Характерной чертой грузино-абхазского вооруженного противостояния 1992-1993 годов является высокий уровень моральной легитимности одной из сторон конфликта. Именно это обстоятельство послужило определяющим фактором возникновения на территории России, особенно в ее южных регионах, добровольческого движения в поддержку Абхазии. Как отмечается в заявлении Государственной Думы Российской Федерации от 17 февраля 2010 года, «в войне, развязанной грузинскими властями, абхазский народ проявил свои лучшие качества - высокий патриотизм, героизм, организованность и умение постоять за себя. В тяжелый момент на стороне абхазского народа выступили люди других национальностей, российские добровольцы» 1.
Не подлежит сомнению, что в рядах волонтеров находилось известное количество людей с криминальными или авантюрными наклонностями. Некоторая часть добровольцев, особенно из Чеченской республики, объясняла свои действия необходимостью приобретения боевого опыта. Между тем, предметом наших исследований стало изучение мотивации той, большей, части добровольцев, чье решение сражаться за Абхазию явилось результатом осознанного жизненного выбора.
Исследования показали, что для добровольцев абхазской диаспоры и Северного Кавказа решающими стали соображения этнического родства, соседства, общности исторической судьбы. Между тем, мотивация большинства добровольцев из других регионов России характеризовалась более широким диапазоном мнений: «воюю за восстановление Советского Союза», «мы сами должны определять жизнь своей страны». Очевидно, что их выбор был обусловлен потребностью выражения активного протеста против состояния неопределённости, характерного для постсоветского пространства начала 90-х годов ХХ века. Ощущение собственной гражданской униженности, «неправильности» воцарения в обществе культа меркантильности, послужило причиной возникновения у них глубокого внутриличностного конфликта.
Таким образом, участие в борьбе абхазского народа стало для этих людей способом возвыситься над обыденностью, отстоять делом не только собственные, но и традиционные русские и советские духовные ценности: служение обществу, стремление к справедливости, интернационализм, деятельное сострадание, самопожертвование, защита слабого: «Тогда Абхазия стала не только родиной абхазов, и тех, кто каждую минуту готов был ради неё погибнуть, но и местом борьбы сил добра против зла и несправедливости» 2. Характерна клятва, произнесенная волонтёрами 19 августа 1992 г. в г. Черкесске, на митинге, посвящённом отбытию в Абхазию одного из первых добровольческих отрядов: «С этой минуты мы… просим правительство Абхазии считать всех нас… абхазами. Теперь защита Абхазии – наше неотъемлемое право и обязанность» 3.
Примечательно, что добровольцы особенно настойчиво подчёркивали бескорыстие своих действий, для них не существовало оскорбления тяжелее, чем «наёмник». К сожалению, этим эпитетом – без должных на то оснований – злоупотреблял как ряд российских журналистов, так и российских и зарубежных официальных лиц. Между тем, Генеральный прокурор Российской Федерации В.С. Степанков в беседе с нами в мае 1993 года подтвердил, что «конечно, есть люди, сражающиеся на абхазской стороне бесплатно, «за справедливость» 4.
Иными словами, в восприятии наиболее мотивированной части российских добровольцев сражающийся абхазский народ, рискующий жизнью ради сохранения достоинства, стал воплощением идеалов, как был таковым для их дедов испанский народ: «В Европе тридцатых годов… трудно было дышать. Фашизм наступал и наступал безнаказанно… И вот нашёлся народ, который принял бой. Себя он не спас, не спас и Европы, но если для людей моего поколения остался смысл в словах «человеческое достоинство», то благодаря Испании. Она стала воздухом, ею дышали», - вспоминал И.Г. Эренбург 5.
