал свет исти­нной веры, принял христианство и при крещении был наре­чён Александром. Он женился на Кесарии, дочери Николая Дадиани».

Но, наряду с «культурной» работой  русской  партии и русской  власти, мы  натыкаемся на не менее оживлённую и энергичную работу сторонников турецкой ориентации. Работа последних была ещё и потому успешна, что за ними стояли веками сложившиеся экономическо-хозяйственные отношения и веками установившийся быт. «Работа последних, главным образом, состояла в пропаганде набегов и походов как  на русские (казачьи) поселения на Северном Кавказе, так и вос­станий по южной стороне хребта».

Эти набеги и восстания были так мелки и в то же время так часты, что нет  никакой возможности сообщать о них. Они были трафаретны. Около какого-нибудь известного удаль­ца собиралась группа добровольцев, иногда даже в две-три тысячи человек, который вёл их через Главный Кавказский хребет на казачьи станицы или другие русские поселения на Северном и Южном Кавказе или же на западно-грузин­ские селения. Сразившись с русскими  войсками, казаками или местными ополчениями (в Западной Грузии) в нескольких мелких стычках и пограбив население, отряд, в большинстве случаев отягчённый добычей, возвращался в Абхазию и рас­ходился по домам. Особенно часто принимали участие в набе­гах и восстаниях северные абхазские племена (джиги, убыхи, чануши и др.), бзыбцы (гудаутцы) и дальцы (цебельдинцы). Русская власть, а также и владетель Сефер-Али-бей ничего не могли сделать с «непокорным народом». Русская власть, занятая целым рядом войн, а также и по той причине, что русские солдаты сильно страдали от малярии, не могла держать больших сил в Абхазии. Сефер-Али-бей, не популярный в стране, дальше жалоб на «неповиновение» своих под­данных почти не шёл. Ввиду этого для русской власти в Закавказье владение Абхазией было сопряжено с большими и нежелательными затруднениями. Поэтому, при целом ряде главноуправляющих и наместников на Кавказе возбуждался вопрос о том, что, не следует ли сдать Абхазию обратно Турции.

Но пока обсуждался этот вопрос, принимались энергич­ные меры для «введения порядка и спокойствия» в Абхазии, в 1818 году, вскоре после своего назначения, главноначальствуюиций на Кавказе, известный генерал Ермолов*, в пре­провождаемом Александру I всеподданнейшем докладе уделяет много внимания Абхазии и её внутреннему положению. Ермолов пишет о необходимости для «обуздания» Абхазии привести Сухум-кальское укрепление в хорошее оборонительное состояние и содержать в нём гарнизон численностью не менее как из двух батальонов. Кроме того, Ермолов, как видно из его донесения, озабочен тем, чтобы прекратить собщение абхазцев с Анапой – крепостью, принадлежавшей в то время Турции, а также с закубанскими горскими народами[5].

Сухум-Кале в то время представлял полуразвалины. Это относится и к городу и к крепости. Так французский путеше­ственник Гамба, посетивший Сухум-Кале в 1820 году, пишет, что Сухумская крепость, построенная из дикого камня, имела четыре бастиона по углам и представляла развалины. Город состоял из базара и единственной улицы. Всё невоенное на­селение Сухума, по его словам, заключалось из 60 торгов­цев-армян. Водопроводы были разрушены.

В 1819–1820 годах вопрос о возврате Абхазии Турции встал снова. Ярые сторонники русского империализма, к числу которых принадлежал упоминавшийся нами Ермолов, всесильный тогда на Кавказе и непререкаемый авторитет по кавказским делам в правящих кругах России, восстали против передачи Абхазии туркам.

Доводы империалистов против возврата Абхазии Турец­кой империи можно видеть из доклада Ермолова, отправлен­ного им в марте 1820 года министру иностранных дел Рос­сии и, через него, Александру I. Ввиду того, что этот доку­мент представляет большую ценность для интересующихся историей Абхазии, так как определяет взгляд официальной России на политику в этой стране, мы приведём из него главнейшие положения:

«Абхазия в нынешнем состоянии доставляет нам безо­пасные бухты, и Мингрелия почти не подвержена хищным набегам, ибо абхазцев обуздывает страх.

При первом взгляде эти выводы могут показаться весьма ограниченными, но смотреть надо не на них, а на те неудоб­ства и вред, кои произойти должны, если Абхазия отдана будет туркам.

Прежде всего, доверенность здешних народов к России чрезмерно должна поколебаться, так как уступку земель они отнесут за счёт могущества Турции.

Владетельные князья Мингрелии, Гурии и даже князья имеретинские, видя участь Абхазии, могут ожидать таковой же впоследствии и для себя, и заранее будут искать распо­ложения турок, доказывая им свою приверженность беско­нечными возмущениями, которые турки в свою очередь не упустят поддержать.

Участь абхазского владетеля, князя Георгия[6] Шервашидзе, произведёт на   всех  самое  дурное  впечатление. По чрезвычайной привязанности к родине, он не оставит земли своей, и первая жертва, принесенная им новому правитель­ству – будет христианская вера. Но едва ли и это спасёт его, ибо турки никогда не простят ему прежнюю перемену закона и вступление под покровительство христианского государя.

Брат его, Хассан-бей, ревностнейший мусульманин, человек зверского характера, воспользуется расположением к себе турецкого правительства, и сделается владетельным кня­зем, коварнейшим из врагов наших.

Распространение христианской религии, которая столь нужна для смягчения здешних нравов, не только прекратится, но надо ожидать страшных истязаний тем, которые отрек­лись от прежней веры и приняли христианство, надеясь на могущественную защиту России. Оставление единоверцев наших произведёт наибольший для нас вред в общественном мнении.

