Рассказ об отце.

О родословной первого профессионального художника абхазца Александра Константиновича Шервашидзе - Чачба, о его творчестве написано уже много. Но из-за того, что вокруг имени моего отца  складывается достаточно много легенд, я хочу коротко рассказать Вам, соотечественники, что я знаю о нём, что узнала из печальной и  неудачной поездки во Францию в 1968 году.

Отец мой с матерью  (Екатериной Васильевной Падалка) познакомились в Париже в 1904 году, где оба они совершенствовали своё образование: он у профессора Фернана  Кормона, она в Сорбонне. Там они и поженились. У них было трое детей. Старший Михаил умер в возрасте 2-х лет, второй сын Константин умер в 1943 году (плавал он в Черноморском пароходстве), 3-я я – Русудана.

После смерти старшего сына родители  в 1907 году уехали в Петербург. Хотя я была ещё и маленькой, но помню наши поездки в его мастерскую, где много было игрушек, которые он собирал, но трогать нам не разрешал. Он был внимателен к нам, постоянно рассказывал удивительно длинные, не кончавшиеся по несколько дней, сказки. Наказывал нас, рассаживая на стулья далеко друг от друга и не разрешая вставать.

К этому времени относится его знакомство с артисткой Н.М. Бутковской, которая стала впоследствии его второй женой.

Моя мать со мной и братом в 1916 году выехала в Феодосию для поддержания здоровья брата, будучи расположенного к туберкулёзу.

Отец с Бутковской Н.М. в  компании с Н.Н. Евреиновым уехали в Абхазию. Мы встречались с отцом , когда он приезжал в Феодосию и гостил в Коктебеле у своего друга М.А. Волошина.

В последний раз мы виделись с отцом в 1920 году. Разве думала я тогда, что больше никогда не увижу его. Мы с братом очень тосковали о нём.

В 1920 году отец по приглашению руководителя Русского балета С.П.Дягилева уезжает в Лондон, затем в Париж, а в 1939 году в Канны.

Некоторое время связь между нами существовала, он помогал нам в голодные двадцатые годы. Затем переписка оборвалась и только в 1958 году случайность помогла мне найти отца.

Искусствовед профессор О.Д. Пиралишвили,  разбирая фонды в музее искусств Грузии, натолкнулся на интересный женский портрет, под которым стояла подпись Шервашидзе 1899г. Он стал собирать сведения об этом художнике и в 1956 году опубликовал статью о нём  в журнале «Дроша», Этот журнал в 1958 году попал к отцу.

В статье было написано, что отец умер. Отец, тронутый вниманием к себе, ответил: «Исправляю небольшую неточность: я ещё жив, к моему удивлению, не болею и живу совершенно один… всё, что имею готов отдать для музеев в Тифлисе и Сухуми».

Вскоре в Тбилиси было получено более 500 работ его для музеев Тбилиси и Сухуми. Только через несколько месяцев радостная весть об отце дошла до меня через газету «Советская Абхазия» Между нами завязалась переписка.

В первом же письме он выразил желание вернуться на Родину. Он писал мне: «Я бы охотно приехал на Родину. Все мои симпатии  и желания благополучного продолжения жизни посылаю тебе, твоему семейству и всем жителям нашей великой Родины, достигшей теперь Величия и Славы…». Ему было уже 90 лет, жил он в полном одиночестве. Жёена его умерла в 1948 году.

Начались хлопоты с моей стороны, там за него хлопотать было некому. Из Канн ему пришлось переехать в Монте – Карло. Вдова художника С.А.Сорина, жена Михаила Джотовича Шервашидзе, устроила его в пансионат Монакской принцессы Грасс.

В 1964 году он перенёс сложную операцию.

Я всё ещё не теряла  надежды на возвращение его на Родину.

В мае 1968 года наш скульптор уважаемый Б.Г. Гогоберидзе выехал во Францию, побывал у отца и привёз мне вызов от Михаила Шервашидзе. В августе  я выехала в Париж, меня  встречал М.Шервашидзе, вернувшийся с похорон отца. Я опоздала на одну неделю. Он умер 17 августа 1968 года  и похоронен на русском кладбище «Кокад» в Ницце.

Не нужно говорить, что я пережила в чужой стране в эти дни. Как взволновало меня то, что я обнаружила в архиве моего отца. Не знаю, что больше меня взволновало детские  ли наши рисунки, каракули и локоны наших волос , или то множество его патриотических записей , говорящих о его не проходящей тоске по Родине, по своей любимой Стране Души. Я приводила часть этих записей в своей статье в журнале «Апсны Аказара», прекрасно переведённой Сарионом Таркил

        .Ещё меня поразила маленькая чёрненькая книжечка в которой на 140-й странице мелким, чётким, убористым почерком отца был помещён обширный библиографический материал , связанный с историей Абхазии, Грузии, Армении, собранный в Петербурге и в национальных библиотеках Европы.

Даже в последние годы его жизни старческой дрожащей рукой сделана запись: «Советские субтропики» - Сухуми 1931г.

Весь оставшийся у него  архив я привезла в Сухуми, только тело его осталось в чужой земле.

Когда вспоминают о близких, родных, ушедших от нас,  говорят: «Пусть земля ему будет пухом». Может быть и мягкая земля во Франции, но наша земля бережнее хранила бы его останки.

Сохранилась его запись: «Могу ли я просить  при случае, о перенесении тела в Абхазию?».

Вот что я хотела Вам рассказать, чтобы его соотечественники знали, как он любил свою Абхазию, как стремился вернуться на Родину.

Я работаю и сейчас в сухумской картинной галерее и счастлива, если могу принести какую-то пользу.

Я вижу работы нового поколения художников и думаю, как радовался бы отец их успеху. От всей души  желаю им всем большого, большого успеха.

Приношу большую благодарность всем,  уделившим внимание памяти моего отца: Шинкуба, Г. Дзидзария,  Ш. Инал-Ипа, Б. Аджинджал, С. Лакоба, В.Чирикба, Д. Чачхалия, Л. Малия, Б. Гогоберидзе, А Тария, В. Цукба, С. Габелия, Е.Еник, К.Цвижба, В. Хурхумал,С. Тарба,   Азе, Дорогим московским гостям    и многим, многим другим

Сухум. 1972.