Экзистенциальный характер абхазского сопротивления, народный характер войны, значительный вклад в победу представителей добровольческого движения, мотивация их поступков, сходство отношения к обеим войнам со стороны мирового сообщества и СССР – РФ, обусловили ситуацию, в которой абхазские волонтеры открыто позиционировали себя как духовных наследников испанских интербригадовцев. Кабардинский журналист и воин-доброволец, кавалер Ордена Леона З. Бербеков писал в своих военных корреспонденциях: «Все люди земли с чистой душой и совестью – с абхазами. Мы спасаем Апсны, как спасали Гренаду, Испанию, Вьетнам и Кувейт» 6. Характерно, что главным элементом интерьера помещения штаба Конфедерации народов Кавказа, фактически ставшего штабом всех волонтерских формирований, был самодельный лозунг «Нас не пройти!». Примечательно, что, когда в нашем присутствии в июле 1993 г. американский журналист поинтересовался содержанием лозунга, девушка-переводчица из Москвы, улыбнувшись, ответила по-испански: «No pasaran!». В свою очередь, такой «перевод на английский» полностью удовлетворил любопытство американца.
Укреплению этого образного ряда напрямую способствовала и многонациональность добровольческих отрядов. В рядах абхазских «интербригад» сражались «абазины, аварцы, адыгейцы, армяне, балкарцы, белорусы, даргинцы, евреи, ингуши, кабардинцы, карачаевцы, казаки, киргизы, казаки, кумыки, лакцы, лезгины, латыши, мордвины, немцы, осетины, поляки, русские, табасаранцы, татары, туркмены, украинцы, черкесы, чеченцы, шапсуги, эстонцы» 7.
Интересно отметить, что наличие этих исторических и культурных параллелей было очевидно и для абхазов. Присутствие характерной «испанской» риторики можно легко проследить как в высказываниях простых граждан: «Если надо, то умрём, но не будем жить на коленях» - так решил абхазский народ» 8, «Победа или смерть – много нам не дано» 9, так и в пропагандистских строках профессионалов: «С детства в наше сознание входили строки: «Свобода или смерть!». Попробуйте вставить в эти строки вместо слова «свобода» слова «территориальная целостность» - и вы легко представите себе всю нелепость того, что обязана была внушить грузинскому народу тбилисская пропаганда» 10. Известный абхазский писатель Д.В. Ахуба, обращаясь к российским коллегам с просьбой о поддержке, призывал: «Вспомните подвиги… Хемингуэя, Эренбурга и Кольцова, с пером и оружием боровшихся за свободу и независимость других народов, боровшихся с фашизмом в чужих странах!» 11.
Главный военный комиссар Республики Абхазия С.М. Шамба в беседе с нами в июле 1993 года подчеркнул, что ссылки на опыт испанских интербригад использовались и абхазским руководством при ведении сложных международных переговоров, помогая опровергать обвинения о наличии наёмников в рядах абхазской армии. В апреле 1993 года в нашем присутствии Председатель Комиссии по делам военнопленных и беженцев Республики Абхазии Б.В. Кобахия употребил этот аргумент в дискуссии с представителем аналогичной Комиссии Республики Грузия М. Топурия, заявившем: «Очень смешно сейчас мне доказывать, что кто-то из Москвы или Ленинграда приезжает, чтобы защитить абхазов - я этому никогда в жизни не поверю». Б.В. Кобахия возразил: «Что удивительного, если человек, скажем, из Петербурга, может приехать воевать за свободу Абхазии? В Испанию ведь ехали воевать за Испанию».
В свою очередь, присутствие добровольцев в рядах абхазской армии оказывало существенное влияние не только на непосредственный исход сражений, но и на моральный дух абхазов, укрепляя в них уверенность в правоте и справедливости своей борьбы. Военврач В.Ф. Абухба сообщил нам в июле 1993 года: «Когда такие люди приезжают, твёрже веришь, что справедливость – на нашей стороне. И усталость уже не так чувствуется…».