По уступке Абхазии торг невольниками усилится в пол­ной мере. И между тем, как все государства прилагают столько забот о прекращении продажи негров, мы, хотя и невольно, будем содействовать торговле людьми, и для нас это будет тем более чувствительно, что продаваемые будут христиане, жители Мингрелии и Имеретии.

С уступкой Сухумской бухты разовьётся морское пират­ство и в короткое время наши купеческие суда уже не осме­лятся приходить в Редут-Кале, и мы, лишившись подвоза из России провианта, не в силах будем защищать наших владе­ний, и тогда лишимся не только Абхазии.

Свой доклад Ермолов заканчивает просьбой сменить его другим в случае, если будет решено иначе, чем мыслится им.

Вопрос об участи страны ещё в Петрограде не был ре­шён в отрицательном или положительном виде, как в Абха­зии начались сильные беспорядки, и с новым ожесточением воскресла борьба русского и турецкого влияния. На этот раз события были вызваны смертью Сефер-Али-бея (Георгия).

Сефер-Али-бей скончался 7-го февраля 1821 года. Не успел остыть труп владетеля, как известие о его смерти разнеслось по всей стране и по всей стране началась борьба партий, и загорелось возмущение.

Во главе возмущения стоял Хасан-бей, упоминавшийся в докладе Ермолова, Хассан-бей был родным братом Сефер-Али-бея. Он был горячим сторонником Турции, мусульмани­ном, личным врагом умершего владетеля и популярным чело­веком в Абхазии. Владения Хассан-бея лежали на юг от Сухума, а его резиденция находилась на южном берегу реки Келасури.

Уже 8-го февраля, на другой день после смерти Сефер-Али-бея, отряд Хассан-бея напал на русскую команду, вышедшую из Сухума. Подоспевший из Сухума отряд выручил команду.

Прошло ещё несколько дней и восстало почти всё население страны. Отряды восставших считались десятками.

Старший сын Сефер-Али-бея, Дмитрий, являвшийся его наследни­ком и отданный по взятию Сухума в 1811 году за­ложником, находился в Пажеском корпусе в Петрограде. Хотя официально вопрос о том, кто будет новым владетелем Абхазии, зависел от усмотрения русских императоров, всё-таки подразумевалось, что прямым наследником Сефер-Али-бея яв­ляется Дмитрий.

Пока шла официальная переписка, пока скакали курь­еры из Тифлиса в Петроград и обратно с «всеподданнейшими» докладами и «высочайшими» ответами и пока Дмитрий ехал из Петрограда в Тифлис и далее к границам Абхазии, последняя уже вся горела, объятая восстанием.

Объявленная временной правительницей вдова Сефер-Али-бея, Тамара, ничего не могла сделать ни для успокоения, ни для подавления страны и лишь просила помощи. Помощь же могла прийти быстро только из Сухума-Кале, но гарни­зон её был слишком ничтожен для того, чтобы серьёзно вме­шаться в дела Абхазии.

В результате этого неопределённого положения Хассан-бей стал владетелем почти всей Абхазии. Извещённый об этом центр русской власти в Закавказье – Тифлис – отдал коменданту Сухумской крепости Могилянскому приказ ста­раться всеми средствами захватить Хассан-бея и препрово­дить его в Тифлис.

Могилянский не мог придумать ничего лучшего, как прибегнуть к вероломству. Заманив в Сухум Хасан-бея под предлогом совещания по абхазским дешаю, Могилянский схватил его. Причём из свиты Хасан-бея, бросившейся к нему на выручку, два цебельдинских князя были заколаты штыками, а остальные обезоружены.

Известие об аресте русскими властями популярного Хасан-бея подняло весь край. Не было главы восстания, но и он скоро явился в лице неугомонного отцеубийцы Арслан-бея. Арслан-бей, возвратившийся из Турции в Джигию, пришёл оттуда к Сухум-Кале с большими силами джигов и убыхов.

Утром 11-го сентября Арслан-бей во главе большого кавалерийского отряда с распущенными знамёнами проехал под самыми стенами Сухум-кальского укрепления, гарнизон которого не осмелился сделать вылазку.

Лишь 1 ноября Дмитрий в сопровождении правителя Имеретии Горчакова с отрядом русских войск и мингрельского ополчения перешёл южную границу и, с рядом боёв между Кодором и Келасуром, достиг Сухум-Кале.

С прибытием Дмитрия и войск волнения стали затихать. Первыми изъявили покорность и прислали аманатов цебельдинские князья, а потом и остальные княжеские фамилии Абхазии. Арслан-бей вынужден был покинуть Абхазию и уехал в Анапу.

30-го ноября в сел. Лыхны, называвшееся тогда Соук-Су и бывшее княжеской резиденцией, состоялось провозглашение Дмитрия владетелем Абхазии. Церемония была совершена в присутствии почти всех князей и дворян страны в торжественной обстановке. Дмитрию были вручены Горчаковым от имени Александра I знамя и мечь, как знаки его верховного владычества.

В Соук-Су было оставлено две роты русских войск, остальные же ушли на свои стоянки в Мингрелию и Имеретию. С войсками уехал и Горчаков.

Не успели уйти русские войска, как вернувшийся из Анапы Арслан-бей, собрав значительные силы, напал на княжескую резиденцию.

Усилиями русского гарнизона, находившегося в княже­ской резидеции, нападение Арслан-бея было отбито, но это не помешало ему разгуливать по Абхазии со своими отря­дами. Часть страны признавала власть Дмитрия, часть – Арслан-бея. Неизвестно, во что бы вылилось такое положение, но 16-го октября 1822 года Дмитрий внезапно скончался. Как выяснилось впоследствии, он был отравлен Урусом Лаквари, одним из горячих приверженцев его дяди, Арслана-бея.

Дмитрий умер бездетным и ближайшим его наследником остался младший брат Михаил (Гамид-бей, Хамид-бей).

Михаил, тогда шестнадцатилетний юноша, был по хода­тайству Ермолова утверждён Александром I владетельным князем Абхазии. Михаил явился последним владетелем Абха­зии: после его управления страной в течение 44-х лет Абхазия была обращена в простую русскую провинцию.

Новый владетель в начале своего княжения очутился в гораздо худшем положении, чем его предшественник Дмит­рий. Он обладал многими хорошими, по мнению горцев, ка­чествами: знал традиции и обычаи своей родины, был вели­колепным стрелком и наездником, участвовал в нескольких походах, особенно отличился в отряде, которым командовал Горчаков при возведении Дмитрия на престол и т. д. И хотя Михаил обладал всеми этими, возвышающими его в глазах абхаз­цев, качествами, он был слишком молод, чтобы заставить считаться с собой абхазских князей и дворян, находившихся на положении полусамостоятельных и полунезависимых вла­детелей, не хотевших и не признававших никакой «узды».

Часть Абхазии по-прежнему признавала власть Арслан-бея, другая – большая часть, в том числе наиболее знатные и сильные феодалы, не признавала   никакой власти. Даже многие из свиты Михаила были явными и рьяными сторонниками его дяди – Арслан-бея.

В первые же месяцы княжения Михаила была попытка отравить его, как был уже отравлен его старший брат Дмитрий. Попытка окончилась, благодаря осторожности Михаила, не­удачей, а покушавшийся – дворянин Урус Лаквари, сознав­шийся в убийстве Дмитрия, был повешен.

Первый год княжения Михаила ознаменовался военным успехом. Большой  отряд, или как тогда выражались, боль­шая партия убыхов и джихов, во время   перехода через Гагринские горы в Бзыбскую долину, была замечена пасту­хами-абхазцами. Последние известили об этом свои селения. Собравшиеся абхазцы отрезали дороги в Джихию и поголовно истребили всю партию.

Уже в начале 1824 года в Абхазию вернулся из Анапы Арслан-бей и, набрав отряд приверженцев, в апреле появился в районе Сухум-Кале.

Сухумский гарнизон, вышедший для «обуздания мятеж­ников», был сильно потрёпан отрядом Арслан-бея, и страну опять охватило общее восстание. Княжеская резиденция в Соук-Су (Лыхнах), где находился русский гарнизон, да фак­тически и Сухум-Кале, оказались в осаде. Отряды же Ар­слан-бея, пополненные цебельдинцами, джихами и убыхами возросли до 12-ти тысяч человек.

Только 1-го июля кутаисский генерал-губернатор Горча­ков с отрядом до полуторы тысяч человек и сильной артилле­рией выступил из Имеретии на выручку осаждённым. Уже переправу через Ингур российские войска должны были совершить с боем. Чем далее в глубь страны забирался Горчаков, тем более сильное сопротивление он встречал.

Лишь 8-го июля Горчаков достиг реки Кодора, где на сильно укреплённых завалах он наткнулся на большие силы, состо­явшие, главным образом, из цебельдинцев, джихов и убыхов. Здесь к Горчакову на помощь подоспело мингрельское опол­чение в 1100 человек во главе с владетелем Леваном. Пере­права была взята штурмом.

За Кодором до самого Сухум-Кале восставшими были устроены большие завалы. Только с помощью судов Черно­морского флота – бригов «Орфей» и «Меркурий» и фрегата «Спешный», потеряв несколько сот человек и более шестисот вьючных и артиллерийских лошадей, Горчаков добрался до Сухума. Особенно сильное сопротивление было оказано восставшими при взятии завала у реки Келасуры.

Отправляться по берегу на выручку Михаила и русского гарнизона, осажденных в Соук-Су, Горчаков не решился. С помощью прибывшего брига «Ганимед» Горчаков, посадив войска на суда, перебросил их в район современных Бомбор[7], откуда и направился на выручку Михаила.

Только 23-го прибывшими войсками была освобождена от осады княжеская резиденция.

Но успокоение ещё долго не наступало в стране. Всё время происходили волнения, нападения на отдельные русские команды, на сторонников и приверженцев молодого владетеля. И владетелю неоднократно приходилось то жить в Редут-Кале, то отсиживаться в Сухум-Кале или в своей резиден­ции Соук-Су. Только постепенно укреплялась его власть, его значение и влияние в Абхазии. В особенности шатко сидел он на своём владетельном престоле первые 4–5 лет.

В 1826 году Ермолов расположил в Самурзакани специальный русский отряд из 300 человек при одном орудии. К этому его вынудили, как говорит донесение, «непростительные шалости» населения. Самурзаканцы беспрерывно нападали на  Мингрелию и, как следствие, завели с Турцией оживлённую торговлю человеческой добычей. Сильно страдавшее от набегов население Мингрелии, через своего владетеля Левана, часто и настоятельно осаждали Ермолова ходатайствами об усилени самурзаканской власти. Присутствие отряда отчасти сдерживало самурзаканцев. Но отряд был расквартирован в Самурзакани недолго. Начавшаяся русско-персидская война заставила сделать ряд передвижений русских отрядов в Закавказье, в результате чего самурзаканский отряд был перекинут в другое место. Тогда, судя по донесениям, «беспокойное население» Самурзакани вновь принялось за торговлю человеческой добычей и «непростительные шалости». Только к началу 1827 года население Абхазии стало успокаиваться. Управляющий тогда  Кавказом Паскевич* об этом доложил в сообщении, написаном в торжественных выражениях:

 «Абхазия свернула, наконец, знамя бунта и в чистосердечнном раскаянии в своём безумии, дорого стоившем ей от междоусобного кровопролития, изъявила желание покорствовать священной воле августейшего монарха».