Более того, проведённые полевые исследования показывают, что добровольческое движение в поддержку Абхазии оказало значительное влияние как на этнопсихологию абхазов, так и на этноэволюционное состояние общества. Абхазская традиционная культура, как и культура других военизированных традиционных обществ, характеризуется наличием развитого культа героизма - Афырхацара. Единственная экзистенциальная из абхазских традиционных ценностей, она обладает ярко выраженной альтруистической окраской – легендарными героями, персонажами эпических песен неизменно становились те, чей подвиг был связан не с удачным набегом, но с самоотверженной защитой родины и народа от внешней угрозы. О ее древности свидетельствует наличие в языке наряду с термином «афырхаца» - «герой-мужчина», термина «афырпхюс» - «героиня-женщина».
Между тем, наши исследования фиксируют заметные изменения сути этой категории с начала 90-х годов ХХ века. Если раньше почитаемыми в народе становились только этнические абхазы, то в ряду легендарных героев войны 1992-1993 годов впервые появилось значительное количество мужчин и женщин иной этнической и конфессиональной принадлежности: как воинов-добровольцев, так и уроженцев Абхазии: Александр Бардодым, Ибрагим Яганов, Анатолий Маевский, Мухамад Килба, Каспар Мартынюк, Владимир Анцупов, Сергей Матосян, Ирина Завьялова, Мухаммед Бли, Георгий Трапизонян, Владимир Карданов и многие другие.
Столь примечательное обстоятельство позволяет сделать два важных вывода. Во-первых, это подтверждает, что вооруженный конфликт 1992-1993 годов, вопреки некомпетентным или злонамеренным утверждениям, не носил ни этнического, ни религиозного характера. Но главное – активная поддержка со стороны представителей, на первый взгляд, незаинтересованных этносов, привела к глубокой трансформации абхазской национальной ментальности, к осознанию себя не просто народом, но государствообразующим народом. Следствием начатого во время войны процесса стало образование новой надэтнической общности - многонациональный народ Республики Абхазия - где этносы, сохраняя свои языковые и культурные особенности, обладают элементами общего самосознания.
Среди этих незаурядных личностей особое место в сознании абхазов занимает образ московского поэта Александра Бардодыма. Выбор специальности в московском Литературном институте - переводчик с абхазского – его неподдельный интерес и любовь к истории, культуре и людям Абхазии, в конечном счете определили и его гражданскую позицию: решение сражаться за ее свободу.
За месяц активного участия в боевых действиях Александр Бардодым успел прославиться мужеством и отвагой. Погибнув в неполных 26 лет, он похоронен в г. Новый Афон. Вместе с тем, очевидно, что собственно воинский подвиг – не определяющая, но завершающая черта его яркого образа. Характерная черта абхазской ментальности – перенос положительных качеств представителя народа на весь народ обусловила ситуацию, когда этот молодой человек стал для сражающейся Абхазии символом России и символом надежды на Россию.
Действительно, свойственные Александру Бардодыму аттрактивность, негромкая мужественность, верность в дружбе, последовательность в словах и поступках, решительность и отвага, самоотверженная готовность защитить слабого, деликатность, немногословие, строгая внешняя красота – являются воплощением традиционных ценностей русской культуры. Столь высокая их концентрация в одной личности, яркость проявлений, делают Александра Бардодыма носителем национального нравственного идеала. «Мы народ не бизнесменов, а поэтов. Саша ушел, как «невольник чести», как человек не только слова, но и поступка, то есть поэт. Поэт на то и поэт, что осуществляет народное представление о чести и достоинстве… Это был характер, в котором сочетаются черты казака из Запорожской Сечи (таков род Бардодымов) с чертами русского потомственного интеллигента», - подчеркивал его литературный учитель поэт Лев Озеров 12. Вместе с тем, особенность ситуации заключается в том, что обладающий этим комплексом нравственных качеств русский юноша одновременно выступил выразителем идеального стереотипа жизни и поведения мужчины-абхаза. Про таких редких людей абхазы говорят: «Апсуара илсны дыкоуп» - «он проникся духом Апсуара».