В ответ на это донесение Паскевич получил от тогдаш­него русского министра иностранных дел графа Несельроде очень интересный документ:

«Говоря об Абхазии, я не могу скрыть от вас, что о возмущении, последовавшем в оной, я не имел никаких до сего сведений.

Абхазия – и Большая и Малая – признавали себя подвла­стными порте Оттоманской, которая только в последнее время, аккерманской конвенциею согласилась «уступить нам Сухум-Кале, крепостцу, лежащую в Малой Азии и служив­шей местоприбыванием князя оной земли.

Из сего вы заключить можете, сколь необходимо мне знать о всём, что там происходит, дабы я мог заблаговре­менно снабжать наставлениями посланника нашего в Кон­стантинополе, ибо при положении его доселе, если бы ту­рецкое министерство вошло с ним в объяснение о делах Абхазии, он нашёлся бы в крайнем затруднении отвечать удов­летворительным образом».

Эти строки говорят о том сумбуре в понятиях об Абха­зии и о положении в ней, который царил в правительствен­ных и дипломатических сферах Питера.

В 1827 году официально было сообщено о «доброволь­ном» подчинении русскому императору цебельдинских владе­телей Маршани. Но на самом деле они ещё с десяток лет никого и ничего не признавали.

В этом же году по просьбе вернувшегося из Мингрелии в «успокоившуюся» Абхазию Михаила русским командова­нием решено было построить ряд мелких укреплений. От­правленный с этой целью генерал Пацовский избрал для постройки первого укрепления равнину на ближайшем к резиденции владетеля Соук-Су (Лыхнам) берегу. Так появилось укрепление Бомборы с гарнизоном в десять рот при 8-ми орудиях и командой казаков.

Через несколько месяцев были построены редуты: один на самом берегу моря, охранявший склады продуктов, другой на реке Белой (Хипста) для охраны пастбищ и лошадей и третий на реке Мычиш для охраны первого в Абхазии лесо­пильного завода.

В 1829 году, после русско-турецкой кампании, при заклю­чении адрианопольского договора официальная Россия могла поправить свои ошибки, допущенные при подписании аккермайской конвенции. По адрианопольскому трактату Оттоманскую империю заставили отказаться от притязаний на вла­дычество над всем Восточным побережьем Чёрного моря до Фаш-Кале (Поти) включительно, в том числе и над Абхазией.

Следующим же летом русский империализм начал использовать адрианопольский трактат. Горцы побережья и Запад­ного Кавказа – убыхи, джиги, абазинцы, абадзехи и другие, полу­чали оружие и, главным образом, порох, а также моральную поддержку из Турции, а в последнюю отправлялась масса пленных – военная добыча – для продажи на рынках Востока в рабство и в гаремы. Для прекращения этого русские воен­ные круги решили сковать побережье частой цепью небольших укреплений. Эта затея была осуществлена и получила впоследствии, в 1839 году, название «Черноморской береговой линии». Эта «линия» тянулась от Анапы до самой турец­кой границы. На долю Абхазии и абхазских племён, живших на побережье, пришлось, так называемое, «третье отделение» этой линии, состоявшее из большинства укреплений линии. В состав третьего отделения входили укрепления – Навагинское (при постройке – Александрия, теперь – Сочи), Головинское у устья р. Субаши, Святого духа на мысе Константиновском или Ардилер (ныне Адлер), Гагринское, Пицундское у устья р. Бзыбь (смыто наводнением в 1835 г.), Бомборское, Сухум-Кале, Дранды, Илоры, форт Марамбо и ряд мелких фортов.

Одним из первых в июле 1830 года было устроено де­сантным отрядом генерала Пацовского Гагринское укрепление, о постройке которого, как о защите Абхазии против постоянных набегов убыхов, джигов, шапсугов и других северопобережных племён, просил и настаивал сам абхазский владетель Михаил. Укрепление было построено на месте развалин крепостных стен, башен и церкви, постройки ещё V века.

Затем появился ряд других укреплений: Пицундское, Илорское, Драндское.

Андрианопольский трактат, отдававший Черноморское побережье и Западный Кавказ России, постройка последней побережных укреплений, ряд военных экспедиций и т. п. не прошли бесследно. Целый ряд абхазских племён, подогреваемых агитацией мулл, дервишей и турецких агентов, решил бросить вековые и насиженные места и переселиться в Тур­цию. Это переселение абхазских племён известно под названием «первого переселения» или «первого мухаджирства»[8]. Ни по официальным, ни по частным источникам совершенно нельзя установить сколько-нибудь точной и верной цифры переселившихся; принято считать число переселившихся в этот период абхазцев от 25 до 30 тысяч.

В самой же Абхазии поднялось несколько восстаний. Наиболее крупное из них были восстание в районе реки Бзыби, которое возглавлял один из феодалов – тавад Нарча Инал-ипа родственник незадолго перед тем вернувшегося из сибирской ссылки Хассан-бея, также восстание в Дальском ущелье, центром которого было сел. Мерхеул, причём восставшие успели напасть на сел. Илоры и разорить там зна­менитую церковь. Но и эти, как и все другие, восстания были быстро ликвидированы. Исключением был Гагринский район. С первых же дней постройки Гагринского и Пицундского укреплений они почти беспрерывно подвергались нападениям. В особенности печальной участи подвергалось Гагринское ук­репление.

Свободолюбивые абхазцы, джиги, убыхи не могли пере­носить этого «бельма» на единственной дороге – Гагринской теснине, – связывающей эти родственные племена. То отряды од­них, то смельчаки других племён старались взять это укрепление с гарнизоном, вымирающим от малярии[9].

Русский империализм считал православие своим верным другом и всячески поощрял распространение его в крае. Пе­реход в христианство семьи владетеля Али-бея, о котором мы уже сообщали, Ростом-бея, дяди владетеля и другие, требо­вал закрепления позиции. Вследствие этого решено было учредить в Абхазии епископскую или архиепископскую ка­федру. Эта мысль, вышедшая из недр русского империализма Закавказья, быстро получила благословение в Петербурге и уже в 1831 году Абхазия обогатилась архиепископом.

Последним независимым владением, населённым абхазцами, было Замбал или, как его чаще называют, Цебельда. Цебельдинское княжество (ханство) находилось на среднем и верхнем течении реки Кодор. Центральным районом его было ущелье реки Кодор-Дал. В Цебельбе обычно спасались все имеющие те или другие причины быть недовольными русским владычеством. В Цебельде часто организовывались набеги на Северный Кавказ, Мингрелию, Сванетию, Абхазию и др. Цебельдинские князья Маршани выражали свою покорность несколько раз, а в 1827 году, о чём мы уже сообщали, даже признали себя подданными Российской империи, но всё это дальше слов и бумаги не шло.

Население княжества исповедывало поголовно ислам, вели патриархальный образ жизни, было весьма воинственно и считалось лучшим на Кавказе ходоками по горам и охот­никами. Владетельному дому – роду князей Маршани, впервые упоминающемуся в истории ещё в XVI веке, повиновалась, и притом повиновалась слабо, только часть населения. Главным населённым пунктом княжества  – «столицей», являлся аул Мерхеулы.

В 1834 году корпусный командир барон Розен[10] написал цебельдинским князьям, чтобы их подданные прекратили «все хищничества, разбои, грабежи и набеги в Абхазию и Мингрелию и быть в дружбе со всеми покорными правительсту народами, как: с мингрельцами, абхазцами, сванетами, карачаевцами и пр.».

Вполне понятно, что обращение Розена было «гласом вопиющего в пустыне». Последовала переписка с центром, и император Николай I (1825–1855) распорядился направить войска в это «единственное в целом Закавказье оставшееся непокорённым владение». Для выполнения этой и ряда других задач был организован абхазский отряд.

27 апреля 1837 г. барон Розен, прибыв в Сухум, потребовал покорности от цебельдинцев и предписал владетелю Мисосту и другим князьям из рода Маршани прибыть к себе. Не получив в назначенный срок никакого ответа, барон Розен двинул часть абхазского отряда, в составе 1500 человек, 2-й и 3-й батальоны грузинского гренадёрского полка, артиллерию и пр., по тропинке, ведшей из Сухума в аул Мерхеулы.

 Этот поход был замечателен по своим трудностям даже в истории войн на Кавказе. Никаких дорог, за исключением тропинок, не было в стране этого патриархально живущего народа. Вследствие этого направленный в княжество отряд двигался, преодолевая по пути невыразимые затруднения: ему приходилось вести с собою артиллерию по тропинкам, по которым едва мог проехать один верховой. Таким образом, пробираясь по частому, почти непроходимому, поросшему колючкой и изрытому глубокими топкими оврагами, лесу, отряд делал иногда одну версту в день.

Между тем в княжестве велась борьба партий. Часть населения во главе с владетелем Мисостом стояла за мирную встречу русских войск, другая же стояла за то, чтобы взяться за оружие. Князь Мисост, желая, по примеру абхазского, самурзаканского, мингрельского и других владетелей, сохранить власть за собой, употреблял все усилия, чтобы склонить населениe к покорности, в чём фактически и имел успех.

Поход русского отряда продолжался до середины мая. Небольшая стычка у аула Мерхеулы с немногочислен­ным отрядом цебельдинцев, решивших взяться за оружие и бороться за свои вольности, решила судьбу княжества. Население было приведено к присяге, были взяты аманаты и осво­бождено до 40 человек пленных русских. 22-го мая отряд отравился обратно и 23-го прибыл в Сухум.

В это же время абхазские племена, жившие севернее Гагринского прохода, готови­лись предпринять действия «для приведения к покорности», на основании адрианопольского трактата. Третьего мая войска в Сухуме начали садиться на военные судна, а 6-го июня были с боем высажены на высоте мыса Адлер. Было выбрано у устья реки Мзымты место, подходящее для постройки укреп­ления, разбивка и трасировка которого были закончены 18-го. Это укрепление, в память дня высадки, было названо Укреп­лением святого духа.

К окрестному населению был послан для перегоров, с прокламацией Розена, убых Гассан Барсегов. Барсегов, воз­вратившийся лишь через месяц, обявил, что население не имеет ни малейшего желания подчиняться русским импера­торам, и привёз от них ответ, написанный по-турецки, кото­рый мы приводим полностью в современном ему переводе:

«О, неверные русские, враги истинной религии. Если вы говорите, что наш падишах дал вам эти горы, он нас не уведомил об этом; и если бы мы знали, что эти земли отданы вам, то не остались бы на них жить.