Не случайно стихи Александра Бардодыма «Дух нации», «Над грозным городом раскаты», «Кавказ седоглавый», написанные уже в ходе боевых действий, печатались в боевых листках, становились любимыми фронтовыми, а теперь уже и народными песнями. Классически русские по форме, они несомненно продолжают традицию абхазских народных эпических песен - не только по образному строю, но и по выполняемой ими социальной функции.
Такую же социальную функцию по сей день в Абхазии выполняет и сам образ поэта, где не только его жизнь, но и смерть стали частью фольклора. Характерен факт нежелания абхазов раскрывать трагическую нелепость подлинных обстоятельств гибели Александра: повинуясь закону жанра, молва единодушно приписывает герою гордую гибель в бою.
Слияние идеалов двух культур в столь высокой точке и сделало Александра Бардодыма человеком-символом. Учитывая его многолетнее стремление к постижению национальной культуры и духовности Абхазии, здесь не приходится говорить о случайности. Г.Г. Шпет отмечает, что человек способен «войти в состав и дух другого народа… путем долгого и упорного труда, пересоздания детерминирующего его духовного уклада» 13. Между тем, Александр Бардодым сумел стать идеальным абхазом, оставшись идеальным русским, что дает возможность говорить о подлинной биэтничности этой уникальной личности.
Таким образом, в ходе войны 1992-1993 годов, которая по праву получила название Отечественной войны народа Абхазии, наблюдался феномен, когда представители другого этноса фактически становились символами этнического самоутверждения абхазов. Пассионарность этих незаурядных личностей в сочетании с высоким уровнем пассионарного напряжения общества, стимулировала ход процесса этногенеза абхазов, став одним из факторов, способствующих переходу этноса к его высшей форме – нации.
Следует подчеркнуть, что абсолютное большинство опрошенных добровольцев отдавало себе отчет в общественной значимости собственного поступка. В свою очередь, абхазы также воспринимали добровольцев не как частных лиц, но как представителей своего народа. Согласно их суждениям, россияне-добровольцы в Абхазии отстаивали не только собственное человеческое достоинство, но и честь России. Самоотверженность волонтеров, как и деятельность всех россиян доброй воли, оказавших политическую, гуманитарную, информационную помощь Абхазии, обусловила и направленность послевоенного внешнеполитического курса Республики на сближение и союз с Российской Федерацией.
Впервые опубликовано в "Вестнике МГИМО" № 8, 2010 и на сайте http://www.vestnik.mgimo.ru/
Литература
1. «Российская газета». 19 февраля 2010 г.
2. Авидзба А.Ф. Грузино-абхазская война 1992-1993 гг. и некоторые вопросы личностной, этнической и культурной самоидентификации. (Проблемы идентичности и маргинализма) // Абхазоведение. Выпуск III. Сухум, 2004. с. 112.
3. Геноцид абхазов. М., 1997. с. 58-59.
4. Бройдо А.И. Дорога к храму под обстрелом / Предис. Р. Ф. Казаковой. М., 2007. с. 41
5. Эренбург И.Г. Собрание сочинений в девяти томах. Т. 9. М., 1967. с. 112.
6. Цит. по: Марыхуба И.Р. Война Грузии против Абхазии (1992-1993 гг.) / На абх. языке. Сухум, 2006. с. 203.
7. Цушба И.Ш. Добровольцы Отечественной войны народа Абхазии (август 1992 – сентябрь 1993 гг.). Сухум, 2000. с. 19-20.
8. Басариа В.К. Время тяжких испытаний. Сухум, 2006. с. 81.
9. Там же. с. 129.
10. Шария В.В. Предисловие составителя // Герои Абхазии: сборник очерков. Вып. I. Сухум, 1995. с. 4.
11. Ахуба Д.В. Люди и каратели. Статьи, репортажи, интервью. Гагра, 1993. с. 54.
12. Бардодым А.В. Прорваться за грань (стихи). – М., 1993. с. 6-7.
13. Шпет Г.Г. Введение в этническую психологию. СПб., 1996. с. 153.