Мы имеем посланных от султана Махмуда, Магомет-Али-паши (египетский хедив), королей английского и француз­ского. Если вы сему не верите, то отправимте в Константи­нополь по одному доверенному лицу с вашей и с нашей сто­роны для узнания истины, и буде в том удостоверитесь, то вы должны оставить эти места и Гагры и перейти реку Чоргу[11], и тогда мы будем с вами и абхазцами жить в мире до тех пор, пока наш падишах не объявит вам войну.  

Генерал! Ты не мог принять чужестранное судно, как гостя*, мы же напротив, если вы придёте к нам, от мала до велика, готовы защищать вас и семейства ваши.

Мы поклялись нашей верой, что не исполним того, что в этой бумаге (прокламации Розена) написано: «Бог будет за нас или за вас».

Мы видим  из этого ответа то настроение северопобережных племён, в том числе и абхазских, которое повело к амахаджирству в 1830–1831 годах. Это настроение поддер­живали и разжигали, как мы писали, муллы, дервиши и ту­рецкие агенты. Но потом к ним прибавились и авантюристы, и купцы, вроде Дауд-бея* Лонвардта, Младецкого, Пичикини, Бэлля и другие, а затем и агенты Англии и Франции, готовившиеся к войне с Россией. Корпусный командир, генерал Розен в 1837 году писал Николаю I, что это вмешательство иностранцев в дела западных горских племён началось вслед за андрианопольским миром. Цель этих вмешательств состояла в желании поколебать достоверность статей этого договора, по которым Турция отказалась от прав своих на племена кавказские. Орудием для достижения цели сделались прокламации, распространяемые при помощи иностранных эмиссаров и подкупленных туземцев от имени турецкого султана, египетского паши, английского и фран­цузского правительств*.

На походы в Цебельдинский и Адлеровский районы русских войск в 1837 г. цебельдинцы, джиги и другие абхаз­ские племена ответили рядом восстаний и набегов. Ежегодно, вплоть до самой турецкой  войны 1853–1855 гг., непокорённые районы выставляли партизанские отряды, сильно беспокоившие русские власти. Особенно сильные подъемы среди населения отмечались в 1837, 1840, 1841, 1842, 1843, 1847, 1849 годах и перед самой турецкой кампанией. В 1840 году русское командование вынуждено было построить новое укрепление в Цебельдинском княжестве – Марамбо.

К личным друзъяам и ссорам Михаила с мингрельским владетелем Леваном (1801–1846*) примешивался вопрос терр­иториальный: у них были вечные недоразумения из-за владения Самурзаканью.

Самурзаканью звалась южная часть Абхазии, приблизительно нынешний Самурзаканский уезд. Она отделялась от Мингрелии территорией по южному левому берегу Ингура, так называемой Заингурской Абхазией – рядом мелких владений разных линий Шервашидзе, из которых наиболее круп­ной была крепость Анаклия. В 1804 году Анаклия была взята штурмом русскими войсками и передана во владение мин­грельских князей. С течением времени Мингрелия поглотила и остальную Заингурскую Абхазию и начала покушаться на Самурзакань. Не однажды в последние три века мингрель­ские владетили обрушивались на последнюю, и иногда целыми десятилетиями самурзаканские владетели должны были приз­навать над собой одновременно две верховные власти: Абха­зии и Мингрелии. С подчинением Абхазии и Мингрелии России, мингрельские владетели пустили в ход и другие орудия: распространение христианства, культурное влияние, пересе­ление и т. д.

В особенности большое значение имело культурное вли­яние и переселение. Ещё в начале XIX века Самурзакань, за исключением высших сословий, не знала другого языка, кроме абхазского. В 30-х годах население уже понимало по-мингрельски, в 60–70-ых годах только понимало по абхазски, а в конце столетия знало исключительно мингрельский язык. И это несмотря на то, что в 1881–1882 годах при переписи Самурзакани на 5794 семейства имелось лишь 222 семейства мингрельцев, но уже «временно проживало» 1570 мингрельских семейств.

Не будучи в силах ни тем, ни другим путём разрешить вопрос о Самурзакани самостоятельно, абхазский и мингрельский владетели стали готовиться к нападению друг на друга и оба обратились за поддержкою к высшей русской власти на Кавказе. Понятно, что последняя не могла допустить военных столкновений между подвластными ей владетелями, и ею была образована специальная комиссия, кото­рой было поручено выяснить Самурзаканский вопрос.

В комиссии оба владетеля предъявляли и этнографические, и исторические права на эту область. Хотя комиссия и выяснила, что самурзаканцы родственны абхазцам и входили в состав Абхазии, но благоволивший к мингрельскому владете­лю Левану барон Розен решил, чтобы не обижать Левана Дадиан, выделить Самурзакань в особую административную единицу. С таким решением вопроса Самурзаками согласилась на секретных совеща­ниях и комиссия, составленная из русских чиновников. Про­вести решение комиссии взялся князь Бебутов.

Бебутов, прибыв на место, начал склонять абхазского и мингрельского владетелей отказаться от всяких прав на Самурзакано в пользу российского императора за денежное вознаграждение. Он так искуссно повёл переговоры, что Ми­хаил и Леван не успели опомниться и только тогда поняли всю хитрую политику тифлисского посланца, когда Самурзакань была объявлена приставством с непосредственным под­чинением русским властям.                                               

Чтобы оформить эту реорганизацию, как произведённую по желанию самого населения, были созваны «представители» самурзаканского населения, которые присягнули, что они ни­когда не подчинялись ни абхазским ни мингрельским владетелям, жили вполне независимыми и самостоятельными и всегда имели своих, независимых князей-владетелей. Кроме того, представители выразили желание населения находиться под непосредственным управлением и властью русского пра­вительства, о чём просили довести до сведения краевого управления и русских императоров. Вполне понятно, что рус­ское краевое управление поспешило исполнить «волю» и «желание» населения, и уже в 1843 году мы видим в Самурзакани первого окружного начальника (пристава) подполков­ника Кирилова, управление которого находилось в сел. Окум. Решение русского краевого управления, достойное Соло­мона, не только не примирило Михаила и Левана мингрель­ского, но ещё более усилило вражду между ними. Владетели всегда упрекали друг друга в том, что из-за противной сто­роны потерян целый округ.

Как мы уже сообщали, вплоть до самой русско-турец­кой кампании, почти ежегодно бывали восстания. В особен­ности они усилились перед самым началом военных действий. И в марте 1854 года под предводительством энергичного Маго­мет-Эмина – борца за свободу западногорских племён – в Абхазию ворвалось до 30.000 горцев. К ним примкнуло несколько тысяч абхазцев. Восставшие уже занимали Бзыбский район, но потом были выбиты из Абхазии русскими войсками. В это время была, из-за опасения разгрома тур­ками укреплений, уничтожена знаменитая Черноморская бере­говая линия, а вместе с ней и все укрепления в Абхазии.

Летом 1855 года в Сухуме высадился турецкий десант в 40 тысяч человек под командой генералиссимуса Омер-паши, который вскоре занял всю Абхазию до Ингура включительно. Владетель Михаил, а вместе с ним и высшие классы Абхазии не знали, как себя вести: опасаясь потерять власть и по­местья, они колебались – на чью сторону встать. Симпатии же большинства населения были на стороне турок и турецкой империи.

Когда на следующий год турецкие войска оставили Аб­хазию, Михаил и дворянство стали оправдываться перед рус­скими властями, население же ответило целым рядом вос­станий. Вследствие этого русским командованием был пред­принят ряд карательных экспедиций и вновь был построен ряд укреплений.

Возмутительные действия русских властей повели к тому, что, начиная с 1858 года, абхазцы стали выселяться в Тур­цию. Выселялись отдельные лица, но чаще – целыми родами и селениями.

Это эмиграционное настроение продолжалось не менее 6-ти лет и закончилось около 1864 года. За это время – время «второй эмиграции (махаджирства) – из Абхазии выселилось, по официальной статистике, около 20-ти тысяч человек. Но эти официальные цифры сильно приуменьшены, кроме того, многие выезжали тайком, так что число махаджиров в эти года, по свидетельству знатоков вопроса, колеблется от 40 до 50 тысяч. Масса махаджиров гибла по дороге в Турцию, да и Турция встретила их скверно и не­которые вернулись обратно.

В 1864 году русское правительство совершенно уничтожило автономию Абхазии, ввело русское управление и преобразовало Абхазию, переименовав Самурзаканское приставство в Сухумский военный округ. Абхазский владетель Михаил был выслан в Россию, в Воронеж, где он умер через два года.

В 1866 году при проведении в Абхазии освобождения крестьян и разбора сословно-поземельных вопросов в сел. Лыхны сход напал на прибывших русских чиновников и со­провождавший их конвой из 60-ти казаков, причём все прибывшие были убиты. Это привело к новому восстанию, охватившему всю страну. Восставшие пытались взять Сухумское и Цебельдинское укрепления, первое из которых поддерживалось су­дами Черноморской эскадры, стоявшей на Сухумском рейде.

На помощь Сухумскому и Цебельдинскому гарнизонам и для подавления восстания прибыли войска во главе с намест­ником князем Михаилом Николаевичем и его помощником князем Святополком-Мирским. Восстание было быстро подав­лено, после чего началась возмутительная расправа с насе­лением.

Всё население бывшего Цебельдинского княжества, пого­ловно, со своими князьями Маршани, за исключением се­мейств князей Алмасхида (Михаила) и Адамура Маршани, оказавших во время восстания помощь цебельдинскому гар­низону, было приказано выселить из пределов не только Цебельды и Абхазии, но и России.

Тысячи цебельдинцев и дальцев – без разбора правого и виноватого – должны были бросить свои, веками насиженные места, своё хозяйство, дома, скот, и выселиться в Турцию. На несколько десятилетий край совершенно обезлюдел, и только многочисленные, дико растущие леса яблонь, че­решен, виноградников и других плодовых деревьев напоминают, что тут был когда-то густо населённый край.

В Гудаутском районе с восставшими поступили менее жестоко. Там были выловлены «зачинщики» и «глав­ные виновники» и наказаны в административном порядке да предпринят ряд мер к разоружению населения.

Те же меры были применены и к населению других районов Аб­хазии.

Выселение цебельдинцев и дальцев из Абхазии обычно именуется «третьим махаджирством».

В годы, последующие за возмущением 1886 г., население Абхазии, терроризированное до последней степени, не могло уже восставать.

Но в 1877 году, во время русско-турецкой войны, когда турецкое вомандование высадило в Абхазии ряд десантов, большая часть населения вновь восстала и помогала турецким войскам в их действиях против императорских войск.

2-го мая турецкий флот бомбардировал Сухум и к вечеру бомбардировка и начавшиеся пожары уничтожили половину города. Отступавшие к р. Ингур войска для наказания восставших сожгли несколько селений и угнали несколько сот голов скота.

Во второй половине мая уже весь край находился в руках абхазцев и турецкого дессанта.

15-го июля российские войска получили подкрепление и начали наступательные движения на Абхазию с юга, севера и из Кубанской области.

Занятие Абхазии императорскими войсками сопровождалось «наказанием возмутившихся жителей» – целым рядом жестокостей с целью наведения ужаса и страха на население, сжигались целые селения (Джгерды), без всякой застенчивости реквизировался и угонялся скот сотнями и тысячами голов и т.д. Скота было реквизировано у населения так много, что войска не могли его весь употребить в пищу, и тысячи голов были отправлены на Кубань.

20-го августа Сухум вновь был занят российскими войсками, и к этому числу уже вся территория Абхазии была «очищена» от турецких десантов и восставших.

В это время часть населения, терроризованная действиями императорских войск, а также под влиянием агитации мулл и дервишеи, а часть населения, насильно забираемая турецким командованием, эмигрировала в Турцию.

Это – чевёртое – переселение абхазцев в Турцию, притом самое многочисленное, совершенно обезлюдило районы Абхазии. От некоторых абхазских племён, после пе­реселений, ничего не осталось, кроме названий, сохранивших­ся в рассказах и песнях. Более половины выселенных абхазов погибло в дороге.

Турция негостеприимно встретила махаджирцев и часть их, несмотря на все трудности дороги, стала возвращаться на родину, но и здесь российские власти старались поста­вить всякие препятствия к возращению абхазцев на родные поля.

Лица, близко стоявшие к этому делу, считают, что в 1877–1878 годах из Абхазии выселилось до 60 процентов всего населения, две трети которых погибло по пути в Ма­лую Азию, в самой Турции, по пути из Турции в Абхазию, т. е. среди тех, кто возвращался на родину.

Махаджирство – четыре выселения абхазцев со своей родины, являлось страшным злом, кровопусканиями, от ко­торых ещё и теперь, несмотря на то, что с тех пор про­шло более 50-ти лет, Абхазия не может оправиться.

Насколько ужасны были эти выселения, мы можем судить по тому, что некоторые абхазские племена совершенно исчезли, погибнув во время переездов.

Несмотря на то, что во время пути и в первые годы их жизни в Турции, выселенцев из Абхазии погибло до двух третей, сейчас в Анатолии (малоазиатской Турции), по данным черкесского парламента и других, проживает около 300 тысяч абхазцев.

На этой эпохе мы и закончим наш сборник материалов по истории Абхазии.

Примечания

[1] Почти все русские донесения, доклады, отношения и т. п. бумаги раннего периода русско-абхазских отношений именуют Сухум-Кале, хотя несколько искажённым, но абхазским именем Аку.

[2] Кация Дадиани – мингрельский владетель. Умер в 1788 году.

[3] Титул жён мингрельских владетелей.

* Владетельный князь.

[4] Генерал Тормасов был глаеноуправляюшим на Кавказе после ухода графа Гудовича с 1809 по 1811  годы.

* Аманат – заложник.

* Виссарион Даднан приходился дядей Левану.

* Генерал Ртищев был главноначальствующим на Кавказе после маркиза Паулуччи с 1812 по 1816 год.

* Генерал Ермолов был главноначальствующим на Кавказе после Ртищева – с 1818 года по 1827 год.

[5] То есть с кабардинцами, карачаевцами и рядом родственных абхазских племён Северного Кавказа.   

[6] Христианское имя Сефер-Али-бея.

[7] Селение близ Гудаут.

* Граф Паскевич управлял  Кавказом после Ермолова с 1827 по 1831 годы.

[8] Амахаджир – переселенец.

[9] Известный писатель 30-х годов, сосланный на Кавказ и погибший в стычке на Адлерском мысу, Бестужев-Марлинский так описывает Гагры 30-х годов:

«Есть на берегу моря, в Абхазии, впадина между огромных гор. В этом ушелье построена крепостишка, которую враги бьют со всех сторон в окошки; где лихорадки свирепствуют до того, что 1 1/2 комплекта в год умирают из гарнизона, а остальные иначе не выходят оттуда, как с смертоносными обструкциями или водянкой».

[10] Барон Розен был главным начальником Закавказья после Паскевича с 1831-го по 1337-й год.

[11] Река Чорга нам не известна. Mы предполагаем, что это говорится о реке Бзыби.

* Здесь говорится об английском судне «Vixen» незадолго перед тем сдавшееся русским крейсерам. «Vixen» принадлежал купцу Бэллю, авантюристу, отправившемуся к западно-горским племенам с целью возбуждения их против России. Бэлль говорил, что он действует от имени правительства Англии и Турции. Он подарил абадзехам, шапсугам и натугайцам знамя, будто присланное Англией, и назвал его «Санджаком независимости». Бэлль доставлял на побережье свинец и порох, чем и объясняется его пропаганда. Рус­ское правительство обещало за поимку Бэлля 3.000 рублей, а за его товарищей, – сотрудника «Morning Chronicle» Лонгварта, выдававшего себя за диван-ефенди. и др., – от одной из двух тысяч рублей.

* Называвший себя Дауд-беем – англичанин туркофил Давил Урквхард (вернее Эркеод), секретарь английского посольства в Турции, член парламента. В 1834 году объехал Кавказ. Был горячим сторонником поддержки Англией и Францией кавказских горцев против России.

* Михаил был женат на Менике, дочери Георгия, старшего сына весьма уважаемого в Мингрелии «диди Нико» (большого Николая) из рода батонишвилебовских Дадиан. Михаил скоро с ней разводится. Меника удаляется на родину и систематически возбуждает против своего бывшего мужа владетелей Левана, Давида (1826–1853) и его жену звали Екатерину, регенсгвовашую с 1653 года из-за малолетства сына Николая.

Кудрявцев К.Д. Сборник материалов по истории Абхазии. Сухум. 2008.